Комната (джен)

Тик-так, тик-так — мерно отсчитывают время большие часы в холле. Скрип-скрип — вторит им сорвавшаяся с крючка ставня.

Тик-так, тик-так…

Скрип…

Люциус спускается в подвал, ступает по потрескивающим от времени ступеням старинной лестницы с лампой в руках. Лампа зачарована особым образом — керосин в ней никогда не кончится. Что такое «керосин» Люциус не знает, но в лампе всегда теплится огонь, и ему это нравится.

Разумеется, можно использовать Люмос, но ОНИ не любят, когда кто-то кичится магическими способностями. ОНИ колдовать не могут.

Хорошо, что здесь он проводит не больше часа в сутки.

В Комнате всё приходится делать руками. Люциус ненавидит это. Ему кажется, что домовики посмеиваются за его спиной.

Хочешь вина? Приходится откупоривать бутылку кривым штопором и наливать янтарную жидкость в бокал так же, как это сделал бы маггл. Руками. Желаешь умыться после Ритуала? Проси домовиков нагреть воду, а после самолично отправляйся за ней на лестницу и неси тяжелый таз в комнату, стараясь не пролить ни капли. Проголодался? Иди в холл, забирай у домовиков подносы с канапе. Представь, что чувствуют рабы. Нравится?

Нет, разумеется, домовики проводят большую часть своего времени в этой части дома. Без их помощи невозможно обойтись, но время домовиков — день, когда ОНИ спят. Время Люциуса — ночь. Эльфы в это время нерасторопны, работают неохотно и совершают слишком много ошибок.

Комната встречает Люциуса скрипом дверей, шорохами книг, стрекотанием одинокого сверчка и ворчанием углей в камине. В сущности, кроме домовиков и хозяина сюда никто не ходит, потому что проход в самую мрачную часть подземелий надежно скрыт чарами иллюзии.

Если бы незнакомец обогнул лабораторию, прошел мимо чулана для старых метел и ветоши, резко свернул налево и спустился на шесть ступенек, он уперся бы в старую кирпичную стену, поросшую мхом и плесенью. Это всё, что он смог бы увидеть.

Для Люциуса же кирпичная стена — лишь умело созданная кем-то из его предков иллюзия. За ней прячется деревянная дверь — когда-то на ее месте была старая и скрипучая, но Абраксас несколько лет назад поставил новую, надежную и тихую.

И только старый амбарный замок сохранился со времен самого Арманда.

Люциус отпирает замок кривым железным ключом и входит. В Комнате не так промозгло, как в подземельях мэнора, здесь горит камин.

Керосиновая лампа встает на полочку слева от выхода. В комнате она не нужна — здесь горят сотни свечей, домовики меняют их по несколько раз на дню. В год на них уходят баснословные суммы, но свечи — традиция этого места. А традиции здесь лучше не нарушать. Ведь любые перемены могут затронуть судьбу хозяина поместья. Не каждый рискнет удачей. Это сейчас Люциусу двадцать один год, он молод, богат, известен среди чистокровных магов и не только, а завтра всё может измениться.

Люциус набирает в легкие побольше воздуха. Здесь у него даже вкус особенный — пыль, плесень и... луговой клевер.

Он знает, что нужно делать. Знает с одиннадцати лет, когда отец впервые привел его сюда на рождественских каникулах. Так поступают все Малфои — приводят старшего сына, наследника мэнора, чтобы рассказать о его обязанностях на предстоящую сотню лет. Если повезет. Или не повезет? Кое-кто из Малфоев дожил до ста пятидесяти.

Той зимой Люциус опоздал в Хогвартс на две недели. Именно столько потребовалось отцу, чтобы рассказать о приемах и званых обедах, правилах проведения магической встречи, о традициях и Ритуале.

Ритуал.

Впервые он увидел его в тринадцать лет, увидел со стороны, не будучи участником действа. В тот раз Люциуса вырвало прямо на пол — от волнения или страха, а может быть, от отвращения перед увиденным. Он ждал, что получит от отца выволочку, но тот молча обнял его. Тогда-то Люциус и понял, что рассказы отца — не волшебная сказка, а реальная жизнь. И когда-нибудь ему предстоит стать полноправным хозяином поместья, а значит, Ритуал станет неотъемлемой частью его жизни.

И вот спустя восемь лет Люциус остался один. Абраксас скончался четыре дня назад от драконьей оспы. Больше никто в доме не заразился. Это удивляло колдомедиков, но совсем не удивляло Люциуса. Его спас Ритуал.

— Люциус Малфой Второй, — представляется Люциус. — Доброй вам ночи!

Сердце стучит размеренно и глухо. Тишина. Лишь камин пожирает свежие угли.

— Мой отец, Абраксас Малфой, прибудет к вам завтра вечером. Завтра же запланирован прием в его честь.

В груди что-то сжимается. Десять лет назад он представлял, как это будет. Он выйдет в центр Комнаты и скажет, что отца больше нет, а потом организует прием с закусками и самым дорогим вином, потому что нарушать традиции нельзя, они незыблемы.

То было десять лет назад.

Сейчас всё иначе. И чувства другие: боль, тоска, смирение, обида на судьбу.

Только нужен ли отцу этот праздник? Традиция, тянущаяся корнями вглубь веков, традиция, больше напоминающая безумие.

Люциус кланяется. Сначала вперед, затем направо и налево.

— Приветствую Основателя, сына его и его внука.

— Поприветствовал их, значит, поприветствовал всех остальных, — говорил отец. — Не забывай. Каждый раз, когда входишь в Комнату, нужно громко назвать свое имя, а затем поклониться. Да не так, сын, ниже, ниже, не жалей спины.

И Люциус не жалеет. Когда-нибудь он будет учить кланяться своего сына.

Комната ничем не напоминает подвал, скорее одно из жилых помещений дома, настолько дорого она обставлена. Впереди полукругом стоят кресла из японской вишни и парчи — мягкие, легкие и удобные, рядом с ними — столики с витыми ножками, на каждом канделябры и салфетки с гербом рода. Всё древнее, немного пахнущее плесенью и нафталином, запыленное несмотря на то, что домовики убираются здесь регулярно. Эту пыль невозможно стереть, ей сотни и сотни лет.

Вдоль стен — книжные шкафы с глубокими полками, а на них множество книг: они выставлены в два, три, четыре ряда. Для того, чтобы достать одну из них, приходится вынимать соседние. Предки Люциуса начали собирать эту коллекцию в двенадцатом веке. Время от времени и он сам приносит сюда что-нибудь новое. Вот и сегодня…

Он вынимает из-за пазухи книгу в красной обложке — «Искусство и музыка эпохи Возрождения», — открывает стеклянную дверцу и ставит ее на свободное место. На полках нет ни одной магической книги, только маггловские, впрочем, за долгие годы здесь скопилось множество редких изданий. В маггловском мире за них можно было бы выручить неплохие деньги.

Зачем нужна эта коллекция, Люциус не знает. В библиотеке мэнора найдутся по-настоящему дорогие и редкие книги. Похоже, то, что один из его далеких предков задумал как шутку, с годами превратилось в очередную традицию.

От одного упоминания этого слова к горлу Люциуса подкатывает тошнота.

— Я надеюсь, вы не против выпить со мной? — Он шагает к большому столу у камина. — Сегодня я приготовил вам нечто особенное. Мерло тысяча восемьсот пятого года. Хочу, чтобы мы почтили память отца.

Люциус опускается на колено перед запыленным деревянным ящиком и замирает. Домовики не вскрыли его и не оставили никаких инструментов, чтобы отнять крышку. По спине пробегает неприятный холодок.

— Они очень не любят ждать, — говорил отец. — Любая задержка может выйти тебе боком, потому всегда спеши, всегда. Но не так, чтобы они поняли, как ты торопишься или боишься. Часы подскажут тебе, если они раздражены или им скучно. Слушай часы, но не позволяй им пробить полночь.

Люциус дергает крышку, и ничего не выходит — гвозди, забитые по углам, сидят крепко. Их ржавые шляпки торчат наружу, но ухватиться за них не получается.

— Тик-так. — Оживают часы над его головой. Единственная магическая вещь в комнате. Они всегда показывают, если беседа перестает быть оживленной, если хозяева или гости неожиданно замолкают.

А ОНИ беседуют. Живые их разговоры услышать не могут, но Люциус точно знает: они говорят о делах, политике, семье… О чем еще могут говорить чистокровные?

Пальцы Люциуса начинают подрагивать. Он хватается за шляпку гвоздя, пытается раскачать его и тянет. Кажется, он поранился, потому что занозистые доски ящика окрашиваются нежно-алым.

Зря он так рано сказал про вино, просто не терпелось похвастать, что для отца он добыл редкий напиток. Стоило сначала открыть ящик!

— Тик-так, тик-так. — Маятник раскачивается, стрелки движутся. Без двух минут полночь.

— Мерлин, помоги, — бормочет Люциус. Все его пальцы давно изрезаны в кровь. Еще два гвоздя. Он дергает крышку, она качается, но все еще держится. — Мерлин… помоги.

До полуночи минута. Отец никогда не доводил до такого, он заранее продумывал каждый свой шаг.

— Папа, — шепчет Люциус, — папа, пожалуйста… Что мне делать?

Но Абраксаса нет. Он в фамильном склепе у озера, чуть в стороне от сада. Туда ведет дорожка из серых камней. Два дня назад его похоронили, гостей было немного — многие испугались, что подхватят драконью оспу. Оно и к лучшему, ведь фамильный склеп — всего лишь фарс, пустышка… Дедушка называл это место «переходный этап» и был во многом прав.

Еще минута, и что-то произойдет. Что именно — он не знает, отец предпочитал не распространяться о таких вещах. Да и теперь он помочь не сможет, Абраксас вообще больше не на его стороне.

Последний гвоздь ломается напополам, крышка отлетает в сторону.

— Прошу прощения за задержку, — бормочет Люциус, не обращая внимания на окровавленные пальцы. Это мелочи. ОНИ даже не заметят, ОНИ ждут вина. — Я надеюсь, что фрукты подчеркнут легкие нотки шоколада в этом чудном напитке.

Часы замолкают и останавливаются, скрипит пружина, и стрелки возвращаются на свое первоначальное положение — на без трех минут двенадцать.

Люциус открывает запыленную бутылку и разливает вино по бокалам — их еще днем приготовили домовики. Бокалы на длинных ножках, стоящие ровными рядами на одинаковых черных подносах.

Значит, это они сделали, а открыть ящик не догадались?!

— Вам не кажется, что следует включить музыку?

Его руки дрожат.

Никто не отвечает, но Люциус знает правила. Он вручную запускает старый патефон. Пятна крови от его пальцев остаются повсюду, но домовики уберут все завтра же днем. Чертовы домовики! Мерзкие твари! За оплошность с ящиком они заплатят.

Патефон играет полонез. Люциус разносит бокалы, ставит их на круглые столики, рядом с каждым из сорока девяти кресел. Все они расположены полукругом в одной просторной комнате. Сорок девятое кресло пока пустует.

ОНИ не пьют вино, но по неведомой причине наутро бокалы опустеют. Их веки плотно сомкнуты, а на щеках застыли морщины. Не лица, а посмертные маски.

— Приятного вечера, господа! — Люциус заискивающе улыбается и шагает к выходу. В гостиной он долго поливает пальцы зельями, но боль не отступает.

— Хозяин Малфой, что с вашими пальцами, сэр? — интересуется Добби, поджав уши. Люциус вспыхивает:

— Ах ты мерзкая тварь!

Он выхватывает из рукава палочку и швыряет в домовика заклятием снопа искр.

— Хозяин! Простите! Простите! — выкрикивает Добби.

Люциус толкает домовика и ставит ногу на его грудь.

— Погубить меня хотел?! Ты притащил ящик с вином, но не принес инструменты, чтобы его открыть!

— Хозяин… Добби не хотел, Добби не хотел! Добби просто забыл! — Домовик дрожит и рыдает, сжавшись в комочек.

— Замолчи.

Вся усталость трех бессонных ночей вырывается наружу. Люциус с трудом может дышать, а контролировать свои действия не может совсем. И ведь убьет, обязательно убьет. Он уже несколько раз ходил по грани, исполняя волю Темного Лорда. А теперь готов через нее переступить.

— А что дальше? — спрашивает голос в его голове. — Азкабан?

Люциус знает, кому принадлежит этот голос. Его совесть всегда говорит с ним голосом отца.

— Хозяин Малфой…

Люциус морщится, направляя на Добби палочку.

— Хозяин Малфой…

Сквозь шум в ушах и лихорадочный стук сердца Люциус слышит тонкий голосок домовика, но не Добби, нет. Тот лежит на полу и даже уже не дрожит, он давно приготовился к смерти.

— Хозяин Малфой, пришла ваша невеста, — щебечет Дикси, Тонки или Парди.

Люциус оборачивается. Позади него стоит бледная Нарцисса, а из-за ее юбки выглядывает Тонки.

— Нарцисса. — Люциус отступает в сторону, испуганный Добби аппарирует, то же самое делает и Тонки.

— Что здесь происходит? — Нарцисса кажется испуганной. Ее можно понять. Наверняка со стороны Люциус выглядит безумцем.

— Прости. Домовики вывели меня из себя. Всё в порядке? — интересуется он нарочито будничным тоном.

Она молчит и не двигается с места. Люциус старательно перебирает в голове все возможные оправдания, но никак не может выбрать подходящее.

— Что это? — наконец интересуется Нарцисса. Она смотрит на его руки обеспокоенно. — Мерлин мой, Люциус… Что с твоими пальцами? Они изрезаны.

— Это домовики.

— Домовики? Домовик никогда не навредит хозяину. — Нарцисса уже тянет его к дивану, усаживает и колдует над неровными разрезами на коже. Старательно колдует, так что раны перестают кровоточить.

— Твоя жена должна знать обо всем, что происходит в этом доме. А лучше всего, если она станет помогать тебе. Твоя мать умерла, так и не узнав, что мы прячем в подвале. Она презирала меня за недоверие. Не бери пример с меня, — покаялся отец перед смертью. — Скажи ей сразу, как только она впервые останется на ночь в этом доме.

— Ты что-то скрываешь от меня? — Нарцисса накладывает на его руку повязку. — Что происходит?

— Эти мерзкие рабы уронили мне на руки бутылку с вином, она разбилась и… Я почти час потратил на то, чтобы вытащить осколки.

Нарцисса смотрит ему в глаза несколько секунд, но Люциус точно знает — она поверит. Даже мать не научилась распознавать его ложь, а она с рождения была рядом. Их отношения с Нарциссой длятся чуть больше года. Она знает его хорошо, но недостаточно.

— Тебе нужно в Мунго.

— Уже всё в порядке. — Люциус осторожно целует ее руку и едва заметно улыбается.

Нарцисса обеспокоенно хмурится в ответ.

Отец учил, что между мужем и женой не должно быть секретов. Но ведь пока они не женаты?

Кресло-качалка Абраксаса тихонько поскрипывает. Оно отличается от парчовых кресел в Комнате — Люциусу хотелось сделать для отца что-то особенное, поэтому он потратил несколько часов на бытовое колдовство.

Теперь каждый час кресло раскачивалось само по себе. Отец бы оценил.

— Надеюсь, никто не против новшества? Не слишком скрипит?

ОНИ молчат. Часы с маятником молчат тоже.

— Сегодня мы пьем вино и танцуем до утра. В честь Абраксаса Малфоя.

Люциус разливает вино по бокалам, разносит бутерброды, потом устраивается в свободном кресле у входа.

— Я хочу провести Ритуал сегодня.

Неизвестно откуда взявшийся вихрь заставляет половину свечей погаснуть.

— Не то чтобы у меня были проблемы… Все очень неплохо, но та неудача с вином меня смутила. Не хотелось бы осложнений в будущем. Ведь через две недели свадьба. Она должна стать не только важным событием моей жизни, но и светским мероприятием, о котором напишут во всех газетах.

Он отпивает немного из своего бокала и поднимается. В комнате по-прежнему тихо, лишь звуки клавесина всё еще напоминают Люциусу о том, что он здесь не один.

Он неспешно расстегивает пуговицы на рубашке, стаскивает брюки и белье, а затем шагает через всю комнату к нише в стене. Там прячется большая ванна, отделанная цветной смальтой. Она заполнена мутной беловато-серой жидкостью, густой и липкой. Домовики приготовили ее два дня назад, субстанция почти свежая.

Люциус забирается внутрь и укладывается на спину, стараясь расслабиться. Эти ощущения ему нравятся с детства.

Жидкость убаюкивает, и он засыпает.

— Папа, я лежу на облаке… Не понимаю, чего я так боялся?

Отец смотрит на него с сочувствием. Впрочем, Люциус почти сразу узнает почему. Чувства обманчивы, нужно подождать чуть меньше получаса и начнется это…

Ощущение чужих рук на плечах и груди. Сжатие, толчок, и он уже на дне, а над головой смыкается белое марево.

— М-м-м, — мычит он и дергается. Жидкость врывается в легкие, а сердце, секунду назад стучавшее под ребрами суматошно и быстро, постепенно замедляется и замирает совсем.

И тогда он слышит дьявольский хохот. Он точно знает, кому принадлежит этот голос. Забавный человечек в зеленом сюртуке смеется ему на ухо. Люциус резко садится и откашливается. Жидкость вырывается из горла, он кашляет до рвоты и чужие пальцы, давящие грудь, вдруг отпускают. Паршивый лепрекон любит пошутить.

— Ненавижу, — бормочет Люциус, — ненавижу.

Кого? Их? Лепрекона? Себя? Эту процедуру? Терпеть не может, когда его так резко выдергивают из дурманящего сна? Он и сам не знает.

Тонкие длинные пальцы поглаживают его тело, водят по ногам и шее, сжимают поясницу, массируют живот, они жалеют, успокаивают, сочувствуют. Он смотрит перед собой, пытаясь прочесть заголовки книг на полках. Так легче. Слишком жутко чувствовать, но не видеть. Потому что никаких рук на его теле нет, лишь белесая жидкость, обнимающая со всех сторон. Еще минутка…

«Алиса в стране чудес»

«Холодный дом»

«Сказки братьев Гримм»

Еще пара…

«Эволюция видов путем естественного отбора…» что-то там под авторством Ч. Дарвина.

«Преступление и наказание»

Совсем чуть-чуть…

«Язык и история музыки»

«Сны»

Ему становится хорошо. Он потягивается и закрывает глаза. Спать нельзя, нельзя, иначе ОНИ заскучают…

* * *

Избавься от муссо.

Подушка такая мокрая.

Его лоб такой горячий.

Спрячь это зелье. Спрячь его в надежное место, Люциус. Когда-нибудь оно спасет твою жизнь.

Папа, не уходи… Мы можем провести Ритуал. Я отнесу тебя.

Уже поздно, сынок. Уже поздно. Избавься от муссо.

Папа…

Зелье Ловца душ. Ты запомнил? По одной капле… Этого будет достаточно.

…не понимаю.

Как же больно.

— Папа…

Тик-так… Тик-так.

Люциус подскакивает в ванне и морщится. Часы стучат, свечи почти погасли, а вино в их бокалах закончилось. Уже наверняка рассвело, им пора спать.

— Простите, — шепчет Люциус и торопливо выбирается из ванны.

Он наматывает на бедра оставленное домовиками полотенце и, стараясь не поскользнуться, шагает к ящику с вином. Осталась пара бутылок.

Основателю, его сыну и внуку. Они главные…

Люциус торопливо разливает вино по бокалам и по очереди обходит три столика. Ноги скользят по каменному полу. Они жутко замерзли, но сейчас важнее не это. Раз уж он задержался дольше, чем на час, нужно извиниться, что помешал ИХ сну.

Под креслом Основателя собралась большая лужа. Люциус едва не падает, вовремя успевая ухватиться за спинку. Нужно собирать урожай. Где ходят домовики-бездельники?! Где банки для муссо?

— Вам пора спать.

Люциус торопливо натягивает одежду. Тело мокрое и скользкое, штанины перекручиваются и липнут к коже.

— До вечера, господа. Благодарю вас за Ритуал.

Он укрывает пледом каждого из сорока девяти и подкладывает под их головы подушки.

— Паршивые домовики… Почему я снова выполняю их работу? — бурчит Люциус себе под нос.

Ветерок слегка треплет его волосы.

— Спасибо, Основатель.

Он вздыхает и ненадолго задерживает взгляд на кресле отца. Оно мерно поскрипывает, покачиваясь.

— Спокойных снов.

Люциус выходит, амбарный замок защелкивается сам по себе.

Ох и получит сейчас чертов Добби!

* * *

Три контракта, два приглашения на министерские приемы, шестнадцать — на званые ужины. Это его удача.

Подготовка к свадьбе идет полным ходом, юная невеста проводит в его постели каждую ночь, домовики выполняют свою работу расторопно и без ошибок, Министр обещает лично присутствовать на их празднике. И это его удача.

Как всегда, ему везёт — так бывает после Ритуала, другого ожидать и не приходится.

— Куда ты вечно убегаешь? — Нарцисса сонно моргает и тянет к нему руку. — Три часа ночи…

— Прости, есть неотложное дело. Я же здесь, просто в кабинете.

— Но разве дела не могут подождать до утра?

Люциус вздыхает.

— Есть вещи, которые я не могу отложить.

— Даже ради меня?

На ее губах играет хитрая улыбка, одеяло едва прикрывает грудь, а волосы разметались по подушке. Он бы самого Министра послал ко всем мантикорам и любил ее до утра. Но есть вещи, которыми нельзя пренебрегать.

Так он ей и говорит. Ни капли лжи в его словах нет, может, потому Нарцисса верит.

— Пообещай мне, что в первую брачную ночь не исчезнешь, — просит она.

Люциус кивает.

— Я постараюсь.

— Нет. Обещай.

Он молчит. Пообещать что-то, зная, что выполнить этого не сможет? Первая серьезная ложь, а их семейная жизнь еще даже не началась.

Нарцисса будто читает его мысли. Она вздыхает и поворачивается к стене. Разговор окончен.

* * *

«Надо будет купить ей что-нибудь, — размышляет Люциус, снова спускаясь в подвал. — Что-нибудь приятное. Порадовать».

Этой ночью Комната полна домовиков в новых наволочках, они разносят еду и напитки, играет музыка. Теперь это не полонез, а вальс.

Дамы приглашают кавалеров. Как жаль, что дам в Комнате всего две. Гертруда и Кларисса. Одна излишне худая, вторая, наоборот, пампушка и конечно обе годятся Люциусу в бабушки. Если не учитывать их истинный возраст. Он приглашает дам первым. Вежливо склоняет голову, делает несколько комплиментов их прическам, платьям, но уходит ни с чем. Они не танцуют.

Сегодня день рождения у Арманда Второго.

— Добби!

Добби все еще боится, потому подходит не сразу и тут же поджимает уши.

— Хозяин Малфой?

— Завтра же переодень Гертруду во что-то подобающее. Она уже третий день в одном и том же!

— Простите, Хозяин, все будет сделано, сэр.

— Головой отвечаешь!

Именно так. Никак иначе. Всех домовиков связывают с хозяином дома непреложные обеты, никто из них не решится и слово сказать о том, что происходит в тайной комнате поместья.

Кресло отца снова поскрипывает.

Люциус подходит ближе и смотрит с тоской. Когда-то он был уверен, что отец свяжет их с Нарциссой магической клятвой, но он не успел. Как жаль! Не дожил какой-то месяц.

— Папа, — бормочет Люциус и опускается на пол. Он прижимается щекой к отцовским коленям и вздыхает. Пахнет пылью и сыростью, это запах старого склепа еще не выветрился. Все ОНИ так пахнут первое время, а потом начинают пахнуть так же, как Основатель — луговым клевером. Разве что на их коже не образуется муссо.

Люциус старается не приглядываться к ИХ лицам. Каждый раз становится не по себе. Впрочем, с годами многое воспринимается проще.

Но одно дело сорок восемь магов, которых он никогда не видел по-настоящему живыми, другое — сорок девятый, к мертвенной бледности которого он никак не может привыкнуть.

Люциус касается руки отца, сжимает морщинистые пальцы с золотыми перстнями. Рука кажется сухой и холодной, но ощущение, что он все еще рядом, не оставляет.

— Ты ведь слышишь, — шепчет Люциус и присматривается к лицу Абраксаса. Тот как будто спит. Глаза плотно закрыты, кожа кажется румяной. Никакой мертвенной бледности или трупных пятен.

Это ИХ особенность.

— Папа, как же я женюсь без тебя? Это странно, что ты не придешь к нам на свадьбу. Ты же устроил этот брак, убеждал меня, что Нарцисса — та самая. А я спорил. Теперь-то знаю, да вот только тебя нет…

Ветерок пробегает по его волосам. Слово «нет» не совсем верное. Отец есть, вот он, сидит, прислушивается к музыке. Он мертв, но жив. Или жив, но умер, как и все их предки. Сорок девять кресел, сорок девять одинаковых столиков, сорок девять живых мертвецов. Здесь дед Люциуса и его прадед, прапрадед и… Все наследники Малфой-мэнора со дня его основания.

Посередине сидит Арманд. Он был первым. Справа его сын, вовремя заметивший, что тело умершего отца по какой-то неведомой причине не истлело даже спустя год после смерти. Арманд Первый казался живым, но его сердце не билось, а всё тело покрылось неизвестной белой слизью. Слизь эта едва различимо пахла клевером. Арманд Второй приказал вымыть тело покойного и вернуть в склеп, только это не помогло. Слизь появилась снова.

Арманд Второй назвал неизвестную субстанцию муссо — «оживленная». Благодаря записям, оставленным отцом, он понял, как можно использовать ее во благо рода. А потом, спустя столетие, его сын осознал, что использование муссо имеет свои побочные эффекты.

Основатель, его сын и сын его сына… Они не мертвы и не живы. Как и каждый, кто хоть раз испытал на себе действие муссо.

— Папа, поговори со мной. — Люциус сжимает прохладную руку отца, но Абраксас не издает ни звука.

Его убила драконья оспа, пора бы с этим смириться.

— Тик-так, — сварливо бормочут часы. — Тик-так…

— Поздравляю! — доносится со всех сторон.

Люциус сдержанно улыбается, а Нарцисса прямо-таки светится от счастья.

Люциус понимает, что близится тот день, когда она узнает правду о его семье, но пока он предпочитает молчать. Выход есть всегда.

Подождать месяц.

Или два.

Может, год.

До тех пор, пока не появится наследник. А там… Старшего сына он должен будет посвятить в тайну в одиннадцатилетнем возрасте, не раньше. Тогда же он сможет рассказать Нарциссе.

Нутром он понимает, что так долго скрывать что-либо от жены он не сумеет. В конце концов, он будет исчезать каждую ночь, рано или поздно у нее возникнут вопросы. Но…

С раннего детства Люциусу внушали трепет перед предками, покоящимися в подвале, с юных лет он помогал с Ритуалом. Впустить кого-то еще в тайну, которая всегда принадлежала только им двоим — ему и отцу — на это он готов не был.

Нарциссе лучше держаться подальше от комнаты в подвале. Люциус готов молчать, да и домовики не проронят ни слова: Обет заставляет их держать языки за зубами.

…В спальне Люциуса целое море цветов. Домовики расставили их по вазам, как попросила хозяйка. Нарцисса разглядывает букеты, читает карточки. А Люциус пытается осознать, что с этого дня его спальня теперь принадлежит им обоим.

— Люциус! Ты посмотри, какой чудной букет! Кто нам такое подарил?

— Не знаю. Кажется, это ромашки?

Люциус стягивает праздничную мантию и распахивает окно. В саду стрекочут сверчки, где-то вдалеке заливается одинокая малиновка. Солнце вот-вот сядет.

Он женат. Подумать только!

— Люциус! — Встревоженный голос Нарциссы врывается в его расслабленное сознание. Он за секунду оказывается рядом.

— Что?

— Смотри…

Среди прекрасных букетов выделяется один особенно яркий. На первый взгляд ничего особенного — красные и белые цветы, аккуратная упаковка, большой черный бант — немного мрачно, но…

Люциус смотрит, пытаясь понять, что же так напугало его жену. Обычные цветы. Может, какое-то насекомое пробралось…

— Это олеандр. А это, — шепчет Нарцисса, — вёх. Они ядовиты, их не стоит трогать руками. Ты ведь не трогал?

— Нет, — бормочет Люциус. — Кажется, нет. А ты?

— Не знаю.

— Вымой руки! Быстрее.

Он получше многих знает, что случайностей в жизни не бывает. Кто-то прислал им ядовитые цветы по ошибке? Вряд ли. Вёх не так-то просто достать даже в сушеном виде, как ингредиент для зелий, — поставщики предпочитают не портить себе репутацию.

Люциус оглядывает букет со всех сторон и взмахом палочки призывает записку.

«Ты сдохнешь, заносчивый чистокровный змей. За всё, что сотворил твой отец».

Подписи в записке нет. Люциус успевает спрятать ее под манжетами рубашки за секунду до того, как Нарцисса возвращается из ванной.

— Просто давние враги. Не бери в голову. Наверняка хотели напугать. Добби! Уничтожь эту мерзость. Да поосторожнее. Букет ядовит!

…Оставшаяся часть вечера проходит спокойно. Нарцисса старается не напоминать о случившемся, Люциус предпочитает об этом не думать. Они занимаются любовью, целуются и пьют шампанское, потом занимаются любовью снова. Люциус помнит о долге перед предками, он уже приготовил несколько ящиков дорогого шампанского, нужно лишь дождаться, когда Нарцисса уснет.

— Необычный вкус у этого шампанского. Не помню, чтобы Домн Периньон так сильно отдавал мятой.

Люциус опускается на кровать и хмурится, потому что перед глазами темнеет, голова делается тяжелой и его клонит в сон. Нарцисса заботливо укрывает его одеялом и удерживает за плечи, когда он пытается приподняться.

— Нарцисса… что-то не так. Что… было в шампанском? — успевает пробормотать он.

И отключается.

Когда Люциус просыпается, солнце уже стоит высоко над землей. Нарцисса спит рядом — золотистые волосы разметались по подушке, одеяло едва приоткрывает бедра.

Почему голова такая тяжелая? Слишком много шампанского?

Комната…

Люциус неловким движением призывает часы и подскакивает. Девять сорок пять. Он не был этой ночью внизу, он пропустил прием в честь его свадьбы. Люциус должен был прийти — всего на час, как обычно, — но сегодня он проспал. А ОНИ ждали. Свадьба наследника — значимое событие.

И проклятые домовики его не разбудили.

К горлу подкатывает тошнота, его бросает в жар, потом становится холодно. Что он наделал?

Он спешно одевается и сбегает по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Что могло вчера случиться? Он прекрасно контролирует свою жизнь, он никогда еще не пропускал ни одной ночи. Но сегодня…

Нарцисса.

Люциус резко останавливается и напряженно моргает. Конечно, это Нарцисса. Что-то было в шампанском, она подмешала ему снотворное зелье, чтобы он не оставил ее одну в первую брачную ночь. Надо было рассказать про комнату, надо было предупредить, что все равно уйдет.

Что теперь делать?

За всю жизнь отец никогда не пропускал ни одной ночи. Бывало, он болел, но тогда его подменял Люциус. И вот теперь… После его смерти прошло не больше месяца, а он совершает ошибку за ошибкой.

Свет в подземельях не горит. Люциус шепчет заклинание, но лампочка зажигается слишком ярко, начинает искрить и взрывается, разлетаясь осколками. Он щурится, пытаясь разглядеть очертания дверей. Только и нужно, что добраться до лаборатории. Керосиновая лампа всегда стоит у входа, на полке.

Шаг, еще шаг…

Наконец он нащупывает металлическую ручку и берет лампу в руки. Шепчет тихое «пиро», фитиль загорается, и Люциус наконец может осмотреться.

Коридор изменился. Весь пол покрывают пестрые бумажные листы. Люциус шагает неторопливо, бумага хрустит под ногами. Книги? Да… это книги из Комнаты. Что ОНИ сделали с книгами?

Что теперь будет с семьей?

Домовик испуганно шарахается в сторону.

— С-с-с-той! — шипит Люциус, хватая его за наволочку. — Вы не разбудили меня!

Домовик трясется от страха.

— Мы… мы… Хозяин, хозяйка из рода Блэков. Она… Мы знаем, что Блэки делают с домовиками. Мы боимся, хозяин.

— Боитесь? А ИХ вы не боитесь?

Домовик смотрит ошалело и трет нос.

— Дипси не знал, что так бывает. Дипси думал, что от одного раза ничего не будет… А оно…

— Что — оно?

Дипси принимается выть, а Люциусу становится не по себе. Он отталкивает домовика в сторону и снимает с двери амбарный замок.

В Комнате все по-прежнему. Люциус поджигает одну из свечей от керосиновой лампы и обходит по кругу все подсвечники. Становится светло.

ОНИ сидят в кругу, все на месте, никто не исчез. Почему что больше всего Люциус боится, что они внезапно исчезнут.

Их по-прежнему сорок девять, но книжные шкафы распахнуты и выпотрошены, словно туши диких зверей. Как ОНИ это сделали?

— …Поэтому ты должен навещать их каждую ночь, угощать и умасливать. Поэтому ты должен устраивать для них званые вечера, Люциус. Иначе будет плохо, очень плохо, плохо всей семье.

— Но папа…

— Ты ведь понимаешь, муссо приносит нам небывалую удачу. Нас обойдет стороною болезнь, мы не окажемся в Азкабане. Каждый Малфой за редким исключением произведет на свет мальчика, и тот обязательно выживет, чтобы унаследовать поместье. И всё это благодаря муссо.

— Но как? Почему это случилось? Почему тело Арманда перестало разлагаться? Почему оно производит муссо? Я не понимаю.

— Много лет назад Арманд Малфой убил лепрекона и испил его крови. Он забрал себе удачу этого существа, но вместе с удачей к нему перешло проклятие. Не знаю, правду ли говорят легенды, но ты сам это видишь… Стоит провести Ритуал, и любая трудная задача становится по плечу, а самый безнадежный проект обречен на успех.

— А проклятие… Это то, что ждет нас потом? После смерти?

— Иногда мне кажется, что наше проклятие — это ОНИ.

Люциус озирается по сторонам, обходит комнату по периметру. Всё кажется нормальным, привычным, но странным.

Дрожащими пальцами он вскрывает шампанское.

— Сегодня… «Вдова Клико» свежего урожая. В честь нашей свадьбы.

Тик…

— Я женился вчера, господа.

Так.

Люциус сглатывает.

— Моей избранницей стала Нарцисса Блэк — чистокровная наследница рода Блэков. Я надеюсь, вы одобряете мой выбор, как одобрял его мой отец.

Тик-так, тик-так, тиктактиктактиктак.

Люциус роняет бутылку, и она разлетается на осколки. Шампанское шипит и пенится, как яд или кислота.

— И заставь домовиков хорошо заботиться о них. Их души все еще там, внутри, в телах. Они заточены там навсегда. Только представь, Люциус, что будет, если им станет скучно? Или страшно… Это все равно, что оказаться запертым в гробу. Не позволяй им искать развлечений самостоятельно.

Проклятое муссо дарит небывалое везение, защищает от любой напасти. Но смерть рано или поздно приходит, чтобы забрать свое — бренное тело и бессмертную душу. Только муссо всё еще хранит своего хозяина. За долгие годы оно покрывает тела невидимой оболочкой, смыть которую невозможно. Душа не может покинуть тело, а тело не тлеет, пока душа не уйдет.

— Предложи им бокал вина и легкие закуски, открой вечер, удели ИМ немного внимания, и можешь быть свободен. Каждую ночь, Люциус. Ты потратишь всего час своей жизни на общение с предками, а они подарят тебе две недели безграничного везения. Всего час. Разве это много?

Люциус развлекает ИХ с одиннадцати лет, с одиннадцати лет играет с ними в покер и магические шахматы, переодевает, причесывает и подстригает, разносит напитки и устраивает вечеринки. Он — раб у собственных предков, раб, который спит не больше пяти часов каждую ночь.

И вот теперь все идет кувырком, потому что он не знает, чего ожидать дальше. А на часах уже без одной минуты полночь.

Почему легенды не рассказывают о том, что бывает, если ОНИ действительно разозлятся?

— Вы не желаете сыграть в магические шахматы?

Тик-так.

— Может, вы хотите познакомиться с моей супругой?

Тик-так.

Часы бьют в звенящей тишине, и Люциусу кажется, что все его мертвые предки смотрят на него с укором. Он присматривается к ним словно впервые. Пригласить Гертруду? Поговорить с Септимусом? Причесать Люциуса Первого? Как заставить их посмотреть в его сторону?

— Папа… помоги.

Он не видит никаких перемен, но он их чувствует. Заключенные в мертвых телах души мечутся в панике. Им страшно, как может быть страшно живому, запертому в гробу. Они ищут выход.

Вот о чем говорил отец, вот почему нельзя оставлять их без внимания. Выйти из тела в этот мир или мир мертвых души не могут, но они могут кричать. Люциус слышит эти крики по ночам, во снах, когда грани между мирами стираются.

— Когда ты засыпаешь, душа взмывает высоко в небо и гуляет по облаку до самого утра. Она встречается с другими душами и слушает их сказки.

— Но они ничего не рассказывают мне, мама. Они просто кричат.

Одна ночь. Он не уделил им внимания.

Одна ночь. И теперь Люциус не может их приструнить. Хорошо, что он сейчас не спит, ИХ крики довели бы его до безумия.

Нарцисса!

Стрелки часов беспорядочно вращаются, но Люциусу плевать. Он взбегает на лестницу, вылетает в холл, яркое солнце ослепляет его на долю секунды. Еще лестница — теперь на второй этаж — он преодолевает ее прыжками.

Дверь спальни распахнута, одеяло сгорбилось на полу, но в комнате никого нет. Люциус выглядывает в окно. Платан загораживает весь обзор, но похоже, что и в саду пусто.

— Цисси. — Получается хрипло и тихо. — Нарцисса!

Сверху что-то падает. Треск и грохот — так ломаются ветки платана. Люциус перевешивается через подоконник, пытаясь разглядеть что-то внизу. Что-то белое, с белыми кружевами, как ее ночная сорочка. Только не...

Пух. Вокруг разлетаются парашютики. Это подушка, подушка, а не тело.

Воздух с шумом врывается в его легкие. С крыши летит черепица, Люциусу не нужно много времени, чтобы разобраться в происходящем. Он поднимается наверх, путается в дверях, по ошибке сначала заскакивая в совятню.

Нарцисса стоит на самом краю крыши, широко раскинув руки.

— Не слушай, — бормочет он, задыхаясь. — Не слушай, Цисси. Иди сюда, ко мне. ОНИ просто боятся, поэтому пугают тебя.

Нарцисса оборачивается. Её глаза закрыты. Она бродит во сне как лунатик.

Люциус делает шаг вперед, потом еще один. Только бы не спугнуть. Она как белая птичка — ночная рубашка колышется на ветру, а бледные руки-крылья поглаживают воздух. Еще мгновение, и полетит.

Люциус знает, чего ОНИ хотят. ИМ весело. Они наверняка подначивают: прыгни, прыгни, прыгни. Сорок девять чужих голосов против ее одной.

Люциус морщится и встряхивает головой.

Мама, твои истории о душах и облаках не были сказками.

— Цисси…

Она вздыхает и позволяет голове опуститься на правое плечо — расслабленно и легко, будто на подушке. Люциус все понимает в мгновение ока. Он успевает ухватиться за белоснежную сорочку в ту самую секунду, когда Нарцисса срывается с крыши. Ткань трещит и рвется, рассыпается в его руках.

— Левикорпус! — успевает выкрикнуть Люциус, и заклинание срабатывает. Укладывая Нарциссу на прогретую солнцем черепицу, он посылает мысленные благодарности Северусу Снейпу — полукровке со Слизерина.

Спасибо за это заклинание. Спасибо.

— Проснись. — Люциус осторожно трясет Нарциссу за плечи.

Она открывает глаза и сонно моргает.

— Нужно вставать?

Люциус прижимает ее к себе и лишь теперь замечает, как сильно дрожат его руки.

Нарцисса сжимает его плечи.

— Почему мы на крыше?

Он молчит.

Стоило рассказать обо всем раньше.

Он не хотел разделить с ней тайну? Что ж, настала пора поделиться своими страхами. И будь что будет.

— Это здесь.

Люциус распахивает дверь и входит в Комнату. Нарцисса нерешительно топчется на пороге.

— Люциус Малфой Второй… Я приветствую Основателя, сына его и его внука.

Краем глаза он старается следить за супругой. Ей не верится, что всё происходит на самом деле — это заметно по взгляду.

Нарцисса обнимает себя за плечи и наконец перешагивает через порог. Пока Люциус проверяет, все ли свечи горят, она проходит по кругу, замирая у каждого кресла и присматриваясь к человеку в нём.

Наконец Люциус решительно произносит:

— Позвольте представить мою супругу — Нарциссу Малфой.

От звука своего имени Нарцисса вздрагивает.

— Днем они предпочитают отдыхать. Так что нас не ждали… Но после того, что они устроили утром, думаю, будет справедливо, если мы расставим все точки над «i».

Нарцисса останавливается напротив Арманда. В отличие от остальных он не одет, домовики заворачивают его во влажные простыни, чтобы было легче собирать муссо.

— Это он?

— Да. Арманд Малфой. Основатель. И мой далекий предок.

— Он выглядит так, будто спит.

— Спит. Только очень крепко. Как и все остальные.

Нарцисса молча шагает к дальней стене. Разглядывает большую ванну, чистые полотенца, размещенные в ряд, книжные шкафы.

— Это здесь ты?..

— Да.

Взгляд Люциуса наконец встречается со взглядом Нарциссы, в ее глазах читается отвращение.

— Я не могу, прости.

Скрип-скрип…

Кресло Абраксаса приходит в движение, оно неторопливо раскачивается. Нарцисса бледнеет. Одними губами произносит: «Абраксас?» Люциус сжимает ее плечо.

— Нет-нет, не бойся. Это чары.

Она вырывается и выходит из Комнаты. Люциус долго не двигается с места, ждет, что она вернется. Но Нарцисса не приходит.

Вечером она запирает их общую спальню изнутри. Заклинание простое, поддающееся даже Алохоморе, но Люциус не решается вскрыть замок. Запертая дверь означает только одно: ей хочется побыть одной, и он не имеет никакого права мешать.

Люциус успокаивает себя тем, что жене нужно время на осмысление и принятие. Нарцисса — мудрая девушка, она не станет жечь мосты, не убедившись, что иного выхода нет. Со всем можно справиться.

К полуночи ему практически удается убедить себя, что у них все наладится. Правда предательский голосок то и дело подливает масла в огонь: «Она сбежит от тебя, бросит… Или сдаст аврорам. А вот какой будет их реакция, неизвестно и самому Мерлину. Слишком уж неординарная ситуация. Но стены Азкабана ты наверняка увидишь изнутри».

Неизвестно, какой была бы жизнь без Ритуалов. Может, Люциус гнил бы в фамильном склепе после неудачного рейда Пожирателей или свалился бы с метлы накануне пятнадцатилетия и свернул себе шею. Никому не дано знать свою судьбу наперед, но Люциусу доподлинно известно одно: с Ритуалами его жизнь не стала ни на толику счастливее.

Весь день он читает в гостиной и много думает, а на ночь устраивается в гостевой комнате на втором этаже. Без четверти два он выходит в коридор, намереваясь спуститься в подвал. Чувствуя себя шпионом, Люциус останавливается у двери, за которой спит Нарцисса, и прислушивается. В спальне царит тишина. Может, поплакала и уснула? Только бы уснула. День был долгим и трудным, ей нужен отдых.

В том, что наутро подушка Нарциссы будет мокрой от слез, Люциус не сомневается.

В холле всё еще не горит свет — домовики никогда ничего не сделают без приказа. Люциус зажигает Люмос на кончике палочки и спускается в подземелье.

Очередной вечер в компании мертвецов объявляется открытым. Сегодня он читает им Диккенса, причесывает Септимуса и надевает на шею Корвуса новый платок желто-коричневого цвета.

— Спокойных снов, — шепчет Люциус спустя час. Перед уходом осторожно касается плеча отца, чтобы раскачать кресло.

Керосиновая лампа все так же ютится на полке в коридоре, сегодня Люциус предпочитает пользоваться палочкой. Ноги идти отказываются, он волочит их от усталости, потому с трудом поднимается по лестнице в холл. Откуда-то дует, он поправляет рубашку и ёжится.

Эти паршивцы снова не закрыли окна, а на улице ливень — он стучит по карнизам, как военный барабанщик.

— Тонки! Живо закрой окно.

В поместье тихо, лишь камин лениво потрескивает углями.

— Тонки! Добби!

Домовики не отзываются. Люциус хмурится и крепче сжимает палочку. Дует не из окна — рамы опущены, а шторы наглухо закрыты. Зато распахнута входная дверь, на порог сквозняком намело листья, а ливень оставил после себя мутную лужу. Сердце подпрыгивает к горлу. Нарцисса ушла? Сбежала в ночь?

Но куда же тогда делись домовики?

— Тонки?! Где хозяйка?!

Люциус дергает дверь библиотеки, она заперта, как и всегда по ночам. Дверь в малую гостиную тоже закрыта. Он шагает к кухне — свет горит лишь там. Что-то здесь не так…

Уже на пороге Люциус поскальзывается и едва не падает. Кто-то разлил воду?

Кровь.

Желудок Люциуса сводит. Он замирает, припадая к стене. Кто-то здесь есть, здесь, за этой дверью. И если он посмел хоть пальцем тронуть Нарциссу, его Нарциссу, Люциус перегрызет горло. Без магии.

В кухне его встречают двое. Незнакомец в черном плаще и Добби — к его горлу прижата волшебная палочка. Домовик ранен и напуган, весь пол перепачкан кровью.

— Хозяин Малфой…

— Кто вы?

— Джонатан Ридгебит. Только мое имя ничего вам не даст.

Неизвестному на вид нет и тридцати, он худой и бледный, но смотрит уверенно, а значит, пришел с какой-то целью. Люциус направляет на него палочку. Домовики стоят недешево, но жалеть Добби он не станет, есть вещи поважнее. Он должен защитить свою жену, свой дом.

— Что вам нужно?

— Ваш отец поступил бесчестно с моим отцом. Я пришел отомстить.

— Опоздали. Отец уже мертв. Драконья оспа.

— В таком случае я убью вас.

Люциус старается не паниковать, но он боится, как боялся бы любой, на кого направляют палочку.

— Вы можете убить домовика, но палочку я не опущу.

— В этом я не сомневаюсь. Он нужен мне не в качестве заложника. Он — мой щит от Авады. Запустите — и попадете в него, а у меня будет шанс сделать свой ход. Уж я не промахнусь. Надеюсь теперь вы отдадите мне палочку без лишних проблем?

Люциус молчит. Ситуация неприятная, но не безнадежная. Он без сомнения быстр, со школьной скамьи хорош в дуэлях, потому можно попытаться…

Легкий пасс, невербальное заклинание… Только без толку. Ловкий Экспеллиармус выбивает палочку из рук. Искры обжигают пальцы, Люциус шипит и трясет рукой.

— Простите. У меня хорошая реакция, я работаю с драконами.

Добби пищит, закатывая глаза. Похоже, ему действительно плохо. Лужа крови на полу всё растет. Куда, интересно, сбежали остальные? Ридгебит отталкивает домовика, он уже не нужен.

— Драконоборец?

— Драконолог, — поправляет Ридгебит.

— Что же сделал отец драконологу?

— Толкнул моего отца на преступление. Вынудил… Заплатил очень много. И теперь он в Азкабане.

Люциус хмыкает.

— Ваш отец получил свои деньги. Он сам совершил то, что совершил. Никто его не принуждал.

— Заповедник прозябает на дотации Министерства. Этого недостаточно, — цедит сквозь зубы Ридгебит. — Мой отец украл кое-что для Абраксаса Малфоя, чтобы не сокращать количество особей. Драконы — опасные существа, но они прекрасны, они имеют право жить!

— И что же он украл?

— Клыки Перуанского змеезуба.

— Что? — Люциус улыбается и качает головой. — Это шутка? Вы наверняка что-то перепутали. Мой отец никогда не интересовался драконами. А уж их клыками тем более.

В какой-то момент Люциусу начинает казаться, что все это ошибка. Определенно, парень что-то перепутал, и за эту путаницу он непременно заплатит золотым галлеоном. Потому что взлом чужого дома — это не шутки. Как вообще ему удалось преодолеть охрану мэнора?

Ридгебит морщится.

— Я думал, вы умнее. Клыки змеезуба — ценнейший компонент темномагических зелий. Ваш отец, может, и не любил драконов, но неплохо разбирался в тёмной магии. Он заплатил моему отцу десять тысяч за четыре клыка и тем самым совершил преступление. Змеезуб не может выжить без клыков, а забрать их нужно исключительно у живой особи.

— Похоже, ваш отец был не особенно хорошим драконологом, раз прикончил змеезуба за десять тысяч, — ерничает Люциус.

— Замолчите! Он сделал это ради заповедника. Но кто-то навел на него авроров. Отца взяли в момент передачи. А Абраксас убедил Аврорат, что понятия не имеет ни о какой сделке, никаких денег у него нет, а зубы ему подкинули. Только вот изъяли у отца два нижних клыка… Как думаете, куда пропала пара верхних? Ваш отец всё подстроил.

— Я в первый раз слышу эту историю. Мой отец не скрыл бы от меня подобное. Потому что…

Люциус хмурится. Потому что он был его отцом. Вот почему. Он учил Люциуса правильно вести дела и оставаться на плаву даже, когда все вокруг тонут. Отец терпеть не мог драконов и всё, что с ними связано. Зачем же тогда ему потребовались клыки?

Зелье…

То самое зелье, что отдал ему отец перед смертью. Зелье, которое Люциус не собирался использовать, но приберег на тот случай, если он захочет избавиться от Комнаты навсегда. Зелье Ловца душ.

Всё это было лишь предположением.

Абраксас тогда метался в бреду, его подушка насквозь промокла от пота.

— Зелье Ловца душ… Когда-нибудь ты поймешь, Люциус. Чтобы ИХ не стало, ты должен уничтожить тела… А потом по одной капле зелья на язык… Это не позволит их душам путешествовать по нашим снам. Они перестанут быть угрозой. А Арманд… его тоже. Избавься от муссо.

— Но ведь можно сделать… это со всеми, кроме Арманда.

— Арманд отомстит… Не пытайся спорить с судьбой, сын. Мы слишком долго ее обманывали. Видишь… Видишь, что она сделала со мной? Не глупи. И без удачи живут… Не глупи, Малфой.

— Я справлюсь с ними, папа, ты же справлялся.

Люциус вздрагивает. Зелье он спрятал в кабинете.

Мерлин…

— Как вы сказали? Перуанский змеезуб? А драконью оспу они переносят?

— Еще как, — смеется Ридгебит.

— А их клыки… Они могут быть заразными?

— Разумеется. Клыки берут у живого дракона, а главный источник заразы — их слюна. Хотите сказать, что ваш отец был настолько глуп, что подхватил драконью оспу, когда работал с клыками? Вот его и постигла заслуженная кара.

Люциус никак не может поверить, что удача оставила отца. Когда он проводил Ритуал?

— Я спешу, Люциус. Сделаю это в другой раз.

— Не сегодня, я проводил его недавно. Жутко хочу спать.

— Сухие волосы? Я не стал проводить Ритуал. Сегодня в подземельях прохладно, не хотелось бы подхватить простуду. В мои годы это может быть опасно.

Одни отговорки в последнее время. И так — сколько? Несколько месяцев?

Судьбе только дай волю. Малфоям слишком долго везло, настал ее черед показать себя.

— Ну хватит. Я вижу, что вы верите мне, а значит, настал час расплаты.

— Терпеть не могу пафосные речи. Это не то, что мне хотелось бы услышать перед смертью, — бормочет Люциус.

— Могу и не болтать. — Темно-коричневая палочка, на вид легкая и мягкая — ольха? орешник? вишня? — упирается в грудь Люциуса. — Но вы все равно умрете.

Страх наваливается и душит, происходящее больше не кажется шуткой.

— Вы не тронете мою… жену? — спрашивает Люциус хрипло.

— Нет.

— Тогда мы можем спуститься в подземелья. Так она точно не пострадает.

Отец учил его брать под контроль любую ситуацию. Какой бы безумной она ни казалась, как бы жутко ни складывались факты, какие бы новости ни выбивали его с намеченного маршрута, он всегда должен держаться за древко и направлять метлу вверх.

Подземелье — его единственный шанс. В глубине души Люциус рассчитывает на предков, на тот ужас, который может охватить чужака, оказавшегося в помещении полном трупов.

Он шагает с трудом, ноги кажутся ватными. Палочка Ридгебита светит за спиной, но настолько тускло, что Люциус то и дело спотыкается.

До Комнаты они так и не доходят.

— Коридор слишком узкий и темный. Ты собирался меня провести? Найдем место поудачнее. Что здесь? — спрашивает Ридгебит, указывая на деревянную дверь.

— Лаборатория.

— Там всё завалено?

— Нет. Там… всегда порядок. Привычка отца. Я ничего в этом не смыслю, после его смерти я туда не заходил.

Зачем он произносит это, Люциус не знает. Он всегда был хорош в зельях и отлично знает структуру лаборатории. Один шанс из ста, что он сможет одолеть человека, виртуозно владеющего палочкой, голыми руками. Но в отличие от отца, сдаваться судьбе он не желает. Жизнь его вполне устраивает. К тому же Ритуал был проведен три дня назад и теперь у него неплохие шансы.

— Шагай.

— Там темно. — Люциус неспешно и с достоинством берет керосиновую лампу с полки у входа. Ридгебит щурится.

— Маггловская лампа в твоем доме? Люмос вышел из моды?

— Она зачарована. Керосин никогда не кончается…

— От этого она не становится менее маггловской.

Оказавшись в лаборатории, Люциус поворачивает налево и проходит немного вдоль стола, останавливаясь недалеко от полки с ядами. Ридгебит смеется и толкает его вперед.

— Шкаф с ядами? Умно, Малфой. Не так уж плохо ты разбираешься в зельеварении.

Люциус молчит. Теперь слева возвышаются полки с ингредиентами, а справа — с лекарственными зельями.

— Не будем ходить вокруг да около. Мне жаль, что всё так вышло. Честно говоря, я надеялся, что ты не распознаешь вёх и олеандр в букете и их аромат, усиленный чарами, убьет вас ночью. Но не вышло. Придется испачкать руки в твоей крови. Поставь лампу на стол и отойди в сторону. Не хотелось бы разбить здесь что-то.

Пока он говорит, Люциус ищет глазами знакомые флаконы. Хоть что-то на расстоянии вытянутой руки. Хоть что-то, чтобы обездвижить противника. Хоть что-то, что может вступить в реакцию и вызвать… взрыв?

Люциус шагает к столу с керосиновой лампой в руках. Ридгебит следит за ним с интересом.

— Малфой… Живее, Малфой.

Резкое движение рукой — и лампа летит прямо в Ридгебита. Тот успевает взмахнуть палочкой: цилиндр из муарового стекла разлетается на множество осколков, керосин вспыхивает на полу. Ридгебит отшатывается.

Пользуясь секундным замешательством врага, Люциус бросается к полке с ингредиентами и хватает коробку с глазами рыбы-собаки.

— Авада…

Шепот заклинания и звук взрыва сливаются воедино. Всё вспыхивает, взрывается, осыпается осколками. Люциуса отбрасывает к дальней стене, что-то больно бьет в живот. Затем вспыхивает пламя, трещат полки, бьются пробирки и мензурки.

Люциус отползает к каморке с ингредиентами и укрывается за дверью. В лаборатории что-то снова взрывается, да с такой силой, что закладывает уши. Откуда-то сверху на глаза течет что-то темное и теплое. И Люциус не сразу понимает, что это кровь.

«Вот тебе и везение», — проскальзывает в его сознании, прежде чем он окончательно отключается.

Шум в ушах глушит посторонние звуки, но он открывает глаза. Всё вокруг слишком светлое — кристально-белое, пугающе белое. В конце концов он понимает, что жив, а белое — это светильники у потолка.

Наконец на белом фоне появляется желтое пятно.

— Мистер Малфой, вы меня слышите?

— С трудом… — отвечает он, но не узнает свой голос.

— Хорошо, что вы очнулись. Не волнуйтесь, ожоги пройдут за пару дней, а слух вернется через несколько недель. Мы пропишем зелье от глухоты.

— Что?

Девушка в лимонном халате лукаво улыбается.

— Кто вы?

— Я колдомедик. Вы в Мунго. У вас что-то взорвалось в лаборатории три дня назад.

— А мой дом?

— Всё в порядке. Домовые эльфы потушили пожар, но лаборатория выгорела полностью.

— Моя жена?

— Она приходила. — Девушка отворачивается, чтобы взять со столика лекарства. — В первый день, но с тех пор… Честно говоря, она так волновалась… Я думала, что она совсем скоро вернется.

Люциус морщится. Три дня… Он провел здесь три дня?

— Три дня? — Он пытается сесть, но грудь отзывается болью.

— Вам в грудь прилетел осколок какой-то банки, большой осколок. Мы его вынули, но…

— Я должен идти.

Нарцисса одна в мэноре. Три дня и три чертовых ночи вместе с НИМИ. В прошлый раз он пропустил одну ночь, а теперь…

— Я ухожу.

— Вы не должны. Это опасно.

Люциус поднимается и сдвигает ее в сторону.

— Моя жена… Ее возможно нет.

От осознания того, что могло случиться, в горле встает ком. А что если?.. Думать об этом он боится.

— Где моя одежда? Где моя палочка?

— Вашу палочку нам не привозили… Думаю, сгорела.

— К черту!

Он находит на кресле свои брюки и спешно одевается. Без палочки каждое действие кажется ему слишком медленным. Он хмурится и застегивает пуговицы. Сколько их — сотни, тысячи? Это какая-то подлая шутка.

— Как мне попасть отсюда домой? Не уверен, что смогу аппарировать.

— Езжайте поездом.

Люциус смотрит на нее зло. Наверное, он кажется опасным, потому что девушка отшатывается от него и вжимается в угол.

— Уходите.

Волшебная палочка в ее руке дрожит. Готов ли он пойти на преступление? Пойти в открытую, зная, что его будет ждать наказание. При всей его удаче…

— Отдай. — Он выхватывает из рук колдомедика волшебную палочку. Выхватывает с легкостью, потому что девушка и слова произнести от страха не может. Наверное, он кажется ей безумцем, но Люциусу все равно.

— Вам нужно лечиться… — Последнее, что он слышит за мгновение перед аппарацией. С чужой палочкой получается резко, неуклюже, словно в первый раз. Он улетает в сад и к особняку приходится бежать, зато его не расщепляет. Это уже достижение. В доме пахнет гарью, на ковре в холле следы сажи, но в гостиной чисто.

— Нарцисса?

Он ищет везде. Будто бы надеясь на чудо, он заглядывает в библиотеку, обшаривает большую и малую гостиную, картинную галерею. Ее нет в спальне, в кабинете, в гостевой комнате, на крыше и даже в совятне. Всюду пусто.

Лестница в подвал покрыта копотью и изрисована следами десятков ног. Наверняка тут были авроры. Люциус спускается вниз, заглядывает в лабораторию. Разруха, грязь, обгоревшие шкафы и стены. Защитные чары помещения сработали как надо, огонь не перекинулся на соседние комнаты, не вышел даже в коридор. Нигде больше нет следов гари. Только грязь.

И кровь…

Алая дорожка начинается от лаборатории, сворачивает к тупику с зачарованной стеной. Люциус замечает ее не сразу, а когда замечает, то на несколько секунд забывает, как дышать. Сразу же за поворотом обнаруживается первый труп. Тонки лежит на боку, его отрезанная голова смотрит остекленевшими глазами в потолок. Домовик мертв.

Люциус переступает через его тельце и дрожащими руками отпирает амбарный замок.

— Люмос.

Он разбил лампу, зато может использовать палочку. Хватит! Он больше не желает исполнять глупые традиции. Они доставляют ему слишком много хлопот. Настало время что-то менять.

В комнате все еще горят свечи — домовики исполняли свои обязанности так долго, как могли. У порога Люциус находит Дикси. Он тоже мертв. Добби не видно. Сбежал? Или нашел покой под одним из кресел?

ОНИ на своих местах, ничего как будто не изменилось.

— Цисси?

Она сидит у ног Арманда. Из горла Люциуса вырывается стон, полный страха и боли. В слабом свете канделябров она кажется мертвой.

— Нет… — шепчет он, но Нарцисса склоняет голову набок и поворачивается на звук.

— Тебя не было три дня.

Жива.

Ее голос хрипит, интонации совсем чужие, а руки по локоть испачканы в крови. Вместе с облегчением к нему приходит осознание: он готов. Впервые в жизни ему плевать на род, на блага, которые сулит ему муссо, на людей, которых трудно назвать по-настоящему мертвыми. Он не может потерять Нарциссу. Ради нее он пойдет на всё.

Нарцисса поднимается и присаживается на колено к Арманду.

— Не надо… Тебе лучше не прикасаться к муссо. Не хочу для тебя такой… смерти.

— Какая забота!

Люциус сглатывает, наблюдая, как она берет со столика гребень и принимается причесывать спутанные, пропитанные слизью волосы Арманда. Теперь Люциус понимает, что разговаривает не с Нарциссой.

— Арманд…Это ты? Зачем ты так с ней?

— Она спит, ты же видишь. — Арманд говорит голосом Нарциссы. Он забрал ее тело? Выгнал бессмертную душу? Но как? Отец ведь рассказывал. Он боялся именно этого.

Когда мы засыпаем, души отправляются гулять по облаку… Главное, чтобы они всегда возвращались.

Люциус приглядывается к умиротворенному лицу супруги. Веки плотно сомкнуты, на щеках легкий румянец.

— Отпусти ее…

— Ты не приходил три дня, Люциус. Нам было скучно.

— Поэтому вы убили домовиков?

— Они забросили свои обязанности через сутки после твоего исчезновения и собрались устроить побег. А твоей жене было не до нас, она занималась лабораторией. Впрочем… это похвально. Мэнор — наш общий дом.

— Наш дом, но не ваш. Вы мертвы.

— Ты будешь последним. Род должен прерваться. За годы заточения я многое понял. В Малфоях слишком много корысти. Ради эфемерной удачи они готовы обречь на муки себя, собственных детей и внуков. Не этого я хотел для рода… — объясняет Арманд.

— Я был болен. Но я вернулся. Должны быть какие-то исключения. Не я первый оставил вас одних.

— Конечно, ты был не первым. Приглядись… Нас сорок девять и многие из нас не дожили и до тридцати. Это их расплата за то, что не были внимательными к предкам. Кто-то заплатил своими близкими, кто-то собственной жизнью. Сейчас это неважно. У Малфоев не должно быть больше наследников, род должен угаснуть.

Люциус вздрагивает.

— Зачем вам это?

— Чтобы избавиться от проклятия. Ты еще не понял? Всё могло прекратиться много лет назад, если бы не появились глупые традиции. Каждый хотел удачи задарма, каждый желал жить успешно и счастливо до конца своих лет. Даже ты, Люциус. Как только твоему сыну исполнится одиннадцать, ты приведешь его сюда. Круг замкнется. Снова…

— Нет.

Люциус шагает ближе и касается плеча Нарциссы.

— Этого не будет. Наш сын никогда не узнает о том, что мы скрываем в подвале. Я изменю традиции.

— Ты сам-то в это веришь? — Арманд смеется.

Происходящее кажется безумием. Пугающий контраст: умиротворенное лицо спящей женщины и злая, кукольная усмешка на тонких губах.

— Я могу дать обет.

— Кому? Мертвому магу?

Люциус качает головой.

— Вы не смеете так поступать с нами. У нас будет наследник!

Нарцисса отталкивает его и вынимает из-за пояса нож. Небольшой, но острый, почерневший от копоти. Нож Джонатана Ридгебита. Повинуясь чужой воле, она прижимает кончик ножа к своему животу.

— Она не сможет зачать ребенка. Или умрет. Сейчас. Выбор за тобой.

Люциус вздрагивает и поднимает руку.

— Прошу, Арманд… Я смогу все изменить. Мой сын никогда не узнает, что такое муссо. Мы уберем отсюда ванну, никто и никогда больше не будет собирать слизь. Мы остановим это.

— И каждую ночь ты будешь спускаться в подвал, чтобы устроить званый ужин для мертвецов?

Люциус не знает, что сказать.

— Вот как… — Арманд вдруг осекается. Он будто читает его мысли и знает, что будет дальше.

Люциус не двигается с места, он боится отвести взгляд от кончика ножа все еще касающегося живота Нарциссы.

— Ты собираешься избавиться от нас, мальчик? Раз и навсегда?

Нарцисса поднимается и подходит ближе. Он сглатывает.

— Пожар в лаборатории подсказал мне решение, Арманд. И ты позволишь мне сделать это, если действительно хочешь исправить то, что натворил.

Тик…

Так…

Люциус вздрагивает. Часы оживают вновь.

— Ай-ай-ай, Люциус… Ты так и не понял. Наши души замурованы навсегда. Если ты попытаешься уничтожить тела, мы не попадем в иной мир. Ты обречешь нас на вечные муки. К этому мы не готовы. Лучше приемы, балы и дорогие напитки, которые нам предлагают наследники. Лучше редкие путешествия по вашим снам, чем одиночество и тишина. И ты поймешь это, когда станешь пятидесятым.

— Зато вы больше не будете докучать семье.

Люциус отступает назад, а Нарцисса двигается следом. Он снова отступает, но она делает ловкий взмах, нож проходит в паре дюймов от его горла.

— Что ты задумал?

— Нет наследника — нет проблемы. Я хотел, чтобы ты стал последним, так почему бы нам не ускорить процесс?

Кресло Абраксаса начинает неспешно раскачиваться.

Скрип-скрип, скрип…

Нарцисса бросается на Люциуса с криком, нож проскальзывает в дюйме от его щеки.

— Цисси, проснись. Прошу тебя…

— Страшно? А попробуй сделать с ней хоть что-то… Ты ведь не убьешь, никогда не убьешь ее.

— Петрификус тоталус!

Заклинание будто отскакивает от нее. Что? Неужели…

— Ей понравился муссо, Люциус. А когда был твой последний Ритуал?

-Тик-так? — спрашивают часы. — Тик-так, тик-так?

Комната начинает кружиться, Люциус с трудом уворачивается от ударов. Очередной выпад — и лезвие скользит по его плечу, брызгает кровь.

— Цисси, прошу тебя. Цисс… Не нужно.

Взмах, наклон, поворот. Нарцисса толкает его вперед, Люциус роняет столик и падает на пол. Ребра взрываются болью, а перед глазами разлетаются искры. Нарцисса нависает над ним, она готова сделать всё, что ей прикажет Арманд. Еще одно движение, и нож вонзится в его горло.

Тик-так… Тик…

Чертовы часы. Хотя бы сейчас просто… замолчите!

Он взмахивает палочкой.

— Бомбарда максима!

Часы разлетаются, шестеренки рассыпаются, пружины скачут по полу.

Нарцисса вздрагивает и открывает глаза. Он разбудил ее. Он смог…

— Соня, — бормочет он из последних сил. — Уже давно утро.

* * *

— Это последний?

— Да…

Люциус опускает очередное тело на пол сгоревшей лаборатории.

— Думаешь, это конец?

Люциус молчит, не зная, что ответить. Конец ночным бдениям? Да, пожалуй. Конец истории с Армандом? Неизвестно, сработает ли зелье. Он готов к любому исходу.

Теперь он знает, что ждет его после смерти, потому пару капель зелья он прибережет для себя.

— Это…

— Я знаю, — Люциус сжимает руку Нарциссы и смотрит в ее глаза. В них стоят слезы. В конце концов, в этих мертвых телах живут души. Что они почувствуют, когда пламя начнет пожирать их плоть? Что почувствует Абраксас?

Люциус входит в лабораторию и опускается на колени рядом с отцом. Он вкладывает в его ладонь волшебную палочку, волшебник должен уходить вместе с ней. Затем достает из кармана полупустой флакон из черного стекла. Капля золотистого зелья падает на губы Абраксаса и скользит в рот.

— Надеюсь, ты поддержишь и это мое решение. Прости, папа… И прощай.

Абраксас не отвечает. Он кажется безразличным ко всему вокруг.

Нарцисса ждет у выхода. Она проверяет защитные заклинания, хочет убедиться, что дом не загорится, когда вспыхнет лаборатория. Снова.

— Ты готова? — спрашивает Люциус, когда все приготовления завершены.

— Да.

Книги — десятки, сотни, тысячи немагических изданий, который столько лет его предки скрывали в Комнате, горят ничуть не хуже сухих дров. Люциус использует яйца огневицы, чтобы огонь разгорелся сильнее. Хорошо, что хранилище ингредиентов уцелело, пожалуй, благодаря этому выжил и сам Люциус.

…Они поднимаются в холл и выходят в сад. Дыма почти не видно, магическая система вентиляции неплохо справляется со своей задачей. Сколько времени нужно сорока девяти телам, чтобы сгореть полностью? Сутки? Двое? Или больше? С яйцами огневицы процесс не должен затянуться надолго.

— Думаю, твоя мама будет рада увидеться.

— Я не уеду, Люциус. Не сейчас. — Нарцисса сжимает его руку. Она выглядит бледной, вокруг глаз собрались темные круги. — Все, что происходит сейчас, ужасно… Не думаю, что когда-нибудь я совершу в жизни что-то более мерзкое. Но тебя я не оставлю.

— Это для нашего будущего. Для будущего наших детей. Поверь мне… Это должен был кто-то остановить.

Нарцисса молчит. Она кусает губу, ее пальцы дрожат, но она не плачет. Может быть потом, вечером, в подушку, когда он не будет видеть. В этом она вся. Настоящая Блэк, истинная Малфой.

— Процесс может затянуться. В доме будет пахнуть… гарью. А еще, я украл палочку. У авроров будут вопросы, придется много врать.

Нарцисса понимающе кивает.

— Мы с этим справимся.

Люциус ей верит.

Уже через сутки от тел остается лишь пепел. Люциус запирает лабораторию, накладывает на дверь все мыслимые и немыслимые защитные чары, чтобы никто из его семьи никогда не смог туда попасть. Теперь души Создателя, сына его, его внука и всех предков навсегда останутся узниками Малфой-мэнора.

* * *

— Цисси…

Люциус вздрагивает и просыпается. Замирает на мгновение, потому что Нарцисса сидит, сгорбившись, на краю кровати.

— Цисси. — Он касается ее руки. Она оборачивается.

— Я тебя разбудила?

— Нет. Что-то случилось?

— Я… не могла дождаться утра. Подумала, что встану потихоньку, ты даже не услышишь. Было очень интересно, а вдруг правда…

— Не понимаю. — Люциус касается ее плеча. — Что? Что такое?

— У нас будет ребенок.

Нарцисса улыбается, и маленькая слезинка скользит по ее щеке. Люциус улыбается в ответ. Неужели жизнь становится нормальной? Может, и на этот раз повезло?

Темный Лорд вернулся.

Это то, что крутится в его голове постоянно после первого вызова. Когда метка завибрировала, Люциус не поверил своим глазам. Змея и череп вновь проявились на предплечье, а это означало, что впереди — рейды, магглы, догмат чистой крови — то, без чего он прекрасно жил все эти годы.

Темный Лорд вернулся, а Драко не успел закончить школу.

Люциус спускается в подвал, освещая путь волшебной палочкой. Комната больше не пустует. Пару лет назад Нарцисса перенесла сюда лабораторию — Драко надо было где-то практиковаться. Снейп лишился дара речи, когда увидел, какие огромные площади занимают теперь ингредиенты для зелий. Старая же лаборатория закрыта, дверь туда заколочена навсегда.

Люциус проходит мимо столов и стеллажей, мимо бесчисленных полок и любимого Нарциссой медного котла с двумя резными ручками. У дальней стены есть ниша, ему нужно туда.

Он останавливается, взмахом палочки сдвигает стеклянный шкаф. В стене оборудовано хранилище. От пола и до потолка оно заставлено большими прозрачными бутылями с притертыми крышками — все одинакового размера без надписей и обозначений.

Люциус любовно касается бока одной из бутылей. Внутри поблескивает мутная белая жидкость — удача, которую удалось закупорить впрок.

А вдруг все-таки пригодится?