Не дневник меняет Джинни, Джинни меняет дневник (джен)

Тишина в Зале Основателей была иной, чем во всём остальном замке. Она была древней, насыщенной магией четырёх величайших волшебников Британии. Воздух дрожал от невысказанных заклинаний, а на стенах, словно живые, переплетались геральдические звери — гриффон, змея, барсук и орёл.

Джинни стояла на коленях перед большим каменным гербом, высеченным в центре зала. В её руках был раскрыт дневник. Она не произносила заклинаний. Её воля, её магия, отточенная месяцами тайных практик с Томом, была проводником.

Готовься, — мысленно приказал Том, и его присутствие в её сознании было тяжёлым, как свинец, и острым, как бритва. — Он не сопротивляется. Но его масса… она может раздавить.

Джинни закрыла глаза, отбросив все мысли, кроме одной — соединения. Она представляла себе не нить, не канал, а воронку. Воронку, в которую должен был хлынуть безбрежный океан магии Герба, направляемый волей Тома.

Сначала ничего не происходило. Лишь холод камня под коленями. Потом она почувствовала… гул. Не звук, а вибрацию, исходящую от самого сердца замка. Это была магия Герба — слепая, безличная, колоссальная. Сила, питавшая щиты Хогвартса, заживлявшая его раны, хранившая его тайны.

Том через неё коснулся этой силы.

Это было похоже на то, как если бы её мозг внезапно погрузили в кипящее море чистого света и энергии. Она задыхалась, её сознание трещало по швам. Это было слишком. Слишком много.

Направляй! — прорычал в её уме голос Тома, но и в нём слышалось напряжение, боль, усилие. — Не поглощай! Направляй ко мне!

Она сжала зубы, её пальцы впились в каменный пол. Она была не сосудом, а шлюзом. Она сфокусировалась на дневнике, на том холодном, чёрном ядре воли, что было Томом Риддлом. И повела за собой бушующий поток.

Она чувствовала, как дневник в её руках стал раскалённым, тяжёлым, как кусок свинца. Страницы засветились изнутри адским зеленоватым светом. Магия Герба, неразумная и податливая, хлынула в него, впитываясь, как вода в губку.

Процесс занял не секунды, а долгие, мучительные минуты. Джинни чувствовала, как её собственная магия иссякает, служа топливом для этого чудовищного ритуала. Потом, так же внезапно, как и началось, всё прекратилось.

Гул стих. Свет в дневнике погас. Джинни рухнула на пол, её тело дрожало от изнеможения, разум был пуст и оглушён.

Она лежала, не в силах пошевелиться, и смотрела на герб. Он… потускнел. Все ещё могущественный, но в нём исчезла та искра, то неуловимое дыхание жизни, что было там раньше.

А дневник… дневник был холодным. Но теперь его холод был иным. Не холодом смерти, а холодом бездны. Холодом, за которым скрывалась невообразимая сила.

Сделано, — прозвучал в её уме голос Тома, и он был… другим. Глубоким. Многоголосым. В нём звучали отзвуки грома и шёпот веков. — Он наш. Его сила… теперь моя. Хогвартс… отныне часть меня.

Он не просто забрал осколок души. Он присвоил саму суть магического сердца замка.

В Отделе Тайн сработала тревога. Один из Невыразимцев, мониторящий магические колебания общенационального масштаба, замер у прибора, напоминавшего сложный астролябий.

«Исчезновение, — прошептал он. — Один из источников… погас. Один из осколков. Тот, что был привязан к Хогвартсу… его больше нет».

«Уничтожен?» — спросил его коллега.

«Нет… — Невыразимец провёл рукой по экрану, на котором мерцали сложные руны. — Поглощён. Его сигнал… не исчез, а влился во что-то другое. Во что-то… большее. На один крестраж стало меньше».

Они переглянулись. В их глазах был не страх, а научный интерес, смешанный с леденящим душу предчувствием. Охота на крестражи только что усложнилась в геометрической прогрессии. Их враг эволюционировал.

А в своей спальне в Слизерине Джинни Уизли, всё ещё лежа на полу, с трудом подняла руку и потянулась к дневнику. Она прикоснулась к обложке. Он был спокоен. Молчалив. Но в его молчании теперь чувствовалась мощь целой горной цепи и глубина океана.

Они сделали это. Они украли сердце Хогвартса. И теперь ни Дамблдор, ни Министерство не могли быть уверены, на чьей стороне сражается сам замок.