Кошки здесь и кошки там (джен)

Этой ночью мне не спалось, я перекатывался с одного бока на другой, пока чуть не свалился с кровати. Домашняя была вся сделана, до завтрака еще три часа, а сна ни в одном глазу. Я потоптался на одном месте, решая, надевать мантию или нет. С одной стороны, ее будто шили на кота меньшего размера, а с другой, если попадусь на глаза в одной лишь шерсти, потом будет некуда деться от насмешек. И наверняка по закону подлости я столкнусь с Лавандой или с Парвати, которая потом разболтает всей школе, что видела меня без одежды.

Неслышно, как ниндзя, я проскользнул в нашу гостиную. Как и ожидалось, там никого не было, но я на всякий случай застыл и прислушался: под полом шуршали мыши, тихо потрескивали дрова в камине, в окно стучался ветер. Я быстро прошмыгнул к огромному продавленному дивану с потертой обивкой, пахнущей котами. Обошел его, примериваясь, с какого бока вонзить когти, и, наконец, сделал это. Минут пять я шкрябал спинку, обивка была плотной, но несколько ниток все-таки вылезли. Было хорошо, все равно что почесать зуд под лопаткой. Я увлекся, забыл про неудобную мантию, хотя при каждом движении рукава давили мне в подмышках, или как там они называются у кошек.

— Рон Уизли!

Я торопливо втянул когти и обернулся. За моей спиной сидела Гермиона и деловито помахивала кончиком хвоста.

— Скруч, — вырвалось у меня, и я торопливо добавил: — Червь.

Она все равно передернула усами, моя подруга не любила все эти, как она их называла, «слова-паразиты».

Кажется, я ее еще не описывал. Да, точно не описывал. Слишком она привычная, и, кажется, все и так ее знают. В общем, Гермиона превратилась в пушистую кошку черепахового окраса. Морда у нее, как у лисы, а хвост даже пышнее гарриного, но к нему никогда ничего не цепляется.

— И тебе не стыдно? Ты же знаешь, что эльфы прикрывают ваши мелкие пакости перед директрисой, а потом наказывают себя за это. Теперь им придется чинить обивку дивана.

— Да я ее так... чуть-чуть поковырял, — пристыжено сказал я, покосившись на результат своих трудов. — Всего-то пара ниток торчит, никто и не заметит.

Гермиона хмыкнула, ее хвост заерзал по полу.

— Ладно, это было в первый и последний раз. Честное слово.

Неужели ей никогда не хочется поточить когти, почесать лапой за ухом или вылизать шерстку? Что-то я не слышал, чтобы она тренировала силу воли в затерянном среди гор буддийском монастыре, но ведь сидит же и спокойно смотрит на диван. А у меня даже теперь когти чешутся. Я переместился так, чтобы заслонить от нее следы своего преступления, и сел.

Взрослые не могут превратить нас обратно в людей, но считают своим долгом не позволить нам полностью превратится в котов. А мне лично уже хотелось определенности или хотя бы возможности в открытую наслаждаться радостями кошачьей жизни. Если с человеческими я в пролете.

— А ты почему рано встала?

— Хочу повторить свой доклад по трансфигурации. Тема очень сложная, профессор Макгонагалл может задать дополнительные вопросы.

Дополнительных вопросов Гермиона не боялась, наоборот, была бы разочарована, если бы дело обошлось без них.

— Тебе бы тоже не мешало повторить уроки, и мебель бы была целее.

— Да помню я все... — я хотел потянуться и вонзить когти в ковер, но вовремя себя одернул. Еще одна оплошность, и Гермиона решит, что мне нужна долгая спасительная лекция о вреде кошачьих инстинктов.

Она скептически хмыкнула и покачала головой.

— Ты уже посмотрел список литературы к экзамену, который нам дал профессор Снейп?

Мой недоуменный взгляд был ей красноречивым ответом.

— Там очень много полезных и интересных книг. Помнишь, перед началом учебного я года купила пособие с тренировочными вариантами к экзамену по зельеварению? Уже прорешала половину. Вопросы очень трудные, так что тебе тоже пора начинать готовиться, нельзя же во всем полагаться на удачу.

— Серьезно? До экзаменов еще два месяца, успею.

Наверно, от недосыпа я был в неадеквате, иначе никогда бы не стал спорить с Гермионой по поводу экзаменов.

— Ты слишком легкомысленно ко всему относишься, — начала она.

«Ну, понеслось», — мелькнуло у меня в голове, но спасаться бегством было поздно.

— СОВы — очень важны. Если ты провалишь экзамен, то не сможешь продолжать обучение, не сдашь выпускные экзамены, не будешь считаться профессиональным колдуном, и тогда никто не возьмет тебя на хорошую работу. Ты не сможешь содержать семью, купить собственный дом, дать образование детям и обеспечить себе достойную старость. Все начинается с СОВ.

Она выпалила все это на одном дыхании, как аврор-новобранец — свою присягу. Впрочем, упертой фанатичкой Гермиона не была, и, прочитав нотацию, угостила меня сыром, который ей прислали родители. Так что я страдал не зря, и чуть не предложил ей повторить. Тот, кто хорошо кормит, может воспитывать меня сколько захочет.

Иногда я завидую тем людям, у которых есть, ну, фигня, по которой они заморачиваются. Для Упсов например — это Темный Лорд, для Гермионы — СОВы, для Гарри — борьба с Сами-Знаете-Кем, а для Имберфрога — его улитки. И все в их жизни вроде как крутится вокруг одного центра, и получается какой-никакой, а порядок. У меня не так, я интересуюсь всем, но понемногу, и знать не знаю, кем буду после школы. (Хотя Гермиона достает меня этим вопросом еще с первого курса). У меня нет далеких планов на будущее (когда я еще был человеком, то не заглядывал дальше лета: сдать СОВы, подработать в магазине у Фреда с Джорджем, сходить на концерт «Колдуна и Висельника», поучиться играть на гитаре).

А зачем что-либо решать на пятом курсе? Мне еще два года учиться, вот на седьмом и буду думать, что делать дальше: пойти в авроры, а может, в охотники за головами, или создать свою рок-группу. И если совсем начистоту, то я рассчитывал, что судьба подаст мне знак, махнет рукой в сторону правильной дороги. Это ведь пустяк, от него корона с головы не свалится.

От жизни мне нужно немного: красивая девчонка с легким характером, интересная работа, чтобы и платили хорошо, и не нужно было надрываться, новая метла, не подержанная, свободное время, чтобы покатать на своей новой метле свою девчонку.

После превращения все поменялось. Что толку строить планы, если теперь я кот, а моя главная мечта — пожрать по-человечески. Мама всегда говорила, что у меня яма вместо желудка. Овощными котлетами, супцом из костей и овсянкой ее не наполнишь.

Но вот что странно: превращение не заставило Гермиону бросить подготовку к экзаменам, а Имберфрога позабыть про смертельную вражду с улитками. Для его отношений с улитками есть красивое слово — вендетта, но я не уверен, как оно правильно пишется. Ну да в скруч его. Хорошо, когда у тебя в жизни есть важная вещь, которая не теряет своего значения, даже если ты сам превращаешься в кота. Она как якорь, не дает тебе окончательно развалиться на куски.

Потом, когда мы сидели на заклинаниях, я тихо спросил у Гарри, посмотрел ли он список лит-ры от Снейпа и этот сборник практических заданий.

— Посмотрел.

— И как?

Вид у него стал пришибленный, будто у него на хвосте повисло десять банок скручервиного корма.

— Если Волдеморт соберется меня убивать, пусть убивает до экзаменов.

«Надо тоже глянуть в этот сборник», — подумал я, мне стало интересно, чего страшного они все там нашли.

Главная разница между моим взглядом на жизнь и, скажем, Гермионы (а также моей мамы и школьных учителей) — я смотрю на жизнь проще. Гермиона, например, считает, что до экзаменов всего два месяца, а я говорю, что до них еще два месяца. Не вижу причины сильно волноваться или паниковать, от братьев мне досталась куча шпаргалок. Конечно, никакого везения не хватит, чтобы списать на всех экзаменах. Но лучше готовиться по шпаргалкам, чем по куче скучных занудных пособий из снейпова списка.

Мне сейчас в голову пришло, что Фред и Джордж не сдавали экзамены, и живут себе ничего, уже помещение сняли под магазин. Жаль, что я не вспомнил этот убойный пример, когда мы разговаривали с Гермионой. Надо сохранить его в уме, чувствую, пригодится, потому что она от меня не отстанет.

Сегодня уроки были еще зануднее, и, по моим ощущениям, шли намного дольше, чем обычно. Это, наверно, потому, что днем меня ждало какое-никакое, а приключение. Когда мог, я писал понемногу в дневнике, так время летело быстрее. На прорицаниях я рассчитывал добрать до половины дневной нормы, но Трелони — это не добрейшая душа Бинс, который позволяет студентам спать на уроках. Она постоянно от нас чего-то требует: то посмотреть в хрустальные шары, то заглянуть себе в душу, то обратиться к потерянным воспоминаниям детства, то вот сосредоточить свою жизненную силу в середине лба, там, где должен открыться третий глаз. Плохо еще то, что хотя кабинет находится в башне, темно тут, как у василиска в (а теперь включим материнский контроль) подземельях. Помню дядю Сэма с его любимым выражением «темно, как у дракона в (цензуру можно выключить, это же не мои слова) заднице», и как мама бесилась, когда он ругался при нас. А потом Чарли сказал ему, что на самом деле задница у драконов светится, там без фонаря можно гулять, было бы желание. Не знаю, это правда или очередная его байка, но дядю как отрезало, он до сих пор не подобрал замену своей любимой фразе.

Чего-то меня не туда несет, должно быть, благовония виноваты. В кабинете темно, но это не беда, смотреть тут не на что — ну, фигурки какие-то непонятные, зеркала опять же, шторы тяжелые со странными рисунками и незнакомыми символами. Перед каждым уроком Трелони зажигает свечи, и они воняют. Не знаю, чем именно, никогда не разбирался в этих сандалах, мандалах, но голова тяжелеет сразу. Мне вспоминается (как раз сейчас профессорша опять призывает нас вернуться в детство), как я в десять лет тайком хлебнул виски из бутылки, которую отец держал в шкафу за книгами. Ощущения были похожие: сначала радостное возбуждение, потом тяжесть, мозги будто расплавились, а тело стало, как глиняный голем.

Скажу пару слов о Трелони: у нее лиловая шерсть. Без дураков, так написано в цветовом путеводителе, а он до сих пор не врал. Интересно, лиловый — это ближе к зеленому или к синему? А может, к красному? Без разницы, даже если бы у меня были человеческие глаза, я бы ее не разглядел, в кабинете вечный полумрак, а в Большом зале гадалка не показывается. Еще у нее очень длинный и тонкий хвост с острым кончиком, и поэтому кажется, что у нее сзади болтается указка.

Нет, на прорицаниях нельзя нормально сосредоточиться. Трелони отстала, и тут же Гарри спросил:

— Эй, я что, один должен пялиться в этот дурацкий шар?

Одно хорошо — у Трелони можно сидеть и даже лежать на партах, вот и мы с Гарри поудобнее присели на четыре лапы и уставились в шар, прижавшись носами к холодному стеклу. Я выдержал минуты две, пока нос не замерз. Увидел только свою морду, искаженную в круглом боку шара.

А Трелони снова спешила к нам, ее мантия, наверно, была сделана из какой-то пестрой шали, она все время переливалась и колыхалась.

— Расскажите мне, какие картины открыл вам гадательный шар?

Мы переглянулись. Гарри сделал мне страшные глаза, я помотал головой: не, друг, я отдувался в прошлый раз, теперь твоя очередь. Он попробовал ткнуть меня задней лапой, но пинок пропал зря. Мне и до превращения в кота увертливости хватало с избытком.

— Ну, я видел... э... что-то видел... э-э... ну, черное...

— Черный цвет близок смерти и злу, — подбодрила его Трелони. — Опиши точнее.

Гарри взглядом пошарил по кабинету в поисках подсказки.

— Оно было нечеткое... вроде продолговатое... э... размытое.

— На что оно было похоже? Не бойся довериться своему внутреннему зрению. Слушай, что говорит тебе интуиция, назови первое, что придет на ум.

— Оно было похоже... — Гарри еще раз в панике огляделся, а потом выпалил: — На моль!

— Моль! — Трелони удивилась, и ее хвост резко дернулся. Гнулся он слабо, так что, может, это на самом деле была замаскированная указка. И хвоста у нее нет. А что, бывают ведь бесхвостые кошки. — Ты точно уверен, что видел моль?

В ее голосе звучало беспокойство.

— Да, — покорно подтвердил Гарри.

— Бедный мальчик, мне неприятно об этом говорить, но моль символизирует тлен и истребление. Твоя жизнь находится под угрозой.

Хвост-указка описал полукруг по парте. Трелони повысила голос, и каменный потолок усилил его, прибавив ее речи драматизма.

— Страшная опасность поджидает тебя в будущем, ты должен быть внимательнее к знакам, ищи предупреждение...

— В каждой чашке, — прибавил я тихо, но когда Трелони впадала в пророческий транс, она уже никого не слышала.

Гарри передернул усами: гадание по гуще мы закончили проходить всего неделю назад. Кофе и чай будто сговорились против него, суля всякие несчастья и показывая ладно бы два пальца, так нет. На дне чашки проступал то нечеткий череп, то черный пес, то ворон, на мой взгляд, больше похожий на гуся, но Трелони виднее.

— Что вы сейчас пишете, мистер Уизли?

Ну вот опять, даже слова нельзя по-быстрому накорябать.

— Веду дневник предсказаний, — соврал я. Трелони, конечно, сунула нос в мои записи, но не поняла ни слова. До превращения почерк у меня был неразборчивый, а после я стал настоящим мастером каракулей. Еще сегодня я пару раз поймал свое перо и немного его раздраконил (все от нетерпения, хотелось побыстрее рвануть к Хагриду и заодно погреться на солнышке), теперь оно уже не бегало по бумаге, а ковыляло, виляя из стороны в сторону и выводя кривые неровные строчки.

Профессорша осталась довольна и поставила нам по Отлично. Не будь предсказания таким легким предметом, я бы давно их бросил, как Гермиона. Но на других факультативах никто не ставит Отлично за просто так.

— Ну что, идем к Хагриду? — спросил я у Гарри перед самым звонком.

— Как договаривались.

— А страшное пророчество?

— Издеваешься? — Гарри попытался достать лапой мой дневник. — И хватит все записывать.

— Извини, мне до нормы еще половина. Точно не боишься, что огромная черная моль съест твою шерсть вместе с тобой?

— Она, — Гарри покосился на профессоршу, которая сейчас обсуждала с Парвати и Лавандой их сны, — каждый урок пророчит мне несчастье.

— Ты ее провоцируешь. Зачем было называть моль, не мог придумать ничего безобиднее? В следующий раз скажи, что видишь сковородку. Посмотрим, как Трелони будет выкручиваться и сулить тебе верную смерть.

Гарри самодовольно вскинул нос.

— Нет, следующий раз — твой. Убалтывай ее как хочешь.

Ну ладно, это я умею.

После башни Трелони свежий воздух показался мне слаще имбирного эля.

Выскочив из замка, мы побежали к хижине Хагрида, и едва не попались. На пороге сидел Филч — растрепанный черный котяра с поцарапанными ушами. К счастью, его внимание полностью поглотила веселая птичка, которая щебетала на водостоке. А пока завхоз ел ее взглядом (у Амбридж все питались одинаково — и преподаватели, и студенты, и Филч), мы успели перестроиться и встать на задние лапы.

Нам удалось подойти почти вплотную, когда Филч, наконец, оторвал взгляд от птички и уставился на нас — злобно, пристально, и как-то по-каннибальски.

Интересно, до какой степени он оголодал на пайке из овсянки? И Миссис Норрис уже давно никто не видел. А не гниют ли ее обглоданные кости в кладовке за швабрами?

— Что вы здесь забыли, мелкие негодники?

— Мы просто гуляем, — выпалил я на автомате.

— Мы пришли к Хагриду, — вместе со мной сказал Гарри.

Филч перевел взгляд с него на меня и обратно. Глаза у него слезились, и в уголке правого была коричневая корка.

— Шли бы вы обратно в школу, пока я не доложил директрисе, что вы шатаетесь где попало.

— У нас свободное время, — возразил Гарри.

— И с Хагридом нам видеться никто не запрещал, — добавил я.

— Нету его. Он занят в лесу.

— Ничего, мы подождем. — Гарри покосился на меня. Я кивнул. Определенно, задержаться здесь стоило, может, лес всплыл неспроста.

— Тогда будете сидеть до вечера, — злорадно ответил Филч. — Он занят базаром гоблинов.

— Чем?

Я-то про гоблинский базар слышал, и собирался объяснить Гарри, то тут интуиция пнула меня в бок: молчи! Я глянул на морду Филча. На ней проступало самодовольное выражение, которое никакой шерстью не скроешь. Пусть думает, что мы придурки и неучи, сказал я себе, — может, сболтнет лишнего. И был прав, завхоз не упустил шанс самоутвердиться за наш счет.

— Конечно, откуда вам знать, — проворчал он. — У вашего поколения мозгов хватает только на то, чтобы пачкать картины или писать неприличные слова на стенах. Уж я-то в вашем возрасте все знал и про базар, и про гоблинов...

— Но какое отношение этот базар имеет к нам и к лесу?

Филч посмотрел на Гарри и фыркнул:

— А такое, что очередной базар будет в нашем лесу через пять дней, но уже сейчас там очень неспокойно. Так что держитесь от него подальше, а лучше вообще не выходите из замка.

Видимо, последнее предложение было приказом катиться отсюда, но мы продолжали сидеть, так что Филч повторил уже яснее и громче:

— Быстро марш в школу!

Он не подозревал, что сделал нам большой подарок, а то бы от расстройства сгрыз свою швабру. Для нашего завхоза сделать добро студенту — все равно что для лепрекона выкинуть в речку серебряную монету. Но мы-то ему об этом не скажем, так что наш добрый Филч будет спасен от угрызений совести. Я понуро согнул спину, надо же порадовать старика, тем более что не нужно большего труда, чтобы выглядеть несчастным, когда ковыляешь на двух лапах.

Стоило Филчу скрыться из виду, мы тут же перестали притворяться примерными студентами и потопали дальше на всех четырех. А потом свернули с дорожки и спрятались за невысоким пригорком. Теперь можно было расслабиться и не проверять каждую минуту, нет ли рядом слизеринцев. Эти прихвостни Амбрижабы всегда готовы настучать на всех, кто нарушает ее глупые правила.

— А ты слышал о базаре гоблинов?

— Еще бы! — ответил я, и дальше слова не дал вставить. — У нас была книжка сказок. Базар гоблинов занимал в ней целый разворот, картина-головоломка: толпа разных странных тварей, трудно понять, где начинается одна и заканчивается другая. Раньше там была еще голая фея, но однажды мама поймала близнецов за разглядыванием ее сисек, надавала им по шее, а фее дорисовала платье.

— Значит, это сказка?

— Ты чего, нет, конечно. Это ярмарка, где торгуют волшебством, там всем заправляют дикие гоблины. Они кровожаднее и коварнее тех, что живут с людьми. Но торговать на ярмарке может кто угодно и чем угодно, главное, платить пошлину. Ярмарка проходит каждый год в разном месте и длится всю ночь до рассвета. В сказках герои обычно попадают туда случайно: слышат красивую музыку или видят яркие огни, остаются там на пару часов, а в мире людей тем временем проходит двадцать лет. Еще хуже, если герой пробует еду гоблинов, тогда он становится пленником ярмарки и должен путешествовать вместе с ней.

— И много таких историй?

— Полно. Я помню, в одной девушка съела орех, и была женой гоблина, пока сестра ее не освободила. В другой — незнакомец в темном плаще предложил скрипачу сыграть для его друзей, музыкант пошел за ним, не зная, что подписывается играть на ярмарке гоблинов, а когда понял, было уже поздно. Он играл и играл, у него руки отваливались, но рассвет все не наступал. Жажда высушила ему глотку, и тогда он выпил глоток вина. Всего лишь один маленький глоток, и вся его прошлая жизнь стерлась из памяти. Потом пришла его девушка, и все тоже закончилось хорошо. Но лучше всего истории про чудеса, которыми торгуют на ярмарке: про меч, убивающий одним махом десяток врагов, про волшебную пыль, которая помогает проникнуть в чужие сны, или про флейту, которая может разбудить мертвых. Вот вспомнил одну историю: принцесса сказала рыцарю, что выйдет за него замуж, только если он достанет для нее кожу водяной феи. Потому что тот, кто надевает на себя эту кожу, навсегда остается молодым. Рыцарь пошел на ярмарку, нашел нужную лавку и отдал торговцу правую руку. Дальше начинается интересное: сестры погибшей феи выследили ту принцессу и содрали с нее две кожи — чужую и собственную. Как тебе?

У меня уже в горле пересохло, как у того скрипача, но иногда бывает, что прорывает, и язык, будто заколдованный, мелет без остановки. У Гарри уже был вид человека, который стоит в каше по самые помидоры и пытается вспомнить волшебные слова «горшочек, не вари». Пока безуспешно. Так что я безжалостно продолжил:

— Но моя любимая история — это история Сэма-горбуна. Он был нормальным парнем, пока злая ведьма не наградила его горбом. Тогда он отправился к гоблинам, потому что слышал — на их ярмарке можно найти средство против любой злой магии. Там он встретил Джека-нет-мяса-на-костях. Это монстр еще тот, но он знает всю магию мира. Так вот в обмен на контрзаклятие Сэм согласился выполнить для него три задания...

— Подожди! — оборвал меня Гарри. — Ты сказал, что на ярмарке можно можно узнать контрзаклятие против любого колдовства. Думаешь, это правда?

— Так написано в книге. Про базар гоблинов говорят, что это место, где можно найти все что угодно и встретить кого угодно.

У меня сердце подпрыгнуло, а за ним и хвост дернулся — я понял, к чему ведет Гарри. И был всеми лапами «за», в детстве я бы уха не пожалел, чтобы попасть на ярмарку. А теперь приключение само плыло ко мне в руки.

— Даже если этого, как его, Джека... — Гарри запнулся и посмотрел на меня.

— Нет-мяса-на-костях. А почему бы нет, если он существует, то пара сотен лет для него не срок.

— Если мы пойдем на ярмарку, то у нас есть пять дней... (спасибо Филчу за информацию)

— ...чтобы подготовиться: узнать о ней побольше, вооружиться магическими амулетами или...

— Я знаю тех, кто поможет со снаряжением. — Я попробовал подмигнуть одним глазом, но не получилось. Интересно, а кошки вообще умеют подмигивать? Нужно как-нибудь потренироваться перед зеркалом.

— Гермиона могла бы поискать для нас книги о гоблинах.

— Вряд ли. Она скажет, что идея глупая и вдобавок опасная. И что нужно готовится к СОВам, а не тратить время на ерунду.

Прозвучало очень похоже на Гермиону, и Гарри удрученно кивнул.

— Ты прав.

Я — другое дело, меня убеждать не надо. Но если честно, мне больше хотелось посмотреть на гоблинов, чем искать контрзаклятие.

— Смотри веселее, — подбодрил его я. Мы сами можем найти книги в библиотеке.

Это не сложнее, чем увести снитч у Малфоя из-под носа.