Пред ветром все равны (гет)

Тир Кеорэн.

Ранняя весна.

659 год.

В Ястринэнн кроме аэсов — почти и не росло ничего, разве что на самых окраинах. В Тир Кеорэне величественные вэнтррон были стенами и сводами, последним пристанищем, заповедным храмом, укрывшим в себе все так нуждающиеся в защите земные чудеса: как растущие, так и бегающие, ползающие и летающие. Кроны исполинских деревьев терялись в вышине, но, тем не менее, пропускали свет, и в этом тоже было — волшебство. Не в тайных знаниях, за которые кто-то там скупал якобы души, о нет.

По стволам низких елей вились тоненькие стебли с мохнатыми фиолетовыми цветами — лхаэ, как в Яшмете, только дикий; рядом с тоненькими серебристыми березками росли бархатные неведомые деревца и раскидистые кусты инирки с резными листочками. Тёмные кедры, золотисто-зелёные лиственницы, почти исчезнувшие оэрун с тёмно-янтарными стволами и белесыми листьями, самые обычные липы, вязы, дубы, клёны и ясени — мирно соседствовали здесь. Если бы Ясс не увидела своими глазами — никогда не поверила бы.

Маленький, но очень шумный отряд всё глубже проникал в живую, дышащую умиротворением тишину. Где-то там, в глубине пролегали звериные тропы: олени, тигры и медведи находили в чащах Кеории спасение от страстных охотников-митлов. С головокружительной высоты доносились голоса, звонко перекликавшихся птиц.

А ведь представлялось всё — там, в серебристо-зелёных холмах Нэриаэренны, в сумрачном сне Ястринэнн грезилось — совсем, совсем не так. Ясс думала: она будет как Арамано.

Последний Ярренвейн вступал когда-то во владения предков — как в сказку, сам — будто сошедший со страниц старинной книги из библиотеки Эанэ. Сколько лет минуло, от самой рыжей каннки — мало что осталось, а забыть, как он появился на заснеженной поляне в безмолвии и сиянии пробившегося из-под снега звёздного цветка — элгиля, предвестника перемен.

… Внезапно появившийся белый долгогривый конь, серые, расшитые жемчугом и тёмным серебром одежды всадника, замершего в немом восхищении перед величием и тайной древнего леса. Бледное лицо его, казалось, светилось тогда от счастья обретения, причастности к чуду. Он остановил коня, откинул на спину свой широкий капюшон, и запутавшиеся в смоляных волосах снежинки сверкали в бледных лунных лучах, будто далёкие звёзды. Ясс, приникшую к неохватному стволу тысячелетнего аэса, он не заметил вовсе. Их встреча случилась потом, гораздо позже.

Впрочем, теперь это не имело ни малейшего значения.

Инкъо. Ингэлэ. Не повторится.

Ясс Эмметская под сень Тир Кеорэна, в обережный круг вэнтаррон вступала, едва переставляя ноги и волоча за собой такого же понурого Гнедка. Рука снова болела, отведавшая митляндской пощёчины скула ныла, от рыжей каннки за йаргэ разило потом, а окружали её такие же покрытые грязью, кровью и копотью оборванцы, явно не испытывавшие перед происходящим ни малейшего трепета. Хотя их как раз можно было понять: они здесь жили изо дня в день. За себя же рыжей было стыдно.

Вэнтаррон — самые любимые деревья менестрелей и сказителей — своей славы были достойны. Огромные, но в отличие от тех же аэсов, ровные, будто колонны, они и в самом деле будто подпирали небеса. Проникавший сквозь листву свет становился золотисто-зелёным, небывалым, оттого было чувство, что они шли не через лес, а сквозь анфиладу таинственных залов во дворце какого-нибудь древнего правителя-селебра. Шаги: и людские, и конские — утопали в мягком дёрне, а звонкий говор стремительно бегущей между узловатых корней речушки почти заглушал непристойные переругивания феарров сначала вгонявшие Ясс в краску, а теперь успевшие изрядно поднадоесть.

И всё же, всё же разочарование рыжая каннка тоже испытывала, просто не могла в этом признаться даже себе самой.

Они двигались вдоль речушки, узкой-узкой, но стремительной и, кажется, очень глубокой. Ясс, давно истосковавшаяся по озёрам Нэриаэаренны, готова была забыть о том, как мёрзла ночью, лишь бы только иметь возможность окунуться в эту прозрачную, кристально чистую воду. И пусть она ледяная — так лучше, так только лучше…

Рыжая каннка чувствовала себя грязной, маленькой и жалкой. Они шли уже несколько дней. Останавливались редко — Эрэйл явно спешил. А того недолгого времени, что Ясс провела среди феарров, ей хватило для понимания: своего вожака они слушаются даже не с первого слова. Хватает движения брови, чтобы все бросились исполнять. Это не мешало им зубоскалить и балагурить, они все были довольно молоды, но… Но Ясс не ошибалась. Это была стая, зубастая, отчаянная и сплочённая. И рыжая каннка испытывала тихую радость от того, что была для них добычей, а не противником.

Она послушно шагала рядом с Эрэйлом или Айнинбэлом, взявшимся её опекать. Она помогала ухаживать за лошадьми, на привалах собирала хворост для костра, сидела вместе со всеми, но стараясь держаться в тени. Спать Феархорн по-прежнему укладывал её рядом с собой, и она даже стала к этому привыкать. К теплу чужого плеча рядом, тихому дыханию, запаху табака… Кто бы ей сказал раньше, что такое может быть: она под одним плащом с палачом из Тиуйоннэ!

Её тайна очень скоро раскрылась: и в самом деле, что за глупостью было пытаться сойти за мальчишку среди стольких воинов. Чудно, что ей поверили хотя бы на какое-то время.

А ведь сначала она очень испугалась, когда поняла, что всё вот-вот выяснится.

* * *

В тот день они дошли до водопада.

— Что-то случилось? — шёпотом спросила она Айнина, увидев, что все остановились и явно собираются обустраивать лагерь на берегу. До этого они не задерживались нигде, пока не темнело настолько, что передвигаться можно было только наощупь. — Что там?

— Любимое место Эрэйла, — ответил феарр. — Купаться здесь будем.

Ясс возликовала — на мгновение, потом замерла испуганным зверьком. Ведь никто — никто кроме Эрэйла — кажется, пока не понял, что она не тот… не совсем тот, за кого себя выдаёт. Как они отнесутся к тому, что она им лгала? Всё это время — не поправляла, когда к ней обращались, будто к мальчишке; откликалась на насмешливое «рыжий»; говорила о себе так, чтобы ничто не указывало на женский род. Она всё это умела легко. Впервые попробовала во время дороги из Яшмета в Антйоррэ, а потом, толкаясь меж городских бедняков — привыкла. Мальчишке многое было проще в этом мире, странно было бы не воспользоваться такой возможностью. Тем более, что роскошную, подметавшую землю косу, единственное, что в Ясс было красивого, отрезали давно.

— На, подержи-ка, — она сунула Айнинбэлу в ладонь поводья Гнедка и бросилась догонять Феархорна.

Тот стоял на плоском камне у самой воды, у большой каменной чаши, в которую речушка обрушивалась с почти отвесной скалы. Смотрел на падающую воду, чуть запрокинув лицо. Непонятно что думал.

Ясс замерла, помимо воли внимательно его рассматривая.

Кем он был, Эрэйл? О нём ходило столько слухов, один страшнее и нелепей другого, но возник он — будто из под земли вырос. Ничей сын, ничей брат, ничей друг — сразу сколотил банду и взялся за митляндские селения у границ. «Псы», раньше обитавшие там с семьями, спешно вывозили родных — феарры не щадили никого. Даже не разбирались. В Антйоррэ думали — воин, какой-нибудь уцелевший потомок недобитой аэнийской знати мстит за былое. Но нет — Эрэйл был явным горцем: этот профиль, разлёт бровей, россыпь золотистых веснушек на бледной коже, волосы цвета тёмного янтаря или гречишного мёда — истинный кеор, как с лубочной картинки. А кеорам, хоть они по традиции империю не терпели, было не за что так остервенело мстить — до Горрэнайны, надежно скрытой и вэнтаррон, и тенью Фэс Гараха, у Великой Митл-анд’ийи руки были коротковаты дотянуться.

— Эрэйл, — окликнула она, — что мне делать?

Он повернулся, окинул её снисходительным каким-то взглядом. Потом высказал своё… хм… предложение. Тихо так, но витиевато.

Ясс залилась краской от макушки до пят. Нет, не может быть! Не может быть, чтобы он такое — серьёзно!

Он насмешливо поднял бровь, явно наслаждаясь её смущением и её обидой тоже.

— Не дрейфь, Ясинья, — шепнул. — Для меня ты слишком костлявая, а эти ослы, — он кивнул в сторону товарищей, — сейчас так обалдеют, что до самого Андино будут бояться в твою сторону дыхнуть.

Наверное, будь на яскином месте Келли, она бы всё таки не решилась или хотя бы потребовала у нагло, оценивающе глядящего Феархорна отвернуться, отойти в сторону. Хотя, будь вместо неё Келли, он бы сам, как он выразился — дышать в её сторону боялся.

Яска не стала ждать повторного предложения. Сбросила одежду и прыгнула в ледяную купель, сразу же нырнув с головой. Проплыла до водопада, встала на каменную ступеньку, с наслаждением подставила спину и плечи бьющим сверху струям. Яла Воздательница, как давно! Как давно она этого не делала, совсем себя забыла в каменных оковах Лилового Города…

Лаэ — живая, чистая вода. Часть Великого Творения. Сила жизни и любви.

И рыжей каннке не было никакого дела до того, кто и зачем на неё смотрел, что думал и говорил. Ясс растворялась, таяла в звёздном, лучистом сиянии брызг, сама становясь чистой, прозрачной и льдисто-звонкой…

Она выходила обратно — к людям, уже ничего не боясь, расправив плечи, медленно, спокойно, будто из любимого в детстве озера Лэхэнни. Эрэйл, успевший развести костерок и гревший у него руки, одарил ёё всё таким же дерзким прищуром, но сейчас ей это было безразлично. Остальные держались сильно поодаль и, хоть и косились, присоединяться даже не пробовали. Ясс села на корточки, протянула ладони к огню.

— Ты там мылась или молилась? — поинтересовался Феархорн.

Ясс недоумённо на него воззрилась. Они что здесь, на Востоке, совсем всё позабыли? Это ещё под дланью Империи простительно, но не в Тир Кеорэне же! Вода — дар Ялы, кровь мира, без которого всё на земле просто перестанет существовать. Это не значит, конечно, что каждой луже нужно всякий раз кланяться, но иногда ведь это просто чувствуешь — вот это чудо единения, касание древнего волшебства. Неужели у самого Эрэйла так не бывает?

Она спросила об этом прямо.

Вождь феарров посмотрел на неё — обжигая взглядом. Но сказал явно не то, что подумал, что хотел в первый миг.

— Ты многовато знаешь. Для андоррской нэгли.

Последнее слово она не поняла, но и так было ясно — что-то обидное. После добрых прикосновений Ялы, после того, как она так беспечно открылась — Эрэйл, кажется, хотел опять унизить её, обмарать в чём-то.

— А я родилась не в Антйоррэ, — ответила, не отводя глаз. Пусть. Пусть у него там — пожарище в душе, сквозь черноту взгляда прорывающееся, пусть! Тоже мне — напугал.

— Вот как? — равнодушно бросил феарр, поднялся и стал раздеваться.

— Не лез бы ты туда, — серьёзно сказала Яска. — С твоей-то рукою.

— Твоё какое до этого дело? — скривился он.

Действительно — никакого. Они уже в Тир Кеорэне, ей здесь ничего не угрожает, так что, если ей захочется, она вообще уйдет. И будет добираться до Ингилора самостоятельно, как и собиралась изначально. Без таких вот защитников. Была бы в них, можно подумать, нужда…

Рыжая каннка достала из сумочки бальзам, тот самый — волшебный, который она делала по рецепту из Бресовых записей. Собственную царапину обработала быстро, заодно смазав синяки и ушибы. Если не наставит новых, к завтрашнему утру будет здорова и невредима. Оделась, подогрела на огне лепёшки, хранимые, кажется, от самого Тэйерли.

И всё-таки спустилась обратно к купальне и помогла этому драконову упрямцу выбраться на высокий берег. Потому что с одной рукой это, и правда, было бы слишком тяжело.

А потом она, переждав его сражение со штанами, таки решилась поднять глаза и сказать:

— Давай я посмотрю руку. Я умею.

— Вот уж не было печали… Обойдусь как-нибудь.

Ясс понимала, что её предложение выглядит нелепо, смешно, но — отступаться не стала.

— А ты представь, что я — ведьма. И сейчас могу исцелить тебя вдвое быстрей, чем оно у тебя там срастаться будет. Да, я скорее всего сделаю тебе больно, но тебя же таким не напугать?

Эрэйл посмотрел на неё с интересом. Здоровой рукой потеребил серебряный клык-медальон на шее.

— Меня пугают горе-лекарки с драными шкурками.

Ясс пожала плечами. Она и в самом деле могла бы помочь, но напрашиваться не стала. Она слишком хорошо помнила свой первый опыт целительства — когда её саму потом можно было выносить.

Эрэйл сделал длинный шаг в её сторону.

— Ведьма, говоришь? — поддел он её за острый подбородок двумя пальцами. — Вдвое быстрей, говоришь?

— Может, и втрое, — неуверенно сказала она. — Посмотреть нужно.

Вождь феарров колебался недолго. В его жизни возможность скорее пользоваться рукой значила слишком много.

Ясс размотала грязные повязки, зашипела себе под нос. Умела б ругаться, как сам Эрэйл, верно, сейчас ругалась бы!

— Кто это натворил? — спросила яростно. — Какой безрукий?

— У нас нет целителя в отряде, — холодно ответил Феархорн.

— Дураки. Я-то думала, вы — воины, тиуйоннские головорезы, а вы… кретины драконовы.

Эрэйл больше не отвечал — дальнейшее действо было достаточно болезненным, чтобы отвечать на такие нападки. Она и сама больше не ругалась, шептала наговор, выплетала заклятый рисунок на изувеченном теле. Не так уж много она умела на самом деле, но здесь как раз — помочь могла. Так что, кому из них больше повезло с этой встречей в туманах приграничья — это ещё вопрос.

Феархорн ей не мешал. Не шевелился, не издавал ни звука, даже не смотрел под руку. Если бы все, кого ей доводилось лечить, вели себя вот так, она бы точно пошла к Мэору в ученицы, сделалась знахаркой. Но пока Эрэйл попался ей всего один. Может быть, оно и к лучшему было…

— Всё, — выдохнула она наконец. Хоть вода поделилась с ней своей силой, Ясс чувствовала себя вымотанной. Без купания, наверное, вовсе не решилась бы на такое после дороги и всех приключений. Эрэйл, бледный, покрывшийся испариной, кивнул.

— Смотри, ведьма, если наврала — я найду тебя и убью, — сказал.

Она пожала плечами и помогла ему накинуть рубаху. Потом выбрала удобное место на мягкой траве, расстелила уже привычный эрэйлов плащ.

— Ложись теперь, — нашла в себе силы улыбнуться. — Проснёшься, будет значительно легче, вот увидишь.

Он хмыкнул, но и вправду — все они устали за эти дни. Так что спорить было ни к чему.

Ясс вернулась к костру, собрала разогретые лепёшки. Есть теперь не хотелось даже ей, а уж Эрэйлу — тем более.

Так что она отнесла эту нехитрую снедь к ближайшему костру.

— Айнин? — окликнула своего пленителя-спасителя. — Возьми вот. Свежими они были, конечно, вкуснее, но и сейчас вполне ничего.

Огромный феарр с любопытством смотрел на неё. И не только он один.

— Так как же тебя всё-таки зовут? — спросил хмуро.

— Действительно Ясс, — ответила она. — В детстве ещё звали Яской, Ясняной, Ясенькой, но… Мне кажется, это всё было не про меня, а про кого-то совсем другого. Совсем.

Айнинбэл привстал, взял угощение.

— Спасибо, Ясс, — поблагодарил от души и, уже улыбаясь, добавил: — Рыжая.

Она кивнула ему, окинула взглядом остальных и повернулась, чтобы уходить. Тело и душа в кои-то веки объединились и хотели, требовали одного: спать, спать, только спать. Пусть под боком у тиуйоннского бандита, только прямо сейчас, и чтобы никто, никто не беспокоил…

— А Эрэйл как всегда — ничего не проглядит, — донеслось ей вслед. — Своего не упустит.

Она обернулась. Говорил тот самый чернокудрый красавчик, что стоял рядом с Феархорном, когда Ясс его увидела впервые. Что он имел в виду, она не очень поняла, поэтому — пожала плечами и пошла прочь.

Эрэйл уже крепко спал. Ясс устроилась рядом, укрыла его и себя своим плащом, даже прижалась к тёплой спине. Не так уж страшно было, если честно. И все рассказы о феарровских зверствах казались выдумками ошалевших от скуки горожан. Потому что кровавые разбойники вели себя пока чинно и благородно, как не всегда умели добропорядочные антйоррцы.

Вслушиваясь в дыхание Эрэйла, в мерный шум воды и таинственные шорохи древнего леса, Ясс заснула почти сразу. И здесь — под сенью Тир Кеорэна — к ней пришли её сны. те самые, о которых она мечтала весь этот долгий год в Лиловом Городе, с тех пор, как покинула Нэриаэаренну.

Там, где она была не она.

* * *

— Что мне делать с этим безумным даром? — слова звучали пустотой вокруг и в сердце.

— Он твой, Скйэррэйн, — покачал головой Гэрран. — Как я могу решить за тебя?

— Это не дар, в том смысле, в котором мы обычно понимаем это слово, — она слабо улыбнулась. — Это… это — я не знаю: он не может играть, ему было невыносимо её видеть и нельзя выбросить, а тут случайная встреча, и я сама спросила его про лютню…

— Скйэррэйн, послушай, — видно было, как трудно давались ему эти уговоры, — так не может быть, вы не случайно вдруг встретились на пустынном берегу. Ты была нужна ему, а он тебе, потому что… Вас двое осталось, помнящих всё, и, уходя, он оставил тебе своё сердце. Суть той жизни, от которой пришлось отказаться. Уж, наверное, не просто так. Он никогда не был безумцем. Он хотел, чтобы ты жила. Чтобы несла другим предупреждение от ошибки, подобной той, что была совершена им. Поверь мне, я знал его не хуже тебя, пусть и не так долго.

— Он сложил песню об Итверне. Ты слышал об этом когда-нибудь?

— Нет, — он опустил глаза.

— Он помнит о тебе, — она коснулась рукой груди, там, где раньше всегда был медальон. Потом, вдруг вспомнив, сняла с себя серебряные браслеты, кольца, протянула через стол, над лежавшей на нём лютней в винно-красном чехле. — Возьми. Нет, не отказывай мне, прошу тебя. Это не просто побрякушки, каждая вещь — осколок памяти. Мне это больше не нужно. Лишние воспоминания — бремя в пути, а тебе — обязательно пригодится, я знаю… Была ещё одна вещь, но она осталась там, — она неопределённо взмахнула рукой, тронула стриженный затылок. — И ещё вот эту застёжку для плаща я оставлю себе. Шиповник. Пусть будет, пусть…

Гэрран долго смотрел ей в глаза, потом на драгоценности в её руках: все — работы йэрдннэ, их работы. Он улыбнулся и взял.

— Спой мне, — попросил почти беззвучно. — Ту песню… Ты запомнила её, ведь правда?

Она развязала тесёмки на чехле, обнажила чёрное дерево, серебристые струны, алый цветок на медном стебле, обвивший корпус лютни; украшавшие чехол колокольцы зазвенели протяжно — жалобный стон, словно упрёк.

— Играй, Илрээнэ, — кивнула.

Его пальцы пробежались по струнам с благоговейным трепетом, почтением и — отчаянием. Она знала, что это было, но не стала думать, вся ушла в память о чародейском голосе, которому — единственному! — удалось заставить её плакать тогда, на берегу. Она вела голосом мелодию и даже не заметила, как подхватил её Гэрран, унеслась на залитый кровью берег Восточного Моря, и — слова вспоминались легко: вместе с голосом Рримэ, серыми как дикий камень глазами Мэйинвэ, точёным профилем Мэнйэ, огненным взглядом Нэррэ, улыбкой Тэрри, заливистым смехом Йассинвэ, красноречивым молчанием Тэйэнсэ, рукой Дэлькейрэ, протянутой сквозь бездну растерянно-ожесточённых взглядов, и почти забытым, светлым лицом Майэрнайрэ Ламаирэ — там в только-только завершённом Анэнэлдо, множество жизней назад…

— Скйэррэйн, ты должна взять лютню, — она не сразу осознала, что песня окончен, не сразу отделила слова от памяти, и голос Илрээнэ Гэррана вывел её из забытья, будто маяк во тьме. — Ты просто должна! Ты ведь наизусть знаешь все его песни, возможно, только ты одна теперь…

— Илрээнэ, — она растерянно улыбнулась. — Я не умею играть. Возьми ты. В память о том, как всё могло бы быть, если…

— Нет, — Гэрран решительно протянул ей инструмент. — она твоя. Я не сумею сохранить её, я прежде всего воин, хоть меньше всех на земле хочу этого, пожалуй. Ты — моя память о нём. Я буду сам учить тебя…

— Прошу тебя, Илрээнэ, — она побледнела.

— Нет.

Свет из широкого окна гулял по тёмным потолочным балкам, падал на лицо Гэррана, озаряя знакомые до жестокой муки черты. Она, как всегда, посмотрела на него чуть внимательнее, чем ей самой хотелось, привычно гадая: Аннэин? — пепельные волосы, светлое лицо, скрытое пламя жемчужно-серых глаз: Айардэнэ? Тилбариан? Айтинэ?.. да что же это: она знала его ребёнком, а теперь спрашивает у него совета и опускает взгляд.

Она тряхнула головой. А ведь он должен бы ненавидеть её, наверное.

— Я знаю, — сказал он. — Ты сейчас уйдёшь. Но я был бы рад, если бы ты когда-нибудь вернулась, Йэррин.

* * *

Ясс очнулась, на миг открыла глаза — над ней парил в недосягаемой вышине зелёный купол Тир Кеорэна, вернувший ей её саму.

Она не знала, никогда не могла понять, что было для неё в этих снах о чужой, давно исполнившейся судьбе, но без них чувствовала себя лишь на половину существующей. Она тосковала по ним весь тот год в Антйоррэ, а теперь — снова была живой.

Она улыбнулась благодарно, уткнулась лбом Феархорну в плечо и снова заснула.