Неправильно... или - 7? Мир, дружба, мутанты. (джен)

На подходе к Смоленской Айрин сменила наш облик на человеческий. Верней, почти человеческий — у нас остались ушки на макушке и когти на руках. Впрочем, если спрятать голову под шлем или капюшон, а руки держать в карманах — проблема не такая уж большая.

— Класс. Где надо — проползла по вентиляции кошкой, где надо — пробежала по станциям человеком, а где захотела — вообще крылья раскрыла и пролетела несколько километров. Универсальный вездеход-везделет, — прокомментировал Степан.

— Спасибо, — я чуть усмехнулась и почесала затылок. После чего улыбнулась и принялась разглядывать мужчин исподтишка. Не сказать, чтобы я не видела их раньше, но как-то…

— Так, а ты у нас, стало быть, Кэтрин, — произнес Ульман.

— А как ты догадался? — я привычно поправляю хвосты и одеваю куртку. Ульман возвращает изъятые ранее боеприпасы, при этом поясняя:

— Ты смотришь по-другому. Не так, как Айрин, хоть глаза у вас и одинаковые. И, почему-то кажется мне, что мы с тобой болтали, когда к Чертановской шли. И, хоть вашего разделения тогда еще не было, но… С Пашей тоже ты собачилась все время.

— И ничего я не собачилась! Сам виноват — мало того, что ребенком называет, так еще и доказывает что-то, не зная ситуацию. Обидно же. Это Айрин на дерьмо из чужих ртов внимания не обращает, привычная, а я уж, извините, не настолько закаленная.

— И чего ты так на «ребенка» выбесилась? — Ульман чуть усмехается, разглядывая меня. Правда, глаза у него какие-то совсем невеселые.

— Потому что. Ребенок — младший, младший — ни на что неспособный. Когда другой человек называет меня ребенком, то он намекает на мой внешний вид и молодой возраст, судит обо мне, не зная саму меня и при этом… Ну, как бы обесценивает мои навыки и умения. А я их, между прочим, не с потолка получаю и расплачиваюсь порой так, как «нормальным» людям и не снилось. И, сам понимаешь, подначки слушать в такой ситуации неприятно.

— Кхм… Понял. Если пообещаю больше не называть тебя «Малой» — прекратишь дуться?

— Только если сдержишь обещание.

— Забавное ты создание, — едва слышно произнес Ульман. Я лишь фыркнула и нахлобучила шлем на голову, чтобы спрятать кошачьи уши. С той же целью засунула руки в карманы куртки. За двадцать метров до станции я втянула носом воздух и, повернувшись к своим, произнесла:

— Там Павел прячется за тем зданием.

— Пятнадцать метров, мать… Ну, это я ориентировочно. Ну что, пошли проверим? — Ульман чуть усмехнулся, судя по всему. И, переглянувшись со Степаном, первым отправился к указанному мною зданию, на всякий случай все так же держась в тени стен и держа винтовку наготове.

Минуту спустя мы уже здоровались с Павлом. На вопрос, какого черта он вышел из безопасной подземки, да еще и в одиночку, спартанец ответил, что его прислал полковник, причем прислал специально, так сказать, меня встретить. С этими словами мне в руки всучили вещмешок с требованием переодеваться.

— Мда, мать… А вот про это мы не подумали. Ну, про то, что ты больно палишься в этом своем «снаряжении». Нет, бывают, конечно, психи, которые без радзащиты на поверхность лезут, но это редкость, да и долго они не живут.

— Сама справишься, или помочь? — спросил Павел, пока Ульман подтрунивал надо мной.

— Я похожа на безрукую? — исподлобья глянув на него, я принялась облачаться в переданную снарягу. Все было даже кое-как подогнано под мою фигуру, так что жаловаться не приходилось. Правда, штанины и рукава пришлось подвернуть несколько раз, да и ботинки в итоге я решила оставить свои, поскольку притаранили мне явно размер сороковой, не меньше, что при моем тридцать шестом-седьмом (ну, тридцать восьмом, если на шерстяной носок) явно не котировалось.

— По-моему, после того, как она погуляла с вами в бункер, стала еще злей.

— Я не злая. Это ты задаешь тупые вопросы, — огрызнулась я.

— Паш, просто не трогай ее сейчас, ладно? Я тебя потом в курс дела введу, — Ульман ободряюще хлопнул приятеля по плечу, после чего окинул меня критическим взглядом. — Ладно, для контроля хватит.

— Для какого еще контроля? — напряглась я.

— На Смоленской, мать, сейчас с нас все это снимут, нас самих загонят в душ и на профосмотр в лазарет. Верней, нас на осмотр, тебя якобы на осмотр. Ну а ты что хотела? Не может же полковник взять и рассказать про тебя и твою зондер-банду всем вокруг, так что распорядок формально придется соблюдать.

— А, поняла, — я расслабилась и, поправив «кастрюлю» на голове, повернулась уже к Ульману. — Я готова. Веди.

Павел с долей непонимания посмотрел на меня. Я чуть усмехнулась, понимая причину. Они с Ульманом в лучшую сторону отличались от остальных. Ничего не имела против Бориса, Степана и Данилы… Хотя, вот против Данилы, пожалуй, все-таки имела, поскольку он своим гендерным шовинизмом (и неимением мозгов) успел достать даже «отмороженную» Арэйн.

Но остальная часть группы — бойцы. Обычные бойцы, грамотные, обученные, но при всем при этом… Недальновидные, что ли. Ульман вон сразу просек «переключение» и улавливает, когда кто стоит у руля. Нет, например, понять, что «включилась» Арэйн можно достаточно легко — она обычно и ведет себя отлично от нас, а вот уловить, когда телом управляет Айрин, а когда я, на порядок сложней, так как мы в общем-то похожи, если не считать моей асоциальности и ее излишней болтливости.

— Кстати, тебя не рановато отпустили? — уточнила я у Павла. Судя по тому, в каком состоянии он был в Депо, он должен был еще неделю минимум валяться в лазарете под наблюдением врачей. Ну, или же не покидать станцию, регулярно являясь на перевязки.

— Меня, в общем-то, не отпускали. Сам вызвался проветриться, а полковник одобрил мою кандидатуру, поскольку других «посвященных» поблизости нет: он сказал, хватит того, что ты перед всем нашим отрядом засвечена.

— А мы в одном отряде? — уточнила я у Ульмана. Пока что не знала точно, радоваться этому, или нет. Потому что с одной стороны — Павел продемонстрировал себя с лучшей стороны там, в депо, но с другой — его худшую сторону я тоже видела.

— В одном, в одном. И Данила, кстати, тоже.

— Черт. Только этого шовиниста поганого не хватало мне до полного счастья.

— Ну ты его вылечи. Этими своими… обертываниями, — Ульман сделал руками жест, будто закатывает что-то в ковер. Степан усмехнулся и неожиданно заговорщицки мне подмигнул.

— Ну-ка колитесь, что я пропустил? — принялся допрашивать нас Павел.

— Все, — кратко ответил другу Ульман. — Давай уже домой, там разберемся и поговорим по-человечески.

— Целиком и полностью поддерживаю, — я поправила ВСВ за спиной, проведя рукой по стволу. Кстати, надо будет при случае все-таки собрать себе арбалет, не зря ведь я по окрестностям стрелы собирала. Судя по тому, что встречались они в достатке — самострелами пользуется не один только Хан, то есть можно найти уже существующие схемы вооружения и, при необходимости, доработать их.

Собственно, на этой веселой ноте и мы двинулись на станцию.

Смоленская напомнила мне форпост Регуляторов. Вроде все по-военному отлажено, и в то же время какая-то тут атмосфера… Совсем непохоже это место на Полис.

Десять минут спустя после спуска мы сидим в лазарете. Напротив меня — врач, который смотрит с опаской. Понимаю, почему, когда вспоминаю, где видела это лицо. Да, точно. На «Боровицкой» он же был. Помню, он очень удивился, когда взял меня за руку, а взамен я его чутка приложила спиной об стену. Если бы Павел не вмешался… Мда. Надо бы извиниться, что ли. Нехорошо как-то получилось. Вроде мужик нормальный. По крайней мере, Мельник сказал, что я могу ему доверять, а Хантер это подтвердил по телепатической связи.

— Группа крови какая? — задает он мне вопрос.

— Эм… — я судорожно пытаюсь представить, как бы ее классифицировать. Учитывая, что я — универсальный донор для любого человека (и представителей некоторых сходных гуманоидных рас тоже) — достаточно сложно уложить ее в рамки привычной классификации по форме эритроцитов.

Врач раздосадованно вздыхает и, не сводя взгляда с моих рук, сложенных на коленях в замок, принимается объяснять.

— Мне нужна эта информация для того, чтобы знать, какую кровь в тебя заливать, если вдруг ты окажешься здесь с кровопотерей два-три литра.

Я поднимаю руку, чтобы поправить волосы. Врач настороженно хмурится и дергается к отложенному в сторону на момент разговора со мной автомату.

Арэйн просчитывает, как его убить, Айрин намекает, что негоже человека убивать за то, что он нас боится, а я вспоминаю других знакомых медиков — кстати, хороших медиков, которым невольно доставалось от меня и которые, в итоге, все-таки срабатывались даже с таким непростым существом, как я.

— Спокойно. Все в порядке. Я не причиню тебе вреда, пока ты не тронешь меня, — стихийно перехожу на «ты», выставляя вперед обе руки ладонями вверх.

Медик явно из военных. Это хорошо. Честно — в таких условиях, как нынешние, я всегда военных медиков приветствовала больше, чем всяких специализированных «светил». Потому что именно военный медик должен собрать из кучи фарша и костей человека, причем сделать это за рекордно короткое время, имея из инструментов пилу, топор и охотничий нож, а из лекарств — подорожник и два литра спирта. Это я утрирую, конечно, но суть работы данных ребят понятна. Ну а с учетом того, что вся их работа проходит зачастую прямо на поле боя, эти товарищи как правило представляют из себя и боевые единицы неслабые. Вон как к автомату дернулся, со знанием дела…

Кажется, ему лет пятьдесят. То есть, еще из народа «довоенного» формата. Чем-то похож на моего отца. Такой же усталый и задерганый. Хотя, учитывая, что у них тут постоянно ЧП на ЧП, а он то на одной станции, то на другой… Или он не в лазарете все время тусит, но еще и на задания ходит? Это было бы объяснимо, так как сталкерам же тоже нужен кто-то с медицинскими знаниями в команде. Хотя… Ладно, это можно будет потом выяснить. Но свой медик в команде был бы неплохим решением для применения некоторых моих умений.

Пока же я пытаюсь просто наладить контакт.

— За прошлый раз, ну там, на Боровицкой… Извините. Учитывая мой опыт общения с людьми в белых халатах, да и вообще тот факт, что я проснулась в незнакомом месте, а тут пытаются щупать, со шприцами лезут и все такое… Я сожалею о том инциденте. Мир?

— Мир, — он протягивает мне руку. Хмурюсь.

— Я телепат второго ранга. Пожмем друг другу руки — считаю все. А мне и своего шлака в башке хватает.

— А ну-ка пожми, — медик неожиданно щурится.

Ну, желание собеседника закон.

— Так, теперь пролистай-ка на… Ну, найди мне вот эту книжку, — перед глазами на долю мгновения возникло изображения какого-то медицинского учебника. Пожав плечами, уточняю примерное время, когда этот учебник человеком изучался и секундой спустя перед нашими глазами появляется изображение первых десяти страниц книги.

— А дальше можешь? Ну, например, если я учил что-то в прошлом, а со временем это стерлось из памяти? — какие-то странные огни зажглись в темно-карих глазах врача.

— Могу.

— А, например, видеоролик с записью хирургического вмешательства?

— Могу, а…

— Мда… Как бы мне тебя у этих самоубийц отжать…

— Что?

— Ничего-ничего, мысли вслух. Ну ты сама подумай: с этой твоей телепатией можно повытаскивать на свет божий из человеческой памяти все утерянные знания. Восполнить пробелы в образовании, или провести мгновенный обмен опытом между двумя людьми… Впрочем, йэх… Куда тут с нашим оборудованием этот опыт применять… Ладно, мы отвлеклись от темы разговора. Мне нужно заполнить твою медкарту. Хотя бы для того, чтобы знать, как тебя лечить в случае чего.

— А ничего, что я по сравнению с обычным человеком неведома зверушка и чисто человеческий медик, каким бы крутым он ни был, просто не сможет применить на мне все те знания, что у него имеются? — уточнила я.

— Общие физические параметры у тебя все равно идентичны человеческим в чем-то, — снисходительно глянув на меня, пояснил врач. — У тебя есть пульс, артериальное давление, сердечная деятельность в конце концов. Ты состоишь из тех же веществ, что и люди вокруг тебя, а значит — можешь поддаваться воздействию других веществ, в том числе и лекарственных.

— Нет, — подняла руку вверх я, прерывая этот поток сознания. — Поясню по-конкретике. Все эти ваши лекарства на меня тупо не действуют. Собственно, все введенные извне вещества автоматически отторгаются организмом. Исключения есть, но учитывая, что у вас тут особо сложных соединений, разработанных специально под такие организмы, как мой, не предвидится… Лечить меня бесполезно. Все. Я либо выживаю сама, либо сдыхаю. С учетом того, что до сих пор не сдохла — явно собственные механизмы отрегулированы лучше, чем сможет сделать ваша местная медицина. Единственное, с чем вы мне реально можете помочь — это переутомление от использования всех этих паранормальных фишек. Иногда я его ловлю, ну, перегрузку такую. Вся суть помощи заключается в том, чтобы засунуть мою тушку в комнату, перед этим вымыв там все от телепатических отпечатков и не подходить, пока сама не оклемаюсь. Когда оклемаюсь — запихнуть всяких простых углеводов, то бишь что послаще.

— А ранения? Кровопотеря, остановка сердца… С этим, скажешь, тоже ничего не надо делать и сама не подохнешь?

— Не подохну.

— Довожу до твоего ведения, что перепады в температуре тела, кровеносном давлении и сердечном ритме ведут к необратимым последствиям.

— А если у меня рабочее давление начинается от ноля на ноль и заканчивается четыреста… восемьдесят с чем-то там на четыреста двадцать? Если я могу существовать без кислорода, а остановка сердца — это не смерть, а анабиоз? Кстати, с температурой тоже все не так однозначно: когда-то меня выкинули в открытый космос без скафандра. Меня этого немного… разозлило и два года спустя я, прихватив корешей, хорошенько потусила на базе тех уродов, которые собирались меня угробить.

«Вообще-то это было со мной, но ты во всем права», — поддакнула Айрин.

— Так, хорошо… А как я определю, живая ты, или мертвая? — медик почесал щетину.

— А хер его знает, — я махнула рукой. — Не моя это проблема.

— Посмотрим, как ты изменишь свое мнение, когда разок очухаешься в морге.

— Было уже. Я одно время даже подрабатывала таким образом. Кодирование санитаров с гарантией — это, знаете ли, неплохой источник дохода, — вспомнила я одну из традиционных базовских шуток. Ну и заодно — парочку ситуаций, когда Айрин признавали мертвой, а она оказывалась вполне живой и бодро бегающей. Почему-то медик тоже усмехнулся. Кстати, как его там звать-то… Аристарх… Отчества не помню. А надо будет уточнить. Но пока что он завершает осмотр и выпускает меня из лазарета.

Мои вещи у меня отобрали для дезактивации. Как я поняла, дозиметрам тут особо не доверяли, да и на всех их не хватало, так что прибегали к их помощи только когда возникали серьезные сомнения или подозрения. А так, что разбираться: раз пришли с поверхности, значит — сто процентов попали под облучение и воздействие отравленного воздуха. Значит: всю снарягу отобрать, постирать/прокипятить, обработать чем-нибудь, а на время нахождения на станции выдать новую.

Благо, что выданная черная водолазка, пятнистая куртка и такие же штаны с множеством карманов превосходно гармонировали с моими представлениями об идеальной одежде. Правда, пришлось подкатать рукава и штанины, но это такие мелочи!

В самом благодушном настроении я двинулась на поиски своих. Ну, в смысле, Ульмана и остальных. Поскольку им медосмотр был нужней, чем мне, в общем и целом, то вполне закономено, что с ними Аристарх разобрался первым делом. И уже отпустил к тому моменту, как только начал разговор со мной. Понятно, что они не в столовке, ведь для обеда поздновато, для ужина рановато, да и не голодные мы все вроде как. А если не там, то где тогда? Айрин намекнула, что мы можем спросить у кого-нибудь дорогу. Ее советам я и решила последовать, хотя и сомневалась в том, что у снующих вокруг людей будет свободная минута, которую они готовы будут выделить на решение моих вопросов.

Но попытка не пытка, тем более, что в одном из узких коридоров я заприметила компанию из троих мужчин лет по сорок, которые что-то обсуждали друг с другом, но явно не какую-то важную тему.

— Здравствуйте. Простите, можете мне помочь?

«Уй, дура…» — Айрин вздохнула. По ее представлениям, я начала разговор как-то не так. Слишком вежливо и прилично.

— Чего нужно, красавица? — обращение неприятно царапнуло что-то внутри. Причем, внутри у Айрин. Интуитивно почувствовав что-то нехорошее, я сделала шаг назад.

— Да не бойся ты так. Чего надо-то? — второй вступил в разговор, глядя прямо глаза в глаза. Это внушило толику доверия, ведь обычно если хотят сделать что-то плохое, то глаза прячут.

— Я Ульмана ищу.

— А, так он в казарме. Но тебя туда не пустят, сама понимаешь — вход только для своих, со Спарты.

— Я знаю, — я поняла сразу, про какую именно казарму боец говорит, ведь устройство станции уже успела считать из памяти врача. — Пустят, я ведь тоже теперь в Спарте. В отряде Ульмана.

Троица грохнула.

— Что смешного? — зло насупившись, спросила я.

— Со Спарты… Ой, не могу… — боец сложился пополам.

— А за вранье и по носу получить можно, — первый заговоривший со мной усмехнулся.

— А за прикосновение к моему носу можно оторванными руками собирать выбитые зубы, — огрызнулась я.

— О-о-о, какие угрозы. Прямо в штаны наделал здесь и сейчас, — глаза собеседника недобро сощурились, после чего он протянул руку и схватил меня за шиворот, поднимая в воздух.

— Лех, ты поаккуратней, а? Мелкая ведь еще… — произнес один из его товарищей, но вмешиваться не стал.

— Да ничего я ей не сделаю. Она ведь поняла, что хамить лучше не надо, верно? — меня слегка тряхнули за ворот куртки. Та доблестно держалась, вызывая потерянное было уважение к местным технологиям.

— Я не хамила, ты первый начал. И лучше поставь меня на место.

Внутри накапливалось что-то очень нехорошее. Арэйн напомнила, что нам нельзя светить паранормальщину и лучше не нарываться на неприятности, ведь с этими людьми рядом еще работать. Айрин требовала прямо сейчас дать сволочи в морду, дабы поставить на место. А то, похоже, мания величия уже начинается: берет и, видя, что человек выглядит физически слабей, начинает глумиться.

— Слушай сюда, шваль. То что ты спишь с кем-то из наших, не дает права себя так здесь вести. Поумерь пыл, а то вылетишь со «Смоленской», как пробка из бутылки…

— Что?!

Я почувствовала, как краска прилила к лицу. В следующий момент я извернулась и отвесила мужику оплеуху. Мощненькую такую, и пусть скажет спасибо что ладонью, а не кулаком! А то ишь, повадились и тут всякие «насосалки» отсвечивать… Учитывая, как заебали меня на Столичной Пустоши шуточками про меня и Мэтта, про меня и Рэйли, про меня и Регуляторов, про меня и Изгоев… Так скажем, быть участником групповушек, происходящих в чужом воображении, меня малость подзаебало.

От неожиданности он меня выпустил. Пару секунд переваривал ощущения, видимо, за это время успел и разозлиться окончательно. А я наоборот, успокоилась. Потому что мне в какой-то момент урод напротив напомнил Буча. Тот тоже любил молоть языком всякое дерьмо и набрасываться на тех, кто помельче.

Кулак летит мне в лицо, но я отклоняюсь, уворачиваюсь, поворачиваюсь вокруг себя, а после на выходе из разворота бью ногой под дых своему обидчику. Можно было бы и в ебало, но для этого надо прыгать, да и прилететь может сильней от начальства, чем за поддых…

От удара мужик падает спиной на платформу, а я становлюсь над ним, сложив руки на груди, и тихо произношу:

— Во-первых, я ни разу ни с кем в своей жизни не спала. Не знаешь ситуации — не открывай на человека рот. Во-вторых, тебе будет приятно, если кто-то оскорбит твою сестру, мать, жену или дочь, как ты меня сейчас? Впрочем, что я говорю... Таким, как ты, лишь бы поиздеваться над кем-то, а на чувства обиженных вами людей наплевать. А еще спартанец… Эх, я-то думала, что все тут хорошие, как Мельник, Паша и Ульман, а оказывается, что и среди вас моральные уроды водятся… — вздохнув, оглядываюсь и, убедившись, что в коридорчике кроме нас больше никого не было, а значит — прямо сейчас мне нагоняй не светит, разворачиваюсь и собираюсь идти в сторону казармы, чтобы все-таки воссоединиться со своими.

— В-третьих… извини, — раздалось хрипло за спиной.

— Что? — я оборачиваюсь. Знаю, что мой противник сидит на полу, что он не сможет напасть прямо сейчас, но все равно оборачиваюсь почему-то.

— Я тебе наговорил дерьма, которое говорить не следовало. Извини, — спартанец довольно легко для человека, получившего от меня удар ногой, встает на ноги, машинально отряхивает рукой куртку, после чего протягивает руку вперед. — Мир?

— Мир, — с готовностью ее пожимаю просто для того, чтобы понять... Он действительно почувствовал себя виноватым после моих слов? Вот уж не думала… Ну, то есть, раньше он мне показался большим козлом, а раз оказался способен признать свою вину, то…

— Рин! — раздался за спиной окрик Паши. Отпуская чужую руку, поворачиваюсь к нему и замечаю, что сокомандник идет к нам и при этом смотрит на окруживших меня людей с некоторым беспокойством.

— Привет, Паш. А мы тут с вашим пополнением знакомимся. Кстати, я Глеб. Это Леха и Стас. А ты…

— Рин, — коротко произнесла я. Хотя Паша уже дал понять, как ко мне обращаться.

— Познакомилась? Тогда пошли.

— А… — я хотела было что-то сказать, но не успела — Павел довольно бесцеремонно схватил меня за рукав многострадальной куртки и потащил за собой в сторону казарм.

— Еще увидимся! — махнула я второй рукой напоследок новым знакомым.

И только когда они скрылись за поворотом, Павел повернулся ко мне.

— Ребенок, тебя можно на минуту одну на станции оставить, чтобы ты ни во что не вляпалась?

— Я ни во что не вляпалась, — насупилась я. Но под изучающим взглядом спартанца сдалась и рассказала, в чем было дело: — Я подошла к ним уточнить, где можно Ульмана найти. Они сказали, что в казарме, но меня туда не пустят, а когда я сказала что пустят, потому что я с вами в отряде, начали смеяться. Потом этот, ну Глеб который, сказал, что за вранье можно получить в нос, а я сказала, что если он мой нос тронет, то будет оторванными руками собирать выбитые зубы. Ну, он меня за шиворот схватил, а потом сказал, чтобы я не хамила и что… Ну, что я на самом деле с Ульманом просто сплю, и что я… ну, кажется, что меня со Смоленской вышвырнут, если буду особо хамить и выступать. Ну, я разозлилась, потому что обидно, когда говорят, что я с кем-то сплю, а я на самом деле ни с кем не спала, ну и врезала ему по морде. Он полез сдачи дать, но снова получил. Потом я у него спросила, понравится ли ему, если вот так, как он меня, оскорбят близкую ему женщину: сестру, дочь, мать или жену. Еще, я сказала, что думала, что тут все такие хорошие, как Мельник, Ульман и ты, но оказалось, что и среди вас такие моральные уроды попадаются.

— А он что? — хмуро посмотрел на меня Павел. Потом почему-то протянул руку вперед и погладил по голове. Странно, но почему-то его жест не вызвал привычной агрессии даже со стороны Айрин.

— Он извинился.

— Ясно.

— Нет, он действительно извинился. Мы ведь руки друг другу пожали и я почувствовала, что ему стыдно за свои слова, ну те… — краска снова прилила к щекам.

— Если действительно стыдно стало — это хорошо. А ты не принимай все близко к сердцу так, Кэтрин, ладно? И нос не вешай.

— Хватит обращаться со мной, как с ребенком, — привычно огрызнулась я.

Только тут до меня дошло, что он знает о нашем растроении, а значит…

— Как ты угадал, что я — Кэтрин?

— Ульман дал подробную развединформацию.

— Что дал? — я фыркнула.

— Ну, сказал: если смотрит так, что хочется взять лопату и прямо сейчас рыть окоп — это Арэйн. Если трындит без остановки — это Айрин. Если говорит странно и шарахается в сторону — это Кэтрин.

— Вот гад, — против воли я усмехнулась. В основном потому, что Ульман был прав. Уж объяснил, так объяснил: простым и понятным языком, после чего нас не один из сокомандников друг с другом не спутает. — Так… Я пойду. Мне в казарму.

— Вот вместе и пойдем. Специально за тобой отправился, — Павел, прихрамывая, первым двинулся в сторону казарм.

— Вот и нафиг тебе это сдалось, с твоей-то ногой?

— Нормально все у меня с ногой. Жить буду. Пока вот, занимаюсь всякой мелочью на подхвате. Тоска, — последнее Павел произнес в сторону и едва слышно, но я разобрала.

— Да ладно тебе, тоска. У нас впереди столько дерьма, что разгребаться замучаемся и еще будем вспоминать эти относительно мирные дни с ностальгией.

— Это твоя интуиция, или просто предположения? — нахмурившись, уточнил Павел.

— Это всегда так. Ну, везде, где я оказываюсь. Иногда все мирно и весело, а потом вдруг цепляется одно за другое и в итоге даже спим все по очереди раз в неделю по три часа. Впрочем, даже если не сработают какие-то вселенские законы, то… Ты ведь про переезд знаешь уже?

Я специально не стала призносить «Д-6», «бункер» и еще что-то. Ну, даже если кто-то что-то услышит (что маловероятно), то ничего не поймет.

Павел кивнул.

— Вот и будет для всех работенка. Кстати, мне Аристарх-как-его-там успел сказать, что тут какие-то проблемы в плане медоборудования есть. Ты ведь ничего про это не знаешь?

— Совсем ничего. Знаю только, что за разговоры о том, чтобы попытаться отыскать что-то по этой теме на поверхности, полковник без разбору мылит всем шеи. Сама понимаешь: больницы бомбили первым делом, так что ничем хорошим для сталкеров такие вылазки не заканчиваются. Впрочем, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами…

Мы заговорщицки переглянулись. После чего я непонятно почему прыснула, а Павел, сохраняя серьезное выражение лица, предложил вернуться к этому разговору позже. Ну, когда все отдохнут, выспятся, получат пиздюлей от начальства, если будет, за что… Ну а пока что надо будет обозреть свое предполагаемое временное место жительства.

Примечания:

Ну, снова глава ни о чем получилась, чисто для связки...