Хонока (джен)

Наступает первое сентября. Они встречаются у Стойки назначения Миссии в восемь часов. Присутствуют Джун-сенсей и Хокаге-сама, как и Шимура Данзо.

Хонока хочет снова изобразить нервное заикание, но Юн-сенсей и Хокаге-сама поймут, что что-то не так, и займутся ее делом по этому поводу. Они не знают, что Шимура Данзо — это плохая новость.

Она довольствуется тем, что она бодрая. Никто не воспринимает прыгучих маленьких девочек всерьез. Это небольшое отклонение от того, к чему привыкли Джун-сенсей и Хокаге-сама, но ее шалости сильно изменили ее прежний прилежный и тихий характер. И — она ненавидит пользоваться этим, но… она — ребенок, только что вырвавшийся из семьи, где издевались. Конечно, ее личность меняется.

Итак, она ожидает, что Хокаге-сама скажет что-нибудь ободряющее по поводу их первой ‘крупной’ миссии. Или даже прокомментируйте ее возбужденное ерзание. Однако первым заговаривает Данзо.

“Разумно ли посылать зеленого генина на миссию такой важности?” — Спрашивает Данзо, бросая вызов комнате в целом.

Настроение меняется. Хокаге смотрит на Сенсея с нескрываемым подозрением, и Хонока хмурится. Это почти не кажется естественным. Она не может точно определить, в чем дело, но что-то определенно кажется не так.Она и Хокаге-сама по-прежнему встречаются раз в две недели, чтобы выпить чаю и съесть манджу и обсудить Сенсея, как будто он своенравный сын; он никогда не направляет свои подозрения вот так — как отточенный клинок.

“Это довольно необычно сбалансированная команда, не так ли...” — размышляет Сарутоби Хирузен. “Ты уверен, что девушка готова к этой миссии, Орочимару?”

У Хоноки мурашки бегут по коже. Хокаге-сама никогда раньше так клинически не обращалась к своей персоне. Когда-то она была "ребенком", но никогда "девочкой’.

Она проверяет Сенсея на своем периферийном устройстве. Он должен знать, что что-то происходит.

Он выглядит невозмутимым, и все же это не похоже на его обычный легкий, честный язык тела. Он напряжен и кипит внутри. Он задет беспричинными подозрениями Сарутоби. За исключением того, что это было вызвано — Данзо, думает она. (Неужели он этого не видит?)

“Хонока-кун еще не видела битвы, но она не зеленая, сенсей. Я полагаю, пограничный патруль будет для нее подходящим местом, чтобы поточить свои коготки ”.

Что-то мелькает между ними.

“Что она привносит в команду, Орочимару? Ты планируешь быть мужчиной на вражеской территории с ребенком в качестве единственной поддержки?”

Гнев Сэнсэя накаляется до предела, и Хонока делает вдох сквозь зубы. Это не похоже на ее сенсея — обещать боль, а не просто угрожать ей. Она беспокоится, как Хокаге отреагирует на это. Он — сэнсэй ее сэнсэя, но он не может просто так оставить такое поведение без контроля. Верно?

“Хокаге-сама”, — вмешивается она скромным голосом, как будто разговаривает со своим отцом из прошлой жизни. Всегда хотела быть услышанной, но всегда ожидала, что будет идеальной дочерью. Будь разумной, будь благоразумной; будь больше похожа на свою мать. “Я буду поддерживать Орочимару-саму и других своими сенсорными способностями, как мы обсуждали на прошлой неделе”.

Сарутоби моргает в замешательстве, а затем он снова становится Хокаге-сама.

“Это верно, Хонока-кун”. Глаза Хокаге-сама мерцают. Он не похож на ее дедушку, но он может быть очень похожим на дедушку. “Ты бы дал Тобираме-сенсею шанс побороться за его деньги, а он никогда не был человеком, делающим ставки”.

Он качает головой и прочищает горло. Юн-сенсей размораживается. Он приносит свиток с заданием Сенсею, который все еще кипит. Минато и Какаши странно… непричастный. Далекий.

Оценивающий взгляд Данзо падает на нее, и ей требуется мгновение, всего секунда, чтобы вонзить зубы в неприятную ауру, которую просто источает этот мужчина.

Каждый волосок на ее теле встает дыбом. Он чувствует себя нечеловеком. Как шар из ненависти, ярости и чего-то другого.Он не знает, что в ней такого особенного, что Сарутоби и Орочимару души в ней не чают (это не так!Думает она), но он знает, что они видят в ней что-то особенное, и этого достаточно, чтобы он захотел обладать ею.

Она мысленно цепляется за Сэнсэя.

Сэнсэй — это остров. Сэнсэй — это остров в море, среди штормовых волн и пронизывающих ветров, но он и есть остров, не меньше. Уединенный остров на краю света, где раньше никто не бывал. Остров Сэнсэя — это не то место, где можно пачкаться, не то место, где Данзо может копаться в своей грязи. Она толкает.

Хонока напрягает мышцу, о наличии которой она не так уж и не подозревала, и серое небо проясняется. В мгновение ока все становится голубым небом, зеркально чистой водой и зелеными листьями на огромных кленах.

Она отходит от острова, и не прошло и секунды. Данзо все еще щеголяет своей сальной аурой, но это уже не так страшно с Островом Сенсея за спиной.

Она хватает Сэнсэя за руку, и он вздрагивает, гнев улетучивается. Он начинает самоанализировать свой гнев и подвергает перекрестному допросу его потенциальные источники. Это приводит к замешательству, и где-то в его голове образуется комок страха. Внезапно он очень хорошо осознает присутствие Данзо, и все же намеренно игнорирует его, притворяясь, что его вообще здесь нет.

С нее хватит.

“Поехали!” — крикнул я. Она тычет Какаши в ребра, и он почти рефлекторно бьет ее, толкая локтем Минато, одновременно поднимая кулак, который, в свою очередь, потирает бок и опускает кулак Какаши с предупреждающим взглядом. “Давай же! Люди, мы зря тратим дневной свет!”

Все двигаются, и они (наконец-то!) оставь Данзо в покое. Никто не смотрит на него. Никто даже не замечает его.

Только когда они оказываются далеко за пределами Конохи и разбивают лагерь на ночь, Сенсей посылает ей мысленный рывок и бросает многозначительный взгляд вокруг.

“Никто не следил за нами, Сэнсэй. Я проверил.”

Минато и Какаши бросают на них испуганные взгляды.

“Что ты имеешь в виду, Хонока-тян? Зачем кому-то преследовать нас?”

“Ты... не заметил ничего странного на Стойке назначения Миссии?” — спрашивает она.

Минато и Какаши обеспокоенно переглядываются. Однако они не думают, что у нее паранойя. Они волнуются, потому что она волнуется, и они верят, что если случится что-то странное, Хонока узнает первой.

Они доверяют ей. Хонока наслаждается теплом, которое приносит ей.

“Я имею в виду, мы были там всего две, может быть, три минуты, максимум?” — Говорит Минато.

“Никто из вас не слышал, как Хокаге-сама спрашивал, должен ли я участвовать в миссии?”

“Он что?!” Какаши огрызается. Он чувствует себя оскорбленным, как за нее, так и за себя. “Он тоже сомневался в моем участии в миссии?”

Она качает головой. “Только я. Но дело не в этом. Никто из вас не заметил.”

“Гендзюцу?” — Спрашивает Минато. Это единственный логичный ответ, но он все еще озадачен. “Зачем Сандайме-сама накладывать на нас гендзюцу только для того, чтобы поговорить с тобой наедине? Он мог бы просто попросить нас уйти.”

“Это не было делом рук Сарутоби-сэнсэя”, — говорит Сэнсэй.

“Тогда кто? Jūn-sensei?” Какаши фыркает. “Джун-сенсею нравится гендзюцу, но он не настолько хорош в этом”.

Она прикусывает губу и смотрит на своего сэнсэя. Он жестом показывает ей ‘продолжай’.

“Вы, ребята, не заметили Шимуру Данзо, не так ли?”

“Старейшина Шимура Данзо?” — Озадаченно спрашивает Минато. “Нет... вовсе нет”.

“Сенсей… Ты видел Данзо?”

“Не сразу”, — говорит он. Выражение его лица сложное. Может быть, испытывал отвращение —может быть… подал в отставку?

“Он не должен знать о моих сенсорных способностях или невосприимчивости к гендзюцу, не так ли?”

“... Не до такой степени, как ты ему показал, нет”.

“Извините, сенсей… Я знал, что что-то не так, но я не мог понять, насколько все это было неправильно ”.

Он гладит ее по голове. “Не извиняйся за то, в чем нет твоей вины”.

“Сенсей, почему на самом деле никто не воспринимает всерьез мой иммунитет к гендзюцу и сенсорные способности?” — спрашивает она.

Какаши фыркает. “Потому что ты Хонока "бей или промахнись", а полный иммунитет к гендзюцу должен быть невозможен”.

“И твои сенсорные способности откровенно абсурдны”, — добавляет Минато.

Она хмуро смотрит на них обоих. “Откуда мне было это знать? Мне никто не говорил.”

Сэнсэй нежно качает головой, глядя на нее. “Никто также не сказал тебе, как правильно использовать гендзюцу Кай”.

“Юн-сенсей сказал, что все, что требуется для техники, это чтобы вы нарушили поток чакры. Это не так уж и сложно”.

“Это не должно относиться к...” — Сэнсэй вздыхает. Он устал, может быть, даже немного измотан. “Гендзюцу Кай не должен стирать… определенные условия.”

О. Он заметил, что она сделала с его ‘подсознательным’ пространством. Он не боится ее, напоминает она себе. Раздраженный. Нежно раздраженный.

“Я исправила колебание”, — говорит она.

“Колебаться?” Он не знает, должен ли он чувствовать себя оскорбленным или нет. ‘Колебание’ — это не то слово, которое он хотел бы ассоциировать с собой.

“В твоем нижнем даньтяне. Это все еще не идеально, но уже не выглядит таким раздавленным ”.

“Ты сделал это, когда схватил меня за руку и довольно грубо потащил из комнаты для выполнения заданий миссии?” — спрашивает он, подергивая губой. Он почти удивлен.

Она улыбается и протягивает к нему цепкие лапки.

“Я больше никогда не буду держаться за руки с Хонокой”, — невозмутимо заявляет Какаши.

Она пинает камешек в его сторону и снова промахивается мимо намеченной цели. Минато пригибается, и мяч пролетает у него над головой.

“Хонока-тян, я клянусь! Я начинаю думать, что с твоей целью все в порядке!”

Какаши будит ее посреди ночи. Она переворачивается в своем спальном мешке.

“Что?” — спрашивает она.

“…”

“Какаши, что?”

“Ты ведь не жаворонок, не так ли?”

“Какаши. Сейчас середина ночи”.

“Справедливо”.

Она моргает своими липкими глазами и улавливает настроение Какаши. Он... встревожен. Нервный. Она напрягает свое сенсорное поле. Ничего.

“Примерно в тридцати метрах отсюда есть обычный тануки. Он, наверное, чует наши пайки. Он голоден. Не бросай в него кунай. Мне нравятся енотовидные собаки. Зимой они такие пушистые”. Она снова переворачивается.

“…”

Какаши ложится обратно и отворачивается от нее. Он все еще чем-то обеспокоен.

“Что?”

“Шимура Данзо — Похититель детей?”

“…”

“…?”

“Я думаю, что да”.

“…”

“Маски тоже наблюдали за тобой?” — спрашивает она.

“... да”.

“Хочешь узнать о моей сверхсекретной сверхспособности?”

“...” Какаши вздыхает, как по учебнику. Но он заинтересован. “Конечно. В чем твоя супер-секретная-супер-сила?”

“Я всегда знаю, когда мои друзья думают обо мне”.

“Да?”

“Эм-хм. Так что, если тебе когда-нибудь понадобится помощь или тебе просто будет грустно, произнеси мое имя в своем сердце, и я буду рядом, чтобы ответить ”.

“Хонока… ты такой странный”.

“Эй...!”