Гарри Поттер и Вечерний дом (джен)

Подбирать слова не пришлось: Вирджиния сама попросила навестить ее, когда у Гарри появятся силы и возможность. Он заглянул в «Нору» на следующий же день, заодно привел бабушке Молли двух старших, Тедди и Джеймса.

— Я хотела узнать, как там Стелла? — заговорила девушка. — Я в последние дни постоянно думаю о ней и…

— Да, я тоже, — откликнулся Гарри. — Позавчера родился ребенок. На месяц раньше срока, но вполне крепкий и здоровый. Целители говорят, что с ним все будет в порядке. А вот Стелла… Пока прогнозы туманны. У нее бывают небольшие периоды просветления, а потом снова срыв. В любом случае, если к ней вернется рассудок, ее будут судить и отправят в Азкабан. Выяснилась еще одна скверная подробность. Помнишь, ты рассказывала о своем приступе безумия? Она призналась… Она использовала очень редкое проклятие «пяти вещей». Дарила тебе заколдованные мелочи, одну за другой. И в тот момент, когда ты начала использовать все пять одновременно, проклятие сработало бы в полную силу. Тебе очень повезло, что книжка оказалась скучной, а платок слишком пестрым. Поэтому тебя только слегка зацепило тогда.

— Боже мой…

— Да. В общем, мисс Вольфбрук вряд ли когда-нибудь выйдет на свободу. Либо палата в святом Мунго, либо Азкабан. Так что…

— Вот об этом я и хотела поговорить, — вставила Вирджиния. — Знаешь, я долго мучилась и сомневалась, но вчера, после выставки, после всего… Я хочу попросить тебя о помощи, Гарри. Я хотела бы забрать этого ребенка. Вырастить и воспитать. Но чтобы оформить опекунство, нужно выполнить много разных условий. Они могут возразить, что у меня нет мужа, нет средств, нет жилья, что воспитание ребенка мне не по карману, но… Я справлюсь. Я найду способ, клянусь. Возможно, есть какой-то способ их убедить. Ты имеешь большое влияние и…

Гарри смотрел на нее, улыбаясь. Вирджиния осеклась и спросила чуть обиженно:

— По-твоему, я говорю глупости?

Гарри поспешно помотал головой и снова улыбнулся:

— Нет, вовсе нет. Джи, если честно, мысль о судьбе этого мальчика не дает мне покоя вот уже целый месяц. Я не хотел давить на тебя и к чему-то тебя принуждать. Поэтому я ужасно рад, что ты сама пришла к той же мысли. Да, я сделаю все возможное, чтобы тебе отдали этого малыша. Но послушай. Очень важно, чтобы ты поняла. Это особый ребенок. Он еще не успел появиться на свет, когда его предали его родители. Ему нужен не просто опекун, который будет его кормить и одевать. Ему нужна настоящая материнская любовь и забота. Много терпения. Хватит ли у тебя решимости и сил? Зная, кто его отец и мать, сможешь ли ты принять его и полюбить? Если нет, никто тебя не осудит. И меньше всех — я…

Она помолчала несколько мгновений и ответила:

— Именно это меня и мучило, если честно. Вплоть до вчерашнего дня. Во время мемориальной церемонии что-то внутри вдруг перевернулось. Все сомнения ушли, все страхи… Вчера я видела столько людей, которые потеряли родных. Столько разрушенных семей… Гарри! Ты сам говорил, что ничто не происходит случайно и без причин. Саймон хотел убить меня, уничтожить, но из-за моего увечья папа стал любить меня еще больше. Он научил меня живописи, он дал мне столько всего… Я потеряла всю свою семью, лишилась всего, но обрела множество друзей. Познакомилась с тобой. Ты дал мне новую жизнь, Гарри. Ты исцелил не только мое лицо, но и мое сердце. Не позволил сломаться и впасть в отчаянье. В конечном счете, если бы не смерть родителей, я могла бы сказать, что я приобрела гораздо больше, чем потеряла… И… Этот малыш. Какая разница, кто произвел его на свет? Он — внук моего папы. Мой племянник. Он — все, что осталось от семьи Грей. Он и я. Разве это не причина любить его и заботиться о нем?

— Что ж, если так. Я сделаю все возможное, чтобы тебе позволили его усыновить, — улыбаясь, сказал Гарри. — А раз так, пришло время тебе узнать еще кое-что.

Он порылся в карманах и достал небольшую связку ключей на стальном колечке.

— Вот, возьми, — произнес он, протягивая ключи Вирджинии. — Они твои.

Она покрутила ключи в пальцах и потрясенно выдохнула:

— Но… Но ведь это ключи от моего дома. Я не понимаю! Он ведь теперь принадлежит Саймону!

Гарри помотал головой.

— Нет, не принадлежит. Когда ты отказалась оспаривать завещание, я попросил Денниса договориться с Саймоном о продаже коттеджа. Твой брат сразу же согласился. Спустя две недели поверенный уже провел сделку. Теперь этот дом формально принадлежит мне, но ты можешь спокойно вернуться туда в любой момент, когда захочешь.

Повисла пауза. Она ошеломленно смотрела на Гарри, пытаясь осознать услышанное. Потом провела рукой по лицу и произнесла:

— Я не знаю, что сказать… Гарри, но… Почему?

— Потому что могу, — просто ответил он. — Ты так горевала о потерянном доме, о мамином саде. А Саймону были нужны только деньги. Он ненавидит этот дом и с радостью избавился от него. Я буду очень рад, если ты позволишь мне оформить дарственную на тебя, чтобы все наконец вернулось на свои места. И у тебя появилось серьезное преимущество перед комиссией по опеке.

Она снова задумалась.

— Если бы не малыш, я бы отказалась сразу, — заговорила Вирджиния. — Ты прав в одном: наличие своего дома сильно облегчит все формальности. Да, я согласна. Но при одном условии. Я настаиваю на том, чтобы вернуть тебе все деньги. Со временем. Думаю, что смогу заработать. Возможно, в течение пяти-десяти лет…

— Согласен, — кивнул Гарри. — Я бы с удовольствием обошелся и без твоих денег, но понимаю, что на твоем месте чувствовал себя так же. Если это действительно для тебя важно, можешь вернуть.

— Да, важно, — твердо заявила девушка. — Спасибо, что понимаешь…

— Ты думала, как назовешь его? — вдруг спросил Гарри.

— Нет, еще не думала, но…

Она подняла на него взгляд — пронзительная ярко-синяя вспышка.

— Я назову его Гарри, — сказала она. — Гарри Грей. Звучит превосходно.

— Ох, зачем же, — улыбнулся он, чуть смутившись. — На свете есть множество более красивых имен.

— Нет, нету, — твердо заявила девушка. — Все решено. Я не передумаю. А почему ты смеешься?

— Я просто подумал, что нельзя быть во всем такой идеальной, — ответил Гаррри, улыбаясь. — Такой безупречной. Слушай, а у тебя вообще есть недостатки? Чур, говорить только правду!

— Если честно, то полно, — с облегчением рассмеялась Вирджиния. — Просто годы одиночества научили меня хорошо их скрывать.

— Например?

Она посерьёзнела и ненадолго умолкла. Потом проговорила:

— Только Господь ведает, сколько я промучилась прежде, чем избавилась от сильной неприязни к твоей жене. Прости, ты хотел правды… Это наверное звучит чудовищно, ведь я живу в ее доме, с ее родителями и всегда знала, что… Но мне понадобилось несколько недель, прежде чем все это ушло, перегорело и стало пеплом. Ревность и отчаянье сжигали. Это как агония, как адский огонь… А потом мы с ней познакомились, поговорили. И после этого пламя угасло. Я ведь художница, мне важно увидеть человека, посмотреть на его лицо, заглянуть в глаза… Я поняла, почему ты выбрал именно Джинни. Я все поняла. Я бы очень страдала, если бы обнаружила, что с тобой рядом кто-то, кто недостоин тебя. Она — чудо. Теперь я могу сказать это совершенно свободно. Ты не мог бы сделать выбор лучше.

— Спасибо тебе, — тихо откликнулся Гарри. — Спасибо за откровенность. Да, Джинни чудо. Надеюсь, однажды ты тоже встретишь свою судьбу. И твой избранник будет достоин тебя. Потому что иначе я тоже буду очень страдать.

— Поживем-увидим, — сказала Вирджиния. — Сейчас нужно заняться малышом. Пока это единственное, что меня интересует. И вот еще что. Гарри, портреты твоих родителей почти готовы. Думаю, в среду ты сможешь их забрать.

Она вдруг встрепенулась и добавила:

— Знаешь, чего я до сих пор не понимаю? Почему я видела его. Твоего отца. Не маму, а именно его…

— Кажется, я знаю, — откликнулся Гарри. — Это был ключ к твоему исцелению. К новой жизни. Я нашел рецепт в доме своих предков. Перстень со «слезой ангела» был свадебным подарком, который получил мой отец от моего крестного. И в конце концов головоломка сошлась.

Через несколько дней Гарри повесил два небольших портрета в фамильной галерее Ивнинг-холла. В доме еще было довольно много дел, но он был уверен, что к концу июня он уже сможет перебраться с семьей в родовое гнездо. Третий малыш — на этот раз он был уверен, что родится девочка, — появится на свет именно здесь. Как и положено члену семьи Поттеров. Они с Джинни решили, что дети должны расти на свежем воздухе, среди деревьев и цветов, а не в пыльном и шумном Лондоне. Когда выпадала пара свободных часов, она с удовольствием занималась обустройством нового гнездышка, перебирала белье, подбирала шторы, расставляла мелочи так, чтобы до самых ценных предметов не могли добраться дети…

Однажды вечером Гарри, выключив свет и обняв жену, произнес:

— Джинни… Хочу с тобой обсудить кое-что важное. Как ты посмотришь на то, если я отдам этот дом Тедди, когда он вырастет?

— А почему ты спрашиваешь? — удивилась жена.

— Ну, потому что не могу принимать такие решения один, — буркнул он. — Так что ты думаешь?

— Думаю, что это хорошая мысль, милый, — ответила Джинни. — В конце концов, это дом Блэков, а Тедди принадлежит их семье… У нас теперь есть Ивнинг-Холл, мы, прямо скажем, не бедствуем. И нам, и нашим детям хватит с лихвой.

— Люблю тебя, — Гарри нежно поцеловал ее в висок. — Спасибо. В Холле осталось только мансарду доделать, так что в принципе мы можем переезжать.

— А что с парадным крыльцом? Оно ведь совсем разрушено. Ты решил, что будешь делать с тем кленом?

— Клен останется на своем месте навсегда, — ответил он. — Мы просто повернем ступени в другую сторону. Конечно, это будет несимметрично, но мне плевать. Клен останется там навсегда. Бедняга Дипси заслужил немного нашего уважения. Если хватит времени, попробую узнать, можно ли восстановить домик управляющего. Ну, тот, где жили Брумли. Он ведь сгорел дотла… Надо будет попросить Невилла помочь разобраться с теплицами. Понять, что там и где. В общем, у нас куча работы, Джинни.

— Ничего, — она зевнула и прижалась к нему. — Понемногу со всем справимся.

Гарри снова поцеловал ее в висок, опустил голову на подушку и закрыл глаза. Засыпая, он думал о том, как в его жизни всегда много тревог и всяких сложностей. Как непросто временами приходится Джинни с таким мужем, как он.

Пройдя по краю и испытав тяжкое искушение, которого не ведал раньше, он все-таки устоял. Ничего не разрушил, никого не предал. Теперь, усвоив урок, он стал чуть осторожнее. Чуть опытнее. И по-прежнему мог смотреться в зеркало без отвращения, зная, что в глубине сердце он не копит ни плесень лжи, ни ржавчину эгоизма.

У него был дом. И семья по-прежнему была главным источником его силы. Пока Джинни рядом, пока он видит свет и доверие в ее глазах, он мог преодолеть что угодно.

Пожалуй, именно это и называется счастьем.