Потерянные (джен)

Июнь 2032 года.

Вайс-сити.

Первое, что почувствовал Марчелло — боль. Тупая, ноющая, разливающаяся по всему телу. Кто-то заменил его кровь расплавленным свинцом? Веки казались тяжёлыми, как чугунные плиты, но он заставил себя приоткрыть глаза.

Белый потолок. Мерцающие огоньки медицинской аппаратуры. Запах антисептика, такой резкий, что захотелось зажать нос. Рядом монотонно пищал кардиомонитор, отсчитывая удары его сердца.

Больница.

Память медленно возвращалась обрывками. Особняк. Отец. Нож. Кровь… так много крови. Лицо Джеки, искажённое ненавистью. Грейс, кричащая, что он не виноват...

— Очнулся? — тихий голос заставил его повернуть голову.

В кресле рядом с кроватью сидела Лейла. Она выглядела измождённо: тёмные круги под глазами, бледная кожа, волосы собраны в небрежный пучок. На её руках он заметил пластырь — след от капельницы.

— Лейла? — голос прозвучал хрипловато, был чужим. — Что... как долго я...

— Три дня, — она наклонилась ближе, её рука коснулась его лба. — Как себя чувствуешь?

Прежде чем он успел ответить, дверь открылась. Вошёл врач — седоватый мужчина в белом халате, с усталым, доброжелательным лицом.

— О, мистер Версетти проснулся, — врач подошёл к кровати, достав фонарик. — Доктор Карлос Мендес. Посмотрите на свет, пожалуйста.

Марчелло послушно следил взглядом за лучом фонарика. Врач проверил пульс, давление, что-то записал в карте.

— Как дела, молодой человек? — спросил он, убирая ручку и блокнот. — Боль терпимая?

— Живой, — Марчелло попытался приподняться, но острая боль в животе заставила его застонать. — Это... хорошо, наверное.

— Более чем хорошо, — доктор Мендес серьёзно посмотрел на него. — Вам крупно повезло. Нож прошёл в нескольких миллиметрах от жизненно важных органов. Ещё немного, и разговаривать мы бы с вами не смогли.

— Повезло, — повторил Марчелло горько. — Да уж.

— Да, не смейтесь. Особенно повезло с донором, — врач взглянул на Лейлу. — Редкая группа крови... Обычно приходится ждать, что было непозволительно в вашем случае. А тут подходящий донор буквально сам пришёл.

Марчелло непонимающе посмотрел на Лейлу, потом на врача:

— Донор?

Лейла неловко поправила рукав, скрывая пластырь:

— Ну... у тебя была большая кровопотеря. Нужна была донорская кровь. А у нас с тобой... оказалось, что группы совпадают.

— Вы... — Марчелло не знал, что сказать.

— Немного кровью поделилась, — Лейла пожала плечами, словно это было самое обычное дело. — Ничего особенного.

Доктор Мендес улыбнулся:

— Ваш близкий человек спас вам жизнь, — врач закрыл карту. — Впрочем, не только она. Друзья, которые привезли вас, действовали очень быстро и грамотно. Особенно девушка: она знала, как остановить кровотечение. У неё медицинское образование?

Марчелло неопределённо покачал головой, но ничего не объяснил. Где Грейс?

— Можете считать, что родились заново, — продолжил врач. — Я зайду проверить вас завтра утром.

Когда врач ушёл, в палате повисла тишина. Лейла смотрела в окно, Марчелло — на свои руки, лежащие поверх одеяла. Пальцы были бледными, слабыми.

— Почему вы это сделали? — наконец спросил он.

Лейла повернулась к нему:

— Ты вот серьёзно сейчас спрашиваешь?

— Мы едва знакомы. Я для вас никто...

— Ты не никто, — отмахнулась она.

Снова тишина. За стеной слышались голоса медсестёр, шум каталок в коридоре. Обычная жизнь больницы продолжалась независимо от их драм.

— А Грейс где? — спросил Марчелло.

— Спит в коридоре, — Лейла кивнула в сторону двери.

В груди что-то сжалось — не от боли. Теплота и одновременно испуг схватили парня за горло. Это было похоже на извращённое удовольствие, как если бы кто-то придушил во время секса. Что-то на грани нечто приятного, от того, что она тут, так близко, и страха, что она зачем-то осталась.

— Лейла... — он помедлил. — Что случилось с... с моим отцом?

Её лицо потемнело:

— Он мёртв, Марчелло. Упал с лестницы. Сломал шею.

Парень закрыл глаза. Он ждал, что почувствует что-то. Горе там, облегчение, гнев. А внутри была только странная, почти освобождающая пустота.

— Полиция? — спросил он.

— Этот… Как его? Абеле (да?) всё уладил, — Лейла осторожно коснулась его руки. — Ты не должен ни о чём беспокоиться. Поправляйся.

— Абеле... — Марчелло открыл глаза. — Где он?

Лейла отвела взгляд:

— Об этом тебе расскажет Грейс.

Дверь палаты скрипнула. В проёме появилась знакомая фигура: растрёпанные волосы, мятая одежда, усталые глаза.

— Марчи? — голос Грейс был едва слышен. — Ты... очнулся?

Лейла встала с кресла:

— Я схожу за кофе. Вам нужно поговорить.

Когда они остались одни, Грейс медленно подошла к кровати. Её руки дрожали.

— Как ты? — она села на край кресла, не решаясь подойти ближе.

— Жив, — Марчелло попытался улыбнуться. — Благодаря всем вам.

Они смотрели друг на друга, и в этом взгляде было всё: и страх, и облегчение, и благодарность. Она не могла к нему броситься, потому что запрещала себе. Он не мог, потому что физически это не представлялось возможным.

— Грейс, — позвал Марчелло. — Завещание. Что с ним?

Она достала из сумки знакомый потрёпанный, помятый, но всё ещё запечатанный конверт.

— Здесь. Ждёт тебя.

Марчелло посмотрел на печать нотариуса, на почерк деда. Всё это время он думал, что в этом конверте ответы на все вопросы. Ключ к будущему. А теперь... Что?

Грейс протянула свою руку к его, желая сжать его пальцы, но в последний момент отдёрнула, спрятав в карман:

— Ты не один, Марчи. Не забывай об этом.

За окном палаты садилось солнце, окрашивая стены в мягкий оранжевый свет.

— Абеле... — Марчелло нахмурился, вспоминая последние слова Лейлы. — Что с ним случилось?

Грейс отвела взгляд, её пальцы нервно сжимались и разжимались в кармане.

— Он... взял на себя вину. За смерть твоего отца. За всю перестрелку.

— Что? — Марчелло снова попытался приподняться, но боль заставила его застонать. — Какую вину? Он же не...

— Марчи, послушай меня, — Грейс посмотрела со всей серьёзностью, как воспитатель на нашкодившего малыша. — Абеле сделал то, что считал правильным. Он сказал полиции, что это была разборка между ним и Джеки. А ты оказался не в том месте не в то время.

Марчелло закрыл глаза, пытаясь осмыслить услышанное. Абеле... тот самый, который всегда стоял в тени деда, помогал семье десятилетиями, теперь сядет в тюрьму за то, чего не совершал.

— Почему? — прошептал он. — Зачем он это сделал?

* * *

Три дня назад.

Особняк Версетти, сразу после перестрелки.

Абеле приехал к особняку, когда сирены скорой помощи затихали вдалеке. Машина с Марчелло умчалась в больницу, оставив за собой следы крови на мраморном полу и тело Джеки у подножия лестницы.

Нико ждал у входа, прислонившись к косяку двери. Его лицо было мрачным.

— Как мальчик? — первым делом спросил Абеле.

— Жив. Пока, — Нико затянулся сигаретой. — Много крови потерял. Врачи не дают гарантий.

Абеле кивнул, входя в холл. Он долго смотрел на тело Джеки, лежащее в неестественной позе. Сломанная шея, широко открытые глаза, в которых навсегда застыло удивление.

— Я Абеле Версетти. Что случилось?

— Джеки пырнул пацана ножом. Марчелло оттолкнул его, тот упал с лестницы, — Нико объяснял без эмоций, как если бы зачитывал полицейский отчёт. — Всё честно. Самооборона.

— А свидетели?

— Грейс всё видела. Остальные охранники Джеки либо мертвы, либо сбежали. Ну, я в курсе.

Абеле прошёлся по холлу, осматривая разрушения. Разбитые вазы, следы пуль в стенах, опрокинутая мебель. Портрет Томми валялся на полу, стекло треснуло прямо по лицу старого дона.

— Что полиция?

— Пока не приехала. У нас есть минут двадцать максимум.

Абеле остановился у тела Джеки, достал телефон, набрал номер. Его голос был спокойным, деловым:

— Карло? Это Абеле. Мне нужна команда адвокатов. Лучших, каких сможешь найти... Да, прямо сейчас... Нет, не для меня.

Он отключился, посмотрел на Нико:

— Ты останешься здесь. Когда приедет полиция, расскажешь им правду. Но не всю.

— О чём ты? — Нико нахмурился.

Абеле достал из внутреннего кармана пиджака пистолет, проверил магазин.

— Я стрелял в Джеки. В ходе выяснения отношений. Марчелло пытался нас разнять и получил ножом. Всё.

— Ты спятил? — Нико схватил его за руку. — Зачем тебе это?

— Я обещал Томми защищать мальчика, — Абеле осторожно высвободился. — Много лет назад, когда Марчелло родился, я поклялся, что с ним ничего не случится, пока я жив.

— Он не виноват! Это была самооборона!

— Виноват или нет — неважно, — Абеле покачал головой. — Важно то, что мальчик выживет и сможет жить дальше. А для этого ему нужна чистая история. Без кровавых семейных разборок в заголовках газет.

Нико долго смотрел на него, пытаясь понять логику этого решения.

— И что я должен сказать Марчелло? Когда он спросит, почему ты это сделал?

Абеле на мгновение помедлил:

— Скажи ему, что у меня были свои причины.

Он прицелился и несколько раз выстрелил в тело Джеки. Скупая слеза скатилась по старому лицу, он утёр её тыльной стороной руки. Вдалеке завыли сирены, полиция приближалась.

— Адвокаты позаботятся о Марчелло, — продолжил Абеле. — А мне... уже под сраку лет. В тюрьме или на свободе — какая разница? Один хер я не смогу жить нормально.

Нико тяжело выдохнул, кивнув.

— Время вышло, — Абеле бросил пистолет на стол рядом с телом Джеки. — Помни: я стрелял в него. Марчелло ни в чём не виноват.

* * *

Настоящее время.

— Он сделал это ради меня? — Марчелло не мог поверить. — Но почему? Зачем ему...

— Потому что любил твоего деда. И пообещал ему позаботиться о тебе.

Марчелло откинулся на подушки, пытаясь переварить эту информацию.

— Где он сейчас? — уточнил Марчелло.

— В федеральной тюрьме. Ждёт суда.

— Я должен его увидеть.

— Когда поправишься, — отрезала Грейс. — Сейчас тебе нужно думать только о выздоровлении.

Грейс дошла до двери и замерла, рука застыла на ручке. Что-то мешало ей повернуть её и выйти. Что-то неоконченное, невысказанное висело в воздухе между ними, как электрический разряд перед грозой.

Марчелло смотрел на её напряжённую спину, на то, как её пальцы сжимают ручку двери. Он хотел что-то сказать, но слова застревали в горле. Та ночь перед операцией... Когда между ними вспыхнуло что-то такое, чему он до сих пор не мог найти определения. Это вообще было реально?

В палате повисла тишина, нарушаемая только монотонным писком кардиомонитора и отдалёнными звуками больничного коридора.

Она боролась с чем-то внутри себя. Той ночью она была другой. Открытой, уязвимой, отчаянной. А сейчас снова возвела между ними стены.

«Кто мы друг другу? — думал Марчелло, глядя на её неподвижную фигуру. — Напарники? Друзья? Любовники?»

Последние дни показали ему, что Грейс значит для него больше, чем просто союзник в борьбе с общими врагами. Но её нынешнее поведение сбивало с толку. Грейс боролась с собственными демонами. Та ночь была ошибкой. Она убедила себя в этом. Проявлением слабости в момент, когда оба были на грани срыва. Она не имела права привязываться к нему, втягивать его в свой мир боли и насилия. Марчелло заслуживал лучшего: нормальной жизни, любви без крови и выстрелов. А она... была сломанной игрушкой, которая причиняла боль тем, кто пытался её полюбить.

«Он почти умер, — мелькнула болезненная мысль. — Я приношу беду всем, кто мне дорог».

Марчелло хотел спросить её о той ночи, о том, что она чувствует сейчас, о том, почему держится от него на расстоянии. Но слова казались слишком тяжёлыми, слишком опасными. Что если он неправильно всё понял? Что если для неё это действительно было лишь способом справиться со стрессом?

— Грейс... — начал он неуверенно.

Она вздрогнула, не оборачиваясь:

— Да?

Пауза затянулась. Грейс повернула ручку и быстро вышла, боялась, что ещё секунда, и она не сможет заставить себя уйти. Дверь тихо закрылась за ней. В коридоре Грейс прислонилась спиной к стене рядом с его палатой, закрыла глаза и попыталась унять дрожь в руках. Она почти не спала три дня, боясь, что если отойдёт, то что-то случится с Марчелло. А теперь, когда он был в безопасности, все подавленные эмоции накатывали волной.

«Всё правильно, — убеждала она себя. — Так будет лучше для него».

За окном совсем стемнело. В коридоре слышались шаги медсестры, делающей обход. Марчелло остался один со своими мыслями. За последние дни мир перевернулся. Отец мёртв, Абеле в тюрьме, сам он едва жив.

Медсестра заглянула в палату, проверить капельницу. Марчелло закрыл глаза, притворяясь спящим. Ему нужно было подумать. О будущем. О людях, которые рисковали ради него жизнью. О том, каким человеком он хочет стать.

Версетти или не Версетти — это уже не казалось главным вопросом.

За две недели больничная палата Марчелло превратилась в место паломничества. Приходили люди, которых он едва знал, и те, кого считал друзьями. Нико заглядывал каждый день, обычно с термосом домашнего кофе от Лейлы и новостями с улиц:

— Слушай, там такое творится, — рассказывал он, сидя в кресле для посетителей. — Семьи ждут, что ты скажешь. Сиприани дважды присылали людей с вопросами о твоих планах.

— Какие планы? — Марчелло поморщился, пытаясь найти удобное положение. — Я ещё встать толком не могу.

— Вот именно поэтому они нервничают. Пока завещание не открыто, никто не знает, кто теперь главный в клане Версетти. А это означает нестабильность. А нестабильность — это плохо для всех остальных семей.

Барбара приходила с самодельными открытками и сплетнями из баров:

— Марчи, ты не поверишь, о тебе ходят легенды! — она устраивалась на краю кровати, несмотря на возмущения медсестёр. — Говорят, ты один завалил целую армию охранников! А ещё говорят, что ты проклят, потому что все Версетти умирают насильственной смертью.

— Спасибо, подняла настроение, — сухо ответил Марчелло.

Тони Принс явился с букетом цветов и деловым предложением:

— Марчи, я понимаю, что время не самое подходящее, но бизнес не ждёт. Отельный бизнес процветает, туризм растёт. Если тебе понадобится партнёр...

— Тони, я даже не знаю, что мне завещал дед.

— Именно поэтому и говорю сейчас. Хочу, чтобы ты знал, что у тебя есть варианты.

Селеста, бабушка по материнской линии, приходила с домашней едой и рассказами о Виталии:

— Твоя мама мечтала о большой семье, — говорила она, поправляя одеяло. — Она хотела детей, собаку, дом с садом.

— Не очень-то получилось, — грустно заметил Марчелло.

— Зато у тебя есть шанс, — Селеста погладила его по руке. — Ты можешь выбирать.

Даже Змей заглянул, притащив с собой гитару:

— Братан, пока ты тут лежишь, твоя репутация в музыкальных кругах только растёт. После того концерта все спрашивают, когда ты вернёшься на сцену.

— Если вернусь, — Марчелло покачал головой. — Может, пора заканчивать с музыкой.

— Что? — Змей чуть не выронил гитару. — Ты ебанулся? У тебя талант, чувак! Не хорони его заживо.

Но больше всего Марчелло запомнился визит от представителя семьи Сиприани — элегантного мужчины средних лет в дорогом костюме:

— Мистер Версетти, я понимаю, что вы восстанавливаетесь, но некоторые вопросы не терпят отлагательств, — он говорил вежливо, но настойчиво. — Ваше решение по наследству влияет на многих людей. На многие семьи.

— Какое решение? Я не знаю, что мне завещали.

— Именно в этом проблема. Неопределённость создаёт напряжение. Другие семьи начинают строить планы, исходя из разных сценариев. Это может привести к... нежелательным последствиям.

Марчелло понял намёк. Пока он лежал в больнице, мир не стоял на месте. Баланс сил в криминальном мире Вайс-сити мог измениться, если он не примет быстрого решения.

— Что вы предлагаете? — спросил он.

— Открыть завещание как можно скорее. Официально, в присутствии представителей всех заинтересованных сторон. Это внесёт ясность и стабилизирует ситуацию.

После ухода представителя Сиприани Марчелло долго смотрел в окно. Он понимал, что больше не может откладывать. Мир ждал его решения, и каждый день промедления делал ситуацию всё более взрывоопасной.

Две недели спустя больничная палата Марчелло была почти неузнаваема. Медсестры вынесли лишнюю мебель, поставили дополнительные стулья. В углу скромно расположился нотариус с кожаным портфелем, рядом — команда адвокатов Абеле.

Марчелло сидел в кровати, одетый в пижаму и халат; врачи категорически запретили ему вставать надолго. Но это не умаляло торжественности момента.

Один за другим входили представители криминальных семей Вайс-сити и Либерти-сити. Дон Сиприани собственной персоной — старый, всё ещё внушительный с тростью и в сопровождении двух телохранителей. Делегация русской мафии. Люди от латиноамериканских картелей. Несколько представителей китайской триады.

— Как международный саммит, — пошутила Барбара, которая сидела рядом с Лейлой и Нико у окна.

Нотариус, пожилой мужчина с седыми усами, поднялся и торжественно откашлялся:

— Господа, мы собрались здесь для оглашения последней воли и завещания Томазо «Томми» Версетти, — он разрезал восковую печать, развернул документ. В палате воцарилась тишина. — «Я, Томазо Версетти, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю следующее...» — начал нотариус монотонным голосом.

Первая часть завещания касалась деловых активов: казино, рестораны, недвижимость, доли в легальных предприятиях. К удивлению многих, большая часть бизнеса предназначалась Джеки.

— «Моему сыну Джакомо отходят основные активы семьи: казино «Малибу», сеть ресторанов, отель «Оушен Вью», а также все связанные контракты и обязательства...»

Марчелло слушал, ощущая смешанные чувства. Дед всё-таки планировал передать дела отцу. Джеки получил бы то, о чём мечтал всю жизнь, если бы остался жив.

— «Что касается моего внука Марчелло, — продолжил нотариус, — ему предоставляется выбор. Первый вариант: остаться в семье и занять должность советника при новом доне с правом голоса во всех принципиальных вопросах. Второй вариант: покинуть семью навсегда, получив при этом особняк в Старфиш-Айленд, звукозаписывающую студию «Интерскоуп» и денежную компенсацию в размере пяти миллионов долларов. Возврат в семью после такого решения невозможен».

В палате зашумели. Марчелло получал либо власть, либо свободу, но не то и другое одновременно.

— «В случае смерти или недееспособности Джакомо, — нотариус поднял голос, — все решения о судьбе семейного бизнеса принимает исключительно Марчелло, независимо от его предыдущего выбора относительно участия в делах семьи».

Теперь все взгляды устремились на Марчелло. Джеки был мёртв, а значит, всё наследство, власть, связи автоматически переходили к нему. Дон Сиприани наклонился вперёд:

— Значит, молодой Версетти, решение за вами. Что скажете?

Но нотариус поднял руку:

— Есть ещё личное послание, — он достал отдельный конверт и отдал его Марчи.

«Марчелло, мой мальчик.

Если ты читаешь это, значит, меня уже нет рядом.

Я всю жизнь думал, что же важно. В разные периоды это были абсолютно разные вещи. В молодости — деньги и власть. В зрелости — семья и уважение. В старости — наследие и память. И в данный момент для меня важнее всего ты, Марчелло. Когда я умру, а это не за горами, я хочу, чтобы ты прожил замечательную жизнь. Мне просто нужно кое-что успеть. А вот если я не успею, то ты пройдёшь нехуёвую такую школу жизни.

Версетти — это не проклятие, это возможность. Используй её мудро. Или отбрось, если она мешает твоему счастью. Я буду гордиться тобой в любом случае.

Твой дед, Томми».

Марчелло закрыл глаза, чувствуя, как к горлу подступает ком. Дед дал ему настоящий выбор, без принуждения и угроз.

— Мне нужно время подумать, — сказал он наконец.

— Сколько времени? — уточнил триадец.

Марчелло посмотрел на собравшихся.

— До завтра, — ответил он. — Завтра я объявлю своё решение.

Когда последний представитель криминальных семей покинул палату, воздух стал легче. Марчелло откинулся на подушки, чувствуя, как напряжение постепенно отпускает плечи.

— Ну и цирк, — проворчал Нико, закуривая у открытого окна. — Съезд мафиозных боссов.

— Они ждут твоего решения, — мягко пояснила Лейла. — Все эти люди.

Марчелло кивнул, глядя на завещание, которое всё ещё лежало на прикроватном столике.

— Я уже решил.

Все повернулись к нему. Грейс, которую всё это время никто не замечал, оттолкнулась от стены, подошла ближе.

— Я передам управление кланом Сергею, брату Мелании, — Марчелло говорил медленно, обдумывая каждое слово. — Он достаточно стар, мудр и уважаем в криминальных кругах.

— А себе что оставишь? — спросила Барбара.

— Из всего наследства возьму только звукозаписывающую студию и пару квартир. Этого хватит, чтобы начать новую жизнь.

Нико присвистнул:

— Ты отказываешься от миллионов ради студии?

— Я отказываюсь от проклятия, — Марчелло посмотрел на каждого из них. — Я всю жизнь пытался доказать, что достоин имени Версетти. Теперь понимаю, что быть достойным человеком важнее, чем достойным наследником клана.

Лейла улыбнулась:

— Твоя мама гордилась бы тобой.

— И дед тоже, — добавил Нико. — Он же специально дал тебе выбор.

Марчелло поймал взглядом Грейс. Она молча кивнула, показывая поддержку, но в её глазах он увидел задумчивость, внутреннюю борьбу: она решала собственную дилемму.

— Грейс? — позвал он. — А ты что думаешь?

— Думаю, ты принял правильное решение, — она подошла к окну, посмотрела на город. — Теперь ты свободен.

— Мы все свободны, — сказал он, и в этих словах прозвучал намёк, который не мог не заметить никто в комнате.

Лейла и Нико переглянулись. Барбара проявила внезапный интерес к своим ногтям.

— Ну, мы пойдём, тебе отдохнуть надо, всё такое, — Лейла выволокла из палаты всех, кроме Грейс.

— Что теперь, Грейс? — Марчелло задал вопрос, который витал в воздухе. — Когда всё закончится...

Грейс обернулась к нему, в её взгляде было что-то неуловимое, отстранённое.

— Нужно завершить одно дело, — она говорила осторожно, избегая прямого ответа.

Повисла тишина. Все знали о поисках Грейс, но после событий последних недель казалось, что эта история отошла на второй план.

— Я думал... — начал Марчелло.

— Что я забыла? — Грейс покачала головой. — Нет. Просто отложила. Но теперь, когда твоя история подходит к концу, пора вернуться к моей.

* * *

Решение о передаче клана Сергею было объявлено вчера и произвело эффект разорвавшейся бомбы. Сиприани назвал его «неблагодарным щенком», представитель другого клана пообещал «пересмотреть отношения», а русские просто пожали плечами и ушли, бормоча что-то на своём языке. Марчелло чувствовал только облегчение. Груз фамильных обязательств наконец спал с его плеч.

— Ну что, молодой человек, готовы к выходу в большой мир? — доктор Мендес зашёл с последней проверкой, держа в руках выписные документы.

— Больше, чем готов, — Марчелло аккуратно застегнул сумку. — Честно говоря, уже скучаю по нормальной еде.

— Понимаю, больничная кухня не балует, — врач улыбнулся, проверяя повязку. — Но помните о рекомендациях: никаких физических нагрузок минимум месяц. Швы снимем через две недели. И если появятся боли, температура, любые нестандартные ощущения — сразу ко мне.

— Обещаю не геройствовать.

— И ещё одно, — доктор Мендес стал серьёзнее. — Психологическая реабилитация не менее важна физической. То, что вы пережили... оставляет следы. Не стесняйтесь обращаться к специалистам.

Марчелло кивнул, понимая, что врач прав. События последних недель изменили его, и не только физически. Смерть отца, заключение Абеле, собственная «почти смерть»… всё это нужно было осмыслить и принять.

Стук в дверь прервал их разговор. В проёме появился мужчина лет шестидесяти, выглядевший значительно моложе. Высокий, подтянутый, с седыми волосами, зачёсанными назад, и проницательными глазами. В его чертах лица угадывалось поразительное сходство с Меланией.

— Сергей.

— Марчелло. Думаю, нам есть о чём поговорить.

Доктор Мендес, почувствовав напряжение, быстро ретировался, пожелав Марчелло удачи.

Сергей прошёл в палату, осмотрелся, задержал взгляд на сумке с вещами.

— Значит, ты решил передать клан мне, — его голос был спокойным, но в нём чувствовалась сталь. — Интересное решение для человека, который мог стать самым молодым доном в истории Вайс-сити.

— Я не хочу быть доном, — прямо ответил Марчелло. — Никогда не хотел.

— А чего ты хочешь?

— Писать музыку. Не оглядываться через плечо каждую минуту, боясь пули в затылок.

Сергей усмехнулся:

— Наивный. В нашем мире от прошлого не убежишь. Фамилия Версетти будет преследовать тебя всю жизнь. Музыку ты писать, может, и будешь, но оглядываться точно не перестанешь, особенно тут, в Вайс-сити.

— Возможно. Но это будет моя жизнь, мой выбор.

— Твой выбор, — повторил Сергей. — А что насчёт моего выбора? Мне предлагают взвалить на себя ответственность за клан.

Марчелло почувствовал укол вины:

— Я не принуждаю вас. Если не хотите...

— Хочу я или нет — неважно, — Сергей махнул рукой. — Важно то, что это нужно сделать. Клан нельзя оставлять без руководства. Начнутся войны, кровь, хаос. Я возьму эту ношу, но при одном условии.

— Каком?

— Ты исчезнешь. Полностью. Уедешь из города, начнёшь новую жизнь где-то далеко. Пока ты здесь, пока носишь фамилию Версетти, будут те, кто попытается использовать тебя против меня.

Марчелло задумался. Предложение было жёстким, но логичным.

— А что с Абеле? — спросил он. — Вы поможете ему?

Лицо Сергея потемнело:

— Абеле... Сложный случай. Не надейся, что он выйдет оттуда живым. В его возрасте, после такого стресса...

— Он хороший человек, — настаивал Марчелло. — Всю жизнь служил семье.

— Хороший? — Сергей поднял бровь. — Мальчик, ты многого не знаешь о своём деде Абеле.

— Что вы имеете в виду?

Сергей помедлил, решая, стоит ли говорить правду:

— Абеле не такой святой, каким кажется. Он помогал твоему отцу в его... сомнительных предприятиях. Получал свою долю с каждой сделки.

Марчелло почувствовал, как мир снова переворачивается:

— Вы о торговле людьми?

— И не только. Наркотики, оружие, отмывание денег: Абеле был в курсе и молчал за проценты, — Сергей говорил безэмоционально, как о погоде.

Тошнота подкатила к горлу. Марчелло сжал кулаки, чувствуя, как в груди разгорается знакомая ярость:

— Значит, он... был частью всего этого?

— Был. Теперь играет роль благородного старца, жертвующего собой ради тебя.

— Почему вы мне это рассказываете?

— Не хочу, чтобы ты питал иллюзии, — Сергей встал, поправил пиджак. — Нет святых. Есть только те, кто лучше прячет свою грязь.

Марчелло опустился на кровать, чувствуя, как рушится ещё один оплот его мира.

— Забудь о нём, пацан. Начинай новую жизнь с чистого листа.

Когда Сергей ушёл, Марчелло остался один со своими мыслями. Желание увидеть Абеле, поговорить с ним, выяснить правду — всё это медленно угасало, уступая место горечи и разочарованию.

Теперь он был по-настоящему свободен. И по-настоящему одинок.

* * *

Солнечный свет показался Марчелло ослепительно ярким после недель в больничных стенах. Он прищурился, делая первые шаги по асфальту, опираясь на трость, которую дал ему врач. Каждое движение давалось с трудом.

У входа в больницу его ждали. Нико курил, прислонившись к машине, Лейла держала в руках термос с кофе и пакет с домашней едой. Барбара подпрыгивала на месте, едва сдерживая энтузиазм. Роман приехал с Агнесс.

— Свобода! — закричала Барбара, кидаясь к нему с объятиями, но осторожно, помня о ранении. — Как ощущения?

— Странные, — честно ответил Марчелло, оглядывая собравшихся. — Как будто проснулся после долгого сна.

— А теперь начинается настоящая жизнь, да? — сказал Нико, затушив сигарету.

— Надеюсь, — Марчелло улыбнулся, но взгляд его искал кого-то ещё.

Грейс стояла чуть в стороне, у края тротуара. Она не участвовала в общем оживлении, погружённая в свои мысли. На ней была дорожная куртка, через плечо висел рюкзак: она собиралась в путь.

Марчелло медленно подошёл к ней, опираясь на трость. Остальные тактично отошли, делая вид, что заняты разговором о планах на вечер.

— Ты уезжаешь.

— Да.

— Когда?

— Сегодня.

Они стояли друг напротив друга. Марчелло чувствовал, что это может быть их последний разговор.

— Ты так и не ответила на мой вопрос. Что теперь? Когда всё закончилось...

— Нихуя не закончилось, — Грейс посмотрела ему в глаза. — Мне нужно найти отца. Закончить то, что я начала много лет назад.

— А потом?

Она помедлила с ответом:

— Не знаю. Честно не знаю.

Марчелло кивнул.

— Я буду в студии. В Лос-Сантосе. Придётся переехать.

Она развернулась и пошла к стоящему неподалёку такси. Марчелло смотрел, как она садится в машину, как такси растворяется в потоке городского трафика. Часть его хотела крикнуть, остановить её, сказать что-то важное. Но он молчал.

Нико завёл двигатель:

— Ну что, поехали?

Марчелло обернулся к своим друзьям, людям, которые стали ему семьёй за эти сложные месяцы. Барбара уже залезла в машину Нико, Роман говорил что-то смешное Лейле, заставляя её смеяться. В этот момент подошла и Селеста, чтобы помочь обустроиться на квартире.

— Поехали, — согласился он.

Прежде чем сесть в машину, Марчелло поднял голову и посмотрел на небо над Вайс-сити. Оно было удивительно чистым — ярко-голубым, без единого облачка. Пальмы шелестели на лёгком ветру, где-то вдалеке сияло море.