Комната (джен)

— Это здесь.

Люциус распахивает дверь и входит в Комнату. Нарцисса нерешительно топчется на пороге.

— Люциус Малфой Второй… Я приветствую Основателя, сына его и его внука.

Краем глаза он старается следить за супругой. Ей не верится, что всё происходит на самом деле — это заметно по взгляду.

Нарцисса обнимает себя за плечи и наконец перешагивает через порог. Пока Люциус проверяет, все ли свечи горят, она проходит по кругу, замирая у каждого кресла и присматриваясь к человеку в нём.

Наконец Люциус решительно произносит:

— Позвольте представить мою супругу — Нарциссу Малфой.

От звука своего имени Нарцисса вздрагивает.

— Днем они предпочитают отдыхать. Так что нас не ждали… Но после того, что они устроили утром, думаю, будет справедливо, если мы расставим все точки над «i».

Нарцисса останавливается напротив Арманда. В отличие от остальных он не одет, домовики заворачивают его во влажные простыни, чтобы было легче собирать муссо.

— Это он?

— Да. Арманд Малфой. Основатель. И мой далекий предок.

— Он выглядит так, будто спит.

— Спит. Только очень крепко. Как и все остальные.

Нарцисса молча шагает к дальней стене. Разглядывает большую ванну, чистые полотенца, размещенные в ряд, книжные шкафы.

— Это здесь ты?..

— Да.

Взгляд Люциуса наконец встречается со взглядом Нарциссы, в ее глазах читается отвращение.

— Я не могу, прости.

Скрип-скрип…

Кресло Абраксаса приходит в движение, оно неторопливо раскачивается. Нарцисса бледнеет. Одними губами произносит: «Абраксас?» Люциус сжимает ее плечо.

— Нет-нет, не бойся. Это чары.

Она вырывается и выходит из Комнаты. Люциус долго не двигается с места, ждет, что она вернется. Но Нарцисса не приходит.

Вечером она запирает их общую спальню изнутри. Заклинание простое, поддающееся даже Алохоморе, но Люциус не решается вскрыть замок. Запертая дверь означает только одно: ей хочется побыть одной, и он не имеет никакого права мешать.

Люциус успокаивает себя тем, что жене нужно время на осмысление и принятие. Нарцисса — мудрая девушка, она не станет жечь мосты, не убедившись, что иного выхода нет. Со всем можно справиться.

К полуночи ему практически удается убедить себя, что у них все наладится. Правда предательский голосок то и дело подливает масла в огонь: «Она сбежит от тебя, бросит… Или сдаст аврорам. А вот какой будет их реакция, неизвестно и самому Мерлину. Слишком уж неординарная ситуация. Но стены Азкабана ты наверняка увидишь изнутри».

Неизвестно, какой была бы жизнь без Ритуалов. Может, Люциус гнил бы в фамильном склепе после неудачного рейда Пожирателей или свалился бы с метлы накануне пятнадцатилетия и свернул себе шею. Никому не дано знать свою судьбу наперед, но Люциусу доподлинно известно одно: с Ритуалами его жизнь не стала ни на толику счастливее.

Весь день он читает в гостиной и много думает, а на ночь устраивается в гостевой комнате на втором этаже. Без четверти два он выходит в коридор, намереваясь спуститься в подвал. Чувствуя себя шпионом, Люциус останавливается у двери, за которой спит Нарцисса, и прислушивается. В спальне царит тишина. Может, поплакала и уснула? Только бы уснула. День был долгим и трудным, ей нужен отдых.

В том, что наутро подушка Нарциссы будет мокрой от слез, Люциус не сомневается.

В холле всё еще не горит свет — домовики никогда ничего не сделают без приказа. Люциус зажигает Люмос на кончике палочки и спускается в подземелье.

Очередной вечер в компании мертвецов объявляется открытым. Сегодня он читает им Диккенса, причесывает Септимуса и надевает на шею Корвуса новый платок желто-коричневого цвета.

— Спокойных снов, — шепчет Люциус спустя час. Перед уходом осторожно касается плеча отца, чтобы раскачать кресло.

Керосиновая лампа все так же ютится на полке в коридоре, сегодня Люциус предпочитает пользоваться палочкой. Ноги идти отказываются, он волочит их от усталости, потому с трудом поднимается по лестнице в холл. Откуда-то дует, он поправляет рубашку и ёжится.

Эти паршивцы снова не закрыли окна, а на улице ливень — он стучит по карнизам, как военный барабанщик.

— Тонки! Живо закрой окно.

В поместье тихо, лишь камин лениво потрескивает углями.

— Тонки! Добби!

Домовики не отзываются. Люциус хмурится и крепче сжимает палочку. Дует не из окна — рамы опущены, а шторы наглухо закрыты. Зато распахнута входная дверь, на порог сквозняком намело листья, а ливень оставил после себя мутную лужу. Сердце подпрыгивает к горлу. Нарцисса ушла? Сбежала в ночь?

Но куда же тогда делись домовики?

— Тонки?! Где хозяйка?!

Люциус дергает дверь библиотеки, она заперта, как и всегда по ночам. Дверь в малую гостиную тоже закрыта. Он шагает к кухне — свет горит лишь там. Что-то здесь не так…

Уже на пороге Люциус поскальзывается и едва не падает. Кто-то разлил воду?

Кровь.

Желудок Люциуса сводит. Он замирает, припадая к стене. Кто-то здесь есть, здесь, за этой дверью. И если он посмел хоть пальцем тронуть Нарциссу, его Нарциссу, Люциус перегрызет горло. Без магии.

В кухне его встречают двое. Незнакомец в черном плаще и Добби — к его горлу прижата волшебная палочка. Домовик ранен и напуган, весь пол перепачкан кровью.

— Хозяин Малфой…

— Кто вы?

— Джонатан Ридгебит. Только мое имя ничего вам не даст.

Неизвестному на вид нет и тридцати, он худой и бледный, но смотрит уверенно, а значит, пришел с какой-то целью. Люциус направляет на него палочку. Домовики стоят недешево, но жалеть Добби он не станет, есть вещи поважнее. Он должен защитить свою жену, свой дом.

— Что вам нужно?

— Ваш отец поступил бесчестно с моим отцом. Я пришел отомстить.

— Опоздали. Отец уже мертв. Драконья оспа.

— В таком случае я убью вас.

Люциус старается не паниковать, но он боится, как боялся бы любой, на кого направляют палочку.

— Вы можете убить домовика, но палочку я не опущу.

— В этом я не сомневаюсь. Он нужен мне не в качестве заложника. Он — мой щит от Авады. Запустите — и попадете в него, а у меня будет шанс сделать свой ход. Уж я не промахнусь. Надеюсь теперь вы отдадите мне палочку без лишних проблем?

Люциус молчит. Ситуация неприятная, но не безнадежная. Он без сомнения быстр, со школьной скамьи хорош в дуэлях, потому можно попытаться…

Легкий пасс, невербальное заклинание… Только без толку. Ловкий Экспеллиармус выбивает палочку из рук. Искры обжигают пальцы, Люциус шипит и трясет рукой.

— Простите. У меня хорошая реакция, я работаю с драконами.

Добби пищит, закатывая глаза. Похоже, ему действительно плохо. Лужа крови на полу всё растет. Куда, интересно, сбежали остальные? Ридгебит отталкивает домовика, он уже не нужен.

— Драконоборец?

— Драконолог, — поправляет Ридгебит.

— Что же сделал отец драконологу?

— Толкнул моего отца на преступление. Вынудил… Заплатил очень много. И теперь он в Азкабане.

Люциус хмыкает.

— Ваш отец получил свои деньги. Он сам совершил то, что совершил. Никто его не принуждал.

— Заповедник прозябает на дотации Министерства. Этого недостаточно, — цедит сквозь зубы Ридгебит. — Мой отец украл кое-что для Абраксаса Малфоя, чтобы не сокращать количество особей. Драконы — опасные существа, но они прекрасны, они имеют право жить!

— И что же он украл?

— Клыки Перуанского змеезуба.

— Что? — Люциус улыбается и качает головой. — Это шутка? Вы наверняка что-то перепутали. Мой отец никогда не интересовался драконами. А уж их клыками тем более.

В какой-то момент Люциусу начинает казаться, что все это ошибка. Определенно, парень что-то перепутал, и за эту путаницу он непременно заплатит золотым галлеоном. Потому что взлом чужого дома — это не шутки. Как вообще ему удалось преодолеть охрану мэнора?

Ридгебит морщится.

— Я думал, вы умнее. Клыки змеезуба — ценнейший компонент темномагических зелий. Ваш отец, может, и не любил драконов, но неплохо разбирался в тёмной магии. Он заплатил моему отцу десять тысяч за четыре клыка и тем самым совершил преступление. Змеезуб не может выжить без клыков, а забрать их нужно исключительно у живой особи.

— Похоже, ваш отец был не особенно хорошим драконологом, раз прикончил змеезуба за десять тысяч, — ерничает Люциус.

— Замолчите! Он сделал это ради заповедника. Но кто-то навел на него авроров. Отца взяли в момент передачи. А Абраксас убедил Аврорат, что понятия не имеет ни о какой сделке, никаких денег у него нет, а зубы ему подкинули. Только вот изъяли у отца два нижних клыка… Как думаете, куда пропала пара верхних? Ваш отец всё подстроил.

— Я в первый раз слышу эту историю. Мой отец не скрыл бы от меня подобное. Потому что…

Люциус хмурится. Потому что он был его отцом. Вот почему. Он учил Люциуса правильно вести дела и оставаться на плаву даже, когда все вокруг тонут. Отец терпеть не мог драконов и всё, что с ними связано. Зачем же тогда ему потребовались клыки?

Зелье…

То самое зелье, что отдал ему отец перед смертью. Зелье, которое Люциус не собирался использовать, но приберег на тот случай, если он захочет избавиться от Комнаты навсегда. Зелье Ловца душ.

Всё это было лишь предположением.

Абраксас тогда метался в бреду, его подушка насквозь промокла от пота.

— Зелье Ловца душ… Когда-нибудь ты поймешь, Люциус. Чтобы ИХ не стало, ты должен уничтожить тела… А потом по одной капле зелья на язык… Это не позволит их душам путешествовать по нашим снам. Они перестанут быть угрозой. А Арманд… его тоже. Избавься от муссо.

— Но ведь можно сделать… это со всеми, кроме Арманда.

— Арманд отомстит… Не пытайся спорить с судьбой, сын. Мы слишком долго ее обманывали. Видишь… Видишь, что она сделала со мной? Не глупи. И без удачи живут… Не глупи, Малфой.

— Я справлюсь с ними, папа, ты же справлялся.

Люциус вздрагивает. Зелье он спрятал в кабинете.

Мерлин…

— Как вы сказали? Перуанский змеезуб? А драконью оспу они переносят?

— Еще как, — смеется Ридгебит.

— А их клыки… Они могут быть заразными?

— Разумеется. Клыки берут у живого дракона, а главный источник заразы — их слюна. Хотите сказать, что ваш отец был настолько глуп, что подхватил драконью оспу, когда работал с клыками? Вот его и постигла заслуженная кара.

Люциус никак не может поверить, что удача оставила отца. Когда он проводил Ритуал?

— Я спешу, Люциус. Сделаю это в другой раз.

— Не сегодня, я проводил его недавно. Жутко хочу спать.

— Сухие волосы? Я не стал проводить Ритуал. Сегодня в подземельях прохладно, не хотелось бы подхватить простуду. В мои годы это может быть опасно.

Одни отговорки в последнее время. И так — сколько? Несколько месяцев?

Судьбе только дай волю. Малфоям слишком долго везло, настал ее черед показать себя.

— Ну хватит. Я вижу, что вы верите мне, а значит, настал час расплаты.

— Терпеть не могу пафосные речи. Это не то, что мне хотелось бы услышать перед смертью, — бормочет Люциус.

— Могу и не болтать. — Темно-коричневая палочка, на вид легкая и мягкая — ольха? орешник? вишня? — упирается в грудь Люциуса. — Но вы все равно умрете.

Страх наваливается и душит, происходящее больше не кажется шуткой.

— Вы не тронете мою… жену? — спрашивает Люциус хрипло.

— Нет.

— Тогда мы можем спуститься в подземелья. Так она точно не пострадает.

Отец учил его брать под контроль любую ситуацию. Какой бы безумной она ни казалась, как бы жутко ни складывались факты, какие бы новости ни выбивали его с намеченного маршрута, он всегда должен держаться за древко и направлять метлу вверх.

Подземелье — его единственный шанс. В глубине души Люциус рассчитывает на предков, на тот ужас, который может охватить чужака, оказавшегося в помещении полном трупов.

Он шагает с трудом, ноги кажутся ватными. Палочка Ридгебита светит за спиной, но настолько тускло, что Люциус то и дело спотыкается.

До Комнаты они так и не доходят.

— Коридор слишком узкий и темный. Ты собирался меня провести? Найдем место поудачнее. Что здесь? — спрашивает Ридгебит, указывая на деревянную дверь.

— Лаборатория.

— Там всё завалено?

— Нет. Там… всегда порядок. Привычка отца. Я ничего в этом не смыслю, после его смерти я туда не заходил.

Зачем он произносит это, Люциус не знает. Он всегда был хорош в зельях и отлично знает структуру лаборатории. Один шанс из ста, что он сможет одолеть человека, виртуозно владеющего палочкой, голыми руками. Но в отличие от отца, сдаваться судьбе он не желает. Жизнь его вполне устраивает. К тому же Ритуал был проведен три дня назад и теперь у него неплохие шансы.

— Шагай.

— Там темно. — Люциус неспешно и с достоинством берет керосиновую лампу с полки у входа. Ридгебит щурится.

— Маггловская лампа в твоем доме? Люмос вышел из моды?

— Она зачарована. Керосин никогда не кончается…

— От этого она не становится менее маггловской.

Оказавшись в лаборатории, Люциус поворачивает налево и проходит немного вдоль стола, останавливаясь недалеко от полки с ядами. Ридгебит смеется и толкает его вперед.

— Шкаф с ядами? Умно, Малфой. Не так уж плохо ты разбираешься в зельеварении.

Люциус молчит. Теперь слева возвышаются полки с ингредиентами, а справа — с лекарственными зельями.

— Не будем ходить вокруг да около. Мне жаль, что всё так вышло. Честно говоря, я надеялся, что ты не распознаешь вёх и олеандр в букете и их аромат, усиленный чарами, убьет вас ночью. Но не вышло. Придется испачкать руки в твоей крови. Поставь лампу на стол и отойди в сторону. Не хотелось бы разбить здесь что-то.

Пока он говорит, Люциус ищет глазами знакомые флаконы. Хоть что-то на расстоянии вытянутой руки. Хоть что-то, чтобы обездвижить противника. Хоть что-то, что может вступить в реакцию и вызвать… взрыв?

Люциус шагает к столу с керосиновой лампой в руках. Ридгебит следит за ним с интересом.

— Малфой… Живее, Малфой.

Резкое движение рукой — и лампа летит прямо в Ридгебита. Тот успевает взмахнуть палочкой: цилиндр из муарового стекла разлетается на множество осколков, керосин вспыхивает на полу. Ридгебит отшатывается.

Пользуясь секундным замешательством врага, Люциус бросается к полке с ингредиентами и хватает коробку с глазами рыбы-собаки.

— Авада…

Шепот заклинания и звук взрыва сливаются воедино. Всё вспыхивает, взрывается, осыпается осколками. Люциуса отбрасывает к дальней стене, что-то больно бьет в живот. Затем вспыхивает пламя, трещат полки, бьются пробирки и мензурки.

Люциус отползает к каморке с ингредиентами и укрывается за дверью. В лаборатории что-то снова взрывается, да с такой силой, что закладывает уши. Откуда-то сверху на глаза течет что-то темное и теплое. И Люциус не сразу понимает, что это кровь.

«Вот тебе и везение», — проскальзывает в его сознании, прежде чем он окончательно отключается.