Ветер крепчает (джен)

Прежде чем с головой окунуться в праздничную атмосферу, мне приходится заехать в замок, где Ханджи уже наверняка начала свои эксперименты. Однако тут на удивление пусто: наша половина, по понятным причинам, закрыта, а вот помещения, отданные под лабораторию Разведкорпуса, завалены реагентами, колбами и бумажками, но самих солдат тут что-то не наблюдается. Зато снаружи, со стороны внутреннего двора, слышны какие-то вопли. И, кажется, я догадываюсь, что там творится.

— Терпи! Не сдавайся!!! — М-да, уже только на подходе к дверям во внутренний двор мне как-то резко перестаёт хотеться видеть картину, которая вот-вот передо мной откроется.

Я торможу, собираясь с мыслями. Вдох-выдох, Алиса, тебе нечего бояться. Да, совсем недавно тебя чуть не сожрали за компанию с разведчиком, да, ты, в отличие от местных, знаешь наверняка, что они пытают людей. Но тебе надо, чёрт побери, собраться, чтобы эти ребята поскорее поняли, что происходит у них под носом. Расправляю плечи и усердно думаю о чём угодно, только не о картине, которая ждёт меня снаружи, прежде чем толкнуть тяжёлую створку.

— Йо, Ханджи! Как у вас тут дела? — мило улыбаюсь я, помахав рукой и стараясь не смотреть на торчащее из огромного глаза копьё.

Учёная даже не замечает моего появления, продолжая эксперимент. Моблит тихо здоровается, передавая отчёт о проделанной работе.

— Спасибо. Как всё проходит? Вижу, контакт установить не получилось… И образцы пока взять тоже не удалось. А про солнце уже выяснили, зависят они от него или нет? И что будет, если совсем ограничить им доступ к солнечному свету? — спокойно спрашиваю я, просматривая документы.

Видимо, Ханджи решила для начала повторить старые эксперименты, немного разнообразив их своими нововведениями. Хорошо, видимо, это и в самом деле необходимо для нормального развития сюжета и постепенного понимания природы титанов. Ответа я так и не получаю и, прождав ещё пару секунд, поднимаю глаза, чтобы понять, в чём, собственно, дело. Вздрагиваю от неожиданности, увидев собственные отражения в очках учёной, наклонившейся вплотную ко мне.

— Алиса-а. — Мечтательная улыбочка и вдохновлённый тон нисколько меня не обманывают — взгляд за стёклами напротив остр и внимателен. — Как хорошо, что ты наконец пришла!

— Да, привет, — продолжаю я поддерживать маску беззаботности, тем не менее не удержавшись от вопроса: — Слушай, разве вся эта херня с копьями обязательна, а? Может, их резать лучше? Оно как-то погуманнее, что ли, будет.

— Я тоже была бы рада найти другой способ, но с нашими мечами мы не доберёмся до внутренних органов. Да и если их резать — потом снова придётся связывать. Нам ни к чему такие риски. — Учёная расстроенно качает головой, тут же, впрочем, опять широко улыбаясь. — Ты как раз вовремя! Хочешь посмотреть на них поближе? Может, у тебя получится придумать способ, как взять образец так, чтобы он не портился?

Опущенное немного в мою сторону копьё с испаряющейся с него кровью малость напрягает, и я делаю шаг назад, подняв руку перед собой:

— Нет, спасибо. Как-то не хочется.

— Да ладно! Неужели тебе совсем неинтересно? — напирает четырёхглазая, обняв меня за плечи и подталкивая к подопытным.

С каждым новым шагом моё прикрытие всё больше и больше под угрозой. Так. Так, блять!

— Ханджи Зое! — резко говорю я тем инструкторским тоном, какой ещё ни разу не использовала при учёной. — Немедленно прекрати этот цирк.

— А?

Слава богу, разведчица замирает, и я выворачиваюсь из крепкой хватки.

— Мне запрещено приближаться к титанам, и нарушать приказ своего начальника без крайней нужды я не намерена, — чеканю я, внимательно глядя в немного растерянные карие глаза, тут же смягчаясь. — Но спасибо за предложение, честно. А про образцы надо подумать.

— Прости, я совсем забыла про то распоряжение, — виновато лохматит волосы учёная. — Ты тут вообще зачем, кстати?

Отлично, не прошло и года.

— Есть дело одно к тебе, — спокойно сообщаю я, жестом пригласив подругу отойти.

— О! Интересненько.

Радостная улыбка не может не заставить меня тепло улыбнуться в ответ. Какая эта разведчица всё-таки милашка!

Мы проходим обратно в замок, и я тихо объясняю Ханджи общую обстановку, в том числе и то, что местный секретарь Пиксиса — шпион, подстроивший ту фигню с Миком. Отхожу на пару шагов, присаживаясь на один из столов.

— С этим ничего не надо делать, — тихо говорю я, когда учёная немного отходит от шока и злости.

Её можно понять — если меня в Разведкорпусе дружно ненавидели, спецов терпели, а Пиксиса просто считали эксцентричным, но мудрым командором, то вот Томаса, бывшего разведчика, после травмы ушедшего в Гарнизон, все любили как доброго дядюшку, приносящего вкусную домашнюю выпечку по праздникам, и считали за своего. Что ж, реальность порой жестока. Я вот своих ребят проверяла на протяжении первых шести месяцев, прежде чем более-менее довериться, и только по прошествии года, узнав вообще всё, что только можно про каждого, смогла расслабиться в их компании. Кстати о подчинённых…

— И своей команде тоже ничего не говори, просто веди себя как раньше, — добавляю я на всякий случай, переходя наконец к главному, зачем я сюда, собственно говоря, и приехала на три дня раньше срока: — И… если удастся как-то выяснить, что титаны — это превращённые люди, не вздумай класть этот отчёт на стол Пиксису, лучше передавай через меня.

— Почему важно сохранить в тайне именно эту информацию? — недоуменно спрашивает Ханджи, попадая в яблочко.

А вот на этот случай ответа у меня нет. Всё, что мне остаётся, — это, опустив голову, ответить:

— Я не могу пока что тебе этого сказать.

— «Пока что»?

Обожаю умных людей, но не в такие, блин, моменты!

Ханджи присаживается передо мною на корточки, заглядывая в глаза. Чёрт! Блядская роль!

— У меня приказ, — отвечаю я полуправду, отводя взгляд в сторону.

— Приказ? От кого? — продолжает напирать Ханджи.

Я прокашливаюсь, судорожно пытаясь найти ответ, и не нахожу. А, блять, какого чёрта? Слезаю со стола, опускаясь рядом, и, положив руки ей на плечи, быстро говорю шёпотом:

— Пожалуйста, будь осторожна. В этом мире есть люди, которые убьют любого, кто сделает слишком много смелых догадок. Разведкорпус всё ещё не под ударом лишь потому, что не добрался до истины, которую скрывают от всего человечества. Если вы хотите нырнуть в это болото и выбраться обратно живыми, чтобы после обнаружения правды, какой бы она ни была, изменить этот мир к лучшему — не облегчайте работу своим врагам. Не рискуйте, ладно? Ещё не известно, правда ли то, что титаны — люди, но на всякий случай…

— Ты заранее прикрываешь наши спины, — вдруг тоже шёпотом говорит подруга, осторожно отцепляя мои пальцы от своей формы и согревая в своих руках. — Почему? Ты же ведь…

— Я — не ваш союзник, — подтверждаю я её слова, внимательно глядя ей в глаза. — У меня связи с Военной Полицией, и я их не скрываю. Но я не хочу, чтобы ты или кто-то другой из Разведкорпуса оказались в опасности. Поэтому я не могу открыто ответить на некоторые твои вопросы, чтобы не поставить под удар и тебя.

Хватит уже и того, что я сама постоянно хожу с дулом у виска.

— Но как тогда я могу тебе верить? — тихо интересуется учёная.

— Ты и не должна мне верить, — горько усмехаюсь я, забирая руки и поднимаясь. — Молчать о природе титанов — приказ Пиксиса. Вот официальный документ в письменном виде. Сожги, как прочтёшь.

Ханджи кивает, принимая письмо у меня из рук, и быстро пробегается глазами по строчкам.

— Я… Поняла, — потеряно кивает наконец учёная, отправляя документ в огонь.

— Эй, Ханджи, — тихо говорю я ей, прежде чем мы выйдем отсюда. — Я тебе этого не говорила, но… Мой гений медицины настаивает, что нужно провести люмбальную пункцию. Попробуйте, что ли, как закончите все остальные эксперименты.

— Люмбальную? — хмурится учёная, внимательно глядя на меня.

— Да. Я, конечно, нихрена в этом не понимаю, так что лучше поговори с Шитом… Вкратце: он сказал, что обычно данный анализ проводят на поясничном уровне, но нам нужна спинномозговая жидкость прямо из самого слабого их места. От себя добавлю, что брала бы и там, и там, чтобы сравнить результаты… но вам, как учёным, виднее.

— Но если мы проведём пункцию обычным способом… — Учёная задумчиво трёт подбородок. — Жидкость ведь испарится ещё до того, как мы приступим к исследованиям.

— Во-первых, если я правильно помню то, что видела со стены, то скелеты этих милашек исчезают последними, что может значить, что на изучение конкретно этой жидкости у вас будет больше времени. И да, вам придётся использовать не обычное оборудование, а стеклянные шприцы с хорошей изоляцией и гарантированным вакуумом для забора материала, — киваю я в ответ, вспоминая одну немаловажную деталь. — Ещё раз: подкати к нашему медику, он с удовольствием тебе со всем поможет и выдаст специальные иглы увеличенных масштабов, которые мы сделали как раз для ваших экспериментов. А ещё надо будет не забыть напомнить Гёсслеру выдать вам спецзащиту первого уровня.

Тут же достаю свою записную книжку, быстро внося ещё один пункт в список «надо было сделать ещё вчера».

— А? Это ещё зачем? — Зое на пару секунд сверлит меня внимательным взглядом, прежде чем сама же и отвечает на свой вопрос. — Ты думаешь, что если человека можно превратить в титана, то это скорее всего происходит при контакте со спинномозговой жидкостью из-за их слабого места? Ведь когда мы уничтожаем тот кусок плоти, мы прерываем сообщение между головным и спинным мозгом…

— Угум, — согласно киваю я и отворачиваюсь, задумчиво взлохматив волосы. — Соблюдайте все меры предосторожности с этим, ладно? Не хотелось бы, чтобы ты или Моблит стали титанами по чистой случайности.

Тонко ухмыляюсь, выходя наконец наружу. Хорошо, что коридор тут совсем короткий и подруга не успевает задать ещё парочку крайне неудобных вопросов. Я и так спизданула много лишнего.

— Пока, народ! — Весело машу всем рукой, добавляя: — Кстати, сегодня день рождения моей дочери. Если хотите нормально поесть и выпить — залетайте! Начальство дало вам выходной.

— О, серьёзно? — Даже если разведчики и относятся ко мне подозрительно, нормально поесть эти ребята точно любят.

— Ага! У нас будут шашлыки и просто море бухла. Так что, если хотите помочь нам расправиться с той горой вкусностей, что мы собираемся наготовить… Милости просим. Заодно поможете нам накрыть столы. Только, пожалуйста, найдите что-нибудь гражданское вместо формы. Мы начнём вечеринку в восемь, а подготовку — около шести.

Меня заверяют со всех сторон, что обязательно постараются прийти, и я могу наконец отправиться домой. Единственное, что немного беспокоит, — задумчивый взгляд учёной. Но Пиксис, можно сказать, дал мне вчера разрешение немного выйти из роли перед ней, и я благодарна ему за это — порой в огромном штабе Разведкорпуса мне хотелось найти хоть немного понимания в тех, кем я искренне восхищалась и кого хотела бы считать своими товарищами. И, смею признаться хотя бы самой себе, Ханджи Зое определённо занимает почётное первое место в их числе.

* * *

— Радость моя, где наш дерьмо-док? — любопытствую я, пропуская химика с инструментами для починки крыши на улицу и пытаясь разобраться с тем, что вообще происходит в доме.

Спецы бегают с тряпками, мётлами и почему-то хозяйственными инструментами, тщательно натирая каждую поверхность, а вот Леви, из-за которого, скорее всего, и происходит вся эта хрень, что-то не видать.

— Петер увёл Изабель в город на примерку платья для выпускного, строго в соответствии с нашим планом, — бодро рапортует самый младший (после Фарлана, разумеется), спец, с упоением оттирая плиту. — Почтальон ещё не приходил, а Леви прибирается в детской.

— Поняла. Для меня работа есть?

— Тут для всех есть работа, — со вселенской печалью в голосе отвечает Майк, смазывающий петли на входной двери. — Госпожа Арлерт глубоко беременна и потому не могла уделять дому достаточно внимания. А господин Арлерт уехал преподавать в академию при детском доме по контракту.

— А. А-а. — Наконец понимаю, в чём дело, глядя на немного дырявый потолок, где Байер сейчас как раз пристраивается для замены черепицы. — Окей, где и чем я могу помочь?

— На тебе погреб и твоя комната, — прилетает мне из-за спины. — В комнате нужно заново изолировать окно, а погреб — хорошенько почистить и выкинуть всё испортившееся.

— Хорошо, мой капитан, — нежно отвечаю я, принимая две белых косынки. — А ты сам где обретаться будешь?

— С нашей комнатой закончил, так что помогу тебе, — пожимает плечами фасолина. — Тряпки только сменю.

У нас в общей сложности уходит всего три часа на то, чтобы привести дом в должный вид. Сейчас как раз вторая половина дня, так что можно начинать готовить еду: отправляю сыновей на задний двор мариновать шашлык и готовить всё для жарки, а спецы дружно валят в ангар колдовать над подарком для нашей девочки. Я же привычно оккупирую кухню — в конце концов, шоколадный торт сам себя не приготовит. Госпожа Арлерт помогает по мере сил, но, конечно, дама с огромным животом не может скакать по кухне слишком уж бодро. Вместе мы готовим салаты, пару гарниров и, наконец, соус для мяса.

За всей этой суетой чуть не забываю про торт, вовремя спасая его из духовки, и, тщательно упаковав в специальный судок с небольшим краником для создания вакуума, выношу эту махину на улицу, в сторону «холодильника». И тут меня ждёт небольшой сюрприз: времени всего четыре часа дня, и я как-то даже не задумываюсь, что первые гости уже могли начать прибывать. Потому количество народа вводит меня в лёгкий ступор. Разведчики под чутким руководством химика слаженно собирают садовые столы с подогревом, весело переговариваясь, а с краю поляны, которая, собственно, и была нашим «задним двором», я отчётливо вижу огромную и уже початую бочку пива, мигом догадываясь, откуда столько веселья и доверия вдруг на наши головы. Ну и чёрт с вами, алкашня. Сайгаком пробегаюсь мимо веселящейся компании до погреба прямо так — в переднике, нижней сорочке и шортах, обляпанная мукой и с полным ахтунгом на голове. Всё равно такими темпами завтра они нихрена не вспомнят.

На обратном пути мельком замечаю Леви, ведущего крайне оживлённую беседу с каким-то высоким джентльменом в очаровательной восьмиклинке. О, неужели у нас новый почтальон?

Сын бодро машет мне письмом с красным крестом, подтверждая мои мысли, и я, потирая немного замерзшие плечи, тем не менее в рекордные сроки добираюсь до забора, перемахивая ограду в длинном прыжке за счёт баллонов в сапогах.

— Привет, ну что, пришло, да? — Не обращаю внимания ни на что вокруг, полностью сосредоточившись на ещё не вскрытом конверте.

— Да, ждал тебя, чтобы открыть.

Леви надрезает запечатанный верх, передавая мне письмо. Я быстро пробегаю глазами по строчкам, и по мере прочтения у меня на лице расползается улыбка Чеширского кота, только что выкурившего не один косяк на пару с «мудрой» гусеницей. О-о-о, да! Обожаю, когда местная аристократия не шарит в юриспруденции. Теперь, когда мы победим троих титанов, а Йегер уберёт короля, можно будет побороться за то, чтобы жители стен узнали правду о своей истории ещё в восемьсот сорок пятом. А Кенни… С ним мы как-нибудь разберёмся. Наверное. В любом случае, эпохе стен теперь осталось не больше четырёх-пяти лет. Спокойно убираю письмо обратно в конверт, а тот, в свою очередь, прячу во внутренний карман нижней сорочки.

— Ну что там? — Сын явно недоволен, что я не дала и ему прочесть письмо.

Хитро поглядываю на своего ёжика, прежде чем с ликующим воплем повиснуть у него на шее.

— Йес! Пусть эти политиканы теперь себе в жопу свои угрозы засунут!

Угрожающе разворачиваюсь на север, демонстрируя мирной паже смачную и не совсем приличную жестикуляцию, приправив это искренними пожеланиями высшей аристократии навернуть пару вёдер чего-нибудь не слишком приятного, после чего лезу в карман шорт, доставая пару купюр. Лихо разворачиваюсь к почтальону, хватая мужскую руку и наспех вкладывая туда деньги:

— Вот, спасибо большое за хорошие новости! Сдачи не надо! — тараторю я и не глядя хлопаю мужика по плечу, до куда дотягиваюсь, при этом обращаясь уже к Леви: — Я пойду сообщу нашим. Присмотри за этими «налётчиками», лады?

Леви задумчиво кивает, отчего-то пряча улыбку за ладонью, но это меня сейчас не слишком заботит. С разбега перемахиваю обратно через забор, ещё быстрее пробираясь мимо разведчиков к ангару в пролеске. Это что там, Ханджи, что ли, шуруповёртом орудует?

— Парни, вы не поверите, что пришло! — радостно ору я, доставая из-за пазухи конверт и потрясая им, как флагом, над головой.

— Да ладно?! — первым откликается Майк, выпустив гаечный ключ из рук. — И сколько пунктов из запроса одо…

— Все! — перебиваю я его, потирая руки и пританцовывая от восторга.

— Что, и даже тот про лекарство от «титанизма»? — охреневает подручный Гёсслера.

— Все, — весомо припечатываю я, ухмыляясь как Мефистофель после заключения с Фаустом сделки.

— То есть это что же… Мы после сорок пятого спокойно сможем рассказать разведчикам, да и вообще всем, всю правду? — тихо шепчет мой юный гений. — И больше не придётся делать вид, что мы играем за «плохих парней»?

— Да!!! — ору я в ответ, и ангар взрывается ликующими воплями.

Мы всё же справились. У нас получилось! Если даже я, Шит или весь отдел вдруг погибнем в Шиганшине, труды нашего доктора всё равно будут опубликованы, как и любая другая информация, предоставленная им гильдии врачей. То есть Изабель, которая теперь может официально стать ученицей Петера, а позже и получить от него лицензию после прохождения общепринятых национальных тестов, всё равно опубликует всё, что мы подготовим. А «что написано пером — не вырубишь топором». Без своего короля даже Кенни Аккерман не задавит такую волну, даже если запросит помощи у аристократии. Да он, для начала, даже не поймёт, откуда она вообще прилетела, и уж подавно не сможет нихренашеньки противопоставить слишком умному Эрвину Смиту, который совершенно точно правильно распорядится полученной информацией.

— У вас всё готово? — с намёком спрашиваю я, кивая в сторону пушек.

— Да, осталось только газ подать, так что мы сейчас их вывезем на площадку, — кивает Дин.

— Помощь нужна? — живо интересуюсь я.

— Да, но… Мэм, вы хоть рубашку бы накинули. Не май месяц на дворе всё же. — Моя прелесть мило краснеет, прикрывая глаза рукой.

— Пффт, да кому я нужна, парень, — фыркаю я в ответ. — Сейчас помогу вам и слиняю обратно на кухню. А там жарко, в конце концов.

— Смотри не заболей, Алис. Нам сейчас это вообще не к месту будут.

Майк по-доброму хлопает меня по плечу и предлагает впрячься спереди, вместе с ним. Вшестером мы медленно вывозим тяжёлую телегу, устанавливая её в положенных по технике безопасности двадцати метрах от всего, включая дом и деревья.

— Ну вот. — Вытираю пот со лба, придерживая металлическую трубу, пока наш главный инженер прикручивает её к канюле пушки. — Снаряды сами дотащите?

— Тебе вспомнить начало нашего знакомства, что ли, захотелось? — лениво спрашивает из-за спины Леви.

— Ты это о чём? — тут же живо интересуется Ханджи с другой стороны стола, бросающая весьма однозначные взгляды в сторону моих спецов.

Хорошо, что я сейчас уйду в дом. Если уж Четырёхглазая тут, то ребятам теперь точно будет чем заняться. Особенно нашему доктору.

— Мама работала грузчиком в Подземном Городе, — откликается Фарлан, как раз передающий Майку отвёртку.

— Серьёзно? А почему вы нам раньше не рассказывали? — У нашего инженера в глазах сейчас неподдельный детский интерес.

— Да как-то к слову не приходилось. — Пожимаю плечами, замечая знакомую кепку около нашей, между прочим, бочки. — Слушайте, мне конечно не жалко поделиться парой-тройкой кружек с почтальоном, но может, мы, блин, всё же будем следить, кого пускаем на нашу территорию?

— Почтальоном? — непонимающе повторяет учёная, и мужик, видимо, услышав её звонкий голос, разворачивается к нам.

— Да вы, блять, издеваетесь. — Безысходность в моём голосе не была бы слышна разве что глухому. — Ну конечно, когда мне, блин, нормально везло? Не одно, так другое, чёрт побери.

Эрвин Смит, пока подходит ближе, задумчиво изучает взглядом край моих шорт, кокетливо выглядывающий из-под передника, прежде чем наконец ехидно заметить:

— Не знал, что посыльным принято платить, как солдатам в высоких чинах за день службы. Ханджи передала, что вам не помешают помощники для подготовки праздника. И раз уж вы уже… внесли предоплату, буду рад поработать.

У меня дёргается правый глаз. А я так надеялась хоть один день провести без стресса.

— Спасибо, что пришли, — сделав глубокий вдох, наконец спокойно говорю я, гостеприимно указав в сторону ещё несобранного мангала. — Будем рады, если вы поучаствуете в приготовлении шашлыков. Если что, я на кухне.

Последнюю фразу произношу громко, чтобы ребята за шумом газа смогли меня услышать. Майк показывает большой палец, и я со всем возможным достоинством удаляюсь обратно в дом. Ну их нахрен, этих разведчиков.

В полвосьмого Фарлан заглядывает в дом, сообщая, что со стороны города видел зелёный сигнал — это Пиксис встретился с нашей парочкой и таким образом сообщил, что они вот-вот прибудут. Киваю, попросив вынести всё горячее на улицу и предупредить Леви, чтобы он начал заниматься шашлыками, а сама бегу приводить себя в порядок. В конце концов, не каждый день моей девочке исполняется пятнадцать.

Мы успеваем ровно за тридцать секунд до появления кэба. Заметив в окно карету, я вылетаю из дома, уже на ходу завязывая пучок, и командую:

— Внимание, всем занять позиции! Начинаем ежегодную операцию «Буря в стакане»!

Разведчики напрягаются, не понимая, что происходит. Мои же ребята научены долгими годами сожительства, а потому мгновенно ныряют за столы. Чуть помедлив, к ним присоединяется Разведкорпус. Свет развешенных повсюду ламп гаснет, а я пристраиваюсь рядом с сыновьями за первым, ближайшим к дому столом. Из открытого заблаговременно окна слышен голос Иззи:

— Ой, а где все? Я думала, мы дома соберёмся…

— Может, босс решила отмечать в замке? — А наш доктор отлично играет недоумение, молодец! Моя школа.

— И всё же, молодые люди, давайте проверим. Кажется, я видел свет костра на заднем дворе. — Как Пиксис сдерживается я даже не знаю.

Моя девочка вылетает на улицу, распахивая дверь, и мы все мгновенно подскакиваем ей на встречу, громко выкрикнув:

— С днём рождения!!!

Вспыхивают лампы, освещая всю нашу огромную разношёрстную компанию.

Иззи замирает, на миг смешавшись и отступив обратно к вывалившемуся за ней Шиту, а потом расцветает на глазах, начиная улыбаться так ярко, что мне приходится немного прищуриться. Моя маленькая красавица в чудесном платье и уже такая взрослая. Малышка обводит толпу глазами, наконец натыкаясь на меня, и срывается с места.

— Мама!

Ловлю свою девочку, подхватывая за талию и как в детстве подкидываю вверх. Рёбра матерят меня за такое святотатство, но улыбка и громкий смех дочери того стоят.

— Я так и знала, что вы что-нибудь придумаете!

Иззи повисает по очереди на братьях, и если Фарлан немного и смущается, то Леви, наоборот, страшно доволен и крепко обнимает сестрёнку в ответ. Всё-таки фасолина должен был сильно соскучиться по нашей егозе за эти полгода.

Спецы по очереди поздравляют девочку, пока все рассаживаются за столами, и дарят свои небольшие подарки. В основном это, конечно, книжки (ну а что ещё могут подарить глубоко погруженные в свою работу учёные?). Гёсслер, правда, дарит нашей красавице первую в этом мире авторучку, а Шит — стетоскоп. Наконец, когда коробки на столе вокруг малышки закончились, Изабель с интересом поворачивается ко мне. Маленькая любопытная хитрюга.

— У меня немного необычный подарок, — медленно начинаю говорить я, нагоняя тайны. — И технически он предназначен не совсем тебе.

— Как это? — растерянно хмурится моя девочка, и я с удовольствием поясняю, доставая заветный конверт.

— Теперь, если ты успешно сдашь выпускные экзамены через две недели и не завалишь вступительный… Наш дерьмо-доктор сможет взять тебя к себе на обучение.

Петер, набиравший себе в тарелку говядину с шампура, замирает, недоверчиво глядя на меня.

— То есть… — медленно тянет вне всяких сомнений гениальный врач, но явный тормозок в обычной жизни.

— Моё прошение на твоё повышение одобрили. Все пункты этого прошения одобрили, если точнее. Поздравляю, капитан медицинской службы. — Отдаю заветное письмецо Петеру, с противной ухмылочкой добавляя: — Можешь поблагодарить Дина. Похоже, успешное протезирование его ноги стало вторым решительным аргументом в твою пользу.

— Это что же… Я теперь навсегда войду в историю как самый молодой капитан медицины? — всё ещё не может поверить врач. — И смогу открыть свою собственную школу с новыми методиками…

Я шире улыбаюсь и уже открываю было рот, чтобы сказать что-то поздравительно-язвительное, но двадцатисемилетний великовозрастный кретин меня опережает, чуть не роняя с лавки. Недоумённо кошусь на светлые патлы у себя перед носом, и, обречённо вздохнув, крепко обнимаю нашего гения в ответ.

— Если и ты ещё сейчас назовёшь меня матерью, я тебе втащу, вот честное слово. — Неловко ерошу отливающие золотом в свете ламп волосы. — Поздравляю, чудо, ты и в самом деле отличный врач. Мне почти не пришлось грязно играть, чтобы выбить все разрешения для тебя.

— Пффт, боюсь представить, что вам пришлось сделать, чтобы этого обалдуя из рядовых сразу записали в целого капитана, — поддерживает шутку Гёсслер, а Шит задумчиво отстраняется, напряжённо заглядывая мне в глаза.

Отвечаю ему крайне противной ухмылкой:

— А это уже, друзья мои, секрет фирмы. — Прикладываю указательный палец к губам, подмигивая ребятам.

— Ну да… Мафиозный босс ты в конце концов или где? — бурчит под нос Шит, наконец садясь обратно под дружеские подколы от коллег.

Я же поворачиваюсь к дочери, предельно серьёзно сказав:

— Изабель, теперь всё, что нужно для достижения цели, у тебя есть. Но дальше ты должна сама сделать следующий шаг. Постарайся как следует, чтобы исполнить свою мечту, хорошо?

— Да, мам! — Иззи плутовато на меня смотрит, после чего вдруг с ногами забирается на лавку, звонко предложив: — Отлично! Давайте, что ли, устроим маленькую церемонию, чтобы отметить начало нашего настоящего приключения.

Изабель высоко поднимает кружку с пивом, радостно выкрикнув:

— Чтобы стать лучшим доктором в мире!

— Чёрт, мы и в самом деле это делаем? — Шит качает головой, видимо, отлично зная заранее, что эта егоза хотела сделать, но присоединяется, тоже встав и подняв свою кружку. — Детский сад какой-то… А, ладно. Чтобы изобрести средство, превращающее титанов обратно в людей!

— Чтобы изучить весь внешний мир от и до! — присоединяется мой серьёзный сын, чуть помедлив.

— Чтобы создать воздушный корабль! — не отстаёт от брата Фарлан.

— Чтобы изобрести электричество и телеграф! — Гёсслер тоже кучкуется к остальным.

Один за другим и старшие спецы, переглядываясь, встают, присоединяясь к небольшой компашке, образовавшейся в торце стола. Пиксис тоже поднимается с немного простоватым:

— Чтобы раз и навсегда победить титанов и освободить человечество.

Даже Ханджи привстаёт, делясь своей мечтой — узнать всё о титанах. А вслед за ней поднимаются и другие разведчики. Только я и Смит продолжаем молчать. Он — потому что может разве что присоединиться к словам Пиксиса, что и делает, когда очередь доходит до него, а я… Я не уверена, какая у меня мечта.

Взгляды товарищей скрещиваются на мне. В смысле, я всем сердцем желаю, чтобы мечты всех находящихся здесь людей исполнились, и сделаю всё возможное, чтобы так и было. В этом и заключается моя главная мечта — сделать их счастливыми. И прожить долгую, полную таких вот радостных моментов жизнь рядом с этими замечательными ребятами. Вот только…

Краем глаза я замечаю Смита, завороженно глядящего на нашу команду с самой пиздецки пугающей улыбкой, которую мне только доводилось видеть. И я вспоминаю совсем другое. Широко распахнутые голубые глаза, высоко поднятая рука, не с кружкой, как сейчас, а просто поднятая вверх, чтобы задать вопрос. Аккуратный пробор над смешными, слишком густыми для ребёнка бровями и искреннее желание поделиться тем, что он узнал, с товарищами.

В отличие от моей команды, Эрвин Смит не может открыто признать свою мечту. Взрослый мужчина, которого я порой почти ненавижу, скрывается за размытым образом маленького мальчика. Задавать вопросы — естественно. Желать найти ответы на них — тоже. Это заложено в нашей природе, это то, что отличает нас от остальных животных. Мы можем мыслить, можем анализировать. В голубых глазах отражается свет от костра, и я невольно думаю, что у моей племянницы были похожие. И такое же стремление докопаться до истинной сути вещей. Вот только она была той ещё егозой и мечтательницей, потому что выросла не в жестокой реальности, а в тепличных, домашних условиях. Вспоминаю, как смешная малышка с кудрявыми волосами бегала по пляжу, наворачивая вокруг меня круги с палкой и скандируя: «Чтобы сделать что-то особенное, надо просто поверить, что это особенное». И я со вздохом сжимаю губы, решаясь на откровенную глупость. Не для капитана Разведкорпуса Эрвина Смита, нет. Для того малыша, которого когда-то этот блядский мир посмел сломать, сделав тем, кто он есть сейчас.

— Что ж, похоже, пришёл мой черёд, да? — широко улыбаюсь я, расправляя плечи, и поднимаюсь на лавку рядом с Изабель, чтобы сравняться со спецами по росту.

Чёрт, неужели пивная кружка всегда была такой тяжёлой? Высоко поднимаю свой напиток, чётко и громко произнося:

— Чтобы открыть истинную историю создания стен и навсегда закрепить её в памяти всего человечества! За нас и наши мечты, товарищи! Ура!

— Ура! — откликаются все, дружно чокаясь и расплёскивая тёмную пену, прежде чем опустошить каждый свою тару.

Я забираю грязные тарелки, обновляю напитки, приношу добавку, когда блюдо заканчивается… И всё время чувствую взгляд голубых глаз. Что ж, в любом случае сожалеть уже слишком поздно. Мне остаётся лишь столкнуться с последствиями своего выбора.

И сталкиваемся мы, что показательно, на кухне, когда я втыкаю свечи в торт.

— Ваша манера строить предложения иногда довольно занимательна, — разливается по помещению, которое ровно год назад стало нашим «полем брани», мягкий баритон.

— Подайте спички с комода, пожалуйста.

Требовательно протягиваю руку за спину, не обращая внимания на его слова. Останавливает ли этот намёк Эрвина Смита? Ага, щас.

— Алиса, правильно ли я понял ваши намёки, что вы так любезно передавали через моих товарищей? Вам ведь известна настоящая история и люди, которым выгодно её скрывать? — в лоб спрашивает этот… блондин, вкладывая коробок мне в ладонь. — И вы знаете, как доказать, что история, которую всем рассказывают, — ложная.

Я опираюсь обеими руками о стол, медленно выдыхая и мысленно давая себе хорошего леща. Вот надо было тебе его жалеть? Вот надо было, ммм? Да этот капитанчик сам кого хошь «пожалеет»!

— Значит так, — медленно говорю я, разворачиваясь наконец лицом к оппоненту. — Вы уже испортили один день рождения моей девочки. Второго раза не будет. Вам ясно, капитан Эрвин Смит?

Наши взгляды встречаются, и я предельно чётко доношу свою позицию:

— Сегодняшний день — исключительно для Изабель Магнолии. До восьми утра завтрашнего дня я — исключительно её мама. То, что я сказала, не было уловкой. Лишь прямым признанием своей мечты… По крайней мере одной из них. Сегодня я не глава отдела, не консультант Разведкорпуса по титанам, не шпион Военной Полиции и даже не ваш блядский враг. Я — мать пятнадцатилетней девочки, которая отмечает своё совершеннолетие. Не больше и не меньше. Мы друг друга поняли?

Чуть помедлив, Смит кивает, и я мягко улыбаюсь в ответ, отворачиваясь и быстро зажигая свечи.

— Спасибо большое за понимание, Эрвин. Не поможете мне донести эту махину до стола? Идти придётся в полной темноте, так что я боюсь навернуться…

— Моё умение управлять своей… «тушкой в пространстве», или как вы там говорили, целиком и полностью к вашим услугам, — серьезно кивает бровастик, поднимая широкий поднос.

Это он мне что, события девятилетней давности припомнил, что ли? Вот зараза белобрысая!

С тихим смешком обгоняю его, придерживая дверь и гася верхний свет. Спецы замолкают, вслед за ними стихают и разведчики, недоумённо косясь на нашу парочку, замершую в дверях.

— С днём рожденья тебя… — начинаю я знакомую песенку, и мои ребята подхватывают, пока Смит доносит торт до стола и аккуратно водружает его перед радостной девочкой.

Изабель смешно жмурится, как в детстве, и изо всех сих дует на свечи.

— Интересный обычай, — мельком замечает Эрвин, замерший рядом со мной. — Не припоминаю, чтобы где-то видел подобный.

Пожимаю плечами. Уж за это-то ты меня точно не притянешь.

— Семейная традиция, — скучающе припечатываю я, складывая руки на груди. — Чаю хотите?

— От нервов? — хмыкает Эрвин, зеркаля мой жест и мельком глянув на меня, усмехается, добавляя: — Да, не откажусь.

— Чайник на кухне, заварка на верхней полке справа от плиты. Четыре чайные ложки, заварник залейте не доходя один палец до крышки. — Киваю на дверь. — Чувствуйте себя как дома. Но не забывайте, что в гостях.

— Что, вот так просто пустите в дом, без сопровождения? — Шикарная бровь приподнимается.

— Все свои скелеты я храню в другом месте, куда вы не войдёте, даже приставив дуло к моему виску. Так что да, кухня в вашем полном распоряжении. Хоть отравление отдела Ханджи на вас смогу спихнуть.

Пару секунд мы молча сверлим друг друга взглядами, прежде чем я с тихим смешком констатирую:

— С вами даже не посмеёшься нормально над той идиотией, что творится в моей жизни со всеми этими играми. «Шпионы тут, шпионы там… Без них не сесть, без них не встать», мать их через коромысло! — Запускаю руки в волосы и медленно выполняю дыхательную гимнастику, немного успокаиваясь. — Так, ладно, проехали. На самом деле я просто не дотянусь до верхней полки, а вставать на табуретку уже лень. А ещё, похоже, меня всё-таки припашут петь.

— Петь? Вас? — У кого-то сегодня идёт разрыв всех шаблонов, похоже.

— Ну не вас же, в конце концов.

Машу на него рукой, наблюдая, как Фарлан первым заходит в дом. Леви заворачивает следом, помогая вывезти пианино на улицу, пока Смит возится с заваркой. Изабель приносит гитару… Да, похоже, я здесь надолго.

— Что хочешь, чтобы я спела, красавица? — с улыбкой интересуюсь я, и Иззи не подводит, выбирая сразу то, что наверняка вызовет туеву хучу вопросов.

— Про море! Хочу про море! — Изабель радостно садится рядом, наблюдая, как я настраиваю гитару.

— Ты уверена? — осторожно спрашиваю я её, невольно оборачиваясь в сторону дома. Смит, разумеется, внимательно слушает. Очаровательно.

— Да, уверена, — кивает девочка, придвигаясь ещё ближе.

Ну а что мне остаётся? Тихо начинаю песню Городницкого, которую часто слышала в детстве:

Не зовут нас к себе города,

Не рисует портреты художник,

Тяжелы мы как наши суда,

И как наши суда мы надёжны…

В груди тянет, как после долгой разлуки. Я не могу не вспомнить старый дом на Фонтанке, отца, так редко бывавшего у нас, появлявшегося в основном лишь по праздникам, маму, бесконечно занятую собой и работой, чтобы прокормить семью… И брата, замечательного старшего брата. Вот кто был по-настоящему надёжен, вот о ком нужно бы петь. А моряки… моряки хороши только в книжках. Ветреные и непостоянные, как вода в океане. И непреклонные в своих решениях, прямо как их тяжёлые атомоходы.

Я жду следующего заказа, всеми силами отгоняя от себя призраков прошлого, как вдруг моя девочка тихо говорит:

— Знаешь, я не слишком помню своё детство до встречи с тобой, но… мне почему-то кажется, что мой папа определённо мог бы быть настоящим моряком!

Рука сама собой невольно сжимается напротив сердца, и я растираю никак не унимающуюся боль. Опустив голову, тихо замечаю:

— Не думаю, что из моряков, и уж тем более из морских офицеров, о ком эта песня, вышли бы хорошие отцы.

— Но знаешь, мне и не нужен папа, — вдруг плутовато добавляет моя егоза. — Ведь когда я представляю себе человека, на которого я всегда смогу положиться… я могу подумать разве что о маме и братишке Леви.

— Вот ведь маленькая зараза! — смеюсь я в ответ, отставив гитару в сторону и обняв малышку. — Я что, по-твоему, тяну на должность огромного мужика с косой саженью в плечах?

— Нет, но когда у нас были школьные соревнования, болела на трибунах ты вполне себе бодро. — Фарлан пристраивается рядом. — Даже, помнится, морду какому-то мужику набила.

— Неправда! Он первый полез и просто оступился, — открещиваюсь я, счастливо улыбаясь.

— Ну да. — Леви замирает рядом, свысока глядя на нашу кучу-малу. — И оступился он сам… После того, как называл Изабель «бабой»… И фингал под глазом получил исключительно сам. По чистой случайности.

— Ага, всё так и было. — Утвердительно киваю, добавляя: — Я просто старалась вести себя так, как мой отец когда-то. Вроде, получилось вполне и неплохо…

— А какой он был, твой папа? — тут же находит новую тему, которую мы ещё никогда не обсуждали, Иззи, и я не знаю, что ей ответить.

Слишком много посторонних людей вокруг. И слишком много неопределённости. Как объяснить девочке, никогда всерьёз не сталкивавшейся во взрослом возрасте с по-настоящему суровыми людьми, кем был тот человек?

— Солдатом, — наконец даю я ёмкую характеристику. — Мой отец был очень хорошим солдатом. Строгим, непреклонным, закостенелым солдафоном. Искренне не советую таким людям вообще заводить детей.

— Почему это?

Моя девочка не понимает, что такое по-настоящему строгие родители, и я бесконечно рада этому.

— Ну, например… когда мне было семнадцать, он запретил мне сходить на неофициальный выпускной в школе, потому что это могло меня отвлечь от серьёзных задач, — задумчиво вспоминаю я.

— А ты?

Фарлан, кажется, уже знает, что я отвечу. Ссаживаю дочь с колен, забирая обратно гитару.

— А что я? За два месяца заработала на платье. А в праздничный вечер вылезла через окно и сбежала на танцы.

Пожимаю плечами, не уточняя, что, как полная дура, тогда полезла в платье-мини с четвёртого этажа.

Да… Думаю, я начинаю понимать отца, запрещавшего мне творить всякую дичь. Объяснять мой папаша свои запреты не слишком-то любил, но как командовать и поддерживать дисциплину знал наверняка. С дочерью ему только не слишком повезло. Сжимаю гитарный гриф чуть крепче, чем нужно, заталкивая воспоминания куда подальше.

— Что ещё хотите послушать? — весело улыбаюсь я, проводя по струнам.

Я пою пару детских песен вроде «Большого секрета для маленькой компании», «Дороги добра», «Ветра перемен» и других знакомых с рождения мелодий. Городницкого я больше принципиально не трогаю, слишком… Слишком близки его стихи к моей прошлой жизни. Противное чувство тоски постепенно отпускает меня, особенно после того, как мы с Леви вместе играем на фортепиано в четыре руки. Ха, и пусть только кто-нибудь попробует теперь сказать, что мой сын не создан для мирной жизни!

Наконец я устаю, и Леви, смилостивившись, укатывает инструменты в дом, давая мне отдохнуть.

— Полагаю, по поводу песен вы тоже скажете, что они «семейные»? — Смит протягивает чашку чая, и я с удовольствием грею пальцы о горячее дно.

— Вообще, я собиралась сказать «народные», но ваша версия даже лучше. Спасибо за чай.

— Не за что. — Смит присаживается рядом, наблюдая за общим весельем со стороны. — Знаете, их вполне можно использовать для агитации кадетов в Разведкорпус.

— Можно, — спокойно киваю я. — Как же там было-то… «Достанем плакаты и яркие краски, поправим портреты великих идей: Свободу и Равенство, Верность и Братство — прекрасные сказки для взрослых людей».

— Откуда это? — любопытствует Эрвин, подаваясь чуть ближе.

— А, из одной сопливой баллады про выбор между любовью и властью. Не ваш жанр, — отмахиваюсь я, задумчиво наблюдая, как Дин сдёргивает покрывало с пушек и радостно машет мне, и уже не так спокойно добавляю: — Прошу прощения, мне нужно помочь другому своему гению.

Про немного сорванное горло приходится забыть, как и про вкусное янтарное лекарство. Подбегаю к спецу, тихо матеря его поспешность, после чего мы в четыре руки продолжаем последние отладки. Откашливаюсь, отчётливо понимая, что завтра смогу общаться разве что шёпотом. Уже почти полночь, судя по часам. Пора, да?

— Внимание! — отвлекаю я народ от десерта, заняв в очередной раз позицию «слишком мелкая Алиса на ящике». — Мы переходим к последней части операции «Буря в стакане». Всем приготовиться.

Принимаю от Дина фуражку, задумчиво оглядывая толпу. Мои ребята обступают ящик полукругом, ехидно поглядывая на товарищей из Разведкорпуса.

— Счастье моё, у тебя там всё готово? — почти дословно повторяю я фразу, сказанную не так уж давно на стене.

— Да, мэм! — Дин становится рядом, демонстрируя пусковой механизм. — Готов стрелять по вашей команде.

— Мой герой.

Как же я горжусь этим замечательным мальчиком. Он не просто выжил и оправился после тяжелейшей травмы, нет. Дин Гёсслер продолжал изобретать порой крайне опасные предметы и с широко раскрытыми глазами встречал последствия применения своих изобретений, всегда готовый работать ещё и ещё, до тех пор, пока не получится ровно то, что ему хотелось. Вот бы и мне быть такой же сильной.

Леви, задумчиво подхватив чашку, замирает рядом, с недоумением глядя на меня. Ах да. Моё солнышко же не знает, как мы тут порой развлекались в тридцать пятом… Ободряюще ему улыбаюсь, расправляя плечи, прежде чем громко сказать:

— Знаете, война — это, конечно, важно. Но на мой вкус, мирное время куда важнее. Так что давайте постараемся, чтобы в будущем люди забыли, как ломать наши пушки под дела армии и использовали бы их лишь по прямому назначению, как мы и задумывали с самого начала! По команде, счастье моё.

Дин крепче сжимает в руке рукоять с курком, но тут…

— Мам! Это же будет салют, да? Ведь салют? — Иззи ввинчивается в толпу, замирая рядом с ящиком.

— Фейерверк, — поправляю я её. — Огненное представление.

— А можно я отдам приказ?

Девочка просительно на меня смотрит, и я улыбаюсь. А почему бы, собственно, и нет? Я командовала для армии, а молодое поколение пусть заправляет праздником. Стягиваю с головы фуражку, аккуратно, чтобы не испортить причёску, надевая этот головной убор на свою девочку, тут же склоняясь в поклоне и подавая ей руку.

— Не изволит ли отважный командор подняться на помост? — выдаю я на серьезных щах, помогая хихикающей малышке забраться рядом с собой.

Поднимаю руку, и девочка с широкой улыбкой зеркалит мой жест. Мои пальцы замирают на пару секунд — воспоминание о живой равнине огня всё ещё довольно свежо. Но я трясу головой, избавляясь от всего лишнего. Нет, сейчас всё иначе.

— Пли!

Наши руки падают вниз, и вместе с тем в небо с оглушительным свистом взмывают снаряды.

Я как никогда раньше радуюсь, что здесь другие законы физики. У нас бы такого точно не было. А здесь… здесь небо ослепительно ярко вспыхивает, окрашиваясь в зелёный свет полярного сияния, постепенно сменяющийся красно-фиолетовыми тонами, а после звучит серия взрывов, и сотни огненный шаров рассыпаются над нами ярко искрящимися всполохами. Эта вакханалия продолжается и продолжается. Небо, вся его видимая нам часть, освещается праздничными огнями. «Мы здесь, — как бы говорят эти вспышки всему человечеству снаружи. — Даже если вы нас запрёте, мы всё ещё будем здесь и не прекратим борьбу за наши мечты».

Последние искры затухают, и девочка рядом со мной начинает ёрзать. Ей не терпится поделиться впечатлениями. В тишине я опережаю её, тихо интересуясь:

— Ты когда-нибудь видела звездопад?

— Нет, а что…

Иззи не успевает договорить: «погасшие» снаряды ярко вспыхивают, медленно начав падать вниз, как звёзды.

— Вааааа! — Изабель счастлива и почти не дышит от восторга.

Впрочем, ребята из моего отдела не лучше — все завороженно глядят в небо, не до конца веря, что эту красоту смогли сделать… мы.

— Всё-таки жаль, что нам придётся обратно сломать праздничные пушки, — задумчиво замечаю я, глядя, как не долетев до земли метров тридцать, гаснут последние вспышки.

— «Праздничные пушки», — хмыкает Майк. — Знаешь, Алис, вот поэтому-то я и не мог нормально объяснить отряду Ханджи, как же именно мы придумали пушки против титанов. Версия, что мы решили немного отдохнуть, переключившись на мирные изобретения, и в итоге получили самое мощное артиллерийское оружие по чистой случайности, каким-то магическим образом крайне правильно напортачив с настройками… ну, мягко говоря, звучит неубедительно.

— Но ведь так всё и было. — Пожимаю плечами.

— Да-да, мы изобрели артиллерию вместо праздничных хлопушек. — Потирает шею Майк. — Но если выбирать между случайными открытиями и твоими идиотскими приколами…

Он наконец замечает то, что я достаю из кармана.

— Нет, — возмущённо выдыхает спец, отходя от меня подальше.

— Что? Это всего лишь моё личное небольшое и совершенно неслучайное изобретение, — ухмыляюсь я, подбрасывая мешочек на ладони. — Дети любят такое. Думаю вот отправить парочку этих малышек в дома аристократии.

— Только попробуй использовать эту хуйню прямо здесь, — предостерегает меня Леви, который тоже не в восторге от того, что я достала.

Ну ещё бы. В прошлом месяце я испытывала свою игрушку на прочность три часа подряд… а потом отдала Изабель попробовать. Такое кого угодно доведёт.

Мы с дочкой, замершей рядом, весело переглядываемся.

— Ладно-ладно, — мило улыбаюсь я, понимая руки. — Эй, Эрвин, может быть, вы хотите попробовать детскую игрушку моего изобретения? «Визжащее йо-йо» называется.

Примечания:

Если у кого-то есть идеи для описания в шапке данного фанфика — поделитесь, пожалуйста) потому что, похоже, «новое» уже тоже устарело ?