Потерянные (джен)

Июнь 2032 года.

Вайс-сити, особняк Версетти.

Время словно замедлилось. Марчелло видел, как пули выбивают крошку из мраморного пола, вспышки от выстрелов вокруг, но всё это казалось нереальным, размытым, как кадры старого фильма.

— Давай! — крикнула Грейс, открывая шквальный огонь по охранникам слева.

Барбара швырнула дымовую шашку, густой белый дым мгновенно заполнил часть холла. Сквозь наушник доносились голоса Нико и Романа, прорывающихся ко входу. Это был его шанс.

Марчелло бросился вперёд, петляя между колоннами. Сердце стучало так громко, что, казалось, заглушало выстрелы. Огромная мраморная лестница, обрамлённая резными перилами, возвышалась впереди. До неё оставалось каких-то пятнадцать метров открытого пространства.

«Тринадцать, двенадцать, одиннадцать», — считал он, ускоряясь.

Память внезапно вернула его в детство. Ему семь, он в пижаме с супергероями скользит по тем самым перилам, от которых сейчас отщепляются куски под градом пуль.

«Дедуля, посмотри! Я лечу!» — кричал он, а дед, сидящий в кресле с газетой, отрывался от чтения, чтобы поаплодировать.

«Браво, campione[1]! Ты летаешь, как настоящий Версетти!»

«Девять, восемь, семь», — Марчелло перепрыгнул через опрокинутый столик.

Ещё одно воспоминание: ему двенадцать, он снова на этой лестнице, но теперь сидит на ступеньках, наблюдая за деловой встречей Томми. Взрослые в строгих костюмах, напряжённые разговоры, дым сигар, а он впитывает каждое слово, каждый жест. Томми незаметно подмигивает ему — маленький секрет между ними.

«Четыре, три…»

Пуля обожгла плечо, Марчелло споткнулся, но удержал равновесие. Ещё немного. Из бокового коридора выскочил охранник — Грейс сняла его точным выстрелом, не дав даже поднять оружие.

«Два, один…»

Его ноги, наконец, коснулись нижней ступени лестницы. Он начал взбегать наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Позади грохотала перестрелка, крики, треск разбитого стекла — точь-в-точь как в тех историях, что рассказывал дед о захвате особняка у Риккардо Диаса.

Тогда Томми пришёл, как новый король, свергая старого. А сейчас? Что делает он, Марчелло?

Верхняя площадка лестницы была пуста; Джеки, очевидно, отступил в свой кабинет. Дверь с резными панелями из красного дерева была приоткрыта, приглашая в ловушку.

Марчелло обернулся. Внизу, в холле, царил хаос. Он видел, как Грейс перекатывается за мраморную колонну, как Барбара отстреливается из-за перевёрнутого дивана. Они удерживали охрану, давая ему время. Шанс закончить это.

— Иду за тобой, — сказал он, глядя на дверь кабинета.

Его пальцы сжали пистолет крепче, глаза на мгновение остановились на фамильном гербе Версетти, вырезанном на перилах. Сколько раз в детстве он пробегал пальцами по этому узору, мечтая о том, какой важной частью семьи станет, когда вырастет?

Сделав глубокий вдох, Марчелло толкнул дверь кабинета.

Кабинет Джеки когда-то был святая святых Томми Версетти. То же огромное панорамное окно с видом на город, тот же антикварный стол — только коллекция оружия на стенах стала больше, а книг — меньше. Джеки стоял у окна, спиной к двери, рассматривая раскинувшийся внизу Вайс-сити, словно полководец, оценивающий поле битвы.

— Ты всё-таки зашёл, — произнёс он, не оборачиваясь. — Как предсказуемо.

Марчелло остановился посреди комнаты, держа пистолет наготове, но не направляя его на отца.

— Давай закончим это, — сказал он. — Без крови. Без смертей.

Джеки медленно повернулся. На его лице играла странная не весёлая, скорее волчья, хищная улыбка.

— Закончим? — он усмехнулся. — Но мы только начали.

Марчелло достал из внутреннего кармана конверт с завещанием.

— Вот оно. Завещание деда. Давай откроем его вместе, как положено, — он положил конверт на стол между ними. — Что бы там ни было, я готов отказаться от всего. От денег, от бизнеса... даже от фамилии, если это то, что ты хочешь.

Джеки смотрел на конверт, словно тот был ядовитой змеёй.

— Ты думаешь, это о деньгах? — его голос стал тихим, но в каждом слоге чувствовалась ярость. — О власти? О бизнесе?

— А разве нет? — Марчелло сделал ещё один шаг вперёд. — Разве не за это ты готов убивать? Разве не поэтому ты пытался избавиться от меня?

— Ты ничего не понимаешь, — Джеки покачал головой. — Никогда не понимал.

— Так объясни мне! — в голосе Марчелло прорвалась боль. — Я твой сын! Я хочу понять!

— Мой сын? — Джеки горько рассмеялся. — Томми сделал тебя своим сыном, не я. С той самой минуты, как ты родился, ты был его. «Марчелло» — даже имя тебе выбрал он, а не я.

— Имя выбрала мама, — поправил Марчелло. — Виталия.

Джеки дёрнулся, словно его ударили.

— Не смей произносить её имя, — прошипел он. — Ты не имеешь права.

— Она была моей матерью. Я имею полное право, — Марчелло оставался спокойным, хотя это стоило ему огромных усилий. — Послушай, я не хочу быть твоим врагом. Я никогда этого не хотел, — он протянул руку к конверту. — Давай вместе узнаем, что там. И каким бы ни было решение деда, примем его. Как семья.

На мгновение показалось, что Джеки колеблется. Что-то человеческое промелькнуло в его глазах: древняя, почти забытая боль, тоска по тому, что могло бы быть. Но потом его взгляд упал на портрет Томми, висевший на стене, и всё исчезло.

— У меня нет семьи, — отрезал он. — Она умерла вместе с Виталией. А ты... ты просто напоминание о моей потере. Живое напоминание о моём проклятии.

Марчелло сделал последнюю попытку:

— Я могу уйти. Исчезнуть. Ты никогда больше меня не увидишь. Просто прекрати эту войну.

— Слишком поздно, — Джеки покачал головой. — Ты видишь только то, что перед тобой. Но это часть большего. То, что началось задолго до твоего рождения. То, что должно закончиться сегодня.

Движение было почти незаметным: Джеки выхватил пистолет из кобуры под пиджаком. Марчелло едва успел отпрыгнуть, когда грянул выстрел. Пуля взвизгнула, отколов кусок от мраморной колонны.

— Хватит разговоров, — глаза Джеки горели безумным огнём. — Время платить по счетам.

Марчелло перекатился за стол, второй выстрел разнёс стеклянную витрину. Осколки дождём посыпались на пол.

— Не прячься, сынок! — крикнул Джеки, медленно приближаясь. — Покажи мне, что в тебе всё-таки есть что-то от Версетти, кроме фамилии!

Марчелло прицелился из-за стола, но не выстрелил. Что-то мешало ему, какой-то внутренний барьер. Джеки усмехнулся, заметив его колебания:

— Слабак. Всё как я и думал. Томми так и не смог сделать из тебя мужчину.

Он выстрелил снова, пуля пробила столешницу в нескольких сантиметрах от головы Марчелло. И тут снизу донёсся усилившийся грохот, кажется, Нико и Роман наконец прорвались в особняк.

— Слышишь? — Джеки наклонился к столу, словно делясь секретом. — Знаешь, что это мне напоминает? Тот день, когда Томми пришёл за Диасом. Грохот, хаос. История повторяется, сынок.

С этими словами он внезапно опрокинул стол. Мощный удар ногой, и многовековая дубовая столешница с грохотом рухнула набок, оставив Марчелло без укрытия.

Не дав сыну опомниться, Джеки бросился вперёд. В его руке блеснуло лезвие; откуда он успел достать нож, Марчелло не заметил. Первый выпад чудом не попал в цель — Марчелло отклонился, чувствуя, как воздух рассекается в миллиметре от его лица.

Началось противостояние, которого он так боялся, которого пытался избежать все эти годы.

— Я ждал этого момента, — прошипел Джеки, наступая, — с тех самых пор, как ты родился.

Марчелло отступал к двери, уворачиваясь от стремительных выпадов Джеки. Нож в руке отца описывал смертоносные дуги в воздухе. Один неверный шаг, одно неточное движение — и всё будет кончено.

— Всю жизнь я ждал этого, — Джеки наступал, глаза его горели лихорадочным огнём. — Всю жизнь ты был костью в моём горле.

Марчелло вырвался в коридор, краем глаза заметив лестницу. Если бы он смог добраться до неё, у него появился бы шанс: внизу были Грейс и остальные. Но Джеки словно читал его мысли, он блокировал путь к лестнице, загоняя сына всё глубже в коридор.

— Знаешь, что я вспоминаю каждый раз, глядя на тебя? — Джеки ударил снова, Марчелло едва успел отклониться. — Её глаза. Глаза Виталии.

Эти слова ударили больнее любого ножа. Марчелло на мгновение потерял концентрацию и тут же поплатился. Кулак Джеки врезался ему в скулу, отбрасывая к стене. Рот наполнился вкусом крови.

Снизу доносились выстрелы и крики, перестрелка набирала обороты. Марчелло воспользовался моментом, чтобы выхватить свой пистолет, но Джеки оказался быстрее — сильный удар по запястью, и оружие с лязгом полетело на пол, отскочило к лестнице.

— Беспомощен, как и она, — Джеки покачал головой. — Именно поэтому ты никогда не мог быть настоящим Версетти.

Марчелло бросился вперёд, пытаясь оттолкнуть отца и прорваться к лестнице. Джеки не ожидал такой внезапной атаки; они оба пошатнулись, сцепившись в отчаянной борьбе. Отступая под натиском сына, Джеки оказался прижат к стене. На мгновение в его глазах мелькнуло удивление — он не ожидал от Марчелло такой силы.

— А вот это уже интересно, — он усмехнулся, вывернувшись из захвата. — Может, в тебе всё-таки есть что-то стоящее.

Они кружили по верхней площадке лестницы, обмениваясь ударами. Кровь стучала в висках Марчелло, адреналин придавал силы. Он никогда не думал, что способен драться так отчаянно, яростно, на грани своих возможностей.

— Ты всегда был мне противен, — выплёвывал слова Джеки между ударами.

Марчелло пропустил удар в солнечное сплетение, задохнулся, отшатнулся к перилам. Джеки немедленно воспользовался его слабостью и одним прыжком сократил расстояние между ними.

Боль пришла не сразу. Сначала было лишь странное ощущение холода в животе. Марчелло опустил взгляд и увидел рукоять ножа, торчащую из его тела. Джеки вонзил лезвие по самую гарду и теперь смотрел на сына с каким-то жутким удовлетворением.

— Как поэтично, — прошептал он. — Ты входишь в этот мир в крови матери и уходишь в своей собственной.

Джеки вытащил нож одним резким движением. Кровь хлынула из раны, тёплая и липкая, заливая рубашку Марчелло. Ноги подкосились, он упал на колени, потом завалился назад, ударившись о стену.

Грохот сотряс лестничную площадку: от удара со стены сорвался и рухнул на пол тяжёлый портрет Томми Версетти. Дед, в своём лучшем костюме, с неизменной сигарой в руке, теперь лежал рядом с умирающим внуком, безмолвный свидетель последних мгновений рода Версетти.

Джеки не заметил этого. Он склонился над сыном, разглядывая его с холодным, научным интересом. Кровь стекала с ножа на мраморный пол, образуя крошечные алые озёра.

— Вставай, — вдруг сказал он, хватая Марчелло за ворот рубашки и рывком поднимая его на ноги. — Ты ещё не закончил. Я хочу видеть твои глаза, когда ты умрёшь. Хочу, чтобы ты знал, кто забрал твою жизнь.

Мир плыл перед глазами Марчелло. Он чувствовал, как силы утекают вместе с кровью. Лицо отца расплывалось, превращаясь в призрачную маску ненависти. Словно сквозь толщу воды до него донеслись чьи-то крики с первого этажа. Грейс? Она звала его. Её голос пробивался сквозь туман, заполнявший его сознание.

«Ты не просил, чтобы пятнадцатилетняя дурёха тебя рожала! Ты, младенец, никак не мог убить её! Ты не виноват!»

Эти слова, произнесённые минуты или часы назад — он уже не мог сказать наверняка — вдруг прорвались сквозь пелену боли, сквозь годы вины и страха.

Ты не виноват.

Простая истина, которую никто никогда не говорил ему. Которую он сам никогда не позволял себе принять.

Ты не виноват.

Что-то сломалось внутри Марчелло. Стена, державшая все его чувства, все его боли взаперти, рухнула.

— ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ! — закричал он, вложив в этот крик всю ярость, всю боль, всё отчаяние своей жизни.

Он поднялся.

— МАМУ УБИЛ ЕЁ ОТЕЦ! ИЗ-ЗА ТЕБЯ!..

Неожиданная сила влилась в его изломанное тело. Марчелло оттолкнул отца с такой мощью, которой сам от себя не ожидал. Джеки отлетел к перилам, попятился, пытаясь удержать равновесие, но было поздно.

Треск дерева… Резная балясина, простоявшая десятилетия, не выдержала. Джеки опрокинулся назад, его лицо исказилось удивлением и яростью. На мгновение он завис в воздухе, руки беспомощно шарили в пустоте, пытаясь схватиться за что-нибудь. А потом с глухим стуком он рухнул на мраморный пол холла.

Звук, с которым его шея сломалась при ударе, эхом разнёсся по притихшему особняку.

Марчелло опустился на колени и подполз к краю, глядя на недвижимое тело отца внизу. Кровь продолжала сочиться из раны, но он едва замечал боль. Всё казалось нереальным, словно происходило с кем-то другим.

Силы окончательно покинули его. Он отполз от края обратно, опустился на пол рядом с портретом деда. Томми смотрел на него с полотна теми же глазами, что и при жизни.

— Прости, дед, — прошептал Марчелло, глядя в нарисованные глаза Томми. — Я пытался... пытался сохранить семью. Не смог.

Горькая ирония ситуации не ускользнула от него даже сквозь туман боли. Всю жизнь он стремился доказать, что достоин фамилии Версетти. Защитить наследие деда. А в итоге? Один Версетти убил другого, и род, скорее всего, закончится на нём.

— Я не хотел... — слова давались с трудом, кровь пузырилась на губах. — Не хотел этого.

Портрет молчал, но Марчелло казалось, что Томми смотрит с пониманием.

Перед глазами всё плыло, темнело по краям. Марчелло знал, что теряет слишком много крови. Что без помощи он не выживет. Но странное спокойствие охватило его. Тяжесть, которую он нёс всю жизнь, наконец упала с его плеч.

«Ты не виноват».

Грейс бежала вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Позади Барбара прикрывала отход, Нико поддерживал раненого Романа. Перестрелка почти стихла, оставшиеся в живых охранники сложили оружие, осознав, что их босс мёртв.

— Марчи! — крик вырвался из горла Грейс, когда она увидела его распростёртое тело у стены.

Он лежал неподвижно, бледный как мел, рубашка пропиталась кровью. Рядом с ним, словно сброшенный кем-то, как символ павшей династии, лежал портрет Томми Версетти.

Грейс упала на колени рядом с Марчелло, отбросив пистолет. Дрожащими пальцами она нащупала слабый, нитевидный, но всё ещё присутствующий пульс.

[1] итал «Чемпион».