Бэтмен (джен)

Гарри позвонил через неделю, к тому моменту Северус был практически уверен, что Поттер предпочтет навсегда исчезнуть из его жизни. Если даже это и не будет его решение, об этом позаботятся мистер и миссис Дурсль. Что ж, если так... в одном он будет чист перед Гарри — он буквально выгрыз из Дамблдора ключ от хранилища Поттеров в Гринготтсе. Хотя бы деньги — пусть парень распоряжается ими по своему усмотрению. Да, не в сообществе магов, куда ему, спасшему этот маленький мирок, путь заказан... Но у него должно быть будущее, должна быть возможность достичь хоть чего-то, получить образование, профессию. А если еще и продать дом в Годриковой Лощине... За развалину, тем более овеянную зловещими легендами, много не выручишь, но, быть может, найдется покупатель хотя бы на землю... Он собирался выждать еще какое-то время и наведаться к Дурслям, поговорить с Гарри, но тот опередил зельевара.

— Мистер Снейп? — его голос в трубке звучал неуверенно и одновременно с вызовом, словно парень сомневался, что имеет право на этот звонок. — Я понимаю, это, наверное, не очень вежливо с моей стороны, но... можно мне увидеться с вами? Когда вам удобно?

— Хоть бы даже и сегодня, — в тот день была суббота, и зельевар остался в Фарнэме. — Если хочешь, я за тобой заеду.

— Не надо, — Гарри вновь отчего-то смутился, — я тут поблизости, на автобусной остановке. Я из автомата звоню.

Десять утра... значит, он прибыл утренним рейсом. Во сколько же он выехал из Литтл-Уингинга? Спустя пятнадцать минут в прихожей раздался звонок, и перед Северусом предстал взъерошенный юноша в съехавших набок очках, нервно комкающий в руке лямку стянутого с плеч рюкзака. Перехватив взгляд зельевара, парень нервно огрызнулся:

— Я не собираюсь у вас поселиться, просто...

Его глаза смотрели сейчас ясно и пронзительно, а на дне их затаилась приглушенная горечь... нет, он не ожидал жалости, он будто сам себе казался смешным и призывал окружающих разделить с ним это грустное веселье.

— Я в мотеле переночую, у меня есть немного денег. Я уеду, не думайте, я не собирался вас обременять. А рюкзак... просто я из дома ушел. Поругался с дядей и... Осточертело, что все врут. И вы...

— Я тоже вру?

— А то вы сами не знаете. Извините, я не собирался вам хамить. Вы ведь скорее расскажете мне правду, чем они.

Он порылся в карманах видавшей виды джинсовой куртки и извлек на свет то самое письмо. Предсмертное письмо своей матери.

— Вот.

— Где ты это взял?

— У тетки в ящиках покопался, — его рот непроизвольно скривился, будто губы сводило судорогой.

— Раздевайся, мой руки и пошли завтракать, — зельевар аккуратно забрал письмо, ему не место в засаленном кармане куртки.

Уже стоя в дверях кухни, Северус отчетливо услышал брошенное ему в спину "Бэтмен". Что ж, будь ты хоть Бэтмен, хоть Черный Плащ, но у тебя хватит сноровки бросить в раскаленное масло нарезанный тонкими полосками бекон, добавить помидоры и залить все это яйцами — зельевар не считал приготовление завтрака столь серьезным делом, чтобы тратить на него лишние минуты. Вот кофе... да, это совсем иное, но для него время еще не настало. Стоявший за его спиной тостер с негромким щелчком выплюнул поджаристые хлебцы, ножки стула царапнули по плитке — Гарри старался не шуметь, видимо, пара минут, проведенные им в ванной, сбили с парня излишний гонор.

Поттер, конечно, проголодался с дороги — он сосредоточенно склонился над тарелкой, только вилка и нож деловито мелькали в его руках. Не заметил, как проглотил первый тост, а когда взялся за второй, опомнился и оглядел стол в поисках масла. Молчал и зельевар, ожидая, когда его гость насытится и сам начнет разговор, ради которого и примчался сюда из самого Литтл-Уингинга. Одежда мальчишки выглядела подозрительно помятой.

— Ты дома-то ночевал? — наконец не выдержал Северус.

— Нет. А зачем? Вчера вечером... дядя вернулся с работы, увидел, что я у себя наверху. Наверное, не в настроении был, сразу стал орать, что я опять слоняюсь без дела. Ну и... слово за слово... Что терпит в доме нахлебника, что я ненормальный, что ни на что не гожусь, что меня даже на заправке держать не стали...

— Он же знает, что с тобой случилось.

— Ну и что? Ему лишь бы прицепиться к чему-нибудь.

Гарри беспокойно огляделся, словно ища что-то взглядом — его рюкзак стоял на диване у окна, и Северусу показалось, что первым порывом юноши было вскочить и переставить свой нехитрый скарб поближе.

— Меня такое зло взяло... Вы тогда с теткой очень громко говорили, ну, в тот день, когда меня привезли. То есть это она кричала, а не вы. Я сперва еще подумал, что мне послышалось. Что-то про магию, да? Про каких-то "ваших". И дядя Вернон всегда называл меня ненормальным, когда мы были маленькими, он мне даже с Дадли не разрешал играть, как будто боялся, что я этому борову что-нибудь сделаю. Ну и потом... я же не совсем идиот, я знаю, что человек не может просто так остановить машину и выкинуть из нее четверых амбалов, даже к ним не прикасаясь. Да и ухо... они же мне мочку порвали из-за сережки этой несчастной, а сейчас и следа не осталось. Такого же не бывает?

— Мне показалось, что тогда, на дороге, ты меня испугался, а потом бояться перестал.

Гарри неопределенно хмыкнул и пожал плечами:

— Вы же мне ничего плохого не сделали, наоборот. И потом... я иногда видел всякие странные вещи, еще когда маленький был.

— Например? — Северус пододвинул парню масленку и баночку с джемом, а тостер уже выдал новую партию хлебцев.

— Ну... Нечасто, но пару раз точно. Возле нашего дома, прямо из ниоткуда, появлялись какие-то люди. И одеты были странно, то ли в халаты, то ли в сутаны. А на некоторых еще колпаки или шляпы, какие, наверное, лет двести назад носили.

— И никто из них не пытался с тобой заговорить?

Мальчик отрицательно покачал головой.

— Они к миссис Фигг заходили, она напротив нас живет, кошек разводит. Я думал, может быть, сектанты какие-нибудь... Она и сама странная.

Да, Гарри сквиб, он видит волшебство, и волшебники, видимо, на каком-то подсознательном уровне, не вызывают у него страха или отторжения.

— А еще там, на дороге... когда вы вытянули руки в сторону машины, у вас как будто из пальцев били молнии. Как... Вы "Звездные войны" смотрели?

— О, Мерлин!

Гарри грустно улыбнулся, не отрывая взгляда от лица мастера зелий. Сейчас он как никогда желал знать, с каким выражением люди лгут, а с каким говорят правду...

— Вы маг, да?

— Да, Гарри.

— И мама и папа — они тоже были такими же?

Северус молча кивнул, подтверждая сказанное.

— А я нет.

— Ты — нет.

— А... это что, никак нельзя вернуть? — последнюю фразу он обронил нарочито небрежно, и в то же время в его глазах и голосе было столько надежды... Нет, Гарри, знаешь, тебе попался неправильный волшебник — он не умеет творить чудеса...

— Боюсь, что нет. Если ты слышал все, что рассказывала Петуния... В раннем детстве магия очень уязвима. Ты, будучи почти младенцем, вступил в единоборство с силой, во много раз превосходившей твою собственную. И ты вышел победителем. Но твое магическое ядро выгорело полностью. Твоя победа в обмен на всю твою силу, без остатка.

— То есть все самое важное в моей жизни случилось, когда мне было чуть больше года. А теперь вот... не осталось ничего, — он закусил губу и тут же опустил голову, наверное, чтобы зельевар не заметил проблеска боли в его глазах. Но тому и не надо было видеть, он просто ощущал — обиду, разочарование, безысходность и... почему-то благодарность. За то, что этот почти чужой человек ему не солгал.

Всю свою сознательную жизнь Гарри прожил, не подозревая, что у него что-то отняли, а вот теперь... почему он так остро переживает утрату того, что по-настоящему и не успел почувствовать своим?

— Гарри...

— Не надо! Вы сейчас скажете, что так живет большинство людей — те же тетя с дядей, Дадли, все мои приятели в школе, все, кого я встречаю на улице. И вы будете правы. К тому же... мама, она написала там, в этом письме, что она бы хотела этого... ну, чтобы мне не пришлось никого убивать, чтобы я был жив, а этой магии — ее бы просто никогда не существовало!

— Когда сильный волшебник жаждет чего-то всей душой, его желания порой сбываются. Как знать, быть может, ее последняя воля защитила тебя, сохранила тебе жизнь и уничтожила твоего врага. Поверь, это не так уж мало. Хотел бы ты стать убийцей? Чтобы тебя преследовали? Чтобы за тобой следили, пытались использовать? Чтобы тобой прикрывались, словно щитом?

— Я... нет... я не знаю...

— Скажи мне, когда ты ехал сюда, ты надеялся, что я тебе помогу? — по тому, как юноша болезненно дернулся, услышав его слова, зельевар понял, что не ошибся. — Прости, это невозможно. Я не почувствовал в тебе волшебства, еще когда увидел на заправке. Когда той ночью притащил тебя сюда... поверь, я бы заметил что-то при диагностике. Хоть какой-то отголосок дара, хотя бы его крупицу. Мне бы не хотелось, чтобы ты питал ложные надежды. Ты жил столько лет, ты даже не задумывался, что, помимо жизни обычного человека, для тебя возможно что-то еще.

— Неправда! — с неожиданной горячностью возразил Поттер. Даже вилка полетела на пол, он мгновенно наклонился, чтобы поднять ее, и тут же залился краской. Однако даже эта неловкость не остановила его порыва. Вилка была отложена на край стола и забыта. — Я... глупо звучит, конечно, но мне всегда хотелось верить, что есть что-то еще. Помимо этой пресной жизни, как у Дурслей, да как у всех в Литтл-Уингинге! Эта скукотища в школе, эти садики, газончики, дрели, которыми торгует дядя Вернон, чтоб он себе отсверлил что-нибудь! Если тетка не видит, он позволяет себе лишнюю бутылку пива, когда сидит перед телевизором. Вот и вся радость! Что, скажете, в такой жизни есть смысл? Да, я не захотел учиться! Ради чего? Чтобы потом, закончив какой-нибудь колледж, целыми днями просиживать в конторе, а по пятницам отрываться в пабе?

— Так, как ты сейчас, говорил бы любой подросток. Рано или поздно ты осознаешь, что в жизни взрослого человека, к которой тебя так долго и тщательно готовили, забивая голову тысячами ненужных вещей, очень мало веселья и смысла. Ты полагаешь, жизнь мага намного разнообразнее?

— Нет... я... я не знаю, просто... Пожалуйста, не считайте меня глупым ребенком, который сам не знает, что ему нужно! Я не такой дурак, чтобы верить, что кому-то чуть ли не с рождения под ноги стелют ковровую дорожку. Да вот хоть тот же Дадли — они всё для него сделали, но я же вижу, он скучает, он мается, он никогда ничем не доволен. Но...

-Ну, говори...

Гарри запустил пальцы в растрепанные волосы — и все же он копия Джеймса... — взлохматил их еще больше, будто бы этот жест стимулировал его мыслительные усилия. — Вот смотрите: вы волшебник, у вас есть некий дар, который может наполнить вашу жизнь.

— Я бы уточнил: ключевое слово в твоих рассуждениях "может".

Но Гарри будто и не слышал его.

— Или вот спортсмен. Кто-то рождается гениальным футболистом, или у кого-то потрясающий голос. И не надо ломать себе голову, метаться — вот оно, возьми!

— Боюсь, ты слишком упрощаешь. Любой талант требует труда и усилий, ты даже не представляешь, каких. Ты видишь только результат: нападающего, выходящего в составе сборной на поле под рев трибун, певца, окруженного фанатами, раскрученного художника, за работы которого на аукционах выкладывают баснословные деньги. Ты только не желаешь знать, что за всем этим стоит.

— Да нет, — нетерпеливо прервал его Гарри, — сейчас вы скажете, что надо работать. Я и сам это прекрасно понимаю. Но... как мне объяснить вам... во всех этих людей было что-то вложено изначально. И в меня, в меня тоже... а я потерял. Только не говорите все эти глупости, которых я еще в школе наслушался: ты только начинаешь жить, бла-бла-бла, все впереди... У меня, как ни крути, все позади, а я даже ничего вспомнить не могу...

— Вспомнить? — Северус задумался. — Тебе бы этого хотелось? Увидеть, как убили твою мать? Как ты, крохотный человечек, сражался с одним из отвратительнейших проявлений магии? Агонию, которую пережил семь раз?

— Это что, возможно? — юноша недоверчиво посмотрел на зельевара. — Вы умеете возвращать воспоминания?

— Неужели тебе это нужно? Ради чего?

Гарри пожал плечами.

— Тогда я хотя бы буду уверен, что все это не зря, что все действительно случилось со мной. Что мама и папа погибли не просто так. Что я не совсем уж такое ничтожество, как рассказывает мой дядя. Понимаете, я... я как будто пуст изнутри.

— И ты думаешь...

— Тогда я хотя бы буду знать, что в этом был какой-то смысл.

Северус поднес ладони ко лбу, слегка массируя виски. Этот разговор стоил ему немалого напряжения, да и то, на что толкал его Гарри... что если психика мальчика пострадает? А подобного развития событий, к сожалению, тоже нельзя исключать. Поттеру было чуть больше года, что мог запомнить младенец, кроме ужаса и боли, терзавших его несколько месяцев, пока врачи пытались спасти его маленькую и, в общем-то, никому особо не нужную жизнь?

— Пожалуйста... — Северус едва разобрал слова. Почти мольба.

Решайся. Да, для Гарри это важно, в конце концов, он имеет право знать, за что поплатился даром, вернуть который так мечтает. И не вернет уже никогда.

— Хорошо. Но потом ты выпьешь очень сильное зелье, иначе я просто рискую разрушить твой мозг. И еще... ментальные вторжения неприятны, тебе будет страшно. То, что ты увидишь... ты можешь не справиться.

— Ну что ж, сойду с ума, зная, что в детстве победил самого ужасного Темного Мага!

— Не смешно.

* * *

Они поднялись и прошли наверх, в кабинет зельевара, где тот без лишних слов — все необходимое было уже сказано — усадил юношу на диван, а сам извлек из закрепленного на ремне узкого тонкого футляра, по виду напоминающего ножны, короткую черную палочку.

— Готов?

— Да!

Мальчишка смотрел на него без малейшего трепета, похоже, даже не боялся.

— Легилименс!

Поттер не сопротивлялся, сейчас он действовал заодно с магом, стараясь как можно быстрее пропустить его вглубь своей памяти, туда, далеко-далеко назад. Да и вторжение в память маггла не являлось столь уж сложной задачей — юноша даже не представлял себе, что может оказать хоть какое-то противодействие. Перед мысленным взором Северуса, как на ускоренной обратной перемотке, проносились фрагменты школьных воспоминаний, какие-то дрязги в доме Дурслей, детские победы и поражения. И очень много обид, как будто мозг Гарри цеплялся за них и никак не желал отпускать. "Не трогай, это мое!" — пухлая детская рука отталкивает его от нового велосипеда, пятилетний толстяк в нарядном свитере прижимает к своей груди отлично сработанную модель экскаватора, в память Гарри даже врезались маленькие черные буквы, складывающиеся в логотип фирмы: CAT, Caterpillar... Гарри в начальной школе, учительница входит в класс, все притихли — на доске за ее спиной старательно выведено FUCK. "Кто это написал? — спрашивает она и предсказуемо не получает ответа. — Еще раз повторяю, кто это сделал?" Обводит взглядом замерших детей, в ее голосе все больше и больше истерических ноток. Толстый мальчик с лицом, словно вылепленным из плохо вымешанного теста, лениво поворачивается к Гарри. "Это он, мисс Мэллар, я сам видел". "Это неправда, ты все врешь!" — Гарри вскакивает с места, подлетает к своему обидчику, с размаху бьет его по лицу и тут же выбегает из класса... "Это не ребенок, а малолетний преступник, Петуния! Лучше бы нам было от него избавиться!" Они говорят это при нем, не стесняясь, словно он вещь или заразившееся бешенством животное.

Дальше, дальше, Гарри не может сконцентрироваться, пуская легилимента во все закоулки собственного сознания, позволяя разворошить давно забытое. Значит, тебе следует самому сосредоточиться, Северус. Если Поттер пожелает поведать тебе о своем тяжелом детстве, он может сделать это и позже. Да и тебе найдется, что ему порассказать. У тебя в запасе тоже имеется парочка неплохих историй...

Вот оно, наконец... Хлопает дверца машины, лицо Петунии, совсем еще молодое, близко-близко, и оно кажется непропорционально большим. "Ну вот, все хорошо, малыш! Сейчас мы поедем домой". И что-то соленое падает на щеку. А ребенок, закутанный в одеяльце, отчего-то ясно понимает, что это не мама. Он не заходится плачем, он молчит. "Уверена, что он нормальный, Тунья?" "Врачи сказали, что он поправится, только очень ослаб", — ее голос звучит почти просительно. "Ну-ну..." Шум двигателя, набирающего обороты, уютное тепло машины.

А теперь еще чуть дальше, словно серый сгусток, оплетенный липкой паутиной. Нет, это больше похоже на покинутое осиное гнездо — но пространство внутри выглядит эфемерным, Гарри будто парит в пустоте, хотя воспринимает себя сидящим в детской кроватке. И вокруг него диковинные игрушки, заключенные в прозрачные сферы: золотая чаша с выгравированной фигуркой барсука, круглый медальон, поблескивающий яркими зелеными камушками, старая тетрадка в кожаном переплете, корона, змейка, помещенная в аквариум. И еще... Северус с ужасом понимает, что одна из этих сфер располагается прямо в теле ребенка, как раз на уровне солнечного сплетения. Крестраж, заключенный в человека, случайность, благодаря которой Гарри, скорее всего, и выжил после Смертельного Заклятия.

Ничего не подозревающий малыш смеется, тянет крохотные пальчики к чаше, но, как только он добирается до нее, чудесная игрушка разваливается у него в руках — его обжигает боль, он боязливо отодвигается, но что-то словно подталкивает его взяться за следующий предмет. Медальон рассыпается трухой в его ладонях, ребенок разочарован, кажется, он вот-вот расплачется. От короны откалываются зубцы, тетрадку он просто рвет — ему нравится, как она разлетается на отдельные листочки, он даже восторженно машет руками, наблюдая, как они кружатся вокруг него. И он уже не чувствует, как прикосновения к крестражам ранят его. После уничтожения дневника Риддла Гарри словно входит во вкус, его охватывает радость разрушения. Перстень, такой крепкий на вид, его так непросто сломать... но камень выпадает из оправы, младенец сжимает пальцы, камень крошится, будто мокрый песок. Когда он обнаруживает змею в собственной кроватке — в ментальном образе, который остался в воспоминаниях Гарри, Нагайна не больше ужа — он принимает это за очередную игру, стискивает ее, не отпускает, она извивается, но переполненный собственной и материнской магией ребенок оказывается сильнее.

А потом, когда от забавных вещичек, что только что его окружали, не остается и следа, он недоуменно озирается, словно ожидая, что сейчас появятся новые. И какое-то время ничего не происходит. Но потом его захлестывает боль. Зрачки расширяются, он заходится в крике, но у его муки нет никакой зримой причины — огонь выжигает его изнутри, он хватается за живот, плачет, зовет, кричит. Сфера, заключенная внутри него, взрывается, грязные языки, напоминающие змеиные тела, охватывают магическое ядро. И его собственный огонь испепеляет их без остатка, чтобы тут же опасть и померкнуть навсегда.

Северус не сразу понял, что страшный звук, режущий ему барабанные перепонки, приходит вовсе не из воспоминаний Поттера: Гарри, уже совсем взрослый, сполз с дивана в кабинете его дома в Фарнэме, обхватив себя руками. Он упирался лбом в ковер, пытаясь заглушить вопль, рвавший ему горло. "Фините инкантатем", — в ужасе прошептал зельевар, почти уверенный, что свел парня с ума, выполняя его дурацкую просьбу. Зелье, черт побери, где же оно? А вот, он же приготовил все заранее, надо только протянуть руку, разжать судорожно сжатые губы. Да пей же, пей!

— Гарри, ты меня слышишь? Ты узнаешь меня? Просто кивни, пожалуйста! Прошу тебя!

И юноша, с трудом подавляя спазм, едва заметно повернул голову.

Северус уложил его тут же, на диване, прикрыв пледом, а сам, как и в ту ночь, когда приволок к себе избитого Поттера, практически не сомкнул глаз. За окном, прямо напротив его стола, висела полная луна, золотистая, словно спелый апельсин... Дыхание спящего было ровным, щеки его порозовели. Завтра эти воскрешенные воспоминания превратятся просто в часть его прошлого и уже не будут причинять страданий. Нет, Гарри не забудет, но эти невероятные картины затянутся патиной времени, потускнеют, станут тем, с чем можно смириться и жить дальше.

Так вот как ты уничтожил Темного Лорда, малыш... Юный Геракл, задушивший змею в колыбели, не лишился своей богатырской силы. А Гарри... что ж, в его случае врагов оказалось слишком много. Семь раз у него останавливалось сердце, так сказала Петуния. Пять напитанных темной магией артефактов и змея... мальчик смог дотянуться до них, но как? Выходит, тот шрам, о котором столько говорили, и отраженное смертельное заклятие создали некую связь между ребенком и Волдемортом. Магия Гарри погибла в последнем, седьмом, поединке, и Северус только что воочию увидел, как это случилось. Невероятно... ребенок стал живым крестражем. Тогда... страшно даже представить себе его судьбу в том случае, если бы не последнее желание его матери. Да он должен быть счастлив и благодарить всех известных ему богов, что все сложилось так, а не иначе. Поймет ли он, что его собственная магия — не такая уж и великая цена за возможность просто жить? Пусть сейчас ему и кажется, что открывающийся перед ним путь скучен и преисполнен обыденности и что самой большой радостью для него со временем окажется бутылка холодного пива перед телевизором. Любую жизнь — будь ты магом или магглом, гением или посредственностью — можно превратить во что угодно. Все зависит от тебя... Но как объяснить это Гарри?

Северус улегся только под утро, трансфигурировав кресло в кушетку. Он то забывался, впадая в полудрему, то вдруг вскакивал, чтобы подойти к Гарри — но юноша спал крепко, как будто и сам решил приложить все усилия к тому, чтобы прошлое навсегда осталось в прошлом.