Милосердие монстров (джен)

Окраины Милуоки им категорически не понравились. Сплошные трущобы и свалки, полынь и чертополох, полуразрушенные дома, остовы машин, ржавеющие в придорожном бурьяне, и обелиски небоскрёбов, белеющие в дымчатой перспективе.

Возможно, просто стоило въехать в город с другой, более презентабельной стороны. Но Дин давно привык выбирать не ту сторону.

Пока Сэм приводил себя в порядок в туалете на заправке, он сидел в машине и смотрел на очередной унылый пустырь, заваленный обломками бетонных конструкций и ощеренный арматурой. Здесь, видимо, недавно что-то снесли, а мусор так и не вывезли, и теперь по руинам, не обращая внимания на накрапывающий дождь, с визгом и гиканьем носились чумазые дети, вооружённые бластерами, — играли то ли в колонизацию Марса, то ли в полевую версию "Фоллаута". Неподалёку стоял ободранный трейлер, давно одомашненный и неподвижный, вросший в землю. В кресле под навесом похрапывало бесчувственное тело, равно безразличное и к детским визгам, и к капающей с навеса мороси.

Дин поймал себя на том, что сейчас тоже не прочь нажраться до бесчувствия. Чтобы серый мокрый мир кружился вокруг, чтобы можно было распластаться на скрипучем виниле Импалиного сидения и ни о чём не думать. А Сэм пусть сидит где-нибудь рядом и нудит своим фирменным нравоучительным тоном — опять, мол, насвинячился, нашёл время, у нас же дело, у нас же папа, у нас то да сё, зануда, как будто сам не нажирался никогда... Да, пожалуй, было бы идеально.

"Когда всё закончится, надо будет устроить оргию с текилой и сеньоритами", — решил Дин, хотя понятия не имел, что именно должно закончиться и каким образом, и закончится ли вообще, и не станет ли потом ещё хуже, чем сейчас. Он устал об этом думать.

Тем временем дети бросили игру и принялись тормошить тело под навесом, чего-то шумно требуя, а один парнишка взобрался на обломок бетонной балки, прицелился в Дина через игрушечный оптический прицел и, сложив губы в беззвучное "бах!", дёрнулся, изображая отдачу. Довольно убедительно — Дин даже лениво поаплодировал. А потом показал пацану средний палец. Тот, нисколько не оскорбившись, ответил тем же. Дин сделал страшные глаза. Пацан расхохотался и выдал целую автоматную очередь, больше похожую на эпилептический припадок. Дин зажмурился и откинул голову — мол, всё, я убит.

— Очаровательная пантомима, — произнёс Сэм тем самым занудливым тоном. Дин открыл глаза и выпрямился. Умытый и причёсанный младший стоял возле Импалы, согнувшись в три погибели, и заглядывал в окно со своей стороны. Выражение лица имел кислое. — Детский сад... — добавил он с отвращением, потом сложился ещё в три погибели, нырнул в машину, привычно стукнувшись коленями о бардачок, и протянул Дину бумажный пакет, от которого исходил умопомрачительный аромат пережаренной картошки, копчёного мяса и лука. — Вот. Ты, наверное, голодный.

Дин сунул нос в пакет и удовлетворённо мурлыкнул.

— Ещё бы! Обливаюсь слезами благодарности. А ты?

— Ты же знаешь — я всегда голодный.

— И пафосный.

— Мне можно. Заткнись и лопай свой холестерин.

— Сучка.

— Придурок. И будущая жертва коронарного атеросклероза.

— Ты, когда в колледж поступал, факультетом не ошибся? — подозрительно осведомился Дин и, не получив ответа, устремился к заветному холестерину.

Сэм страдальчески вздохнул.

— Я купил ещё кое-что.

— М?

— Местную газету. И, кажется, понял, на кого отец охотился.

— М! М?

— Смотри.

Причудливо изогнувшись, Сэм вытащил из заднего кармана сложенную газету, повозился минуты две, разворачивая и снова складывая — Дин успел расправиться с картошкой и взялся за хот-дог, — и сунул ему страницу с нужной статьёй.

"Убийство активистки местной церкви: трагическая случайность или сатанинский культ?" — риторически вопрошал заголовок. С зернистого снимка смотрела благообразная пожилая леди. Миссис Н. служила регентшей церковного хора, вела уроки в воскресной школе и вообще вкалывала во славу божию, не щадя живота, до тех пор, пока прекрасной майской ночью её соседка не услышала крики и не вызвала копов, которые, прибыв, обнаружили старушку в подвале, пришпиленную к полу осиновым колом. Стены подвала были покрыты оккультными символами, кругом валялись птичьи кости и огарки свечей, по углам белела соль, а в воздухе пахло ладаном. Автор статьи осмеливался предположить, что убийство могло быть связано с недавними исчезновениями детей, поскольку милейшая миссис участвовала в организации поисков. Но, возможно, это просто сатанисты, увечившие скот на окрестных фермах, решили перейти к человеческим жертвам. В любом случае, мы будем вечно помнить миссис Н., её заботу о ближних, любовь к детям и пряники на Рождество...

— И? — поинтересовался Дин, бегло пробежав глазами текст. — Кто завалил старушенцию?

— Папа, — послушно ответил Сэм.

Едва не подавившись, Дин замер, снова покосился на фото, проглотил недожёванный кусок хот-дога и нахмурился.

— Почему вдруг папа?

— А ты на фотку глянь. У бабки на шее ведьмовской амулет. Для непосвящённых выглядит как вычурный старинный крест, но если присмотреться... Подозреваю, что это она сначала кромсала несчастных коров, а потом переключилась на детишек — и вот тут-то папа её и прищучил. А дальше — ночь, подвал, допрос с пристрастием по-винчестерски и осиновый кол на закуску.

— Гм... Не лишено смысла. Одно плохо — если отец прибил ведьму, то наверняка уже смылся из города на всех парах. Мы даже могли встретиться где-то по дороге и разминуться. Чёрт...

Сэм пожал плечами. Он не выглядел сильно расстроенным.

— На самом деле, мог и не смыться. Ведьма была не одна. — Он снова зашуршал газетой. На последней странице обнаружилась заметка "срочно в номер", обведённая жирной, похожей на траурную, рамкой. И очередной чёрно-белый снимок. — Ночью ещё один ребёнок пропал. А наша мадам к тому времени уже прохлаждалась в морге.

Дин скомкал пустой пакет, баскетбольным броском швырнул его в урну прямо через окно и посмотрел на часы.

— Тогда задержимся. Половина второго, солнце ещё высоко. Ты поезжай к той соседке, выясни, с кем бабуля дружила по части чёрной магии, а я порыскаю по местным клоповникам. И смотри не покусай никого... Эй, чувак, ну не обижайся, я же пошутил...

* * *

Бдительная ведьмина соседка оказалась особой сравнительно молодой, лет сорока, на удивление неразговорчивой ("Понятия не имею, с кем эта карга общалась. Я ей сторож, что ли?") и по винчестерским меркам не совсем благонадёжной — на жизнь она зарабатывала гаданием по руке.

— Серьёзно? — изумился Сэм, оглядывая типичную стародевичью гостиную с фарфоровыми вазочками. Никаких хрустальных шаров, загадочных благовоний и чёрных кошек. Провинциальный уют и благолепие. — Простите, но вы похожи скорее на библиотекаршу, чем на гадалку.

Женщина поправила очки в тяжёлой оправе и оскорблённо шмыгнула носом.

— Предпочитаю термин "хиромант", — отрезала она ледяным тоном — и этим ещё больше напомнила ему кого-то из ботанской юности ("Молодой человек, вы до сих пор не вернули "Bestiarium romanum", а на него запись. И страницы загибаете..."). — Так какие ещё ко мне вопросы от прессы?

С журналистской легендой Сэм явно промахнулся — его долго не хотели даже на порог пускать и отвечали неохотно. С федераловской ксивой дело пошло бы веселее.

— Вообще-то, учитывая антураж места преступления, вы первая подозреваемая, — доверительно сообщил он.

— Да, мне уже говорили. Но с какой стати? Я же просто по руке гадаю...

Сэм прищурился. В этой уютной гостиной у него слегка кружилась голова и раздражал настойчивый, далёкий, ритмичный стук — словно в соседней комнате кто-то упражнялся в игре на барабане, завёрнутом в толстый войлок. Он никак не мог понять, откуда идёт этот звук, а спросить у хозяйки было неудобно — она, вроде бы, ничего не слышала. Поэтому, чтобы отвлечься, он спросил другое:

— А мне погадаете?

Гадалка заколебалась, ожидая подвоха, но Сэм понял, что ей самой любопытно, почему от этого милого юноши хочется держаться подальше.

— Ладно. Но деньги вперёд.

Купюры она взяла с такой опаской, будто они были покрыты спорами сибирской язвы, а широкую Сэмову ладонь — так, будто она была заминирована, и долго морщила над ней лоб.

Сэм напряжённо прислушивался: всё-таки в доме не было ни души, кроме них двоих. Показалось?

— Занятная у вас линия жизни, молодой человек. Прерывается, да ещё и не один раз. Впервые такое вижу... Вероятно, вы очень больны и скоро умрёте. — Женщина посмотрела на Сэма поверх очков. Он уловил во взгляде нечто вроде снисходительной жалости, и это слегка взбесило его, хотя он не подал виду. — Но, если верить линии, восстанете из мёртвых. Раньше такой фокус удавался только одному человеку, две тысячи лет назад где-то на Ближнем Востоке, а вы совсем на него не похожи. Не знаю, что и думать по этому поводу...

— А вы профессионал! — сказал Сэм, нехорошо улыбаясь. Теперь, когда она стояла так близко, он вдруг понял, что это за странный звук и как сделать так, чтобы его не стало. — На человека я и правда не похож.

Гадалка выпустила его ладонь и отшатнулась, словно обнаружив, что держит в руках ядовитого паука.

— Шутки у вас... Знаете, вам лучше уйти.

Сэм понял, что где-то в ходе беседы подрастерял своё обаяние — с такой отчаянной злостью она смотрела на него, — но реабилитироваться было уже поздно. Да и надобность в этом отпала. Он достиг той степени мучительного голода, когда становится наплевать на светские манеры, и этот проклятый звук, с которым билось её сердце, становился всё громче и безумнее.

— Убирайтесь, — повторила гадалка дрогнувшим голосом и даже указала на дверь для вящей внушительности.

— В чём дело? Я вас пугаю? — невинно осведомился Сэм, не двигаясь с места.

Он раздвоился. Он спрашивал себя, что происходит и не пора ли это прекратить, вежливо распрощаться, пока все живы, и какого чёрта это происходит с ним, когда на улице белый день и он даже не в звериной шкуре, неужели всё-таки зверь внутри сильнее человека, неужели теперь так будет всегда, и всё-таки стоило покончить с этим сразу, месяц назад, но тогда он был слаб, да и сейчас слаб, потому что иначе его не останавливала бы эта беспомощная мысль — а как же Дин?...

Слабак.

Сопля.

Мелкий трусливый зверёныш.

Иди и убей себя...

Другая, бессловесная, полная жизни и ярости часть его вопила от восторга, предвкушая тепло чужой крови.

И тут, заглушив панический стук сердца, зазвонил мобильник.

— Ты всё ещё там? — спросил Дин. — Как успехи?

Вдох, выдох.

— Никак. Забери меня отсюда.

Сэм увидел, что гадалка, не спуская с него глаз, тянет из буфета ящик со столовым серебром, и предупреждающе поднял руки.

— Не надо, мэм. Я ухожу. Извините. Всё, я ухожу...

* * *

В этом городе оказалось чертовски много мотелей, гостиниц, пансионов и прочих пристанищ для странников, и к вечеру у Дина шла кругом голова от бесконечных повторений одного и того же сценария — "Здравствуйте, я разыскиваю вот этого человека (тут демонстрируется старая расплывчатая фотка, на которой отец ещё улыбчив и уютно бородат), он у вас не останавливался? А можно ваши записи посмотреть? Не волнуйтесь, я полицейский, вот мой жетон... Извините за беспокойство, до свидания..." И обязательно надо улыбаться, особенно если на ресепшене девчонка, но всё равно на парня со свежим шрамом на лбу смотрят как на психа. И толку — ноль.

Он подобрал Сэма на тихой улочке и развернулся обратно, к трущобным окраинам. Сэм помалкивал и зябко кутался в ветровку. У него тоже не было ни одной хорошей новости.

— Я нашёл нам дом на ночь, — сказал Дин, чтобы хоть что-нибудь сказать. — Перекантуемся, а завтра продолжим. В "Жёлтых страницах" осталось ещё четыре отеля, которые я не проверил.

— "Перекантуемся" — это такой эвфемизм для "посадим тебя на цепь и подождём, пока ты не превратишься в монстра и обратно"?

— Не начинай опять, ладно?

— Да ничего я не начинаю, — пожал плечами Сэм. — Знаешь, я чуть на неё не напал, на свидетельницу. Ты вовремя позвонил...

— Что? — Дин покосился в его сторону. Стоило бы испугаться, но ему уже не хватало сил для эмоций.

— Ну да. Сначала всё нормально было, разговаривали... А потом я услышал её сердце, и меня накрыло. Как с катушек слетел. Даже обрадовался — как удачно, что дома нет никого, никто меня не остановит. А потом собирался выйти на улицу. Пригород, спальный район, уйма беззащитных старушек и домохозяек с детьми. Для оборотня — всё равно что кондитерская... И ты всё ещё собираешься меня лечить?

С минуту Дин молчал, глядя на дорогу. И когда Сэм уже решил, что разговор окончен, он сказал совсем другим, изменившимся тоном:

— Потерпи немного, Сэмми. Полнолуние на исходе.

* * *

Дом был давно заброшенный, заплесневелый, с просевшей крышей. На полу кое-где темнели лужи от недавнего дождя, а сам пол оброс толстым слоем пушистой пыли. По углам громоздились обломки и осколки, забытый хлам, рухлядь, рвань и дрянь, воняющая крысиным помётом и старыми тряпками. В гостиной, возле замусоренного камина, на кирпичах, подложенных вместо ножек, стоял трухлявый диван. В кухне сохранился колченогий табурет с расстеленной на нём газетой, а на газете — бутылка из-под дешёвого портвейна, наполовину наполненная жёлтыми окурками. Больше никакой мебели в доме не было.

— А получше ничего не нашлось? — скривился Сэм, шаря лучом фонарика по седым паутинным клочьям на каминной полке.

— Ну извини, принцесса, не "Хилтон", — огрызнулся Дин и, брезгливо наморщив нос, сбросил с дивана подушки. Поднялась и осела пыль. Дин разразился приступом кашля.

Сэм почувствовал мимолётный укол совести — из-за него старшему тоже приходится ночевать в этой гнилой лачуге, — но тут же сам на себя разозлился за эту жалостливую мысль. Дин сам виноват. Давно бы отпустил братца или пристрелил, как ему предлагали, и теперь дрых бы спокойно в тепле, в чистой мотельной постели. Но нет, жалеет. Гуманист хренов... Впрочем, даже если бы пристрелил, всё равно бы не дрых. Поступать правильно и спать спокойно — совершенно не в духе Дина Винчестера.

Тем временем Дин поставил на пол переносную лампу, неприязненно огляделся и признался:

— Честно говоря, с дороги и при свете дня оно поприличнее выглядело. Зато от города далеко.

— У нас и похуже бывало.

— Хуже этого — вряд ли. Ну ничего, это только на одну ночь...

Снаружи стемнело, но сквозь заколоченные окна в комнату проникал синеватый свет от фонарей, освещавших шоссе — дом стоял всего в сотне метров от дороги, среди зарослей чертополоха. Припаркованная на обочине Импала казалась глыбой мрака. По другую сторону дороги простиралось поле, за ним мерцали огни заправки, дальше виднелись пустырь и скопище жилых трейлеров, ещё дальше — опять пустыри, и совсем уж на горизонте — тусклое зарево Милуоки.

Фары проехавшей мимо машины мазнули по стене полосами света, на мгновение ослепили сидящего на диване Сэма и пропали. Он недовольно поморщился, заморгал и спросил, вдруг вспомнив:

— Тебе сегодня не показалось, что за нами кто-то следит?

— Кто?

— Не знаю. Какая-то сельская колымага не первой свежести.

— Чувак, мы в Висконсине, "американской молочнице". Тут все колымаги — сельские, и каждая вторая — не первой свежести. Забей.

— Я видел этот пикап утром на заправке, а потом в городе. И сейчас он мимо проехал...

— Эти деревенские тачки все на одно лицо.

— Дин, а может, это папа?

— Откуда ему знать, что мы здесь? И зачем выслеживать? Подошёл бы в открытую, поздоровался...

— Ага, конечно, размечтался. Мы полгода за ним бегаем — и до сих пор ни слуху ни духу, а тут возьмёт и подойдёт... Может, он про меня узнал? Может, кто-нибудь из тех, кому ты звонил, проболтался?

— Сэм, никто про тебя не знает. Я никому не говорил. Я же не дурак.

Сэм сделал сложное движение бровями, которое при желании можно было истолковать и как согласие, и как сомнение, но Дин его не увидел — он застёгивал цепь на лодыжке брата. Другой конец цепи крепился к каминной решётке в двух шагах от дивана.

— Ты что, кодовый замок купил? — заинтересовался Сэм. — Как для велосипеда?

— Отвернись, я сейчас код выставлять буду.

— Можно подумать, я его не угадаю. Пароль твоего аккаунта на сайте "Больших азиатских сисек" — "Импала1967". А пароль на телефоне — "пароль".

— Тоже мне хакер... Ну, всё. Пройдись-ка.

Сэм прошёлся. Цепь зловеще побрякивала и оставляла змеиные следы в пыли. Длины её хватило до кухонной двери.

— Чудненько, — сказал Дин, зевнул и потёр глаза. Потом перетащил в кухню диванные подушки, соорудил себе у стены нечто вроде кресла и уселся, завернувшись в спальник.

Сэм вопросительно смотрел на него.

— Дин.

— А?

— Ты что, меня боишься?

— После того, как ты сказал, что чуть не ухлопал незнакомую тётку, даже не превращаясь? Ещё бы не бояться! Вдруг проснусь утром — а у меня внутренностей не хватает? Что я папе скажу?

— Хватит ухмыляться... И опять будешь сторожить?

— Ну да.

— Идиот. Не выдержишь. У тебя же глаза слипаются.

— Идиот или нет, а ты пока никого не убил. Ты всё ещё мой маленький вредный зануда Сэмми.

— Думаешь, это твоя заслуга?

— Я делаю, что могу.

Сэм неопределённо дёрнул плечом и убрёл обратно на диван.

Некоторое время Дин сидел и слушал, как он вздыхает, укладываясь, как скрипят под ним ржавые пружины. Глаза действительно слипались — день выдался не из лёгких, да и прошлая ночь тоже... Вскоре скрип умолк, и Сэм тихо, сонно пробормотал:

— Спасибо.