Грязнокровки (джен)

Вопросы рабства в волшебном мире тактично огибались за тридцать три мили, да еще и через болота. Том долгое время перерывал Хогвартскую библиотеку, силясь найти хотя бы слово о домовиках и о том, почему с ними обращаются как с рабами, но находил лишь чушь про места силы и заимствование магии.

Это был бред, Том сам понимал это, не мог даже особо объяснить чем-нибудь кроме того, что он ни разу не видел, как домовики использовали магию для себя. Только готовили, стирали, убирались, но ничего для себя, даже раны, нанесенные «хозяевами» или по их приказу, лечили немагическим способом. Так зачем заимствовать то, чем не пользуешься в своих интересах? Неужели жизнь домовиков так тесно связана с магией? Неужели если лишить их семей, то они попросту перемрут, как сказано в этих книгах? Разве могла магия создать волшебникам таких слуг, и за какие, собственно, заслуги?

Том даже пытался расспрашивать самих домовиков, но они пожимали плечами и говорили, что истории начала службы они не помнят, но правила подчинения волшебникам передают из поколения в поколение. И Том решил пойти ва-банк. Точнее — пойти в Гринготтс.

— Здравствуйте, мистер Кровняк, — гоблин приподнял взгляд от толстой книги, страницы которой ровными рядами заполняли цифры. Том не особенно всматривался, просто взглядом скользнул.

— Здравствуйте, — прохладно отозвался гоблин, — вы хотите открыть вклад?

— Нет, я к вам не по вопросу денег, сэр, — Том несколько стушевался.

— А по какому же? — сухо произнес Кровняк, вновь возвращая взгляд изучаемой учетной книге.

— Скажите, а между гоблинами и домовиками есть что-то общее? — Кровняк посмотрел на Тома.

— А вас в школе этому не учат?

— На истории магии только и твердят о восстаниях гоблинов и о непомерных жертвах волшебниках, о домовиках, и о том как они попали в рабство ни слова, а вы так похожи, что мне кажется глупым отрицать ваше родство. Я ведь прав?

— Хотите узнать историю гоблинов? — Кровняк ухмыльнулся. — Что ж, это будет даже забавно. Я пришлю вам сову, молодой человек, как вас зовут?

— Том, Том Реддл.

Сову он действительно прислал. А с ней толстую книжку «Эпоха Рагнука Кровавого» в серой прошитой кожей обложке. Том прочитал книгу за неделю. Хотя буковки были мелкие, картинок — полторы штуки на каждые четыреста страниц. Он читал везде — на каждом уроке, и волосы шевелились от отвращения. Да, он был пятнадцатилетним пацаном, но от описания гоблинских мятежей и многотысячных контрибуций порой перетряхивало.

Историю про домовиков он нашел не сразу. И зачитал ее до дыр.

Домовики и гоблины действительно были очень близкородственными народами и раньше жили на одних землях. Тогда домовики были просто эльфами. В одном из сражений погиб эльфийский король, и эльфы решили не искать добра от добра и пошли просить принять над ними власть у короля Рагнука. В качестве доказательства своей верности ему принесли четыре реликвии: меч, чашу, медальон и корону. Каждая олицетворяла власть над определенной кастой эльфов: воинами, крестьянами, ремесленниками и учеными. И каждый представитель эльфийского народа принес Непреложный Обет — беспрекословно подчиняться тому, кто владеет символом власти над его кастой.

И гоблины, и эльфы пошли сражаться за собственную независимость рука об руку.

Многие полегли в тех боях и войнах. Однажды пал и Рагнук, несший реликвии власти. И тело его обобрал человек-мародер, победивший короля. Согласно их воинским законам, оружие и броня побежденного переходили к победителю. Победитель не был дураком — он сразу понял, что попало к нему в руки, и в тот же день эльфы стали рабами людской воли. Реликвии были разделены, и волшебники, боясь лишиться рабов, защитили их от похищения и спрятали. На каждом из предметов власти было выжжено клеймо мага-хозяина реликвии. И с домовиков взяли клятву, что они будут служить — всем, кто носит символ с клеймом.

Нередко Том искушался бросить чтение. Но когда он видел рисунки нанесенных на реликвии животных — ему становилось дурно от собственной слабости и хотелось сорвать с лацкана мантии значок, ставший внезапно отвратительным: лев под рукоятью меча, барсук на боку чаши, змея, извивающаяся на медальоне, ворон на ободе диадемы.

И каждый раз, читая эту жуть, Том поднимал взгляд на однокурсников, на Хагрида, что вытрясал запасы кухни, чтобы накормить своего ручного акромантула, который искусал уже семь эльфов, на Миртл, которую волновало качество воды в ванной и мыла при стирке — потому что «мои прыщи — это аллергия», и с каждой секундой все больше ненавидел волшебников. И себя, потому что был одним из них.

Он должен был что-то сделать. Хоть как-то помочь бедным эльфам. Но как?