Затянувшаяся авантюра (джен)

— Значит, Грааль?! Как я мог не догадаться! — тихий голос Гриндевальда после нескольких минут гулкой тишины, создавшейся после моего заявления о цели отцовского эксперимента, заставил меня содрогнуться.

Я оглянулся и увидел, как Геллерт, обхватив голову, уселся на пол и словно сумасшедший или оборотень в преддверии лунного цикла, завыл, покачиваясь и мотая головой.

— Геллерт, что с вами? — удивлённо воскликнул я, присаживаясь на корточки рядом с ним.

— Во имя Мерлина, простите меня, Антонин! Это я виноват в том, что случилось с вашими родителями. Теперь я понял всё!

— О чём вы говорите? В чём вы вините себя?

— Целью эксперимента вашего отца послужило воссоздание Грааля, то есть чаши, из которой испил Христос, человек, который был воистину величайшим магом во все времена, богом среди богов. И это я подтолкнул вашего отца к этой дурной затее. Как вы знаете, меня влекут к себе знания о воскрешении и вечной жизни, я собираю артефакты, именуемые Дарами Смерти, или схожие с оными по свойствам. Одним из таких был Грааль, к сожалению, ныне утерянный. Так вот, я нашёл древний манускрипт, который был написан сэром Ричардом, одним из трёх братьев, ранее владевших Граалем, но это был совсем не тот документ, из которого можно было узнать его местоположение. Второй манускрипт был намного значимее и, как я теперь вижу, намного опаснее. Трое братьев были такими же, как мы, волшебниками, и весьма огромной силы. Разобравшись в свойствах Грааля, они создали — вернее, создал сэр Ричард, так как он единственный из братьев владел письменностью — манускрипт, в котором был поведан способ создания идентичного по мощи артефакта. Ранее этим искусством владели кельты, они придумали Чашу Огня задолго до того, как Иисус создал Грааль. Но свойства и сила Чаши Огня так и не поддались ни одному волшебнику, по крайней мере, я не знаю таких, что могли управлять им. Ибо он, в отличие от чаши плотника, обладал своим собственным интеллектом…

— Геллерт, полагаю, вы отвлеклись! Что с моим отцом? Почему вы всё-таки вините себя в его гибели? — нахмурившись и скрестив руки на груди, спросил я.

— Да, да, простите. Так вот, если не вдаваться подробно в историю, я отдал найденный мной манускрипт вашему отцу, зная, что он блестящий артефактолог и один из самых могущественных тёмных магов-учёных, что были мне известны. Ваш отец, Антонин, мгновенно загорелся идеей создать этот артефакт. В то же время я нашёл ещё один манускрипт, вышедший из-под пера сэра Ричарда, в котором было недвусмысленное предупреждение о том, что ждёт того, кто возьмёт на себя наглость сотворить такую могущественную вещь, как Грааль. Я поспешил предупредить вашего отца и, как мне тогда показалось, убедил его оставить этот эксперимент. Как вы уже поняли, это было неверной мыслью, ваш отец был слишком самонадеян и горделив. Он продолжил эксперимент, хоть и был предупреждён, что цена любой, даже самой малой ошибки — жизнь. Что случилось дальше, вы знаете лучше меня, посему я готов выслушать ваши упрёки и даже спокойно приму Круциатус. Я это заслужил. Ну что вы стоите, бейте, кричите на меня! — вскочив на ноги, Гриндевальд встал напротив меня с опущенными вниз руками и полностью безоружный. Палочку он демонстративно положил на пол в тот момент, когда поднялся.

Я же, неожиданно увидев себя его глазами, понял, почему Геллерт повёл себя так в конце своего монолога. Мои пальцы судорожно, до треска, сжимали палочку, на надкушенной губе выступила капелька крови. Глаза пылали так, что пламя души Ариминия поблекло бы на их фоне. Возможно, я немного напугал Гриндевальда своим видом, но он выбрал крайне неправильную тактику. Хоть я был больше искушён в малецифистике, которая предполагала сложные и длинные ритуалы, но и боевая тёмная магия стояла на одном из первых мест среди моих познаний.

— А если всё же не Круциатус? А что-то посерьёзнее? Например, Первое Непростительное?

— Не думаю, Антонин, не думаю. Вы крайне способный маг, мой друг, но Убивающее проклятье… Вы должны действительно этого хотеть. Хладнокровно хотеть меня убить, а не пылать огнём отмщения. В вашем случае подойдёт любое огненное заклятье, тоже Адское Пламя, но никак не Заклятье Смерти.

— Вы так спокойно рассуждаете о том, как я могу убить вас? В тот момент, когда я держу вас на прицеле своей волшебной палочки? — удивился я.

— Ну, под прицелом вы меня не держите. Хотя не скрою, я убеждён, что палочкой вы владеете отменно и даже, не побоюсь этого слова, виртуозно, но вы не успеете её поднять, мой дорогой друг. Оглянитесь, Антонин!

Я не спеша повернулся и встретился лицом к лицу со спокойно улыбавшимся мужчиной лет сорока или, быть может, чуть старше. Он стоял, нацелив на меня свою палочку. Позади него, буквально в шаге, стояло ещё двое, и один из них, к моему удивлению держал в руке обычный магловский пистолет.

— Не удивляйтесь, Антонин, — вновь обратился ко мне Гриндевальд, — Смею вам напомнить название этого зала — Зал Баронов. Здесь и только здесь собираются люди, которых я называю баронами мира. С сегодняшнего дня, если вы наконец успокоитесь и послушаете меня, вы станете одним из нас. Румынским бароном.

Сказать, что я был ошеломлён, это ничего не сказать. Прошло несколько минут, руки на палочках и пистолете начали подрагивать от напряжения, когда я наконец собрался с мыслями и смог кивнуть.

— Что означает ваш кивок? — мгновенно отозвался на моё движение Геллерт. — Вы принимаете моё предложение?

— Да, Геллерт, я принимаю его. И прошу баронов опустить оружие. Вы, наверное, устали столько времени держать меня на прицеле. Будем знакомы. Я — Антонин Долохов, родом из Румынии, малецифистик и некромант.

— Адольф Шилькгрубер, ныне — Гитлер, — представился человек с пистолетом.

Я поражённо уставился сначала на него, потом на Гриндевальда. Геллерт стоял, потирая руки в перчатках, и задорно ухмылялся. В его глазах словно плясали черти. Но он ничего не сказал о человеке, которого я столь удивлённо разглядывал сейчас. Среднего роста, со странной формы усами и причёской, он ни в коем случае не походил на того, кого так сильно боялись и проклинали фактически все страны магловской Европы. Среди магической общественности ходили упорные слухи, а в этот момент я получил им подтверждение, что Гитлер лишь марионетка, за спиной которого находился весьма могущественный маг в зелёных перчатках.

— Видкун Квислинг, — представился следующий из баронов, опустив палочку.

— Генрих Люшков! — убрав волшебную палочку в задний карман брюк, неожиданно отдал честь мне третий.

Вновь я встретился взглядом с Гриндевальдом и задал ему глазами немой вопрос, на который он мне ответил, как это ни странно, вслух:

— Да, Антонин, все остальные бароны нашего Совета, кроме нас с вами — маглы. Их волшебные палочки — бутафория, нисколько не опасная. Приняв статус баронов, они попросили о такой малости, и я не смог им отказать. И, кстати, сегодня на собрание прибыло всего трое из них, а на самом деле, не считая нас с вами, их семеро. Но, думаю, друзья, нам пора начинать! — обратился Гриндевальд уже ко всем присутствующим. — Времени слишком мало, а сделать нужно так много!

Через несколько часов долгих речей и жарких споров я уже собирался покинуть Зал Баронов вместе с остальными соратниками Гриндевальда, но меня остановил оклик Геллерта:

— Антонин, вас я попрошу остаться!

Я повернулся к нему и, изучая «чёрное солнце», сейчас, в полусумраке казавшееся из-за огня Ариминия чем-то живым, больше смахивающим на осьминога, чем на древний тибетский символ, произнёс:

— Геллерт, хотя сегодня был крайне тяжёлый день, но я готов послушать вас ещё немного. Что вы хотели мне сказать?

— Не сказать, мой друг, а представить вам ещё одного человека, который, надеюсь, будет вам небезынтересен, — ответил мне Гриндевальд и повернул голову в сторону одной из дальних колонн: — Вы можете войти.

Открыв потайную дверь, в Зал вступил грузный, довольно немолодой человек, осанка которого выдавала заключённую в нём древнюю дворянскую кровь. По его лицу было видно, что он происходил из венгерского рода. Мужчина подошёл к Геллерту и Антонину и, степенно наклонив голову в приветствии, представился, обращаясь к последнему:

— Стефан Баторий.