Ангел-хранитель для убийцы (гет)

Не смотря на достаточно неплохое самочувствие Сакуры, Цунаде-сама все же решила повременить с выпиской, ссылаясь на то, что у девушки помимо удара от меча, который, впрочем, был успешно залечен, сильно пострадала система циркуляции чакры. Большинство каналов было либо разорвано, либо просто уничтожено. Для шиноби такая ситуация была приговором — если удастся выжить, то придется стать простым обывателем. Даже элементарные дзюцу — хождение по воде или клонирование — становятся недоступными. Так бы и случилось с Сакурой, не будь ее лечащим врачом сама Легендарная целительница. Хокаге сращивала, сшивала своей чакрой поврежденные каналы, попутно объясняя Харуно и Шизуне, что она делает. Это была уникальная операция, не имеющая известных аналогов в мире шиноби. А потом было ожидание. Каждая из них со страхом и затаенной надеждой спрашивала себя: «Срастется ли? Получится ли?». Срослось. Получилось. Вернулась и прежняя сила, вернулся и контроль чакры.

И все это время, время долгой ремиссии, рядом с Сакурой неизменно находился Итачи. Все, кто когда-либо был знаком с ним или видел хоть раз, с большим трудом могли признать в этом светящимся радостью и тихим счастьем человеке мрачного Учиху. Не раз госпожа Хокаге видела, какими нежными взглядами он обменивается со своей невестой. Да-да, именно невестой. То, что именно в такой статус перейдет ее розоволосая ученица, Цунаде ни на секунду не сомневалась. Так смотрят не на подругу, не на любимую девушку, так смотрят только на жизнь. Знай Итачи о мыслях главы деревни — подписался бы под каждым словом.

Всю жизнь он сознательно отгонял от себя мысль о браке, полагая, что не имеет право заводить семью. Да и о какой семье может мечтать человек, уничтоживший свой клан? Абсурд! Он, сознательно уничтоживший в себе зачатки любых чувств, кроме ненависти к самому себе, не достоин ни любви, ни жалости, ни понимания. Учиха Итачи заслуживает лишь презрения и позора. И все же с момента знакомства с Сакурой что-то светлое поселилось в его измученной душе, подобно тому, как в растрескавшейся земле появляется росток. Он мал и на вид кажется слабым, незаметным, но какая сила скрывается в том, кто хочет жить! Итачи даже подумать не мог, что легкая симпатия к девушке, приложившей все свои силы к тому, чтобы вытащить его с того света, перерастет в бурное чувство, что он полюбит так, как не любил никогда в жизни, как любят единожды — раз и навсегда. «Но любила ли она его?» — этот вопрос не давал Итачи покоя. Это ее бережное отношение к нему — проявление любви или забота о больном? Как долго, как мучительно долго он не мог поверить в ее чувства к нему. И только когда Сакура оказалась на границе между жизнью и смертью, спасая его, он понял, что любим. Тогда, обнимая ее обмякшее тело, Учиха пообещал себе, что если девушка выживет, то они поженятся.

Итачи, наверное, никогда не забудет, как делалось это самое предложение. Как плакала от радости Мебуку-сан, и довольно ухмылялся в усы Кизаши Харуно, как ярко пунцовая Сакура произнесла тихое, но очень твердое «да». И конечно, он никогда не забудет то, как был счастлив, услышав ее ответ. А потом, потом медленно, но верно началась подготовка к их свадьбе и обряду введения в клан.

Итачи старался, как можно больше времени проводить с Сакурой, прерываясь на занятия в Академии. После занятий Учиха, как правило, приходил с Кагами-куном, которого по обоюдному с ним согласию, собирался усыновить в ближайшее время. Мальчик, узнав о том, что в ближайшем будущем у него появится мама, несказанно обрадовался. Ему нравилась Сакура-сенсей и то, что его любимый учитель, а по совместительству и будущий отец, начинал мечтательно улыбаться, как только речь заходила о розоволосой целительнице, делала ее самой хорошей в глазах мальчишки.

* * *

Вот уже третью неделю вся Коноха стояла на ушах. Да и шутка ли? Древнейший клан в истории шиноби, приходящийся родней еще самому Рикудо Санину готовился принять трех человек. Главная пикантность этого события была в том, что сам клан долгое время считался исчезнувшим. Да и как могло быть иначе? Не мог же один ребенок считать себя целым кланом, исчезнувшим в небытие. Потом этот потомок Мудреца Шести путей сбежал из родной деревни в неизвестном направлении на четыре долгих года, чтобы объявиться вновь в компании брата, который уничтожил своих славных родственников , и стать главой рода. Также шло бурное обсуждение и тех, кто в этот род собирался войти.

Сакуру, уже достаточно оправившуюся от полученных ран, было решено отправить к родителям. Туда же временно переехала Ная вместе с Кагами-куном, в то время как братья Учиха приступили к осуществлению своей главной задачи — закладке родового гнезда, уничтоженного их же кузеном. После того, как госпожа Хокаге смогла убедить старейшин снять все обвинения с Саске и Итачи, им удалось получить свое наследство — семейную реликвию, меч Юкинэко, немалое количество украшений, которые, по всей видимости, входили в приданное их матери и несколько сундуков с золотом, на которое можно было купить какой-нибудь небольшой город. Здраво рассудив, братья решили вложить деньги в строительство — Итачи хотел ввести молодую жену в родовое поместье. Конечно, он осознавал, что к свадьбе они не поспеют полностью отстроить дом, но хотя бы пару комнат и внутренний двор должны быть готовы к этому времени. Было нанято огромное количество работников. То тут, то там, раздавались стук топора, лязг вбиваемых в свежеструганное дерево гвоздей, крики, смех. Братья Учиха также принимали участие в постройке родового гнезда наравне с остальными, справедливо полагая, что также должны вложить свои силы в постройку дома.

Пока Саске вместе со старшим братом пропадали на стройке, Сакура с матерью не теряли времени даром. В срочном порядке были приглашены Ино с госпожой Яманака, Тен-Тен и Хината. Главной задачей стала подготовка к введению в клан. Закупались ленты, цветы, шились платья, костюмы. Мать и дочь Яманака, никогда в жизни, не страдающие от нехватки товара, неожиданно для себя поняли, что на украшение особняка Учиха их скромных запасов не хватает. И вот в сторону Суны и Ивы полетели почтовые соколы, с приглашениями на столь знаменательное событие и просьбой выслать необходимое количество цветов и лент. Тен-Тен с Наей и Харуно-сан было поручено заниматься одеждой. А Сакура вместе с Хинатой и, внезапно вызвавшейся помочь, Шизуне, стали составлять меню. Все шло своим чередом, в ожидании радостного и волнительного «завтра» и никто не заметил, как это самое «завтра» наступило.

* * *

Задумывая провести церемонию введения в род, Саске и предположить не мог, какой ажиотаж вызовет это событие. С раннего утра в особняк стали прибывать гости, которых у ворот встречал лично Итачи. Сам же Саске предпочитал наблюдать с узкой террасы за происходящим во дворе. На мастере шарингана красовалась парадное темно-синее косоде с эмблемой клана на спине и светлые хакама. Он церемонно раскланивался с новоприбывшими представителями древних и древнейших кланов ниндзя. Помимо конохских кланов было решено пригласить Кадзекаге с семьей. Итачи лично отправил приглашение лидеру деревни Дождя и последней выжившей из «Акацуки», Конан.

Учиха-младший с большим удовольствием наблюдал, как вытягиваются лица у тех же самых Хьюга при виде его старшего брата. Итачи же представлял собой образец спокойствия и безукоризненной вежливости. Он обменялся приветственными поклонами с Хиаши Хьюга и его семьей, а затем, чуть улыбнувшись, под удивленным взглядом главы клана, пожал руку Неджи. Удивленный Хьюга еще раз поклонился хозяину и затем прошел во двор, где уже вовсю отдыхали гости.

Кого здесь только не было! Знаменитые Ино-Шика-Чо, чей командный дух и прекрасная подборка способностей существовала уже не первое поколение, прибыли вместе с женами и детьми. Клан Абураме представлял его глава, Абураме Моцу вместе с сыном Шино и племянником Мутой, который ни на шаг не отходил от химе клана Яманака. Девушка была абсолютно счастлива, купаясь в лучах его внимания, и смущенно краснела, когда Мута как бы невзначай прикасался к ее руке.

При виде появившегося Казекаге с братом и сестрой, от Ино-Шика-Чо отделился Шикамару и, поздоровавшись с Песчаными братьями, попросил разрешения украсть их сестру. Темари кокетливо похлопала ресницами и посмотрела на Гаару. Тот, тяжело вздохнув, махнул рукой, разрешая той удалиться. По большому счету, бывший джинчурики прибыл сюда по двум причинам — желание сестры повидаться с «ананасом» и приглашение от Наруто, который известил, что одной из участниц церемонии будет Сакура. Видеть же Учиху, что старшего, что младшего у Кадзекаге не было ни малейшего желания. Однако, благодарность к розоволосой девушке, спасшей его брата от яда Сасори и помогшей ему выжить, перевесила личную неприязнь.

Инузука Цуме была здесь вместе с сыном и дочерью. Впервые сменившая жилет джонина на бордовое кимоно с отличительными знаками клана, она была похожа на женщину и стала почти неузнаваемой. Правда, лишь пока молча раскланивалась с малознакомыми гостями. Увидев же Ямаширо Аобу, старого знакомого по Академии, она вновь стала самой — с силой хлопнула по спине не ожидающего такого подвоха мужчину. Он не сразу смог признать в ухоженной женщине друга своего босоногого детства, а, признав, хлопнул в ответ. Вскоре они уже во всю смеялись над какой-то не очень приличной шуткой. Киба явно нервничал, попав в незнакомую обстановку, и то и дело принюхивался и осматривался вокруг, надеясь обнаружить кого-нибудь из своих знакомых. Наконец, он увидел мнущуюся в сторонке Тен-Тен. Девушка тоже явно неловко чувствовала себя при таком количестве народа. Шепнув что-то на ухо матери и пригрозив кулаком захихикавшей сестре, Киба двинулся в сторону девушки.

Оставив их, Саске продолжил разглядывать все прибывающих и прибывающих гостей. То тут, то там мелькали знакомые лица — вот мимо прошел Какаши сенсей, старый учитель и последний представитель клана Хатаке. Учиха впервые увидел герб этого, безусловно, занятного клана, представляющий собой оскаленную волчью пасть. Отчего-то возникла мысль, что он неплохо бы сочетался с клыками клана Инузука, тем более, что, судя по взгляду, которым провожала седовласого сенсея Инузука Хана, эта мысль пришла не только в одну шаринганистую голову.

У столика с закусками обнаружился Наруто, еще один представитель почти угасшего клана Узумаки, и какая-то полуголая шатенка, чьи прелести были прикрыты лишь невесть откуда взявшимися облаками. Еще один последний законный представитель вымирающего клана Сарутоби, Сарутоби Конохомару. Чувствовалась какая-то горькая ирония в том, что некогда многочисленные и могучие кланы сейчас, за редким исключением, могли похвастаться лишь двумя-тремя, реже одним членом. И от этого становилось грустно.

Саске тряхнул головой в надежде отогнать от себя нерадостные мысли в такой день и вновь пробежался критическим взглядом по двору, старясь найти хоть какой-нибудь изъян, однако, даже на его взыскательный вкус все было безупречно. Стараниями девушек двору был придан достойный вид: клумбы, букеты, сад камней, ленты, драпировка там, куда смотреть было еще рано. В правой части двора были расставлены столы с легкими закусками и напитками. Тут же можно было найти стулья и скамейки. Посреди двора была установлена тумба, покрытая красным покрывалом, на которой расположились загодя приготовленные чаши и кубок с вином.

— Саске-сан! — окликнул главу клана подошедший сзади Кагами-кун. — Сакура-сенсей и Ная-сан просили передать, что уже готовы, и спрашивают, когда начнется церемония?

Саске вновь окинул гостей взглядом и не найдя главу деревни, покачал головой.

— Передай, что мы ждем Цунаде-сама. Надеюсь, что она просто запоздает, а не проигнорирует приглашение.

Мальчик кивнул и унесся в сторону единственной более-менее отстроенной в поместье комнаты, где сидели девушки.

Учиха-младший тяжело вздохнул и, убедившись, что парадный костюм смотрится великолепно, присоединился к явно заскучавшему брату. О том, что Итачи испытывает какие-то неудобства или скуку, свидетельствовал лишь отсутствующий взгляд мастера шарингана. В остальном же он, как и все Учиха, выглядел безукоризненно. Итачи слегка кивнул подошедшему брату и переступил с ноги на ногу.

— Устал стоять? — с сочувствием спросил Саске.

— Устал улыбаться, — покачал головой Учиха-старший. — Хокаге-сама не видно, но надеюсь, она скоро придет.

— Я тоже на это надеюсь, — откликнулся его брат. — Девушки уже нервничают и даже послали Кагами-куна на разведку. Ума не приложу, кто из них додумался до этого. Его же до начала церемонии никто не должен видеть.

Итачи чуть дернул уголком рта. Он-то прекрасно знал, кто мог стать инициатором подобной вылазки. За последний месяц он неплохо познакомился со своей кузиной и сумел изучить ее характер. Если где-то что-то взрывалось, ломалось, падало или возгоралось — без Наи точно не обошлось. Единственный, кому удавалось сдерживать порывы его огненной сестрички, был Хьюга Неджи. Как ему это удавалось — загадка, хотя Итачи имел пару догадок на этот счет.

Погрузившись в воспоминания, Учиха-старший не забывал время от времени поглядывать на дорогу, ведущую в сторону резиденции Хокаге, и потому первым заметил небольшую, но весьма внушительную процессию, во главе которой шла необыкновенной красоты женщина. Голубое с чайками кимоно и классическая прическа делали ее почти неузнаваемой. Итачи не сразу сообразил, что это — Цунаде-сама. По правую руку от главы деревни шла ее приемная дочь, облаченная в длинное платье цвета морской волны, украшенное золотой тесьмой и с разрезами по бокам. Сопровождали их капитан Ямато и Сай, которые по случаю праздника примерили парадное платье.

Незаметно ткнув брата в бок, Саске кивком головы отправил того известить девушек о прибытии Хокаге, а сам, тем временем, вышел за ворота встречать важную гостью. Обменявшись поклонами с Последней из Санинов, и, поприветствовав ее спутников, новый глава клана Учиха повел их во двор.

* * *

В светлой просторной комнате, даже не смотря на легкую захламленность, придававшую ей сходство со складом, было довольно уютно. Предметов мебели здесь было немного — шкаф да пара табуреток. К стене было прислонено огромное зеркало, явно у кого-то позаимствованное. Зеркала такого размера привозились из страны Волн на заказ и стоили целое состояние. Почти все помещение было заставлено коробками, сундуками и свежеструганными досками. Кто бы мог подумать, что будущие представительницы клана Учиха будут готовиться к предстоящему мероприятию в кладовке? Однако, это была единственная чистая комната, которую смогли предоставить братья Учиха для предстоящей церемонии.

Сакура вгляделась в свое отражение и удовлетворенно улыбнулась. Кимоно, над которым они с матерью колдовали не одну неделю, сидело как влитое. Белоснежное трехслойное кимоно и темно-синяя накидка с капюшоном, украшенная изображением бело-красного веера. Она же заплела девушке церемониальные косы, которые красиво были уложены на голове. К сложному наряду прилагались четки, зеркало и гребень.

Мать и дочь много времени провели в Конохском архиве, ища хоть какую-то информацию об этом обряде. Архив клана Учиха был последовательно уничтожен членами самого клана: сначала Итачи — о техниках шарингана, а затем Аоши — все, что осталось. И теперь восстановить какие-то бы то ни было сведения об этом обряде стало почти невозможно. Не один день Мебуку и Сакура Харуно искали, не один стеллаж пересмотрели и все-таки нашли. Кто бы мог подумать, что в секретной секции, посвященной клану Учиха, собирать которую начал еще Тобирама Сенджу, найдется дневник девушки, прошедшей инициацию. Учиха Миоко, в девичестве Широнами, вела подробные записи и не могла обойти такое знаменательное событие стороной, за что мать и дочь Харуно были ей очень благодарны.

Мебуку Харуно, решительно заявившая, что поможет девушкам совершить самый важный шаг в их жизни, тоже присутствовала в комнате и в этот момент занималась прической Наи, чьи волосы, казалось, последний раз имели сомнительное удовольствие общения с расческой еще в прошлой жизни. Сакура обратила к матери полный благодарности взгляд, в котором можно было прочитать и радость, и любовь, и волнение. Мебуку с ободрением улыбнулась дочери. Отвлекшись, она несильно дернула свою подопытную за волосы. В ответ сразу же послышалось шипение и сдавленные ругательства.

— Терпи, Ная-чан, — строго сказала госпожа Харуно. — Ты же не хочешь выйти к такому количеству гостей с «вороньим гнездом» на голове?

Девушка тяжело вздохнула, но все же согласилась с доводом матери Сакуры. По большому счету, ей было все равно, что о ней подумают все эти сиятельные представители древнейших кланов. Но сделаться посмешищем самой, означало выставить в не самом лучшем свете Саске, которого она уже считала братом. А сегодня он станет для нее главой клана. Ну, и еще, Ная даже боялась признаться в этом себе, она хотела, чтобы этот осколок льда, Хьюга Неджи, ахнул , когда увидит ее. Разве велика цена — потерпеть всего-то двадцать минут — чтобы увидеть удивление и может быть восхищение в его лавандовых глазах?

Когда, наконец, госпожа Харуно закончила терзать девушку, та еще несколько секунд продолжала сидеть на табуретке, а затем резко подскочила к зеркалу и неверяще уставилась на свое отражение. Оттуда на нее смотрела хрупкая темноволосая девушка, облаченная в такое же, как у Сакуры, белоснежное с тонкой вышивкой кимоно. Привычно растрепанные волосы сейчас были заплетены в тугие косы, красиво уложенные на голове. Ная казалась старше своих шестнадцати. По настоянию Ино Яманака, взявшей на себя роль визажиста решено было сделать легкий макияж. Красивые черные глаза были едва заметно подведены, ресницы подкрашены, губы Ная красить отказалась, ссылаясь на то, что на ней и так слишком много косметики. Девушка приложила свои ледяные ладони к пылающим щекам и прикрыла глаза. Ками-сама! Как же страшно вступать во взрослую жизнь!

Сакура, видя волнение будущей родственницы, подошла к ней и приобняла за плечи, пытаясь придать той немного уверенности. Ная благодарно улыбнулась подруге, поражаясь ее спокойствию. Ах, если бы она только знала, как страшно было Сакуре! Как беспокоил ее этот обряд. Но больше обряда девушку волновало, придет ли на церемонию Хокаге. Мало кто в Конохе был не в курсе многовековых разногласий, непреодолимой пропастью легшей еще между Хаширамой Сенджу и Учиха Мадарой, о том, как преследовал Учих Второй Хокаге. После гибели Тобирамы Сенджу, клан Учиха, казалось, успокоился, а на самом деле затаился, готовя кровавый переворот в деревне. Об этой темной странице истории клана знали немногие, также как и о тайной миссии Итачи, едва не лишившей его разума и жизни. И уж почти никто не знал, что именно Учиха стал причиной гибели Четвертого, хотя всем было известно, что управлять Кьюби мог лишь владелец ожерелья Первого или Учиха. И вот теперь Учиха зовут на церемонию введения в клан Пятую. Более странной ситуации и представить было нельзя, если не знать, что одна из участниц церемонии — ученица Хокаге, а другой — бывший АНБУ, верой и правдой служивший главе Деревни.

Два дня назад они пришли к Хранительнице воли Огня с личным приглашением. Женщина выглядела уставшей. Не так давно на границе со страной Камня пропало несколько тюнинов, также как и отправленный на их поиск джонин. Отокаге на просьбу о помощи в поисках, ответил отказом, ссылаясь на то, что все его шиноби заняты на важных миссиях, позволив, однако коноховцам искать своих людей. Услышав стук в дверь, она тяжело вздохнула, ожидая увидеть Шизуне или Эбитсу или еще кого-нибудь, но уж точно не Учиху Итачи в компании Сакуры. Услышав приглашение, женщина устало потерла лоб и сказала, что постарается прийти, но, увы, ничего не может обещать. С этим молодые люди и ушли.

От грустных мыслей Сакуру отвлек скрип открываемой двери. Следом за скрипом в комнате появился Кагами-кун, сообщив, что все готовы и можно начинать церемонию.

* * *

Две темные фигуры, держась за руки, вышли на кроваво-красную дорожку, сопровождаемые неожиданно громкой тишиной. Еще минуту назад беседовавшие друг с другом гости, неожиданно смолкли, застыв в ожидании. Никто из присутствующих не мог с точностью сказать, что будет дальше. Все-таки обряд введения в род был одним из самых древних и редко использовался даже в старину. Обычно он проводился в малочисленных или обескровленных войной кланах, где в срочном порядке нужны были шиноби. Введение же в клан жен было явлением не столь редким, но также встречалось нечасто. Учихи редко выбирали себе пару из других кланов, дабы не растерять наследственное додзюцу.

Девушки с достоинством шли к возвышающейся посреди двора тумбе. По пути к ним присоединился Кагами-кун, едва накинувший на плечи плащ. Сакура слегка сжала ладонь Наи, прося остановиться на минуту и повернувшись к мальчику, поправила его одежду и набросила на голову капюшон и положила что-то в карман, после чего они продолжили путь втроем.

У тумбы их поджидал Саске. Не доходя до стола несколько шагов, все трое встали на колени и, поклонились главе своего клана, Итачи, тем временем, наполнял четыре чаши чуть сладким соком. Перед каждым из проходящих через обряд стояло по три чаши с цветами клана: темно-синяя, белая и красная.

Саске сделал «усыновляемым» знак подняться и взял в руки первую чашу. Все трое последовали примеру Учихи.

— Первая чаша возносится вверх к Небесам, — торжественно произнес молодой человек, поднимая сосуд над головой.

Усыновляемые подняли чаши вверх, после чего вернули их на место. Пока шли церемониальные поклоны, Итачи наполнил чашу брата и три чаши посвящаемых.

— Вторая чаша подносится вниз к Земле. — Саске опустил свой сосуд и вылил содержимое на траву. Вслед за ним этот маневр был повторен тремя фигурами.

Снова последовали поклоны, после чего глава клана взял третью чашу в руки и подошел к Сакуре. Этот сосуд был больше остальных и единственный из всех имел на своем боку эмблему клана. Саске вложил ее в руки девушки, после чего взял ее ладони в свои и торжественно произнес:

— Третья чаша соединяет нас как брата и сестру. — И уже едва слышно шепнул, — Выпей.

Из дневника Учиха Миоко, Сакура узнала, что эта чаша символизирует доверие к главе клана, показывая, что вступающий будет слепо доверять своему «отцу». Так же она поняла, что Саске сознательно изменил формулировку, назвав ее не дочерью, а сестрой, причем не только в силу возраста, но и учитывая, что она теперь является женой его брата. Выполнив это нехитрое действо, Сакура вновь поклонилась главе клана, после чего встала на колени и коснулась головой пола.

Саске также поклонился девушкам и мальчику, после чего повернулся к брату, который подал ему родовой меч. Глава клана поклонился мечу, а затем на вытянутых руках протянул его Сакуре, которая, как и следовало сделать, не вставая с колен, вновь поклонилась мечу. После этого глава клана подошел к Сакуре и протянул к ней руки, помогая встать, а затем подвел девушку к брату и оставил ее там.

Церемония продолжалась. Следующей в клан входила Ная. Ее, после недолгого совещания, было решено ввести в род по тому же обряду, что и Сакуру. После Наи в клан вошел и Такуя-кун, который предпочел взять себе фамилию своего приемного отца. Вскоре и он появился рядом со своими родителями. Когда все посвящаемые вошли в род Учиха, Саске вновь достал меч, и новые члены клана снова поклонились ему, после чего Итачи вложил Юкинэко в футляр и унес в неизвестном направлении. Затем глава клана повернулся лицом к гостям и объявил, что церемония окончена и все, кто желает, могут поздравить прошедших обряд.

— Ах, да, еще хочу поздравить моего брата Итачи и его молодую жену Сакуру с бракосочетанием.

С минуту все присутствующие молчали, осмысливая то, что увидели, и услышали, а затем начался шум. Девушек окружили друзья и знакомые, наперебой поздравляя и Наю, и Сакуру и Учиху-старшего. Такуя-кун, устав от толчков и тычков, выбрался из толпы и незаметно покинул двор. Несколько раз мальчик прошел мимо строящейся стены, красиво задрапированной темно-синей материей, а затем взял одну из скамеек и сел в тени какого-то невысокого, но очень пышного кустарника, растущего недалеко от ворот. Он тоже сегодня очень переволновался и устал, и хотел бы сходить в Ичираку вместе с Наруто-саном и Итачи-сенс…отцом, но Такуя-кун все-таки не хотел портить своими капризами родителям праздник. А кушать, тем не менее, хотелось. Паренек похлопал себя по карманам и с удивлением обнаружил там яблоко, которое, как оказалось, положила ему предусмотрительная Сакура. Мальчик улыбнулся и мысленно поблагодарил девушку. Он погладил фрукт по спелому красному бочку и стал подносить ко рту, уже представляя его кисло-сладкий вкус, как негромкий голос зовущий его по имени.

— Такуя, Такуя…

Мальчик встрепенулся и заозирался по сторонам, в надежде отыскать источник звука. От увиденного яблоко выкатилось из рук — прямо перед ним сквозь слегка мигающий свет появился женский силуэт. Невысокая хрупкая девушка, одетая лишь в длинную тунику с отличительными знаками страны Воды, протягивала к нему руки и ласково улыбалась. Ее взгляд источал невыразимую любовь и нежность. Такуя-кун никогда не видел своей матери, но не узнать ее было невозможно.

— Мама? Мама — это ты? — едва слышно произнес мальчик, боясь спугнуть видение.

— Я, сыночек, я, любимый мой.

Девушка опасливо протянула руку к ребенку, будто опасаясь, что тот оттолкнет ее. Такуя заметил этот беззащитный жест и потерся щекой о призрачную ладонь. Как давно он мечтал об этом, как заплаканным мальчишкой представлял себе ласковые руки матери, чьего тепла не знал никогда, как мечтал, чтобы она вот так, по-простому, прикоснулась к нему. Ждал и верил, что когда-нибудь увидит ее, пусть даже воспитатели говорили, что ее больше нет. Он любил свою загадочную, такую призрачную маму, как может любить только чистая незапятнанная детская душа.

— Мамочка, — с трудом подбирая слова, решился спросить мальчик, — ты…?

— Да, мой дорогой. Я, к сожалению, не принадлежу к вашему миру, но я всегда следила за тобой. Твоя боль была моей болью, твои слезы моими, и сегодня я хочу разделить с тобой твою радость.

Такуя, открыв рот, слушал мать, не смея даже лишний раз вздохнуть. Девушка улыбнулась мальчику и продолжила.

— Когда-то давно я была шиноби деревни Дождя. Однажды мою группу, сопровождаемую твоим отцом, отправили на секретную миссию, из которой мы не должны были вернуться. Он лично должен был перебить нас всех, но почему-то оставил меня в живых. Моей семье сообщил, что я умерла. Я некоторое время жила в простой деревне близ Конохи. Когда появился ты, кто-то узнал меня, и началась погоня. Я оставила тебя у ворот деревни, а сама увела погоню подальше. И, как ты уже догадался, выжить мне не удалось. Когда клинок пронзил мое сердце, я увидела яркий свет, из-за которого раздался голос, сказавший мне, что выполнит любое мое желание. И я пожелала явиться тебе в день, когда ты обретешь семью. И запомни, сыночек, — голос молодой матери дрогнул,- я никогда тебя не бросала.

— Знаю, мамочка, — едва сдерживая слезы, откликнулся Такуя. — Я всегда в это верил. Я люблю тебя!

— Я тоже люблю тебя, мой малыш, мой маленький шиноби. И теперь не только я, — ответила она, с теплой улыбкой смотря куда-то за спину сына. — Я знаю, что Итачи-сан любит тебя, да и сердце его молодой жены готово принять такого хорошего сына. Я рада, что могу оставить тебя им.

По мере того, как молодая женщина говорила, голос ее становился все тише. Прозрачное тело стало бледнеть, постепенно растворяясь в окружающем пейзаже.

— Вот и мое время истекло, — печально сказала девушка. — Пришло время прощаться, милый мой.

— Мама, мамочка, не покидай меня! — в голосе ребенка послышались слезы.

Девушка подлетела к мальчику, к своему плачущему сыну и обняла его худенькие плечики уже исчезнувшими руками. Такуя распахнул пошире объятья, надеясь почувствовать ее последнее прикосновение, но, увы, зачерпнул лишь воздух. На том месте, где еще мгновение назад была его красавица-мать, теперь гулял лишь ветер. Все было по-старому, и в то же время Такуя понимал, что все сильно изменилось. Он видел свою маму и теперь знает, что она не бросила его, как уверяли приютские воспитательницы, и то, что она любила его.

Позади мальчика раздался шелест раздвигаемой листвы, а затем показалась розовая голова его приемной матери.

— Вот куда ты запропастился, Такуя-кун! А мы уже весь двор перевернули, пытаясь найти тебя, — с облегчением выдохнула девушка и обойдя куст, села на скамейку рядом с внимательно разглядывающим ее мальчиком. Заметив его серьезный взгляд, девушка неуверенно улыбнулась.

— Что-то не так с моим лицом? — спросила Сакура, и, не дождавшись ответа мальчика, стала поправлять прическу.

Такуя еще какое-то время посмотрел на девушку, а затем завел ей за ухо розовую прядку. И решился задать один очень важный для себя вопрос.

— Сакура-сенсей… — замялся мальчик.

— Такуя-кун, я хотела бы тебя попросить, — перебила его девушка. — Я понимаю, что для тебя все это очень сложно, но… не хотел бы ты называть меня мамой? Нет-нет, ты можешь называть меня как тебе угодно, но мне было бы приятно, если бы звал меня мамой.

Этот вопрос дался ей нелегко. Девушка хорошо понимала, что, вряд ли такой взрослый ребенок сможет пойти на такой шаг, но Такуя-кун был ей симпатичен, и Сакура очень хотела подарить ему семью, которой у него никогда не было, и в которой он так нуждался.

Услышав ее вопрос, мальчик сначала не поверил в сказанное, а затем он бросился на шею девушке. И зарывшись носом в ее шею произнес тихое: «Мама». Девушка обняла в ответ прижавшегося к ней мальчика и едва слышно прошептала: «Сынок». Она не знала, сколько они так просидели, не отрываясь друг от друга: минуту, час или может быть целую вечность? Одно было ясно точно — за это время они стали намного ближе друг другу, намного роднее, чем были за миг до этого. И как-то неожиданно, но вполне естественно, к этим двойным объятьям присоединились третьи. Когда рядом появился Итачи, девушка не знала, но его тепло она не могла спутать с чьим-либо еще. Он обнял обоих своих самых дорогих людей.

— Папа, мама, — прервал затянувшуюся идиллию голос Такуя-кун, пробуя на вкус незнакомые, но такие желанные слова.

Молодая пара вздрогнула, но внимательно посмотрела на мальчика.

— Да, сынок? — первым откликнулся молодой отец.

— Саске-доно говорил что-нибудь об обеде? Кушать уж больно хочется, — смущенно выдал мальчик.

— Будет тебе обед,- усмехнулся Итачи и взъерошил волосы на голове сына. — И обед, и дом, и …

Внезапно раздавшееся бурчание живота отвлекло Итачи от заранее подготовленной речи. Он перевел взгляд от сына к жене и заметив ее враз покрасневшие щеки все понял.

— Но сначала все-таки обед, — заключил мастер шарингана серьезным голосом, после чего хитро подмигнул сыну.

В саду Учиха уже очень давно не раздавалось такого чистого радостного смеха, по его тропинкам давно не бегали дети, а клумбы, некогда созданные руками Учиха Микото были уничтожены ее потомками. Но время — лучший целитель, способный вылечить не только душу сада, но и подарить человеку веру в благородство людей, надежду на лучшее и всепрощающую и исцеляющую любовь.

Примечания:

Дорогие читатели! Вот и закончилась эта история. Спасибо тем, кто дошел вместе с нашими героями до конца! Я постаралась показать свой взгляд на этих героев. Получилось ли у меня — судить вам.

P.S. Возможен эпилог с намеком на продолжение.