Teacher's gold butterfly (гет)

POV: Люмин

Я бежала. Куда глаза глядят, лишь бы подальше от дома, от криков, от этой невыносимой боли. Холодный воздух обжигал легкие, снег хрустел под ботинками, а ветер свистел в ушах, заглушая все мысли, кроме одной — бежать. Слезы, замерзая, покалывали щеки. Я не знала, куда иду, но это было неважно. Главное — не оставаться там, где меня только что разорвали на куски.

Прошло, наверное, минут пятнадцать, а может и полчаса. Адреналин, который гнал меня вперед, начал отступать. Ярость сменялась опустошением. Кровь перестала шуметь в висках, а эмоции, такие бурные и всепоглощающие несколько минут назад, начали утихать, оставляя после себя лишь острую, ноющую боль.

Я замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Дыхание было прерывистым. Оглядевшись, я поняла, что ушла довольно далеко от гостевого дома. Вокруг был лес, погруженный в глубокую, призрачную тишину. В свете луны заснеженные деревья казались огромными, безмолвными призраками. Было невыносимо холодно. Мое легкое пальто не спасало от пронизывающего ветра, а руки уже начали замерзать.

Реальность пронзила меня, как ледяной укол. Куда я иду? Зачем? Оставаться на улице всю ночь, в горах, было бы чистым безумием. Я не могла. Это было не просто холодно, это было опасно. К тому же, куда мне идти? В городе, наверное, уже поздняя ночь, и ни один транспорт не ходит. Денег с собой минимум.

Гордость, которая гнала меня вперед, теперь уступала место здравому смыслу и инстинкту самосохранения. Надо было возвращаться. По крайней мере, там, в гостевом доме, были Эмилия и Чайльд. Моя мачеха, которая, несмотря на все, пыталась защитить меня, и Чайльд, который… который, я знала, никогда не оставит меня. Даже если отец вычеркнул меня из своей жизни, у меня были они.

Я развернулась, чтобы пойти обратно. К счастью, слабые отблески лунного света все еще позволяли разглядеть мои собственные следы на свежем снегу. Глубокие отпечатки ботинок, ведущие обратно к гостевому дому. Облегчение на мгновение затопило меня. Вот оно, спасение! Я начала идти по ним, стараясь ставить ноги точно в те же углубления, чтобы не проваливаться глубже.

Но тут же что-то изменилось в воздухе. Ветер усилился, стал порывистым, принося с собой целые вихри снега. Небо, которое еще недавно было усыпано редкими звездами, затягивалось тяжелыми, свинцовыми тучами. Началась метель.

Снег повалил крупными хлопьями, мгновенно закружившись в воздухе, и вскоре видимость упала почти до нуля. Те редкие следы, что я оставила, теперь заносило буквально на глазах. Я пыталась спешить, ставя ногу за ногой, но метель усиливалась с каждой секундой. Ветер завывал, пронизывая до костей. Снежинки хлестали по лицу, залепляя глаза.

В какой-то момент, когда я подняла голову, чтобы протереть глаза, я поняла, что мои следы… исчезли. Их больше не было. Или, по крайней мере, я не могла их различить в этой снежной круговерти. Все вокруг стало одинаковым, белым, враждебным. Бесконечное снежное полотно, без единого ориентира. Никаких следов, никаких деревьев, которые бы выделялись, никакого знакомого изгиба местности.

Леденящий ужас сжал мое сердце. Я заблудилась. Ветер завывал, пронизывая до костей. Я начала дрожать не только от холода, но и от страха. Где был гостевой дом? В какую сторону идти? Я сделала несколько шагов наугад, пытаясь разглядеть хоть что-то знакомое, но тщетно. Снег хлестал по лицу, залепляя глаза.

«Главное не останавливаться. Двигайся, чтобы не замёрзнуть!» — прозвучал в голове голос, похожий на голос Чайльда, когда он учил меня кататься. Я начала идти быстрее, переходя на бег, пытаясь хоть как-то согреться. Ноги уже начинали проваливаться в глубокий снег. Каждый шаг давался с трудом. Холод был невыносимым, и я чувствовала, как мои конечности начинают неметь. Пальцы на руках уже совсем потеряли чувствительность.

Я пыталась крикнуть, но голос застревал в горле, а слова тут же уносились ветром. Страх перерастал в панику. Я не знала, сколько еще смогу продержаться в этом ледяном аду.

Я шла, или, скорее, пробивалась сквозь толщу снега и ветра. Каждый шаг требовал невероятных усилий. Ноги, уже давно онемевшие, проваливались в глубокие сугробы, а холод пробирался сквозь тонкое пальто, проникая прямо в кости. Мои легкие горели от морозного воздуха, а дыхание сбивалось, превращаясь в короткие, хриплые стоны.

Ветер завывал, словно сотни голодных волков, и хлестал меня по лицу острыми ледяными иглами. Я пыталась прикрыть лицо руками, но пальцы уже не слушались, они превратились в безвольные, окоченевшие крючки. Глаза постоянно слезились от снега, который безжалостно лепил в лицо, и я могла видеть лишь расплывчатые белые пятна. Деревья вокруг сливались в сплошную, угрожающую массу.

«Главное не останавливаться», — твердила я себе, пытаясь ухватиться за единственную мысль, которая еще сохраняла подобие рассудка. — «Двигайся, чтобы не замёрзнуть!»

Но тело не слушалось. Мышцы болели, колени подгибались. Я чувствовала, как на меня накатывает чудовищная усталость, такая, что хотелось просто упасть в снег и закрыть глаза. На секунду в голове промелькнула соблазнительная мысль о тепле, о мягкой кровати, о забвении.

Я споткнулась о невидимый бугор и едва не упала. В последний момент удержалась на ногах, отчаянно махнув руками. Паника вновь начала подкатывать к горлу. Я крикнула, но голос был слабым, хриплым, и его тут же поглотил вой ветра. Никто не услышит. Никто не придет.

Внезапно вдали, сквозь плотную завесу снега, мне померещился какой-то огонек. Тусклый, мерцающий, словно далекая звезда. Мозг, измученный холодом и страхом, отчаянно цеплялся за него. Дом? Или это просто обман зрения? Я начала двигаться в его сторону, с трудом переставляя ноги. Надежда, такая хрупкая, придала мне новую порцию сил. Но огонек исчез так же внезапно, как и появился, оставив меня снова в полной, враждебной тьме и белизне.

— Нет… нет, только не это, — прошептала я, и слезы, смешиваясь с тающим снегом, текли по лицу. Я почувствовала, что задыхаюсь. Каждый вдох давался с неимоверным трудом. Леденящий холод начинал проникать глубоко внутрь, замораживая каждую клеточку. Я уже плохо чувствовала ноги. Мозг начал отключаться.

Я шла вперед, уже не разбирая дороги, лишь бы не останавливаться. Голова кружилась. Каждое дерево казалось одинаковым, каждый сугроб — ловушкой. Я чувствовала, как сознание начинает ускользать. Мне казалось, что я слышу чей-то голос, зовущий меня, но он был таким далеким, таким нереальным, словно сон. Или это был ветер, который играл со мной?

Я споткнулась снова, и на этот раз не смогла удержаться. Я попыталась подняться, но руки и ноги совсем отказались слушаться. Холод начал окутывать меня со всех сторон, такой приятный, успокаивающий. Словно мягкое, пушистое одеяло. Мне захотелось закрыть глаза. Просто отдохнуть. Всего на минутку.

Звук завывающего ветра стихал, превращаясь в нежную колыбельную. Образы мелькали перед глазами: лицо отца, искаженное гневом, затем улыбка Лизы, Моны смех, а потом… только его глаза. Голубые, как океан, полные тепла и озорства. Чайльд. Мой Чайльд.

Я почувствовала, как сознание медленно уплывает, погружаясь в черную, ледяную бездну. Последнее, что я ощутила, было легкое покалывание на кончиках пальцев, затем оно тоже исчезло. Темнота.

* * *

POV: Тарталья

Я бежал, не обращая внимания на крепчающий мороз и усиливающуюся метель. Ветер хлестал по лицу, а снег слепил глаза, но я не останавливался. Следы Люмин, которые я видел, выбегая из дома, уже замело, но я продолжал двигаться в том направлении, куда она сорвалась. Отчаяние сжимало мое сердце, и каждый удар отдавался болью где-то под рёбрами. Я кричал ее имя, но мой голос тонул в вое ветра, словно был ничем по сравнению с этой стихией.

— Люмин! Отзовись! — мои легкие горели от холодного воздуха, но я продолжал звать, надеясь на чудо, на какой-то знак, что она не ушла слишком далеко.

Я споткнулся о какую-то неровность под снегом, упал на колени, но тут же вскочил, отряхиваясь. Что-то внутри меня подсказывало, что она где-то рядом.

Я пробежал еще несколько метров, когда мой взгляд зацепился за небольшое, темное пятно в огромном сугробе под раскидистой елью. Сердце пропустило удар, а затем забилось как сумасшедшее. Нет, это не могло быть просто деревом, это… Дыхание перехватило. Я бросился туда, проваливаясь в глубокий, почти по пояс, снег, но не чувствуя ничего, кроме жгучего желания добраться до нее.

— Люмин! — выдохнул я, опускаясь на колени. Это была она. Моя Люмин. Она лежала, наполовину засыпанная снегом, ее лицо было бледным, почти синим, а волосы припорошены сверкающими снежинками. Она не двигалась. Глаза были закрыты.

Паника ударила меня с такой силой, что на секунду я оцепенел. Нет. Только не это. Не сейчас. Я быстро расчистил снег вокруг ее лица, прижал палец к ее шее, ища пульс. Слабый. Едва различимый. Жива. Жива!

— Люмин! Люмин, открой глаза! — мой голос дрогнул. Я начал трясти ее за плечи, но она не реагировала, ее тело было обмякшим и холодным.

Я быстро стянул с себя толстую, теплую куртку и набросил ее на нее, пытаясь хоть как-то согреть. Затем, действуя на инстинктах, прислушался к ее дыханию. Поверхностное, еле заметное, но оно было. Надо срочно в тепло.

Не теряя ни секунды, я бережно поднял ее на руки. Она была легкой, словно пушинка, ее тело обмякло в моих объятиях. Я прижал ее к себе, пытаясь согреть своим теплом, и повернулся в сторону, откуда, по моим расчетам, должен был быть гостевой дом. Метель не утихала, видимость была почти нулевой, но я каким-то чудом уловил слабый, призрачный свет вдали. Молюсь, чтобы это был он.

Каждый шаг давался с трудом. Глубокий снег цеплял ноги, ветер пытался вырвать Люмин из моих рук. Я чувствовал, как мои собственные мышцы горят, а тело начинает замерзать, но адреналин и отчаяние гнали меня вперед. Я должен был доставить ее в тепло. Во что бы то ни стало. Я шел, стиснув зубы, двигаясь вперед, ориентируясь на ощущения и на этот едва уловимый свет.

Спустя, как мне показалось, целую вечность, свет стал ярче. Очертания гостевого дома начали проступать сквозь снежную завесу. Я почти не чувствовал своих ног, руки горели от напряжения. Подбежав к двери, я не смог ее открыть — пальцы не слушались. Мне пришлось опереться плечом и буквально толкнуть ее, врываясь внутрь.

— Тарталья?! Люмин?! — раздался вскрик моей матери. Она бросилась к нам, ее лицо было бледным от ужаса.

Отец, услышав шум, выскочил из гостиной, его глаза были сонными и раздраженными, но, увидев нас, он мгновенно протрезвел.

— Что… что произошло?! — его голос дрогнул, когда он увидел Люмин, лежащую в моих руках, бледную и неподвижную.

— Она замерзла и потеряла сознание.

— Быстро! Несите ее на диван! Несите одеяла, воду теплую! — командовала мама.

Они действовали слаженно, как команда, забыв о недавней ссоре. Отец, дрожащими руками, таскал пледы из комнат, мама уже ставила чайник.

Я бережно поднял Люмин и отнес ее на диван в гостиной. От ее тела исходил пронизывающий холод, который, казалось, замораживал все вокруг. Я тут же начал растирать ее замерзшие руки, пытаясь вернуть кровообращение. Ее губы были синими, кожа мертвенно-бледной.

— Надо снять с нее это всё, — сказал я, мои пальцы плохо слушались, но я начал расстегивать пуговицы ее пальто. Мама тут же подхватила, ее руки были ловчее. Отец принес несколько больших, сухих полотенец и одеял и кинул их рядом. Мы быстро, но осторожно сняли с Люмин промерзшее пальто, ботинки, носки, мокрые джинсы и свитер. Ее тело было бледным, почти синим, а кожа — ледяной на ощупь. На мгновение я даже забыл о стыде — сейчас все было второстепенно.

— Нужно растереть конечности, — сказал я, вспоминая все, что читал о первой помощи при обморожении. Я опустился рядом с ней на колени, взял ее ледяную руку в свою, и начал осторожно растирать. Чувствительность в моих собственных пальцах только-только начала возвращаться, но я игнорировал ноющую боль. Растирал ее запястье, пальцы, ладонь, стараясь вернуть кровообращение. Ее рука была как кусок льда.

Мама присоединилась, растирая ее ноги, а отец, который до этого момента стоял, бледный и потерянный, словно в трансе, вдруг тоже опустился рядом и начал растирать ее другую руку. В его глазах читался такой ужас и такая боль, что мне стало ясно — его гнев уступил место абсолютному страху за дочь.

Я продолжал растирать ее руки, чувствуя, как постепенно, микроскопическими порциями, возвращается тепло. Ее веки дрогнули, и глаза медленно, с усилием открылись. Они были затуманены и расширены, но в них появился крошечный проблеск сознания, тонкая ниточка, связывающая ее с нами.

— Холодно… — прошептала она, ее голос был слабым и хриплым, едва слышным.

— Знаю, принцесса, знаю, — я почувствовал, как облегчение волной накрывает меня. — Но ты в тепле. Мы тебя согреем.

Мама быстро принесла горячий, но не обжигающий, травяной чай и осторожно приподняла ее голову. Отец держал ее за вторую руку, его пальцы слегка дрожали.

— Пей, дорогая, — уговаривала она. — Пей понемногу. Это поможет.

Мы продолжали сидеть так, втроем, не отходя от Люмин ни на шаг. Эмилия постоянно предлагала ей чай, отец осторожно поглаживал ее по голове, а я не переставал растирать ее конечности. Часы текли медленно, но каждая минута приносила крошечное улучшение. Румянец возвращался на ее щеки, дрожь постепенно утихала.

Отец, сидевший рядом, глубоко вздохнул. Он взял ее руку в свою, погладил большим пальцем ее холодные, но уже не ледяные пальцы.

— Люмин… прости меня, — прошептал он, его голос был низким и дрожащим. — Я… я не должен был так говорить.

Люмин слабо кивнула. Мама обняла их обоих, ее плечи дрожали. В этот момент не было никаких споров, никаких обвинений, только облегчение и хрупкое перемирие. Я сидел рядом, наблюдая за этой сценой, чувствуя, как тяжесть спадает с моих плеч. Самое страшное, кажется, было позади.

Еще через полчаса, когда самая острая тревога схлынула, а Люмин окончательно пришла в себя и даже смогла переодеться в сухую пижаму, мы сидели в гостиной. Атмосфера была странной, но определенно более спокойной. Мама сидела рядом с Люмин, держа ее за руку и то и дело поправляя одеяло. Отец сидел напротив, его лицо все еще было бледным, но выражение смягчилось. Я сидел рядом с Люмин, ощущая ее слабое тепло и стараясь не выпускать ее из виду.

Никто не возвращался к недавней ссоре, словно ее и не было. Словно все те ужасные слова, сказанные отцом, и мой гневный ответ, и мой побег в ночь — все это было лишь плохим сном. Мы просто пили чай, молча, каждый переваривая произошедшее по-своему.

Наконец, отец сделал глубокий вдох и медленно поставил чашку на стол. Его взгляд был устремлен куда-то в сторону, но потом он поднял глаза, и на его губах появилась легкая, неуверенная улыбка.

— Ну что ж… — начал он, и его голос был тихим, почти неузнаваемым после недавнего крика. — Если уж такие страсти кипят, то… — он повернулся к нам, и в его глазах блеснул еле заметный озорной огонек, признак возвращающегося к нему юмора. — Скоро, получается, еще одну свадьбу праздновать?

В ту же секунду я почувствовала, как Люмин резко дернулась рядом со мной. Она только что сделала большой глоток чая, и услышав слова отца, поперхнулась. Чай выплеснулся из чашки, и она начала надрывно кашлять, ее лицо мгновенно налилось ярко-красным.

— Кх-кх-кх… Пап! Рано еще же! — выдавила она сквозь приступ кашля, пытаясь отдышаться и одновременно скрыть свое смущение.

Мама тут же принялась похлопывать ее по спине, сдерживая смех. Я же не мог сдержаться. Видя ее такую покрасневшую, такую неловкую, но живую и настоящую, я почувствовал, как напряжение, копившееся во мне весь этот день, наконец-то отпускает. Громкий, искренний смех вырвался из моей груди. Отец тоже, несмотря на всю серьезность ситуации, не смог сдержать улыбку. Сначала это был лишь легкий уголок рта, но потом он расхохотался, его смех был слегка хриплым, но таким желанным.

Гостиная наполнилась нашим смехом. Мама, Люмин и я, потом и… папа — мы смеялись над неловкостью момента, над абсурдностью ситуации, над тем, как быстро все изменилось. Наконец-то мы могли стать действительно дружной семьей и самое главное — я мог любить Люмин, не думая, что это «неправильно», и не опасаясь, что кто-то нас отругает. Люмин улыбалась, выглядя счастливой от того, что так все хорошо в итоге обернулось. И я тоже улыбался, глядя на неё.

Примечания:

После финала я, возможно, еще выпущу две экстры, где расскажу о других парочках: Альберто и Лизе, Ёимии и Кадзухе.

Огромное спасибо бете за то, что прошла весь этот путь со мной. Проверяла, исправляла ошибки, выслушивала мои мысли о дальнейшем сюжете, ну и, конечно же, оставляла свои комментарии к главам, всем нам полюбившиеся?