Призрак в конце коридора (джен)

There are days of your life

Leave the world standing outside

You find the strength for a smile

Because heroes like you wouldn’t cry

«Heroes Don’t Cry» — Scorpions

— Ремус? Ремус? Это я. Ты слышишь меня?

Да, я слышу! Я все слышу, Дора, я здесь!

Она смотрела ему в глаза — и не видела его. Между ними словно выросла невидимая стена, сквозь которую Ремусу было не пробиться.

— Это я, Дора. Я не обижу, помнишь? Тебе не надо бояться…

Ремус рванулся к ней изо всех сил, но его отбросило. Он все видел и слышал — а тело не подчинялось. Как со стороны Ремус смотрел, на Дору, делающую шаг к Волку, и готов был рвать на себе волосы.

Не надо, беги, Дора, бегите все, не подходите к нему!

— Все хорошо, тш-ш, все хорошо, ты в безопасности…

А вы нет! Вы в огромной опасности, все вы! О Боже, просто бегите прочь, забирайте детей — он вас не слышит, это же монстр!

Он кричал, срывая горло и хрипя, и его крик захлебывался в давящей тишине леса. Никто его не слышал. Он ничего не мог сделать; ему оставалось только смотреть, как Волк смотрит на Дору.

Почему он не нападает? Что случилось, черт возьми — неужели?..

А в следующую секунду Волк сжал ее за горло. Ремус бросился на стену, замолотил по ней кулаками.

Отпусти ее! Отпусти, чудовище, не смей ее трогать! Руки прочь!

— Это я, Рем, я, ты меня знаешь, я не опасна, это же я… — бормотала полузадушенная Дора, не отводя от него взгляд. И все равно не видя. Ремус ревел и выл раненым зверем, оглушенный сам собой — и не мог достучаться ни до кого другого. Внутри все рвалось. Ему казалось, он умирает.

Разнимите их! Оттащите его, он же ее убьет! Боже, Дора, что я наделал, что я натворил, Боже правый… Оттащите его кто-нибудь, умоляю!

Снейп вытащил из кармана шприц и щелкнул по нему.

— Хватайте его! Живо!

Волк был силен, но против толпы он оказался бессилен. Его придавили к земле так, что он не мог и шевельнуться. Игла шприца вспыхнула как молния. Яростный рык Волка ударил по ушам — а потом все пропало.

Топот звучал за спиной то тише, то громче, но ни на миг не прекращался. Ремус бежал. У него срывалось дыхание, он запинался и падал, и поднимался, и бежал дальше. Серые коридоры не кончались. Он несся по их лабиринту, не надеясь выбраться — лишь бы только оторваться и спрятаться от своего преследователя. Но топот, казалось, неумолимо приближался. А у Ремуса уже не хватало сил: все его мышцы болели, в легких горело огнем, перед глазами вспыхивали черные круги.

Мельком он заметил на стенах яркие следы. Красные отпечатки ладоней. Кто-то был здесь до него. Следы вели его до развилки коридоров и исчезли в правом; Ремус следовал за ними. Достигший развилки топот впервые стих — всего на секунду, но раньше догонявший не останавливался на развилках даже на такую малость. Ремусу этого хватило, чтобы воспрять духом и с новыми силами кинуться вслед за красными следами.

Они привели его в большую комнату, полную хлама как чердак Реддл-холла. Следы пропали. Пути дальше видно не было. Подгоняемый топотом, Ремус судорожно огляделся… Ему стало плохо, к горлу подкатила тошнота.

Отец лежал на спине, раскинув руки и не шевелясь. Остекленевшие глаза смотрели сквозь Ремуса. Из глубокой раны на шее струилась кровь — алая, ненатурально яркая. Она растекалась по полу с ужасной скоростью, подбираясь к ботинкам Ремуса. Тот отшатнулся, однако поздно: на полу оставались красные следы, такие же ненатуральные, словно в дешевом ужастике. Ремус яростно тер глаза, пятясь от тела — это все было нереально, неправда, ему снился жуткий кошмар!

Он натолкнулся на что-то и едва не упал. А обернувшись, не смог сдержать крик. Мамины волосы уже слиплись и почернели от крови. Она сжалась в комок, обхватив себя руками. Между ними в том месте, где должно быть сердце, зияла дыра, белевшая обломками ребер. Ремус прикусил костяшки, в последний момент заткнув себя. Это просто мираж, ему мерещится! Родители дома, живые и здоровые!

А если нет? Если Сивый нашел их? А тебя не было рядом…

Заткнись, заткнись, заткнись!

Он зажмурился и замотал головой, пытаясь отогнать видение. Комната содрогнулась от приближающегося топота. Ремус пошатнулся, шлепнулся на пол, угодил ладонями в кровавую лужу. Кровь обожгла его, как раскаленный металл. Комната ходила ходуном. Оскальзываясь, он вскочил и бросился в первый попавшийся ему на глаза проход. Ремус не думал, откуда тот взялся, если его не было еще мгновение назад — он бежал. Бежал прочь. Куда угодно, лишь бы дальше отсюда. Дальше от того, чего он боялся больше всего на свете.

Дальше от самого себя.

Только от себя ты не убежишь, трус…

Заткнись, Полоумный, черт бы тебя побрал!

На полу мелькнул еще один красный отпечаток. «Словно след ботинка», — едва успел подумать Ремус, сворачивая в очередной коридор. Его шатало, он хватался за стены, и от его ладоней оставались смазанные следы. Топот настигал. Ремус ввалился в следующую комнату, запнулся и полетел кувырком. Что-то уткнулось ему в руку, жутко холодное и… На этот раз Ремус закричал в полный голос. Лицо Грея было располосовано когтями — грубая, уродливая маска, а не лицо. Ему свернули шею. По щекам Ремуса катились слезы. Он отвернулся, размазывая их по лицу.

Кто-то дернул его за штанину.

Лили была еще жива, но ее блузка уже вся пропиталась кровью, и дышала она как в предсмертной агонии. Мокрыми пальцами она ухватила Ремус за край штанины и посмотрела на него снизу вверх.

— Ремус…

— Лили, это не я! Прости меня, это не я!

— Я думала, ты мой друг… — с трудом прошептала она. — А ты просто чудовище. Барти был прав…

Она втянула в себя в воздух последний раз и упала на пол безжизненной куклой. Ремус оцепенело смотрел на ее тело. Ему казалось, он сейчас умрет.

Барти был прав. Я угроза. Я просто зверь… Мое место — в клетке, а не рялом с нормальными людьми. Я… Я…

Я не выбирал быть оборотнем. Это не моя вина, что я такой. Я хочу стать достойным человеком. А это чертов кошмар. Вот и все.

Громкий крик откуда-то из глубины коридоров заставил его очнуться и похолодеть. Он узнал бы этот голос везде.

— Дора, я здесь!

Покрытые кровью кеды скользили по полу еще сильней. От тяжелого металлического запаха у Ремуса уже кружилась голова. За стены он хватался через каждый фут.

Он тебя теперь проще простого найдет по следам! Все в крови!

Здесь уже были следы до меня!

А чьи они, по-твоему?!

Этого не может быть… Я не… нет!

— Ремус!

У Доры были исцарапаны обе ноги; она забилась в угол, неспособная подняться, и озиралась в страхе. Ремус кинулся к ней — он готов был закрыть ее, защитить любой ценой, пусть даже своей жизни. Но он никогда не мог сделать все как надо.

Кеды были слишком скользкие. Ремус упал, уже готов был вскочить… Кто-то грубо перевернул его на спину. В грудь уперлась мохнатая когтистая лапа. Над лицом нависла зловонная пасть. Оскалившийся волк глухо рычал и капал слюной. Через его морду тянулись до дрожи знакомые Ремусу шрамы.

Волк клацнул зубами и превратился в мальчишку. Спутанные сальные волосы закрывали его лицо, но Ремусу хватило. Он в ужасе узнал самого себя. Мальчишка оскалился окровавленным ртом и занес над ним руку с длинными когтями. С когтей падали алые капли. Горло Ремуса прошило болью, в глазах почернело.Он захрипел, забился, но больше уже ничего не мог…

Вокруг были друзья — он слышал их голоса. За голосами угадывался треск горящих дров. С огромным трудом Ремус приподнял тяжелые веки. Его встретили облезлые стены Визжащей Хижины. Значит, они добрались… Голова была тяжелая — он плохо помнил, что случилось до того, как он потерял сознание. Они ругались, а потом… похоже, он потерял сознание? Или так крепко уснул? В спину упирался, кажется, диван, сам Ремус сидел на полу. Друзья рассыпались по комнате, кто-то жался поближе к горящему камину, где на огне потрескивала жареная рыба. Никто еще не заметил, что Ремус очнулся — они были увлечены каким-то разговором.

— А если сильное? — обеспокоенным, почти злым тоном спросил где-то над головой Регулус. Сириус с не менее злым лицом отмахнулся:

— Регги, не лезь. Не надо об этом. Нюниус просто придурок, вколол Рему лошадиную дозу…

— Ну… тогда уж волчью, Бродяга, — хмыкнул Ремус, садясь поудобнее. На краю сознания промелькнула какая-то тревожная мысль, но он не успел ее поймать.

Кажется, еще никто не выходил так из отключки. Что ж, зато это запомнится надолго…

Кто-то вскрикнул. Сириус уронил челюсть. Сидящая рядом с ним Дора смотрела на Ремуса так, словно он вернулся с того света. Ремус увидел, что она цела, и губы сами растянулись в идиотскую улыбку. Дора была цела, остальное неважно.

Первым, разумеется, очнулся Джеймс.

— ЛУНАТИК! — он с воплем выпутался из кучи тряпок, набросился на Ремуса, и они оба распростерлись на полу.

— Эй, Поттер, он общий! — сбоку возмущалась Лили. — Ну-ка делись!

— Меня не хотите пустить, нет?

— Не заслужил, Блэк!

Друзья заключили его в кокон объятий. Кто-то, должно быть Лили, в порыве чувств чмокнул его в щеку, кто-то трепал его по волосам, ребра стиснуло несколько пар рук. Ремус в который раз едва удержался от слез.

— Ребята, я… я не могу дышать…

— Это все сила любви! — гаркнул ему прямо в ухо Сириус. — Ты чувствуешь ее?

— Чувствую…

— Нет, ты точно чувствуешь?

— Чувствую я!

Все отстранились не слишком охотно. Ремус, улыбаясь, оглядел их всех со щемящим от радости сердцем и снова вернулся к Доре. Та осталась у камина, но сильно покраснела. Взгляд ее буравил Ремуса, и тот тоже смутился. Пришлось отвести глаза и уставиться на рассохшийся дощатый пол.

Тем временем Лили отряхнула свое платье и посмотрела на мальчишек прищурясь. Потом повела носом.

— Да, я была права… Просто ужас. Ладно, мальчики, а теперь мы займемся делом. Я ни с кем ни на какую ферму не побегу, если от вас так будет нести пóтом. Суток не прошло, как сбежали — и посмотрите, в кого вы превратились! Просто неандертальцы какие-то! Нечего делать вид, что это не о тебе, Блэк, ты-то как раз первый в списке! Поттер, ты не лучше, у тебя вся шевелюра в сучках! В общем, Регулус принес мыло, поэтому вы сейчас отправляетесь приводить себя в порядок — того, кто не отмоется, я в дом не пущу и обедать не дам! Все поняли? — и она смерила их грозным взглядом. Сидящая по другую сторону от камина Алиса хохотнула:

— Браво, Лилс, ты их уделала!

— Эванс, ну ты…

— Челюсть с пола подыми, Сириус, — добродушно заметила Алиса, — такие девушки все равно тебе не светят никогда. А вот к куску мыла я на твоем месте пригляделась бы, у вас с ним может выйти весьма-а-а страстный роман…

Пожалуй, у девочек были основания так говорить: Сириус, во всяком случае, действительно весь где-то перемазался, на его джинсы и свитер было больно смотреть. Ремус, судя по тому, как пощипывало кожу лица, был не лучше, а то и хуже. Он усмехнулся и похлопал друга по плечу:

— Желание дам — закон, Бродяга. Негоже оскорблять их глаза и носы. Рыцарь должен благоухать лавром и оливой.

— Так пахнут белоручки! Настоящий рыцарь благоухает потом и кровью!

— Если ты намерен питаться солнечными лучами — твое право, — пожал плечами Ремус, не без труда поднимаясь и встряхиваясь: все тело страшно затекло, суставы двигались с хрустом. — Но я лично голодный как волк, так что я иду мыться! Ну, кто со мной?

Сириус как-то странно переглянулся с Джеймсом, а Джеймс еще более странно покачал головой. Ремусу начинало казаться, что ему чего-то не договаривают. Похоже, вместо мытья ему снова придется вытаскивать из друзей все, что они скрывают. Они хоть день могут прожить по-человечески?..

— А я вот согласен с Лунатиком! — бодро отозвался Джеймс — Наши дамы сделали для нас слишком много, чтобы мы проявили такую неблагодарность! Я с тобой!

— Видимо, я буду единственным, кем движет низменное желание наконец-то поесть, — фыркнул Сириус. — Регги, тащи сюда свое мыло.

— Да вы сдурели… — заворчал Регулус, роясь в пластиковом пакете. — Вы же не можете серьезно залезть в озеро — там вода ледяная, Поттера вон спросите…

— Братишка, а кто тебе сказал, что мы полезем в озеро? — ласково осведомился Сириус. — Джеймс, где ты взял ведро из-под рыбы? Других там не было?

— Лучше возьмите чайник с кухни, я нашла один — уже более милостивым тоном предложила Лили. — В нем вода быстрее закипит.

— Вообще-то, — вмешался Ремус, — здесь наверняка есть ванная, мы могли бы ей воспользоваться…

— Дело говоришь!

— Она наверняка пыльная, — продолжал скрипеть себе под нос Регулус, — здесь везде жуткая грязь, вы просто испачкаетесь еще больше, умники…

— Тебя никто не заставляет, голодай на здоровье! — Сириус уже забрался в кухню и там гремел посудой. Вернувшись с ведром в одной руке и чайником в другой, он победоносно ими потряс и умчался на улицу.

Пока Сириус, приспособивший к своему занятию и сопротивляющегося брата, курсировал между домом и озером, Ремус, Джеймс и Питер, прорываясь сквозь толщу пыли, искали ванную. Та оказалась вся засыпана хлопьями штукатурки, плитка растрескалась, а не дне кафельной ванны вил гнезда какой-то жирный паук. Ремус немедленно закатал рукава. Вооружившись какой-то палкой, почти как Бильбо — Жалом, он решительно разрушил паучью обитель, и лично убедился, что все пауки из ванной изгнаны, объяты страхом и больше не рискнут возвратиться. Джеймс и Питер в это время совместными усилиями выгребли штукатурку в коридор. Часть пыли кое-как обмахнули, самые ненадежные куски плитки оторвали от стен окончательно и тоже выбросили — ванная в целом стала похожа на обитаемую. Покончив с ней, вернулись к Сириусу, который уже встроил внизу целую батарею из ведер, тазов, чайников, банок и любой мало-мальски крупной и целой посуды, наполненной водой. На огне уже закипал первый чайник. Мыться решили по двое, чтобы остальные в это время продолжали кипятить воду и не пришлось бы ждать. Вернувшегося из леса Снейпа сразу развернули обратно и послали вместе с Ксено собирать и сушить еще веток для огня; Снейп ворчал так же сердито, как Регулус, но его никто не слушал.

Первыми отправили мыться Сириуса и Питера, потому что у одного были страшно длинные, а у другого — очень короткие волосы, и вместе, подытожил Джеймс, они отлично друг друга уравновесят. Сириус страшно мерз и ругался так, что слышно было каждое слово. Братья Уизли, судя по их восхищенным лицам, ловили каждое слово, и только необходимость следить за чайником остановила Ремуса от того, чтобы не сорваться в ванную и не помыть Сириусу заодно с мылом и рот. Он компенсировал это максимально укоризненным взглядом, которым встретил друга, едва тот вернулся. Сириус с невинным видом пожал плечами и пихнул свой кусок мыла брату. Воды нагрели вдоволь — но со всем этим он совершенно забыл о том, как собирался выпытывать из друзей секреты. И вспомнил, только когда ему самому в руки сунули мыло и подтолкнули в сторону от камина. Он остался последний, и уже умытого Регулуса отправили с ним.

Стаскивая в ванной свитер, Ремус впервые заметил, что тот порван на груди. Он присмотрелся к своим брюкам — те почему-то были очень уж грязные в районе коленей. Куртка на локтях тоже вся почернела. Ремус повернулся к Регулусу, который ежился в своем пальто и грел руки о ведро с кипятком. Джеймса и Сириуса пытать придется долго, а вот он… Думая об этом, Ремус забрался в ванну, зябко переступил ногами по ледяному кафелю и взялся за мыло. Дольше всего он возился с волосами: наощупь они оказались подозрительно липкими. Словно он повозил ими по грязной земле. Смутная тревога начала обретать вполне определенные черты; подставив голову под теплую воду из ведра, Ремус кое-как промыл волосы, выжал и встряхнулся.

— Регулус, слушай, у меня в голове какая-то каша после вчерашнего, я…

— Мальчики, вы полотенце забыли! — дверь распахнулась, и в ванную вбежала Дора. Она сразу ойкнула и закрыла лицо руками. Ремус судорожно схватился за свои брюки, радуясь, что стоял к ней вполоборота и все, что она могла разглядеть — его задницу. Холод ванной резко перестал чувствоваться, Ремус теперь тоже был горячий. как ведро с кипятком. В попытках натянуть брюки на мокрое тело, он мельком бросил на Дору взгляд, и в груди у него сдавило. Издалека он не увидел, а теперь в глаза ему бросились синяки на ее шее — будто кто-то ее чуть не задушил. Ладони вдруг зачесались, словно до сих пор были грязные.

— Извините…

— Все-все, ты ничего не видела, — Регулус аккуратно забрал у нее зажатое в кулаке полотенце и вывел в коридор. — Мы никому ничего не скажем… Люпин, ты что застыл? Одевайся давай, я есть хочу.

— Я… иди, я сейчас.

Счастье, что Регулус не был его близким другом: он просто отдал ему полотенце и вышел. Ремус с трудом влез в брюки, сунул ноги в кеды — а потом схватился за мыло и принялся оттирать зудящие ладони. Теперь он вспомнил все — и ему хотелось утопиться в ведре с мыльной водой.

Что ж ты натворил, Ремус, что ты натворил… Вот почему она так смотрела — она боится тебя! Конечно она боится, после того, как ты ее едва не задушил! Барти был прав, тысячу раз прав!

Посмотри, на себя! Ты же просто бешеный звереныш, сорвавшийся с цепи волк! Да тебе место в клетке, в палате психушки, монстр…

— Я не монстр… — зажмурясь, шептал Ремус, схватившись за край ванны. Кончики пальцев пронзало адской болью, и он уже знал, что это растут его когти. Почему, почему, ведь он был в сознании! Неужели волк стал подчинять его, как подчинил себе Сивого? Неужели он станет таким же?..

— Я не монстр, я не монстр, я не монстр…

— Отражению своему это скажи, клыкастый, — фыркнул над ухом до ужаса знакомый голос — со знакомыми инфернальными нотками.

На заплесневелой раковине сидел, болтая ногами и разглаживая вязаную жилетку, полупрозрачный Барти Крауч. Ремус в страхе дернулся вверх, поскользнулся и шлепнулся на грязный пол.

— Ты… Ты…

— А ты думал, я оставлю тебя в покое? — поднял бровь Барти. — Ты убил меня.

— Я тебя не убивал!

— Пистолет был в твоих руках.

— Я пытался спасти девушку, которую люблю! — Ремуса затрясло, он вжался в бортик ванны. Барти недобро усмехнулся:

— И, думаешь, она полюбит убийцу? Признайся сам себе хотя бы. Ты можешь тереть себя сколько угодно, но от этой грязи ты не отмоешься, Полоумный.

— Откуда ты знаешь, я не…

— А с чего ты взял, что я настоящий призрак? Может, я просто бред твоего больного воображения, потому что ты сходишь с ума. — Он запрокинул голову и коротко рассмеялся. — Полоумным был, Полоумным и останешься, Люпин…

— Убирайся прочь, — помертвелыми губами выдавил Ремус. — Прочь из моей головы…

За дверью послышались шаги, услышав которые, призрачный Барти скривился и растаял. Ремус ничего не успел сделать — в дверь снова заглянула розовая макушка:

— Ой!

— Ай! — Ремус вслепую зашарил вокруг, но его рубашка куда-то делась. Дора на секунду зависла — а затем неожиданно шагнула внутрь, сминая в кулаке подол своей широченной желтой рубашки.

— Ты… как? — ее голос звучал почти… мягко. Ремус от удивления даже рубашку перестал искать.

— Я… нормально.

— Уверен? — она опустилась напротив, не обращая внимания, что ее колени стали белыми от следов штукатурки. Ее взгляд скользнул по голой груди Ремуса, и тот залился краской. Губы у Доры дрогнули. Она несмело коснулась пальцем самого широкого шрама и тихо спросила: — Было очень больно?

— Сначала да, — пробормотал Ремус шепотом, — потом я привык… Я… Прости меня за вчерашнее. Я не хотел, я клянусь…

У него задрожал голос, и он потупился, не смея поднять на Дору глаз. Его напрягшейся ладони коснулись горячие пальцы. Дора накрыла ее своей.

— Я рада, что ты очнулся, — сказала она срывающимся голосом. — Я боялась, что ты не проснешься.

— Я бы это заслужил за все, что я сделал…

— Что?! — ахнула она. — Как ты можешь так говорить!

— Потому что я убийца! Я убил Барти! Чуть не убил тебя! Я чудовище, Дора! Я не тот, кто ты думала, я просто… просто Полоумный Люпин. Я хочу стать другим, но я не могу… Все, к чему я прикасаюсь, становится хуже…

Он не видел ее лица, но чувствовал, как она смотрит на него. Дора вдруг схватила его за подбородок и развернула на себя. Глаза ее метали искры, и Ремус впервые испытал при виде нее искренний страх.

— Ремус Джон Люпин, послушай-ка меня внимательно, — медленно, почти по слогам проговорила Дора. — Ты очень умный, но сейчас ты мелешь просто вздор. Ты никакое не чудовище. Ты спас мне жизнь. А твой волк… он не ты. И мне плевать.

Ремус не верил своим ушам. Он заморгал, словно бы от этого Дора могла развеяться, как наваждение.

— Но почему?..

— Потому что я люблю тебя, глупый, — ответила она, краснея. — И люблю тебя, Ремуса Люпина, растрепанного придурка с носом в чернилах. Мне плевать на твоего волка, я знаю, что ты не такой.

Дора улыбнулась, неловко пожав плечами, и ласково погладила его по щеке. Раздался шорох, и она хихикнула. На нос Ремусу упал кусочек штукатурки. На голову, кажется, тоже. Он попытался вытряхнуть ее из мокрых волос и размазал по пальцам. Дора продолжала улыбаться. Их лица снова были совсем близко. Ремус подумал:

Да к черту все.

И поцеловал ее. Она охнула, ее рука соскользнула с его щеки — но тут же вернулась. Он нащупал ее плечо и подтянулся еще ближе. По позвоночнику бежали мурашки: это Дора пальцем чертила что-то по его ключице. Ремус снова почувствовал торнадо в животе.

— Я полагаю, это было вместо «Я тоже тебя люблю»? — чуть хрипло поинтересовалась она, когда они отстранились. След руки Ремуса белел на ее рубашке. Он попытался пригладить волосы и нервно засмеялся. Дора подхватила его смех.

— Все-таки ты придурок… и нос у тебя снова грязный.

Когда Ремус вернулся в гостиную, Лили было что-то заворчала про штукатурку в волосах, но Алиса пихнула ее локтем в бок, и Лили, округлив глаза, сразу замолкла. Вошедшая вслед за Ремусом Дора гордо задрала нос и смахнула с лица белые крошки.

Быстро поели и, чтобы не терять время, принялись собираться. План обсудили заранее: найти шоссе и двигаться по нему в сторону фермы Уизли, едва появится машина — попытаться ее остановить. Единственным изъяном в этом плане оказалось то, что никто не знал дороги к шоссе. Идти через город было крайне опасно. Питер предлагал позвать на помощь призрака Фрэнка Брайса, которого они, как Ремус узнал, встретили в лесу после его отключки. Ксено сомневался, что призрак так просто выйдет на связь. Спор разгорался все жарче.

— Надо просто дойти до города, — предлагал Ремус, — но не заходить в него, а обогнуть. Шоссе где-то рядом, мы найдем дорогу в город, которая от него отходит.

— Нельзя в город, Лунатик, — помотал головой Сириус. — Не после того, как Дора устроила там грабеж средь бела дня.

— Устроила что?..

— Не сейчас, не время. К городу и близко нельзя подходить, тем более, если только полиция не решила, что мы все там сгорели вместе с Реддлом, они рыщут по округе. Надо как-то пробраться через лес.

— Мы заблудимся в лесу, — сомневалась Лили.

— Не заблудимся, — неожиданно уверенно заявил Регулус. — Просто пойдем на звуки шоссе. По нему так много машин ездит, что мы услышим. Или почувствуем, как земля трясется.

Он на секунду прикрыл глаза и нахмурился. Потом встал и закинул на плечо свой рюкзак.

— Я его слышу.

— Блэк, твой младший поплыл крышей совсем, — буркнул Снейп, и Сириус огрызнулся:

— Заткнись, Нюниус, тебя не спрашивали. Регги, ты чего? Ты уверен?

— Да, я уверен, — отозвался Регулус спокойно. — Мы будем сидеть или двинемся к спасению?

Все переглянулись, и Ремус понял, что не только Снейп сомневается в душевном здоровье Регулуса. Но Дора тоже поднялась вместе со своей сумкой.

— Надо рискнуть, ребят. Мне кажется, Рег дело говорит.

Регулус повел их напрямик через бурелом. Он шагал так твердо, словно знал лес наизусть — или внутри у него был компас, стрелка которого указывала на шоссе. Ремус, снова посадивший себе на плечи Флер, на этот раз шел рядом с Дорой. Временами они переглядывались, и тогда она улыбалась.

Лес становился все гуще, гуще — и вдруг расступился, голая земля сменилась мокрым асфальтом. В оба конца до горизонта тянулось шоссе. Ребята пораженно уставились на Регулуса.

— Как ты?.. — начал Сириус и замолчал. Регулус пожал плечами:

— Земля тряслась. Странно, что вы не почувствовали. Эй, Билл, в какую нам сторону?

— В сторону фермы, — слегка удивленно ответил Билл. Регулус снова прикрыл глаза.

— Там люди… Значит, нам туда, — и он зашагал в ту сторону, где шоссе сбегало с холма. Остальные на этот раз последовали за ним без разговоров. Флер по асфальту могла идти сама, и Билл с Чарли двигались по обеим сторонам от нее, как телохранители. Они рассказывали про ферму, перебивая друг друга, и обещали, что мама обязательно будет рада всех видеть.

Ремус слушал их, смотрел в серое небо, нависшее над лесом, и думал. Он не знал, что ждет их даже у подножья этого холма, что уж говорить об остальном. Зато он знал, что он в этом будет не один. Найдя ладонь Доры, он сжал ее. Дора сжала его ладонь в ответ.

Что бы там ни было, мы пройдем это вместе.