В руинах (джен)

Кузнец-в-Изгнании воспринял новость с невозмутимым спокойствием каменного истукана. Не вздрогнул, не вздохнул, не скрежетнул зубами. Ни один мускул на его лице не дернулся. Только пальцы сжались в кулаки и медленно разжались, а между бровями вновь обозначилась глубокая морщина.

— Как давно? — голос прозвучал глухо и безэмоционально.

— Хватились примерно час назад, когда закончился дождь. У него было послушание ухаживать за лошадьми в конюшне, и он оставался там, когда ливануло. Слишком долго не возвращался, решили проверить — его нет, работа не сделана. Никто не видел его в Доме, никто не видел, как он ушел со двора. Но, Создатель свидетель, ливень зарядил такой, что все попрятались, даже патрули.

— Я понял. Кто-нибудь, принесите мне запасную одежду и броню. И проводите Старейшину Хранителей до Дома Розали, она…

— Но я…

— …Мне здесь не нужна, — таким же ровным голосом закончил Ниалл, даже не посмотрев в мою сторону.

Крепкий светловолосый хаммерит — кажется, это был Фионн, — тут же взял меня за локоть. Я дернулась, стряхивая непрошенное прикосновение, и с яростью посмотрела на Флайвила, но его лицо осталось непроницаемым. Невидимая рука сжала горло, захотелось взвыть. Я уже устала гадать, кто из них настоящий. Ниалл, который, не раздумывая, ринулся мне на помощь, рискуя собственной жизнью? А может быть, Флайвил, который только что высокомерно отказал мне в праве участвовать в поисках небезразличного мне человека? Меня шатало от усталости и трясло от холода, во рту пересохло, мокрая обувь была тяжелой, как гири, а внутреннее напряжение, которое росло весь день, теперь напоминало туго скрученную пружину, в любой момент готовую распрямиться и ударить по всем рядом. Шрамы обдало холодом, но я усилием воли отправила магию обратно на короткий поводок. Не время.

Не оборачиваясь, я зашагала по улице Рубин по направлению к шлюзу. Фионн шел рядом, не спуская с меня настороженных глаз.

— Я не нуждаюсь в конвое, — сообщила я, вкладывая в голос все доступное мне презрение.

— Считайте это почетным эскортом, госпожа.

— Возвращайся к своим делам. Там ты будешь полезнее.

— У меня приказ.

Ситуация располагала к тому, чтобы уйти в закат легкой походкой, презрительно цокая каблучками, но в моих удобных разношенных ботинках было невозможно провернуть такой трюк. Я с трудом переставляла ноги, но ярость туманила мозг. Флайвил действительно считал, что какой-то Хаммерит может меня остановить, если я вдруг взбрыкну и решу не повиноваться? Всего лишь один магический заряд — и этот парень отлетит на другой конец улицы с развороченной грудной клеткой. Меня не остановит даже дюжина, даже пара дюжин, даже… Я сощурила глаза, с удовлетворением представляя, как следующим же заходом накрываю магической сетью всю толпу с факелами, и тут же устыдилась собственных мыслей. Магия развращает. Рано или поздно начинаешь относиться к людям без способностей как к насекомым, которых легко можно прихлопнуть одним движением ладони. Наверное, Братство Руки неспроста предпочитает отшельнический путь.

А может быть, Витриол прав? Может, я действительно становлюсь ведьмой? Или еще хуже: чем-то вроде Максимилиана Дюкре?

Поднявшись в свою комнату, я первым делом сбросила мокрые, пропахшие канализацией вещи и закричала, изо всей силы уткнувшись лицом в подушку. Плакать я почему-то не могла и поэтому просто кричала. Кричала от ярости, страха и горя, выпуская все скопившееся за день напряжение. Кричала, пока сжавшие сердце щупальца не ослабили свою мертвую хватку. Кричала за себя, за Ниалла и за Тайренна, и хорошо, что в это время в Доме Розали не было ни души.

Накричавшись вволю, я какое-то время пялилась в незажженный камин. От крика голова стала пустой и легкой, как сушеный рыбий пузырь, но камень с сердца никуда не делся. Его просто стало чуть легче нести. Переодевшись в сухую мантию, я разожгла огонь, сходила до колодца во дворе и, нагрев немного воды, кое-как обмылась. Повертела в руках пузырек со снотворным, но пить не стала — еще не время.

Распустив мокрые волосы, я села сушиться у камина, с удовольствием подставляя лицо теплому воздуху. Скованное холодом тело начало медленно отогреваться. Немного подумав, нацепила на длинную вилку взятый на кухне кусочек хлеба и подняла его над огнем.

Аппетит, который так некстати разыгрался у меня в подземельях, снова исчез. Но зато начали появляться мысли, самые разные. Флайвил мог запретить мне участвовать в поисках, но он не мог запретить мне думать.

Связано ли исчезновение Тайренна с предполагаемым побегом Арчи и Конрада и до сих пор не подтвержденной пропажей одного из людей Витриола? Все они исчезли бесследно. Все — ну, как минимум, люди Ниалла — не имели ровно никаких оснований сбегать. Особенно Тайренн.

А что, если… А что, если я пытаюсь запихнуть квадратную картину в овальную рамку, не замечая очевидного? Раздери меня Трикстер, у Тайренна как раз была причина если не сбежать, то как минимум отлучиться. Даже две. Экзекуция. И мое невыполненное обещание.

А может, он просто сбежал, чтобы посмотреть на Грот? Нет, вряд ли, я ведь сама сказала ему, что туда так просто не попасть.

Витриол предупреждал меня, что я влезаю в дела ученика и учителя, вбиваю между ними клин. Все, что я когда-либо делала для Тайренна, я делала от чистого сердца, искренне сочувствуя ему. Но только теперь до меня дошло, что эта забота на контрасте выставляла Ниалла не самым лучшим человеком. Если бы не мое непрошеное заступничество, Тайренн, возможно, воспринял бы порку как справедливое и заслуженное наказание. Да, с моей точки зрения все произошедшее по-прежнему оставалось неправильным и несправедливым, но, может быть, ему было бы легче это пережить, если все вокруг твердили, что это обычное дело и случается со всеми? Если бы я не пообещала показать ему Грот Хранителей, у Ниалла не было бы причин лишний раз повторять свой запрет соваться за стену. Я как будто специально вынуждала Кузнеца-в-Изгнании принимать не самые приятные для воспитанника решения, невольно выставляя его тираном, а себя — белой и пушистой овечкой. По крайней мере, так считал Витриол.

Что, если Ниалл теперь тоже так думает?

А что, если я действительно во всем виновата?

И более того, что, если у Арчи и Конрада тоже были свои причины сбежать, о которых я не могла знать?

Взглянув на вилку, которую все еще держала в руке, я выругалась. Хлеб обуглился. Ну и Рогатый с ним! Я зашвырнула горелую корку в огонь и, положив голову на один мягкий подлокотник, а ноги свесив с другого, уставилась на пляшущие языки пламени. Движение завораживало, одни и те же мысли крутились в голове по десятому кругу, и веки начали закрываться сами собой. Засыпая, я думала о том, что неплохо было бы перебраться в кровать, но у меня не было сил даже шевельнуть мизинцем.

И мысли, скованные дремой, бесконечно крутились вокруг одного: слов Витриола о том, как Тайренн важен для Ниалла. И о том, что случись с ним что, Кузнецу-в-Изгнании не поможет даже самое высокое заступничество.

Я даже не могла разобраться, что для меня важнее: судьба Тайренна или его наставника.

Я продремала в кресле достаточно много времени: поленья уже успели прогореть и рассыпаться на мелкие, едва тлеющие угольки, когда меня поднял тихий стук в дверь. Воспоминания о прошедшем кошмарном дне обрушились лавиной.

Новости!

Бросившись к двери, я распахнула ее и с надеждой уставилась на Ниалла.

— Нашли?

В ответ он только грустно покачал головой. Я отстранилась, пропуская его внутрь. Никогда еще я не видела Кузнеца-в-Изгнании настолько потерянным и огорошенным. Одежда с чужого плеча — кургузые рукава и натянутая в плечах ткань, которая, казалось, была готова треснуть от неосторожного движения — выглядела на нем неуместно и нелепо. Черные волосы висели слипшимися прядями. Тяжело протопав к камину, он плюхнулся в кресло, привычным жестом зашвырнул в топку пару тонких поленьев и уставился в занимающиеся язычки пламени, опираясь подбородком на сцепленные в замок пальцы.

— Догадываешься, почему я пришел к тебе? — спросил он, наконец. — Поиски на запретной территории остановили до утра. Слишком темно. Сегодня, как назло, новолуние. Хорошо, что дождь не такой сильный, как тогда, когда пропали Конрад и Арчи. Я послал нескольких надежных людей поискать по городу, но надежды мало. Боюсь, Тайренн уже…

Он не договорил. Сердце больно кольнуло. Неужели и он тоже винит меня во всем? И что мне теперь делать? Раскаиваться? Делать вид, что не догадываюсь?

— Так ты понимаешь, почему я здесь?

— Потому что винишь меня? — с горечью выплюнула я.

— Так считает Витриол. Он думает, что Тайренн сбежал, потому что разочаровался во мне, как в наставнике. Под твоим влиянием, разумеется.

— А ты?

— Я бы тоже так думал, но есть одно «но»… Там, в переулке. Помнишь? Мы трое что-то видели. Я не делился ни с кем. Теперь, наверное, придется. Я не стал говорить тебе тогда, потому что… Не хотел вспоминать это еще раз, наверное. Я видел, как Тайренн уходит в дождь, и я не могу его остановить. А еще… я видел его мертвым в каком-то странном заброшенном доме. И когда я ходил по запретной территории, то каждый раз боялся, что следующий дом окажется тем самым.

Это многое объясняло. В том числе и то, почему Ниалл так упорствовал в своем запрете.

— Поэтому мне надо знать, что видела ты, — немного помолчав, добавил он.

Я вздрогнула, вспоминая сонм ужасных видений, которые когда-то посетили меня.

—Это касается только меня. Ни тебя, ни Тайренна там не было.

— Что ты видела, Касадра?

Я вздохнула. Мне не хотелось вспоминать и тем более говорить об этом: казалось, что произнесенные вслух слова сделают видение более материальным, более реальным, более весомым. Кому захочется говорить вслух о своей неминуемой смерти? Но Ниалл раскрыл карты, значит, придется и мне.

— Себя. В склепе. Меня жрали могильные черви. Это если коротко.

Ниалл вцепился в подлокотники с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Потом шумно выдохнул и откинулся на спинку кресла, глядя куда-то в потолок.

— Жаль. Будет очень грустно, если и эти видения окажутся правдой. Печально, что Тайренн так и не открылся мне, и я не знаю, что видел он.

— Зато я знаю.

— Похоже, мой ученик доверял тебе больше.

— Не совсем. Просто, думаю, он видел примерно то же самое, что и я. Он сказал: «Я не хочу умирать».

Полено громко треснуло, выплевывая сноп искр. Ниалл с шумом втянул ртом воздух и поморщился, как от резкой боли, но ничего не сказал. Воцарилась тишина.

— И что ты теперь будешь делать? — осторожно поинтересовалась я.

— Буду искать тот самый дом. На запретной территории еще остались необследованные уголки. И буду надеяться, что не найду его. Тогда…

Он не договорил, но я и так могла предположить дальнейшую логику рассуждений. Тогда он с чистой совестью назначит меня виновной во всем. И будет считать, что Тайренн сбежал, потому что разочаровался и в учении, и в учителе. Оба варианта были, прямо скажем, так себе. Мне просто не на что было надеяться.

Я закрыла лицо руками. Не потому что плакала. Потому что отчаянно хотела проснуться от этого кошмара. Поверить в реальность происходящего все еще было очень сложно. Я услышала, как скрипнули пружины кресла — Ниалл поднялся и сделал несколько шагов, — и почувствовала тяжелую руку на плече. В тот момент я, конечно, не думала ни о чем запретном, но мне страшно захотелось потереться о нее щекой, а потом оказаться в крепких, пусть даже и дружеских объятиях. Разумеется, этого не последовало. Я подняла глаза.

— Ниалл, у нас же есть еще надежда? Тайренн ведь жив?

— Почему ты спрашиваешь об этом меня? Я знаю не больше твоего.

— Ты с такой уверенностью сказал мне, что Элан мертв, хотя даже ни разу в жизни его не видел. И я тебе поверила. Скажи теперь, что с Тайренном, и я опять поверю тебе. Ты ведь как-то понимаешь это. Можешь узнать. Я знаю, что можешь.

Ниалл молчал. Отошел к двери, но потом, на пороге, все же обернулся:

— Я тебе не ярмарочная гадалка.

— Просто скажи: надежда хотя бы есть?

— Надежда есть всегда, — коротко ответил он и вышел из комнаты.