На чердаке (джен)

Погода смилостивилась, и ночью прошел хороший дождь, немного сбив изнуряющую жару. Природа ожила. Листья на деревьях позеленели на несколько оттенков, трава прибавила в росте, распустились цветы на клумбах и дворовые собаки больше не прикидывались трупами, жадно хлебая воду из луж.

В поликлинике, несмотря на теплое время года, было чересчур шумно. Широкий на первый взгляд коридор был до отказа забит людьми. Они копошились и галдели, словно майские жуки в тесной банке, толкаясь и наваливаясь друг на друга, создавая своими разговорами и препирательствами монотонный гул, как от огромного пчелиного улья. Очередь в поликлинике, наверное, была одним из кругов ада, иначе описать то, что творилось у кабинетов процедурного и педиатра не получалось.

Основную часть люда составляли, как ни странно, дети. Те, кто молча не лил слезы у родителей на коленях, собрались небольшой группой у пеленального столика и готовили план по захвату мира. Подростки, на манер пауков, заполонили самые отдаленные углы, кажется, отыскав даже пятый и уткнувшись в телефоны, пытались делать вид, что их вообще нет, чтобы общее сумасшествие случайно не задело их нежные души. И только взрослые никак не могли угомониться. С каждым прибывшим ребенком и родителем в помещении становилось душнее, причем, во всех смыслах.

В какой-то момент Димка подумал о том, что самые страшные люди в поликлинике это вовсе не врачи, а бабушки. Им, казалось, уже нечего терять, кроме веры в участкового. И выглядели они так, словно могли прогнать двух бурых медведей. Эти божьи одуванчики, потом и кровью, пробившись к самым дверям кабинетов, грозными церберами у врат ада, бдели у входа, грозясь загрызть любого, кто к ним приблизится. Ведь они пришли первые, заняли эту очередь еще до того, как поликлиника появилась в этом месте, вообще с самого основания земли они здесь сидят, отгоняя динозавров, мамонтов, первобытных людей и молодый мамаш. Не понятно только зачем? Приходи они вовремя, может и не было бы всего балагана. Особо инициативные мамаши, которые в будущем обещали превратится в этих самых «невинных» бабушек, не отставали от сильных представительниц старшего поколения, показывая, что им растет достойная смена. Женщины, переругавшись друг с другом, пришли к выводу, что ближе к цели не стали, поэтому они объединились и пошли против бабок. Те тоже не лыком шиты и удвоили оборону, выстроившись у двери крепостной стеной. Их даже танком было не сдвинуть. Немногочисленные мужчины, нутром чувствуя, что находятся в клетке с разъяренными тиграми, защищающими своих детей, старались лишний раз не двигаться и не дышать, хоронясь где-то на входе.

Димка с Данькой и Юлей оказались зажаты перед процедурным кабинетом, находившемся дальше кабинета педиатра, из которого они вышли. Влад, встав утром на работу, потому что отпуск, как это не прискорбно, закончился, поднял жену. Она не обрадовалась, потому что по хронотипу была совой, которая могла повернуть голову на двести семьдесят градусов любому жаворонку, посмевшему ее разбудить. В связи с этим он лично растолкал мальчишек, особо не церемонясь с Димкой. Времени выслушивать нытье не было, поэтому Влад снова перекинул сонного сына через плечо, Юля, ухватившись за рукав Данькиной футболки, на буксире тянула того за собой, собирая все углы, стены и двери. В поликлинику они приехали до начала приема, но очередь уже начинала собираться. Быстро осмотрев мальчиков так, что Димка не успел даже испугаться и, выписав им справки, Влад выпроводил семейство в коридор, сказав, позвать его, если их очередь в процедурный подойдёт раньше, чем он закончит. Даня сомневался, что они вообще уйдут отсюда до наступления темноты.

Он развлекал себя тем, что вместе с каким-то парнишкой наблюдал за противостоянием бабок и «яжематерей», делая ставки, при этом крепко сжимая руку брата, то и дело пытавшегося под шумок затеряться в толпе. Даня не сомневался, что мама мигом его найдет, но та уже была на пределе, играя в гневные гляделки с какой-то бойкой старушкой, чей внучок обхватил Юлину ногу, прячась от гиперопеки любимой бабули, а заодно и медсестер, что сверкали шприцами в кабинете.

Юля вообще среди всего этого люда, несмотря на свой небольшой рост, выделялась. Не изменяя своей любви к ярким цветам, она была в любимом красном платье, усыпанном рисунками маленьких котов. Из-за раннего подъема ей лень было заплетать косы, поэтому длинные волосы были убраны в пучок, который украшала шпилька с котом, и маленькая сумка, в которую Юля убирала телефон, тоже была в виде кота. Вся она была в котах, чем привлекала внимание многочисленных детишек. Они, быстро заскучав, сползались к девушке, бесцеремонно хватая за подол, чтобы получше рассмотреть котиков. Цеплялись за сумку, заглядывая в глаза сначала Юле, с немым вопросом, а не получив возражения, начинали играть в гляделки с животным. Какая-то девочка лет четырех долго рассматривала Юлину заколку и, всё-таки не выдержав, робко попросила посмотреть.

Даня видел, с каким восхищением Влад, выглянувший из-за двери, чтобы забрать карты, посмотрел на Юлю, замершую с безразличным и недружелюбным лицом, но молча позволявшую детям бессовестно себя тискать. Залюбовавшись женой, педиатр даже не обратил внимание на дверь, которая, закрывшись от сквозняка, врезала ему по лбу, вынудив вернуться к работе.

Периодически поглядывая на притихшего брата, Данька пытался понять, о чем тот думал, потому что у него буквально на лбу было написано: «идёт мыслительный процесс». Димка со сложным лицом не сводил глаз с Юли, то ли тоже желая спрятаться у нее за юбкой, то ли ревнуя к детям. С него станется. Брат у него был довольно щедрым, но, когда речь заходила о близких, он временами превращался в жуткого собственника. Конечно, не запрещал никому общаться, но смотрел косо и всем своим видом показывал, что это его.

— Ты как? — наклонившись к брату, негромко поинтересовался Данька.

— Не знаю, — честно ответил Дима, кажется, смутившись. — Не понимаю. Вроде и ссыкотно, а вроде и голова не кружится, руки не трясутся. По крайней мере пока.

Данька только похлопал его по плечу, в знак поддержки, зная, что слова будут излишни. Учитывая, что раньше брат даже на порог поликлиники без истерики не ступил бы, а сейчас он почти покорно стоял у кабинета, отчаянно не пытаясь сбежать и не давил на жалость, все было просто замечательно.

Продолжить разговор они не смогли, так же как и многие другие, обратив свое внимание на новоприбывших.

— В процедурный «живая» очередь, — громко спросила какая-то мамаша, суетливо оглядывая помещение и крепко сжимая запястье явно уставшего от этой жизни сына, безвольной куклой следовавшей за ней.

— Пока да, — громко отозвалась Юля, недружелюбно косясь на бабку, отчаянно пытавшуюся протиснуться с внучкой мимо них к двери. — Но я за себя не ручаюсь.

Мамаша, что-то прощебетав себе под нос, принялась разделывать свою капустку. Димка с Даней ошалело наблюдали, как женщина стянула с мальчика кепку, кофточку, под которой оказалась водолазка, и только потом она добралась до футболки. Братья невольно облегчённо выдохнули вместе с парнишкой. Даня, успевший облиться потом в одной футболке и шортах, искренне недоумевал, как ребенок не сварился. Бабули и другие мамаши, что удивительно, смотрели на все это с толикой одобрения во взгляде, и Димка не мог понять цирк приехал или уже уехал, оставив своих клоунов.

— Мам, — осторожно позвал Дима, подергав Юлю за подол, при этом не сводя взгляда с мальчика, — если бы мы были маленькими, ты бы также делала?

Юля на мгновение прервала ожесточенную борьбу в гляделки с бабкой и обратила свое внимание на сына. Мрачно глянув туда, куда смотрел Димка, она презрительно фыркнула:

— Ещё никто так виртуозно не называл меня сумасшедшей. Спасибо, Димочка!

— Ему же плохо может быть, — подал голос Даня, — она что не понимает? И почему эти женщины ее поддерживают?

— Они, наверное, из дурки, — предположил Дима.

Юля тихо рассмеялась, прикрыв рот рукой.

— На самом деле, они просто заботятся о своих детях.

Даня, в последний раз взглянув на смирившегося мальчика и мамашу, что настойчиво терла ему салфеткой ладошки, продолжая что-то назойливо щебетать про микробов, мысленно решил, что Юля, вопреки всему, самая адекватная мама.

Следующие полчаса прошли нудно. Очередь двигалась так же быстро как фонарный столб, благо его периодически сбивал бульдозер, отбрасывая вперед на несколько метров. Юля успела известись не меньше детей, прочитав первый том «Войны и мира» и переиграв с кучей детей в ладушки. С каждым вышедшим из кабинета ребенком Димка начинал заметнее нервничать, честно пытаясь держать себя в руках. Точнее, в руках его держали Юля с Даней, но он тоже старался. До их очереди оставалось не больше трёх людей, и тогда произошел апокалипсис: небо упало на землю, прибив одну из особенно наглых бабушек.

— Извините, сейчас наша очередь, — вежливо заметила Юля, высокой мадам, явно преклонных лет, но по яркости помады она могла посоперничать с Юлей.

— У нас талон, — безапелляционно заявила всё-таки женщина, потому что назвать ее бабушкой, у Юли язык не поворачивался. Не столько из-за внешности, выдававший возраст с головой, сколько из-за манеры поведения.

— Здесь у всех талоны.

— Я с маленьким ребенком, — упрямилась особа, раздражая Юлю все больше. «Маленький» ребенок, маяком возвышавшийся за спиной бабушки, хлопнул себя ладонью по лбу и сделал виноватое выражение, явно устав спорить со своим невольным сопровождением.

— Мы будто просто так сидим, — парировала Юля.

— Хамло! Нос не дорос со мной так разговаривать! Никакого воспитания! Совершенно не уважает нынешнее поколение старших. Вот в наше время…

Димка с Даней опасливо покосились на Юлю, у которой нервно задёргался глаз.

— Могли бы и пропустить пожилую женщину!

— Для пожилой вы чересчур активны, не находите? Хатико ждал и вы подождёте, — пожала плечами Юля.

Крашеные в вишневый кудри пожилой женщины, кажется, встали дыбом, а лицо приобрело оттенок близкий по цвету к ее вырвиглазной красной помаде. Даня невольно съежился, вцепившись Юле в руку, пытаясь успокоить ее.

— Как вам не стыдно?! — распахнув глаза, выдавила она.

— Здорово! Правда?

Старушка ахнула, натренированным движением показательно схватившись за сердце. Внучок сразу же выставил руки, готовясь ловить свою бабушку, очевидно, не в первый раз исполнявшую такой трюк.

— Вы совсем совесть потеряли?

— А я то думаю, почему так легко стало? Прямо груз с плеч!

Юля оставалась поразительно спокойной, кажется, откровенно забавляясь. Подобного злорадства Димка за ней не замечал. Заскучавший люд постепенно сползался к ним, чтобы погреть уши. Им нужно было только хлеба и зрелищ.

Женщина от злости побелела лицом, на мгновение слившись со стеной, а потом резко покраснела, вновь догнав по цвету свою помаду, и набрала в лёгкие воздуха, готовясь разразиться криками. Димка выступил чуть вперёд, готовый вступить в словесную перепалку, пока Даня попытался оттащить Юлю назад, при этом не выпуская из поля зрения брата, которого хлебом не корми, дай с бабками поругаться. Уже был опыт. Он с лёгкостью мог развязать межпоколенную войну.

Их, как обычно, спас Влад. Он будто одним местом чувствовал, когда его неугомонная семейка устраивала другим неприятности и спешил на помощь. Влад одним своим появлением разогнал толпу, холодный взгляд, брошенный на сварливую женщину, отбил у той желание спорить, а лёгкая улыбка, обращённая к Юле, заставила жену успокоиться. Коротко поцеловав ее в губы, он незаметно вручил ей свою банковскую карту и мягко, но настойчиво, подтолкнул вместе с Данькой в сторону выхода. Юля попыталась было возразить, и Димка со страху, что его оставляют, вцепился в подол ее платья, но никто не мог противиться настойчивости Влада.

Юля, чмокнув сына в макушку, а Данька всего на секунду сжав его в объятиях, ушли. Из-за брата было обиднее всего. Дима даже подумал повредничать, чтобы его вернуть, и раньше бы он так и сделал, отказавшись идти куда-либо без Дани, но с появлением в их жизни родителей эта привычка начала постепенно уходить. Димка и сам понимал, что Данька не всегда сможет возиться с ним, но так резко оставаться в самом страшном для него месте, совершенно не хотелось. С другой стороны, он был не один, а с папой. Дима поймал себя на том, что даже в мыслях начал так звать Влада, раньше за собой такого не замечая. В жизни он начал это делать невольно, повторяя за Даней, а теперь начал сам. В отличие от Юли Влад казался ему чрезмерно строгим, хотя он их ещё ни разу не наказал, хотя было за что, но Диму до сих пор не покидало чувство, что отца лучше не злить. Влад тем временем ухватил сына за запястье, протиснувшись ближе к кабинету.

— Я куплю вам того странного осьминога из игры, — шепнул педиатр на ухо Димке, вспомнив совет Юли, который использовала ее мама, когда пыталась отвести в детстве к стоматологу. Влад предположил, что если ему придется вести жену к стоматологу, так просто он не отделается. Димка хоть уже и не был маленьким, с ним ещё можно было договориться.

Тот неверяще посмотрел на отца, но тот его ещё не обманывал, поэтому Дима покорно кивнул, соглашаясь на откровенный подкуп его невинной детской души. Подростковая ладонь в руке педиатра заметно тряслась, но Кудряшка упрямо не двигался с места, честно борясь со страхом.

Стоявшая перед ними мать, довольно громко, а самое главное убедительно, сказала своему неугомонному чаду:

— Если будешь себя плохо вести, тетя сделает тебе укол большим шприцем!

Через пару минут медсестра в кабинете стала экзорцистом, пытаясь выгнать дьявола из орущего малыша, а Дима был близок к тому, чтобы потерять сознание. Из кабинета весь в соплях и слезах вылетел ребенок. Дети в очереди поспешили дать заднюю и поддержать товарища по несчастью, тоже начав реветь.

— Гнома, — посмотрев на всю вакханалию, отозвался Дима.

— Что? — не понял Влад.

— К осьминогу, ещё гнома.

Влад хотел было напомнить, что у них уже есть Юля, но вовремя себя остановил.

— Я отведу тебя в магазин, возьмёшь всех, кто тебе понравится, — дал отмашку педиатр, потянув сына за собой. Радость от услышанного на время притупила страх, поэтому они без проблем оказались в кабинете.

Влад о чем-то поговорил с медсестрой, без лишних вопросов пропустившую их в соседнюю комнату и продолжившую работу. Педиатр здраво решил, что доверять переставшего шарахаться от иголок сына пусть профессиональной, но незнакомой ему женщине, не стоит.

Димка был усажен на кушетку, пока Влад принялся готовить лекарство. Подросток старался лишний раз не двигаться, а самое главное — не смотреть по сторонам, чтобы случайно не зацепиться взглядом за то, что с лёгкостью могло убить его шаткий, но настрой.

— Это так больно?

— Конечно нет, — фыркнул Влад. — Я не знаю, чего ты боишься, хороший мой.

Он знал. Сам Димка — нет, а он знал. Сын когда-то сказал ему, что его пугает боль, но это было не так. Дима боялся быть уязвимым. И не столько он страшился боли, сколько, что не может контролировать ситуацию. Но Владу он доверял и не считал угрозой своей личности.

— Как комарик укусит.

— У твоего комарика укус, как у крокодила, — буркнул Димка, но послушно стянул футболку, оголив спину.

Влад честно пытался держать лицо, чтобы оно уж слишком сильно не светилось от счастья. Он готовился к апокалипсису, а по итогу не получил даже истерики и пока не понял: это хорошо или всего лишь затишье перед бурей.

— Расслабься, — буднично напомнил Влад, похлопав Димку по плечу.

Подростка слегка потряхивало не то от страха, не то от прохладного воздуха процедурного кабинета. Дима как мог успокоился, сжав руку в кулак, до боли впиваясь ногтями в ладонь, а другую попытался расслабить. Данькины советы про таблицу умножения сами собой всплыли в памяти, и Димка честно попытался ими воспользоваться. Выходило посредственно, а стоило холодной вате коснуться кожи, как все цифры тут же вылетели из головы. Он резко вскочил с места, избегая прикосновения. Дима сам не понял, что произошло, испуганным оленем замерев на месте и растерянно таращась на Влада.

— Прости, — все, что удалось выдавить, потому что слов просто не было, собственно, как и страха.

Лёгкое волнение щекотало душу. И если мозг понимал всю абсурдность ситуации, то тело действовало в соответствии с выработанным инстинктом самосохранения. Влад только вздохнул и отложил шприц.

— Хочешь обниму?

Дима стал выглядеть ещё растеряннее, слегка нахмурившись.

— И поцелую, — добавил Влад, окончательно вводя сына в ступор.

Провокация. Он знал это, но попробовать стоило. Димка стал более тактильным с момента их первой встречи и уже не огрызался на любое прикосновение, все чаще ластясь самостоятельно, но предлагать так открыто — шутить над человеком с топором. Даню можно было тискать, как котенка, с Димой нужно было выжидать момента, чтобы не уколоться. Подросток и сам это прекрасно знал, недоверчиво смотря на Влада. Что ж, это можно было считать личным достижением, потому как план сработал и сына удалось дезориентировать, а значит отвлечь.

— Издеваешься? — сразу же оскалился Дима.

Влад не стал отвечать, мягко улыбнувшись, как он улыбался только своим сыновьям, и приглашающе раскинул руки, предлагая проверить самостоятельно. Захочет — подойдёт, нет — он не будет настаивать. Влад не собирался заставлять Димку. Если тот захочет уйти, то они соберутся и уйдут. Правда, обязательно вернутся, потому что уступать настолько и рисковать здоровьем сына Влад был не намерен, но некоторые поблажки лишними не будут, и возможно сохранят обоим нервные клетки.

Дима окинул его оценивающим с нотками недоверия или неверия взглядом, а потом вдруг усмехнулся и вскинув голову, решительно подошёл к отцу. Руки сомкнулись на талии, щека упёрлась в мягкую ткань рубашки, пахнувшей почему-то не привычным одеколоном, а Юлиным кремом. Руки Влада легли на плечи, рукава белого халата укрыли спину, уже не вызывая такого откровенного отвращения. Знакомые запахи приятно окутали со всех сторон, а тело перестало трясти от холода, потому что тепло Влада ощущалось даже через одежду. Дима заметно расслабился в объятиях, и педиатр, выдохнув ему в макушку, тоже, поняв, что сам все это время был напряжен.

Дима, кажется, был полностью удовлетворен, потому как молча позволил снова усадить себя на кушетку.

— Не думай о боли, — припомнил Влад свой извечный совет, протирая ватой кожу и мысленно прикидывая, как лучше колоть.

— Все равно будет больно, — не изменяя себе, напряжённо огрызнулся Дима, резко застыв.

Пока он распинался, Влад успел ввести иглу, не больно, но от неожиданности он шумно втянул носом воздух. Лекарство неприятно распространялось, под лопаткой чувствовалось некоторое онемение, и Дима невольно зажмурился от неприятных ощущений, а в следующую секунду ему в лицо прилетела футболка.

— А поцеловать, — растерянно пробормотал подросток, и Влад, подавив усмешку, но не сдержав улыбку, чмокнул сына в лоб, чтобы чересчур не нарушать личное пространство, и осторожно вложил в ладонь конфету, на которую Дима посмотрел, как на восьмое чудо света.

Влад не изменил своей привычке носить в карманах сладкое.

— Одевайся и пошли за вашими гномами, осьминогами и кого я тебе там ещё обещал, пока у меня ещё есть деньги на карте, потому что Юле волю дай, и она скупит весь художественный магазин.

Влад ворчал что-то ещё, пока убирал мусор, закрывал кабинет, прощался с медсестрой, через тернии и очередь тащил сына к выходу, а Дима, сжимая в руке конфету, думал о том, что брат, возможно, не поверит, когда он поделится с ним тем, как все прошло, потому что он сам не верил.

— Если расскажешь кому-нибудь про обнимашки и поцелуй, то я нарисую твою карикатуру у Зинаиды Львовны на двери, — счёл нужным предупредить Димка.

— Ни в коем случае, — серьезно пообещал Влад, уже представляя как вечером будет делиться всем с Юлей, пока она методично будет зацеловывать его.