О воспитании (гет)

В жизни Сальникова очень давно не было таких выходных, как эти. И совсем не потому, что на выходные ему очень часто так или иначе приходилось работать. Он любил свою работу, себя без неё не мыслил, и за без малого тридцать лет вполне привык к тому, что работа его и на отдыхе находила. Иной раз он и сам её искал, чтобы пустоты не чувствовать и с бутылкой пива перед телевизором не сидеть. Нет, альтернативы работе тоже имелись, он прекрасно мог без всякого предупреждения в любое время завалиться к Штольманам или Тихоновым, в родном детдоме чем-нибудь подсобить или, в конце концов, одну из "подруг дней его суровых" навестить. Но только полгода назад с появлением Риммы в его жизнь вернулись дни, которые хотелось продлить, посмаковать, запомнить до мелочей.

Они успели всё, что наметили. Были и чаепития под зелёным абажуром, который так заинтересовал Мартусю, что она его разве что на зуб не попробовала, и совместная возня на кухне, с бесконечным поддразниванием и хихиканьем, а то и хохотом, и прогулка под не по-зимнему голубым небом, по хрусткому сияющему снегу, с катанием по многочисленным ледяным дорожкам — он и забыл уже, когда последний раз занимался подобной ерундой. Был неплохой фильм в маленьком кинотеатре про молодую любовь и путешествие на поезде к тёплому морю; и пусть всё происходило в этом фильме иначе, чем у них Риммой, но едва на экране тронулся поезд, она взяла Сальникова за руку в темноте и так и не выпустила до финала. А ещё были две ночи — долгие, неторопливые, нежные, без всякой уже лихорадочности и скованности, но полные таким глубоким чувством, для которого действительно нет слов — и не надо.

Ну, а в воскресенье они ещё и Никифоровым квартиру показали и о размене в кратчайшие сроки договорились. Вышло хоть и с доплатой за лишние метры, но Сальников торговаться не стал и Римме не дал, потому что оно того точно стоило.

Девочек он отвёз домой в пять часов, вернулся к себе и позвонил в управление Штольману, у которого заканчивалось дежурство. Расспросил подробно о показаниях Васильева и получил разрешение выпустить Никитину и Бережную из-под домашнего ареста и рассказать им в общих чертах о ходе следствия. Сальников подумал и решил ничего на понедельник не откладывать.

Дверь в квартире на Моховой ему открыл Антон Никитин. Узнав Сальникова, мальчик немедленно насторожился.

— Вы зачем к нам? — сказал он вместо приветствия, с трудом сохраняя спокойствие. — Случилось что-то ещё?

— Здравствуй, Антон, — ответил Владимир Сергеевич и улыбнулся. — Ничего неожиданного не произошло, не беспокойся. Мне бы с твоей мамой и тётей Алисой поговорить.

— А зачем? — Мальчишка смотрел прямо и пристально. — Зачем снова говорить, если ничего не случилось?

— Ну, например, затем, что им наверняка интересно, как идёт следствие. А Алиса Андреевна, вероятно, ждёт, когда ей разрешат ехать домой, а то в библиотеке без неё пустовато. А ещё я должен спросить у твоей мамы, можно ли вам с братом завести кота.

— Какого ещё кота? — оторопело переспросил Антон.

— Довольно обычного, но симпатичного, — Сальников осторожно расстегнул пальто и извлёк на свет угревшийся там пушистый комочек. — Звать его Дымок или Дымка, поскольку он может оказаться и кошкой. Но если вы захотите его переименовать, то это тоже вполне можно, потому что имя своё этот зверь пока не усвоил. Ему десять недель, так что молоко с блюдца он уже лакает, иначе мне бы его не отдали...

— Подождите! — воскликнул Антон почти возмущённо. — Зачем... он?

— Хороший вопрос, — фыркнул Сальников. — Зачем вообще коты в городской квартире, если там нет мышей? Видишь ли, у меня самого раньше никогда кота не было, но теперь подумываю завести. Говорят, от них куча радости на ровном месте. — Словно подтверждая его слова, котёнок в его ладонях зевнул, продемонстрировав своё розовое нёбо, потом пару раз лизнул себе лапу, а заодно и пальцы Сальникова. — По слухам, от их мурчания давление падает, а настроение поднимается...

— Давление? — пробормотал мальчик, не сводя глаз с умильной бело-серой мордочки. — Вы уверены?

— Ну-у, брат, — протянул Сальников, — гарантии не дам, я не госстрах. За что купил, за то и продаю. Но попробовать стоит, мне кажется...

— Мы попробуем.

Сальников поднял голову и встретился взгядом с Людмилой Никитиной. Он и не заметил, откуда она пришла. Стало даже немного неловко, потому что глаза женщины за стёклами очков явно блестели слезами. Антон обернулся к матери, спросил нерешительно:

— Мам, что, правда можно?

— Конечно, можно, Антоша. Почему нет?

— А как же Саша?

— Следить будем, чтоб не обижал...

— Кто кого? — поинтересовался Сальников.

Но Антон посмотрел на него укоризненно, а потом безумно осторожно, прямо благоговейно взял котёнка, и на вытянутых руках поднёс матери:

— Посмотри, какой он смешной... Манишка белая и лапы, а нос — розовый. Это же надо, какой розовый нос!

— Действительно... — улыбнулась Людмила. — Антоша, ты отнеси его, покажи Антонине Глебовне и Сашеньке. Может, его покормить надо.

— Обязательно надо, — подтвердил Сальников. — Мне сказали, что когда он не спит, то всё время хочет есть или играть.

Когда мальчик унёс котёнка в комнату, Людмила сказала:

— Спасибо вам, Владимир Сергеевич, и простите Антошу, пожалуйста, что он сам вас не поблагодарил. Это он от неожиданности, наверное.

— Не доверяет он мне, Людмила Петровна, — ответил серьёзно Сальников. — Подвоха ждёт. Анюта, то есть Анна Дмитриевна, сказала, что он теперь ко всем мужчинам какое-то время будет так относиться. Хорошо, что вы появились, а то он и в Дымке, по-моему, троянского коня заподозрил... Мне бы поговорить с вами и Алисой Андреевной.

— Конечно. Раздевайтесь и пойдёмте на кухню. Алиса ужин готовит.

— ...Что теперь с ним будет? — спросила отрывисто Бережная, когда Сальников закончил рассказ о допросе Васильева.

— Осудят его за убийство по сто третьей статье, — ответил он. — Мы докажем, конечно, в том числе и с вашей помощью, что человеком убитый был гнилым, но аффекта там нет и в помине, есть самосуд, поэтому Васильев получит лет восемь, я думаю.

— Восемь лет?! — Бережная смотрела на него почти гневно. — Но ведь Алексей спас Люсю! Влад с мамашей хотели её смерти и всё для этого делали! Как же ещё можно было это остановить?!

Владимир Сергеевич поморщился, просто он терпеть не мог сослагательного наклонения.

— Можно было, Алиса Андреевна. Это потребовало бы куда больше усилий и времени, но...

— Как?!

— Хотите конкретный вариант? Ладно. Там, на обочине, не убивать его надо было, а морду ему бить всерьёз. До кроварых соплей, чтоб прочувствовал. Никитин принял Васильева за отца Антона? Вот пусть бы и дальше так считал, думал, что ему за издевательство над мальчиком прилетело и ещё может прилететь. Пригрозить, что если он в милицию обратится, вся история о жестоком обращении публичной станет, Никитин как раз публичности больше всего и боялся. Сказать, что у него неделя есть на то, чтобы на развод подать, а потом оставить его там на просёлке, пусть бы сам в город добирался. Взять машину, подхватить Людмилу Петровну, где оставили, даже насильно в машину посадить, если б сопротивляться стала, и по дороге назад в город ей подробно о разговоре с Никитиным рассказать, про то, как он сначала её серёжками от грабителя откупиться думал, а затем её сына за деньги сбагрить хотел. Подействовало бы это? Думаю, да, стало бы последней каплей. Дальше вернуться на Моховую, выставить Галину Борисовну, вызвать вас, Алиса Андреевна, и до развода перейти на осадное положение. Если б Никитин и его мамаша увидели, что есть кому заступится за Людмилу Петровну и Антона и кто готов идти до конца, они вряд ли полезли бы на рожон. Взяли бы дачу, как им и предлагалось, она тоже стоит целое состояние и вполне годится для поддержания статуса. Да, с разводом всё не закончилось бы, пришлось бы и дальше присматривать, чтобы рецидива какого-нибудь не стряслось, потому что был Влад Никитин заядлой сволочью, но можно было хотя бы попробовать обойтись без убийства. В том-то и беда, что в этой истории даже не пробовал никто!

— Легко вам теперь говорить, — произнесла Бережная с горечью, — сидя на стуле, а там, на дороге...

— Мне не легко, Алиса Андреевна, я вообще всех этих "бы" не люблю, смысла в них не вижу, потому что всё уже случилось как случилось. Но вы спросили, какой ещё был выход, и я привёл пример. При этом Васильева мне жаль; тут и правда тот случай, когда убийца больше сочувствия вызывает, чем жертва. Однако романтизировать его поступок я не собираюсь, не вижу я в нём ни Робин Гуда, ни рыцаря на белом коне.

— В себе видите! — выдохнула Бережная.

Сальников покачал головой, остановил жестом готовую вмешаться Никитину, сказал:

— Опять вас заносит, Алиса Андреевна... Нет, мы точно не рыцари, мы ищейки, "санитары леса". Поэтому нас далеко не все любят, кто-то не доверяет, кто-то опасается, кто-то презирает даже, отчасти даже не без причины, в конце концов, в милиции служат разные люди. Но именно вам именно меня упрекнуть не в чем.

— Конечно, не в чем, — отозвалась Людмила как-то очень выразительно. — Ведь это вы меня спасли, милиция, а не Васильев. И с Антошей тоже вы помогли. Да что на тебя вообще нашло, Лисонька? — добавила она с укоризной.

Бережная отвела глаза и закусила губу. Сальников не сердился на неё, в женщине явно взыграли чувства, пожалуй, и для неё самой неожиданные.

— Я могу... ему написать? — спросила она наконец, только подтверждая его догадки.

— Не торопитесь с этим, — вздохнул Сальников. — До суда это и вовсе будет подозрительно, позвольте завершиться делу. Да и сами поостыньте, пусть эмоции схлынут. Если не передумаете, напи́шете позже уже прямо в колонию. Только будьте осторожны, не играйте его чувствами, он человек... сложный.

Алиса посмотрела на него тяжёлым, почти невидящим взглядом, а потом поднялась и вышла из кухни.

— Вы простите её, пожалуйста, Владимир Сергеевич, — тихо и виновато сказала Людмила. — Она не со зла...

Сальников кивнул.

— Я понимаю, Людмила Петровна. Мне тоже беспристрастность не всегда легко даётся, хотя я тридцать лет в органах. Вы передайте Алисе Андреевне, когда успокоится, что мы с полковником Штольманом сделаем всё возможное в рамках закона, чтобы Васильев получил меньше, а Галина Борисовна — наоборот, как можно больше.

— Спасибо.

— Не за что. Тут нет ничего особенного, просто работа.

— Ничего особенного? — спросила вдруг Людмила со странным выражением. — То есть котят вы тоже... всем носите?

— Нет, котят не всем, — ответил Сальников, опять ощущавший неловкость. — Он детдомовский, там целый выводок, их Аню... Анна Дмитриевна пристроить пытается, вот я и подумал, что и мальчишкам вашим хорошо будет, и котёнку.

— За Анну Дмитриевну вам тоже спасибо. Она совершенно замечательная. Море энергии и доброты.

— Да, — согласился он, потому что описание было в точку. — Причём вся энергия — в правильное русло.

— Она мне предложила Антошу в один из кружков при детдоме определить...

— Удачная идея. Там есть прекрасная театральная студия, детский хор, оркестр, да и кружок по моделированию, который ведёт муж Анны Дмитриевны, Антону должен понравиться. В эти кружки не только местные обитатели ходят, хватает и ребят из окрестных домов, так что он точно не будет чувствовать себя белой вороной. А вообще неплохо выйдет, если просьба Антона к Деду Морозу насчёт детдома исполнится вот таким вот образом.

Людмила медленно кивнула и неуверенно улыбнулась:

— Анна Дмитриевна нас с Антоном на новогодний концерт двадцать девятого декабря пригласила.

— И правильно: посмотрит, что ребята могут, и сам тоже захочет.

— А вы... там будете? — спросила Никитина нерешительно, и Сальникову сделалось не по себе.

— Я там буду, — ответил он, пытаясь понять, не нафантазировал ли чего и что делать. — Я там вырос и бываю регулярно, и на концерте каждый раз, если работа позволяет.

— Это хорошо, — сказала женщина еле слышно и опустила глаза.

Жалко её было неимоверно, и неловко так, что воротник стал жать. Но и промолчать он никак не мог, потому что вышло бы ещё хуже.

— Людмила Петровна, зря вы это, — выговорил Сальников. — Это же не о том совсем... По-человечески просто, больше ничего.

Тут она смутилась так, что немедленно выступили на щеках красные пятна, и глаза за толстыми стёклами очков вмиг сделались несчастными.

— Извините, пожалуйста, — пробормотала она. — Изините, я... Вы женаты, я понимаю, просто кольца нет, и... Как же глупо!

Это было не глупо — горько. И Никитина хотелось убить ещё раз.

— Я, действительно, не один, Людмила Петровна, и скоро женюсь, но дело не только в этом. Ведь вы и сами это не всерьёз, вас... шатает просто. Вам время нужно, чтобы в себя прийти, заново душу по частям собрать, я знаю, что говорю, сам овдовел в тридцать четыре года. И главное — вам необходимо научиться справляться самой, своими силами. Они у вас есть, вы просто не привыкли ими пользоваться. Но сможете, не для себя — для детей сможете. И если это сейчас получится, то со временем получится и всё остальное.

Людмила подняла на него глаза, хотя казалось, она не решится на это больше никогда.

— Вы думаете? — спросила она совсем тихо.

Домой Сальников доехал быстро, хотелось гнать, но на скользких улицах этого делать не следовало. И к Римме хотелось, но он вряд ли смог бы ей объяснить, что случилось. Телефонный звонок он услышал уже на лестничной площадке и сразу понял, кто звонит, открыл дверь как мог быстро, почти молясь, чтобы на другом конце провода не положили трубку раньше времени.

— Алло? Это ты?

— Ну, конечно, это я... Где ты был?!

— К Никитиным ездил, кота им отвёз, — сказал он, хотя делать этого совершенно не собирался.

— Кота? — удивилась Римма. — Наверное, ты прав, это хорошая идея. А... откуда взялся кот?

— Из детдома. Там ещё один есть — для вас с Мартусей. На новоселье привезу.

— Правда? — Ему показалось, что Римма ужасно обрадовалась. — У нас будет кот?

— Будет. Мы не можем его не взять. Он чёрный с белым, почти синеглазый, и его зовут Штольман, или для своих — Штолик.

— Ка-ак?

— Это не я, честное слово, это дети его так назвали, в честь тёти Насти.

— А ты представляешь, как...

— Не представляю, но хочу это увидеть.

Они оба рассмеялись счастливым смехом.

— Иди теперь спать, моя хорошая, не мёрзни. Я тебе завтра на работу позвоню.

— Ты лучше приезжай завтра после работы.

— Хочешь сказать, моё кресло меня ждёт?

— Мы тебя ждём, Володечка. Спокойной ночи.

Примечания:

Володя с Мартусей и Риммой посмотрели вышедший в 1978 году фильм режиссёра Георгия Победоносцева "Безбилетная пассажирка" с Татьяной Догилевой в главной роли.