ГП и Ткач-недоучка (гет)

А на тренировку Армии Дамблдора я всё-таки попал — Гермиона лично поймала меня за обеденным столом, и напомнила, что сегодня в восемь следует прибыть в уговоренное место. Я покаялся, что забыл поглядывать на связной галеон, и дал слово. В конце концов, джентльмен я или не джентльмен?

Тренировочный зал ребята организовали весьма толково. Как там было в книге я не помню, а киношная Выручай-комната мне больше какую-то стройку-недостройку напомнила, с этими кусками колонн, свисающими с потолка, и горящим камином, к которому то и дело подлетали отброшенные заклинанием школьники. А если бы прямо в огонь попали?

Ну а здесь нашлась куча подушек, на которых удобно сидеть или лежать после пропущенного Оглушающего, несколько кресел у книжной полки, возле которой обреталась Гермиона с парой рейвенкловцев, много места в середине огромного помещения и большие манекены для отработки заклинаний, похожие на тот, что я давеча сотворил по памяти, когда утащил Гермиону «целоваться». Значит, правильно помню канон, почти попал с формой.

Пришёл я последним, народ уже разбился на пары, так что встретили меня десятки удивлённых глаз.

— Криви? — отозвался знакомый фотограф из «барсуков» (опять имя из памяти вылетело, да что такое!). — А ты чего здесь забыл?

— Потренироваться хочу, — пожал я плечами. — Как вы.

— Да у тебя и так получается ого-го, — подключился жгучий брюнет из Слизерина, — Малфой как слышит твою фамилию, так всякий раз вздрагивает.

— Это у меня спонтанно выходит, от злости. А я хочу нормально, чтобы как у всех.

— Колина пригласила я, — вмешалась Гермиона. — Он пожаловался, что у него с палочкой не очень выходит.

— Ну да, «не очень», — кивнул слизеринец (Майк, что ли? Блин, я тут половину только в лицо знаю...). — У тебя в теплицах такое чудо получилось, что мы всем факультетом потом голову ломали, как это у тебя вышло.

— А мне после урока пришлось Кроветворное глотать, после чуда этого. И вкус зелья мне не нравится, хочу как-нибудь пореже к нему прикладываться.

— Давайте начинать, — вмешался Гарри. Он пожал мне руку, сказал негромко: «Хорошо, что пришёл!», повернулся к остальным.

— Начинаем с прошлого занятия! Ступефай и Депульсо, в ответ Протего и Глиссео на пять ударов пульса. Помните про уклон и поворот локтя!

Народ принялся неторопливо бросаться заклинаниями, а Гарри снова обратился ко мне, одинокому и брошенному на этом празднике жизни.

— Колин, так в чём твоя проблема? Кого тебе в пару подобрать?

— Я сам не знаю, Гарри. Палочка меня не слушается, вот и весь сказ.

Парень нахмурился:

— Подожди, как не слушается? Ты где её достал?

— Мою сломали в Министерстве после того, как Пожиратели убили родителей. Случайно получилось, даже компенсацию выплатили. Но новые палочки от Оливандера начали буквально «выделываться» в руках, наш главный палочник сам охренел от такого. Я ему чуть магазин не разнёс, пока пробовал.

— Ни фига себе! — Гарри взъерошил волосы, пробежал глазами по помещению, глянул на меня. — Тогда, может, с манекена начнёшь, чтобы ребят не напугать?

— Пожалуй, — вздохнул я. — Начну с чего-нибудь простого, а там будет видно.

— Класс! — обрадовался парень. — Я к тебе подойду ещё. Луна, не наматывай на палочку волосы! Ты слишком близко к голове руку подносишь!

Он ринулся на помощь нашей загадочной когтевранке, а я подтянул к себе манекен, встал перед ним, и пустил простенькое Депульсо. Белая искра сорвалась с палочки, ударила в грудь манекена. Тот покачнулся. Повторил заклинание — тот отреагировал так же. Усиливать внутреннее желание толкнуть деревяшку мне не хотелось, чтобы не развалить тут куклу в щепки на глазах обалдевших школьников, но просто её двигать туда-сюда надоело быстро.

— А почему сильнее не бьёшь? — шаги Гарри услышать за общим шумом было невозможно, так что голос его прозвучал для меня совершенно неожиданно. Я дёрнулся, с палочки сорвалась белая вспышка, манекен взорвался, как граната.

К счастью, в комнате работали защитные заклятия, поэтому волшебная кукла не разлетелась деревянными щепками, калеча народ, а застыла перед нами огромным пылевым шаром, и постепенно начала стягиваться в манекен. Гарри присвистнул.

— Вот поэтому, — вздохнул я. — Не умею соизмерять силу. Не получается.

— А ты пробовал концентрироваться на движении руки? Я за тобой поглядывал, и мне кажется, тебе не хватает точности. Знаешь, это как в квиддиче — чтобы поймать снитч, нужна абсолютная точность пальцев, иначе шарик просто вывернется. Речь идёт буквально о миллиметрах. Покажи, как ты выполняешь, ещё раз, только молча, «на сухо».

Я показал. Гарри обрадовался:

— Вот смотри, при поднятии руки кисть вихляет, и локоть не возвращается к нижним рёбрам, а уходит к бедру. Попробуй исправить.

— Хорошо, сейчас так и сделаю. Спасибо.

Это я сказал уже в спину — парень унёсся к рыжим близнецам, которые что-то учудили с Захарией Смитом. Вот ведь несчастье ходячее, то и дело страдает за свой язык. Пора бы ему уже понять, что не стоит озвучивать весь тот бред, который голову приходит. Или братцы Уизли именно это помогают осознать бедолаге?

Я повернулся к манекену, попробовал максимально точно выполнить магические пассы. А ведь правда, Бэкки двигала палочкой, словно каллиграф кистью, и каждое её движение было абсолютно совершенным. Жаль, не успел я научиться у богини, приходится теперь просто вспоминать...

Настроение испортилось, но я сцепил зубы, сосредоточился на пассах рукой. Потом, когда вроде стало получаться (ради этого пришлось даже на секундочку из тела выйти, чтобы подсмотреть за собой), попробовал пустить сквозь руку энергию.

Техника выполнения заклинаний с помощью волшебной палочки уже несколько веков приведена к общеевропейскому стандарту. Конечно, есть разница в том, как колдуют итальянские маги или немецкие, но в целом, Депульсо или Экспелиармус одинаковы по всей Европе, и даже волшебники с восточных границ континента всё чаще переходят на «европейский стандарт», отказываясь от пращуровых нашейных гривен или посохов.

Но хотя основы похожи у всех, разницу в «школах» я заметил прямо здесь. Потомки аристократов чаще выпрямляют спину, их работа больше похожа на фехтование. В свою очередь, ребята из обычного мира чаще горбятся, «собираются» как боксёры. Стоило только глянуть Истинным взором, чтобы понять в чём скрывается разница — разные энергетические центры задействованы. У «традиционалистов» нижний дань-тянь в основном вытаскивает работу, а у «пришлых» сердечный, тот, что спрятан под грудиной.

Судя по всему, это не влияет на силу заклятий, или же влияет более тонко, так, что я не замечаю. Но попробовать приблизиться к недостижимому совершенству Бэкки стоит хотя бы для того, чтобы не резать глаза всем подряд своей беспалочковой магией.

Поэтому я начал контролировать стойку, работать «от спины». Получалось так себе, пока рядом не оказался Невилл. К этому времени все уже успели устать, запыхаться и вспотеть, так что после объявления перерыва подушка под стенами оказались весьма к месту. Мы повалились где стояли, и какое-то время просто молчали, потому что от усталости говорить не хотелось.

Сначала я услышал сопение, потом понял, что это пытается отдышаться главный травник Гриффиндора, и приветственно улыбнулся потной физиономии.

— У тебя классно получается, Невилл!

— Спасибо, — улыбнулся он в ответ, — у тебя тоже здорово выходит.

Я покачал головой:

— Это не то, к чему стремлюсь. Мне нужна точность движений и контроль энергии в руке. Пока это всё получается не очень.

Невилл задумался, посмотрел на народ вокруг, который развалился на подушках, и когда я уже начал про него забывать, неуверенно выдавил:

— Знаешь, Колин, мне когда-то бабушка говорила...

— Да?

— Она говорила, что пока не освободишь спину, точного заклятия не получишь. Ба даже зачаровала заколку для волос, чтобы та колола меня в зад, если я начну гнуться.

— Да ты что? Прямо вот так колола?

— Угу. Не до крови, но очень больно, так что отклячивать зад я перестал очень быстро.

— Жестокий метод, но, похоже, эффективный.

— Очень, — вздохнул парень. — Но чтобы выпрямить спину, она использовала прихватку для волос. Как только я брал в руки палочку, та начинала порхать над головой, и едва стойка начинала "разваливаться", меня дёргали за волосы прямо в потолок.

— Как много я не знаю о старых семьях...

— Поэтому я так завидую вам, ребятам из магглов, — улыбнулся Невилл. — Но ты попробуй всё-таки представить себя подвешенным за темя.

— Обязательно! Спасибо за совет.

Я пожал руку удивлённому такой реакцией парню, а тут и конец перерыва подошёл.

Совет удалось применить незамедлительно. Я потянул себя вверх, расправил плечи, толкнул энергию в палочку, шепнул:

— Люмус!

На кончике засветился голубоватый шарик магического света.

— Нокс!

При правильном положении тела удавалось чётче отслеживать движения магической энергии в теле. В принципе, удивляться нечему, ведь во всех руководствах пишут о важности позвоночника, вдоль которого то кундалини ползёт, то чудесные меридианы тянутся.

Как результат, под конец тренировки действительно удалось несколько раз подряд толкнуть манекен вместо того, чтобы его разваливать в щепки. Остальные же члены АД швыряли друг в друга заклятия, уворачивались, и активно проводили время. Такая физкультура на волшебный лад.

В отличие от обычных спортзалов, запаха пота в нашем классе не чувствовалось. Я давно заметил, что магические практики изменяют тело не только в сторону долголетия (а число долгожителей среди магов действительно велико), но и смягчают обычные запахи. Ведь у подростков из-за гормональной бури не только прыщи лезут на самых разных местах, у них ещё и пот бывает такой, что глаза режет. А в нашей школе этого не случается, хотя бегать приходится ого-го по лестницам да коридорам. Но нет, в нос мы друг другу не шибаем, что меня лично радует несказанно.

Осенняя погода тем временем перешла в зимнюю — температура воздуха упала ниже нуля, ветер стал обжигающе резким, а всю неприглядную серость шотландской глубинки прикрыл снег.

Я проснулся утром от необычайной тишины, и какое-то время лежал, не понимая, что происходит. В отличие от Поттера и его рыжего Санчо Пансы, мы с ребятами освоили Заглушающее заклятие уже на втором году обучения, сразу после того, как прокачалось магическое ядро, и «старшаки» дали добро на энергоёмкие заклинания. С тех пор ни храпом, ни вскрикиваниями, ни сонным бормотанием друг другу мы не мешаем. Но в этот раз в нашей гриффиндорской спальне царила совсем иная тишина — тишина, в которой чего-то не хватало.

И только через несколько минут сонного ворочанья мозгами я таки сообразил — не слышно ветра! Я выскочил из постели, словно подброшенный пинком, бросился к окну как был, босиком, ткнулся носом в заиндевевшее стекло. Небольшое магическое усилие развеяло иней, которым затянуло окно, и передо мной распахнулся изумительный вид покрытого снегом леса. Сквозь белоснежную перину проглядывали вечно-зелёные ели и сосны, чернели голые остовы лиственных деревьев, на зиму оставшихся без своих зелёных штанов, и только громада Чёрного озера парила незамерзающей водой, хотя по краям, там, где у берега тянулась галечная отмель, это огромное природное зеркало обрамлял тонкий слой первого льда.

Как всё поменялось всего лишь за ночь!

Переполненный радостью, я бросился из спальни, потому что тратить время на сон, когда вокруг расстилается такая красота — это преступление, за которое фотографа следует бить по морде его же фотоаппаратом. А по спине добавлять штативом, дабы лучше дошло, что в местной природе с неустойчивым освещением каждая минута хорошего света ценится на вес золота.

Поэтому я торопливо оделся, схватил инструменты, и бросился заниматься любимым делом. И успел нащёлкать полный карман катушек с плёнками, когда ветер, поднявшийся над заснеженным пространством, нагнал облаков, свет испортился, а живот забурчал.

К этому времени я изрядно продрог — не было времени даже бросить согревающее заклятие! — так что с радостью вспомнил, что меня дожидается горячий завтрак, а в нём овсянка на молоке, и если в неё добавить побольше мёда, то всякая болезнь из тела убежит скорее, чем я произнесу «Огнеперцовое зелье»!

Стол гриффиндорцев был заполнен почти полностью, и пришлось даже потрудиться, чтобы найти место подальше от Рона и объедков из его рта, которые разлетались каждый раз, как ему приходило в голову поговорить, то есть практически всё время.

Однако этим утром наш проглот был необычайно тих. При этом он ел не за троих, как обычно, а максимум за двоих, и практически ничего не говорил в процессе, о чём-то напряжённо размышляя. Даже как-то странно было завтракать в спокойствии — удивительно приятное чувство.

— Ты чего на Рона косишься? — Джинни подсела незаметно. — Влюбился в братика?

Я поперхнулся кашей, и подруга с удовольствием постучала меня по спине.

— Типун тебе на язык! — просипел я, когда смог говорить. — А если бы подавился?

— Стал бы первым привидением с фотоаппаратом, — пожала плечами девушка. — Вы бы с Пивзом боролись за право подглядывать в раздевалки девочек. Он бы лупил тебя костылями, а ты его — фотоаппаратом.

— Нет, фотик слишком нежный, я его штативом бить буду. У меня классный штатив из нержавейки, вечный буквально, — как приложишь, так приложишь!

— Тебе видней... — протянула Джинни. Она помолчала, намазывая джем на тёплый тост, откусила кусочек, словно бы нехотя, и неуверенно продолжила. — Насчёт фотоаппарата, Колин... Ты на матче снимать собираешься?

— На каком матче?

Джинни вытаращила глаза, с немым изумлением долго смотрела на меня, потом выдохнула:

— Какой матч? КАКОЙ МАТЧ??! Ты что, вообще из жизни ушёл?!

— Э-э-э...

— Да между нами и «змеями» матч, конечно! Поединок Добра и Зла, Колин! И мы обязательно его проиграем, потому что мой бестолковый брат стал вратарём Гриффиндора! Маг, который ложкой в рот попасть не может, теперь защищает цвета нашего факультета! Мордред и Моргана, за что мне это?!

— Так вот почему он сегодня такой молчаливый, да?

— Нет, это он просто куском подавился! Конечно, да!

— А ты-то чего нервничаешь? Ну, проиграем разок, — не первый раз, кстати, это с факультетом происходит, — зато он бояться перестанет. На следующий матч уже будет собран и полностью сосредоточен на игре.

Джинни вскинулась, когда я начал про проигрыш, но постепенно успокоилась, вздохнула:

— Может, ты и прав, Рон на метле сидит уверенно, бладжера не боится. Вот только...

И неожиданно девушка прижалась к моему боку, горячо зашептала в ухо:

— Колин, давай, ты не придёшь на этот матч, а?! Всё равно там ничего интересного не будет, только радостные «змеи» да красный от стыда и злости Рон. Зачем тебе его фотографировать?

— Это ты неожиданно, знаешь...

— Ну что тебе там смотреть, Колин? Каждый год одно и то же — фигурки ловцов в небе, да крики на трибунах. А вокруг ведь такая красота — лес в снегу, озеро вон не замёрзло ещё, и можно Кракена сфотографировать!

— Э-э... хорошо, я подумаю, Джинни.

— Вот и славно, Колин! Договорились?

— Будешь должна.

Она замерла в своём щебетании, удивлённо глянула на меня, протянула с весёлым удивлением:

— А ты быстро учишься, Колин. Договорились!

И таким макаром я узнал, что на носу очередная схватка Бобра с Ослом, в которой победит, если помню канон, Розовая Жаба, а малютка Ронни в скорости познает всю глубину отчаяния дешёвой популярности. Как там они пели, слизеринцы-то: «Рон наш герой!»? Ну-ну...

К обеду ветер ещё усилился, и сразу стали видны прорехи в моей работе — в некоторых коридорах даже после установки «тепловых подушек» было холодно. Не так, как в прошлую зиму, когда от сквозняка в спальне волосы на голове шевелились, а некоторые участки замка приходилось буквально пробегать, чтобы не закоченеть по дороге, но всё-таки ещё холодно.

Поэтому сразу после обеда, вместо сидения в Большом зале (это называлось «самоподготовкой», и тоже было частью обязательной учебной программы — видимо, чтобы приучить детей к дисциплине и работе с учебниками), я получил от декана разрешение на восстановительные работы и смылся, провожаемый хмурым взглядом Снейпа. Нашему Змею выпало шпынять нерадивых учеников, и он уже стал нарезать круги вокруг гриффиндорского стола, где золотое Трио разложило книги из Гермиониной сумочки. Я кивнул на прощание моей красавице, и потопал к лестницам, потому что ждала меня проверка магического отопления на верхних этажах — нижними я намеревался заняться попозже вечером, когда народ по факультетским гостиным разбредётся, и коридоры опустеют. Чем меньше детворы видит, как я колдую для Замка, тем меньше нездоровых шепотков за спиной.

И вот, когда я накладывал дополнительные руны в управляющую цепочку на окнах третьего этажа, где из-за разбитых окон сквозняки гуляли беспрепятственно, в самый разгар работы я почувствовал некий диссонанс в окружающем мире. Отвлекаться на то, чтобы глянуть, кого там принесло, мне не хотелось, — накладывание поправок в уже работающую схему требовало полной концентрации сил и умений, так что я вначале закончил работу с главным распредузлом, замаскированным под роскошный барельеф с бабочками и переплетёнными цветами, и только после этого смог посмотреть по сторонам.

И сразу понял, почему внутренний голос не забил тревогу из-за присутствия чужих — меня разглядывала Луна Лавгуд с фирменным отсутствующим взглядом и волосами, которые требуют хорошего шампуня и укладки.

— Луна, а как часто ты ходишь в душ?

— Я бы хотела каждый день, но мне нельзя, — безмятежно заявила она. — У ребят сразу меняются мозгошмыги.

Ну да, эльфийская кровь на некоторых магов действует почти как магия вейл. Тут и Замок может не помочь, если какой-нибудь юноша «воспылает», так сказать. А на фоне грязных волос даже сиськи когтевранки, не по возрасту большие, кстати, уже не вызывают обильное слюнотечение.

— Это тебе отец посоветовал, так предохраняться?

— Не только, — она продолжала глядеть на меня прозрачными глазами. — У тебя такие интересные мозгошмыги, Колин! Как только появляются те, что я раньше видела у неприятных ребят, тут же выскакивают новые, и тех прогоняют!

— Это называется «самоконтроль», Луна. Теоретически, им должны обладать все взрослые маги. А что ты здесь делаешь, кстати?

— Ищу подсказку.

Я удивлённо поднял брови:

— Что за загадка заставила тебя бродить по коридорам?

Она улыбнулась:

— Как мне поддержать друзей.

— На игре? — я вспомнил, что по канону её друзьями был наш Гарри со товарищи, а тут ещё Джинни напомнила про ближайший матч.

— Да. Я знаю Рона Уизли с детства — он очень легко отвлекается. Мы с Джинни подбрасывали ему паука за шиворот, когда он нам надоедал, и говорили, что это сделали близнецы.

— И он вам верил?

— Джинни говорила, что да, потом жаловался на них маме. Я только видела, как он с криком убегает.

Пока мы говорили, мои изменения в схеме начали работать, и пронзительный ветер, который посвистывал в коридоре, затих. Сразу стало заметно теплее, я освободился от мантии, бросил её на подоконник, теперь уже не боясь, что она там заледенеет. Луна вообще пришла сюда только в свитере да форменной юбке, но даже она перестала время от времени переминаться с ноги на ногу. Точно, девушка опять только в носках!

— У тебя украли обувь? — от злости на воров стянуло мышцы челюсти. — Забыла на неё поставить метки?

— Нет, — отмахнулась собеседница, — мне так намного удобнее. Посмотри!

Луна вытянула ногу вперёд, подтянула юбку так высоко, что показалась бледная кожа над коленкой.

— Два — три носка, и всё! Эльфы показали мне комнату, где много — много самой разной одежды: носки, варежки, шапки, шарфы. Сделано всё не очень умело, и размеры в основном маленькие, зато чувствуется сразу, что вязалось с душой. Они очень тёплые!

Бедная Гермиона... Зато хоть одна живая душа оценила твои старания.

— А не проще в обуви?

— Нет, — твёрдо покачала головой когтевранка, — не проще. Я в первый год очень страдала из-за того, что нарглы брали мою обувь поиграть, но со временем почувствовала, что так заклинания удаются быстрее и сильнее — к Замку подключаюсь, наверное. Потом рассказала папе, мы поискали в книгах, и оказалось, что у некоторых магов так проявляется сродство со стихией. Недаром ведь сам Мерлин ходил в мантии на голое тело, и говорят, что это он перенял от пиктов.

— Ну да, тогда магия Дивного народа в полный рост цвела.

— Вот-вот! — радостно подпрыгнула девушка. — И сегодня забытые знания мне помогают быстрее учиться волшебству!

— Но до полного хардкора ты доводить не будешь, правда? До мантии на голое тело? Боюсь, преподаватели такое не одобрят.

— Нет, конечно, — безмятежно улыбнулась Луна. — Только после школы, когда сдам СОВы, и смогу научиться эффективной защите.

— Уф, мне прямо полегчало, — выдохнул я с показным облегчением, и девушка засмеялась в ответ. — Но что за подсказку ты ищешь?

— Что-то, что поможет отогнать злые намерения и мысли от Рона и вашей команды. Но подходящей омелы найти не могу, горный хрусталь тоже у нас редкость...

— Защиту, говоришь? — протянул я, и вспомнил сцену из фильма, когда Луна появляется с львиной мордой на голове. — Кажется, я могу тебе помочь. Вот, к примеру, китайский лев-защитник...

Тут же, на пустой стене между барельефами, на импровизированный экран из штукатурки я бросил мою любимую сцену из китайских кунфу-фильмов, где шаолиньский монах пляшет танец льва, в попытке подобраться поближе к убийце своего отца. Помешала ему это сделать ещё одна мстительница, но фильм с их приключениями когда-то на меня произвёл огромное впечатление, и засмотрел его на видеомагнитофоне я буквально до дыр на плёнке. И вот теперь на голой стене заплясали яркие фигурки, подражая львиным движениям — жаль только, звук не могу включить, чтобы китайское бряканье ещё сильнее ударило по нервам.

Луна так увлеклась зрелищем, что на её бледном лице даже прорезался румянец, а когда я закончил кино, она схватила меня за руку с неожиданной силой:

— Колин, теперь я знаю, что надо сделать! Спасибо! Ты здорово помог своим товарищам, вот увидишь!

И унеслась вдаль, словно лёгкое дуновение, — как небесная тучка, что случайно задержалась среди холодных скал нашего хмурого ущелья...

Из задумчивости меня вырвало лёгкое покашливание. Я огляделся по сторонам, обнаружил, что это волшебник с портрета, судя по одежде и обстановке, библиотекарь или книгочей.

— Здравствуйте, сэр, — я вежливо поклонился нарисованному магу. — Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Я стал невольным свидетелем вашего удивительного волшебства, молодой человек. Пожалуйста, удовлетворите моё любопытство, — что это было на стене?

— Попытка воссоздать маггловское кино, сэр, — это новый вид развлечения у тамошних людей.

— Я слышал о синематографе, друг мой, мы не настолько закостенели в своём прошлом, как многие думают,- улыбнулся собеседник, — но у вас не было проектора, волшебного фонаря, и всего, что там требуется. Однако меня сейчас не технические нюансы интересуют, а нечто иное...

Он помолчал, косясь на меня, потом вздохнул:

— Это ведь перенос воспоминаний без Омута Памяти, не так ли? Позвольте спросить — это ваша личная особенность?

— Абсолютно точно, сэр. Моя личная, к сожалению.

— Вот как... А скажите, молодой человек...

— Колин Криви к вашим услугам, сэр.

— Марк Уиллоу, эсквайр, — кивнул он в ответ. — А скажите, мистер Криви, вы любите квиддич?

— Э-э... — я растерялся. Такого вопроса я точно не ожидал от портрета. — Скорее да, чем нет, сэр. Сама игра увлекает меньше, чем некоторых друзей с факультета, и говорить о ней вечерами напролёт я не могу, надоедает. Но я фотограф, сэр, и меня привлекают интересные моменты, которые можно попытаться запечатлеть. Иногда это даже удаётся, могу без ложной скромности сказать.

— Э-э, мистер Криви... вы ведь знаете, что жизнь школьных портретов очень скучна и монотонна? Развлечений особых у нас нет, а те, что есть, очень быстро приедаются. И покидать стены школы мы не можем, к сожалению, потому что парные портреты есть у очень немногих.

— Что-то подобное я подозревал, сэр. И как я мог бы вам помочь?

Он опять помолчал, явно смущаясь, затем продолжил:

— Возможности откровенно поговорить с кем-то из живых у нас тоже нет, потому что Договор запрещает. Но вы — особенный, поэтому мне показалось...

— Да, сэр?

— Скажите, мистер Криви, вы могли бы посмотреть квиддичный матч, и показать его позже нам всем вот так же, как то, что я видел пару минут назад?

— Боюсь, не получится... — я сожалеюще развёл руками, — обещал девушке, что не появлюсь на трибунах.

Портрет явно расстроился, и мне стало его ужасно жалко. А если б меня вот так заперли на века в четырёх стенах??

— Но кое-что я могу попробовать сделать. Не обещаю, потому что не уверен, получится ли, но попробую обязательно. Вот прямо сейчас!

Волшебник расцвёл:

— Конечно, мистер Криви, конечно! Не смею вас задерживать!

И я пошёл по своим делам. Мне надо было подняться на пару этажей повыше, чтобы без помех вызвать школьного эльфа, потому что теперь понадобилась его помощь.

Когда лопоухое создание возникло передо мной, как лист перед травой, я вздохнул, и попытался выспросить его про школьные склады. Мне нужны были летающие предметы, к которым можно присобачить одну хитрую вещь, которая созревала в голове уже несколько месяцев. Оказалось, что у нас в школе есть много чего ненужного — старые мётлы давно забытых марок, несколько ковров-самолётов чуть ли не времён Сулеймана Великолепного, надъеденных молью, но по-прежнему летающих, экспериментальные ступы из Китеж-града, и даже лавки-леталки от китайских монахов. Аутентичные даосские лавки, которыми они так ловко дерутся в фильмах, представьте!

Но весь этот громоздкий и трухлявый инвентарь совершенно не подходил для моих целей, так что пришлось промучиться минут тридцать, пока в бестолковую голову вашего покорного слуги не пришло понимание, что эти хреновы домовики могут быть полезны лишь в том случае, когда получают однозначно понимаемый приказ. Я выругался в очередной раз, спросил:

— Ну а что-то вроде снитча на складе есть?

— Да, есть! — радостно замахал ушами помощник. — В Выручай-комнате есть старые наборы для игры в квиддич!

— Веди, Вергилий...

И там я наконец-то увидел то, что искал — небольшой компактный носитель для модифицированного сквозного зеркала! Комплектов для игры за долгие века насобиралось изрядно, и когда передо мной сформировалась куча ящиков с мячами и инвентарём, я даже присвистнул от неожиданности. Но внимательный осмотр показал, что время безжалостно не только для людей — магические предметы оно разрушает с такой же смертоносной эффективностью. Из кучи предложенного удалось выбрать только пять мячей с крылышками, потускневших, но всё ещё летучих.

За основу для зеркал я решил взять осколки старых витражей, которыми пол в некоторых классах был просто завален — а это вполне себе свинцовое стекло, между прочим. Конечно, до богемского хрусталя этому сырью, как от Хогвартса до Москвы, но если убрать пигмент и чуток просветлить линзу, так ничего больше не надо для счастья. А показывать увиденное я решил на стене, в том же коридоре на восьмом этаже, где и Выручай-комната расположена: далеко от жилых комнат, ещё дальше от учебных классов, так что попадают туда лишь случайно, и мою задумку испортить не смогут.

Следующие несколько дней у меня прошли в постоянной концентрации, потому что плавка алхимического стекла требует непрерывного контроля, и только «особые» умения позволили мне не запороть процесс. Умения, да помощь того самого портрета, который заинтересовался процессом создания «годного из негодного», и с радостью поглядывал за тиглем, в котором плавились ингредиенты. Два эльфа поддерживали магический огонь, волшебный портрет присматривал за процессом трансформации, а я осуществлял общее руководство и щедро делился магической силой, от которой у эльфов уши вздымались, как хвост у кота. Но линзы вышли на загляденье — картинка чёткая, без аберрации и прочих радужных полос, самое то для измученных скукой волшебников.

Каждый «пейзажник», а я создавал именно короткофокусный объектив для пейзажной фотографии, который даёт широкий обзор и хорошую резкость по глубине, после остывания и проверки был присобачен на снитч, и отправлен в полёт по коридорам. Недалёкий, только чтобы убедиться, что система слушается моих команд. Оказалось, что малюсенький шарик с крылышками, за которым гоняются волшебники над стадионом, весьма грузоподъёмная штука, и мою систему волшебного телевидения тащил без проблем.

А потом я прогулялся на стадион, прикинул, где расположу «глазки», по пути убедившись, что народ с мётел не слазит в отчаянном стремлении догнать уходящий поезд, — сегодня была наша очередь летать, и Рон болтался возле колец немногим лучше, чем сдобный сухарь в поганом ведре, если позволено мне будет привести эту прекрасную цитату из прошлой жизни. И там же меня перехватила Гермиона, которую я, о ужас, даже не заметил, пока она не поймала меня за рукав.

— Колин! — улыбнулась она, и сердце защемило от мучительного наслаждения.

— Я за него! — вырвалось автоматически. — Но он не виноват! Глазным зубом Дракулы клянусь!

Девушка засмеялась, а я мог только улыбаться, глядя, как искрятся её глаза, и как играют искорки зимнего солнце на её волосах и шарфе.

— Знаешь, если бы я умел рисовать, я бы нарисовал тебя Мадонной, — вырвалось у меня вдруг. — Ты удивительная, Гермиона!

Девушка замерла, моргнула растерянно, порозовела от смущения. Потом хитро прищурилась:

— Так вот значит ты какой, Колин! Девушек смущаешь, чтобы их с толку сбить!

— Ага, — улыбка расползлась у меня до самых ушей. — Не могу удержаться, чтобы лишний раз не сказать правду.

Она опять смутилась, но тут же продолжила:

— Не отвлекай меня! Ты ведь полетать пришёл, не так ли?

— Полетать?? — это она о чём? Разве я собирался когда-либо башку под бладжер подставлять? Что-то не припомню...

— Ну, на твоей этой штуке, про которую Лиззи говорила. Все уши мне прожужжала в библиотеке!

Я даже растерялся от такой неожиданности — думать про жердину я давно забыл, всё это время она благополучно пролежала в пустом классе.

— Э-э, как тебе сказать...

— Можешь не говорить, — гордо задрала носик моя красавица. — Это у тебя на лице написано. Я ведь тебя давно заметила, сразу, как ты пришёл!

— А ты наблюдательная, Гермиона, ничего от твоих глаз не ускользнёт.

— Конечно, — радостно улыбнулась она. — И я помню, что ты мне обещал показать, как она летает. Лиззи говорила, что это похоже на езду на коньках?

Я пожал плечами:

— Мне трудно что-то сказать, я на коньках кататься не умею. Мне больше напоминает сноуборд.

У Гермионы загорелись глаза, она приблизилась, схватила меня за ворот, и я изо всех сил наступил на горло желанию поцеловать эти близкие губы. Что ты со мной делаешь, девочка, как у тебя это получается??!

— Я обожаю сноуборд, Колин! — прошептала она мне в лицо, и я почувствовал её дыхание на губах. — Ты обязан мне её показать! Ты обещал!

— Когда только скажешь, Гермиона. Как только кивнёшь головой, и скажешь «Да!».

Она отпустила меня, шагнула назад, восстанавливая дистанцию, и я незаметно перевёл дух — как трудно, оказывается, держать себя в руках, когда слабеет концентрация замкового поля.

— Давай на следующее воскресенье, когда наши уже отыграют, и стадион опустеет?

— Как скажешь, Гермиона...

— Гермиона, Рон кончил! — нас прервал крик Поттера. Гарри, красный от усталости, спустился на землю, и призывно махал рукой. — Мы уходим!

— Иду! — девушка махнула ему в ответ, повернулась ко мне, ещё раз глянула в глаза.

— Значит, договорились, Колин?

— Буду, как штык!

Гермиона хихикнула неожиданному сравнению, поправила волосы, не отрывая от меня взгляда, потом улыбнулась каким-то своим мыслям, и побежала к друзьям. А я побрёл в школу своей дорогой, потому что идти в шумной компании и притворяться весёлым не было сил.

После этого неожиданного свидания у меня всё ещё тряслись руки, а во рту было сухо так, что язык ворочался еле-еле, как сонная рыба. Бешено стучало сердце, и улыбка то и дело возвращалась на лицо, хотя я пытался её оттуда согнать, понимая, насколько она глупо выглядит. Влюблённые вообще глупо выглядят для тех, кто любви не знает, это давно известно...

На волне любовной эйфории экраны для просмотра я соорудил буквально за пять движений рукой. Мах — на стене появляется пустой квадрат, обрамлённый простеньким бордюром из сплетённых виноградных стеблей, ещё один мах — ещё один квадрат. Когда я закончил, зарядил подготовленные экраны «на приём» и прикрыл созданное иллюзией невнимательности от чужих глаз , волшебник с портрета не выдержал:

— Колин (к этому времени мы уже перешли на ты), и как это будет выглядеть? Не могу дождаться...

— Я размещу на стадионе снитчи с объективами, и каждый из них будет транслировать изображение на свой экран. А я принесу на вашу стену парочку пейзажей побольше, чтобы можно было на них расположиться с удобствами, и вы посмотрите, как нынешнее поколение школьников сводит меж собой счёты.

— Неужели ничего так и не изменилось? — обрадовался Марк. — Хочешь сказать, что бьют бладжерами друг по другу почём зря?

— Абсолютно, — кивнул я. — То руки ломают, то зубы выбивают.

— Эх, как хорошо быть молодым! — радостно крякнул волшебник. — Меня как-то после матча неделю собирали! Самого только Костероста два литра выпить пришлось!..

В день матча я проснулся пораньше. Погода удалась — чистый воздух без снега, который мог бы ухудшить картинку на моих «телевизорах», и лёгкий морозец, который не столько обжигал кожу, сколько бодрил. Я в темпе пробежался по мёрзлой траве до стадиона, накинул на свои «глаза» заклятие Неинтересности, чтобы ловцы или зрители на них не обращали внимания и с настоящим снитчем не попутали, — хватит ненадолго, буквально на пару часов, но с Гарри больше и не надо, он ловец классный, — повесил передатчики возле верхушек башен, чтобы картинка была, как из ВИП-ложи.

Когда я вернулся в Большой зал, народу успело подтянуться немало — считай, половина стола уже была занята ребятами, одетыми в наши цвета, а так же вооружёнными в разного рода свистелки и перделки для стадиона. Завтрак парил и источал запахи, особенно зовущие после утренней прогулки по замёрзшим склонам, а бледно-жемчужный потолок, в цвет утреннего неба, гармонировал с овсянкой на молоке, на которую я и накинулся.

Рон появился уже под конец моего насыщения. Гарри приволок его на буксире, и все за нашим столом поприветствовали его радостными криками, чтобы подбодрить. Судя по бледной физиономии, он явно нуждался в поддержке — хотя бы моральной. Так что я тоже покричал, помахал руками, и тихо порадовался, когда друзья уселись далеко от меня. Хоть он и нервничает, Уизли, но есть-то он будет по любому, а как есть начнёт, так и ошметки по закоулочкам полетят, это к бабке не ходи.

Когда я выходил уже из зала, сытый и умиротворённый, навстречу мне из-за поворота к лестницам выплыл лев. Маленький такой, среднего школьного роста, но с гривой и пастью. Я моргнул, потёр глаза, и увидел под этим великолепием сияющую Луну — такой гордой и счастливой я девочку ещё не видел.

— Смотри! — воскликнула она, и ударила палочкой по чёрной пимпочкке львиного носа. Пасть распахнулась, и рыкнула так, что я чуть не подскочил. — Здорово, правда?

— Охренеть, Луна! У тебя настоящий защитник Гриффиндора получился!

— Ага, — улыбнулась она, — тоже так думаю. Пойду, покажу Рону — ему нужна поддержка.

И мы разошлись, как в море корабли — она отправилась к будущей звезде квиддича, а я побрёл вверх по этажам, не слишком торопясь и останавливаясь время от времени чтобы перевести дух, потому как с завтраком, похоже, слегонца переусердствовал. Ну хорошо, хорошо, просто обожрался с нервов — всё-таки нервничаю!

Картины с пейзажами, о которых мы говорили с Марком, я притащил ещё вчера, приклеил их на нужное место, прямо напротив моих экранов-зеркал, и осталось только вдохнуть магию в слепленные практически на коленке плоды маггловской сообразительности.

Когда я появился на нужном этаже, меня приветствовал непонятный шелест. Я тормознулся, настороженный, проверил коридор на предмет ловушек, но самый тщательный осмотр ничего не показал — всё видимое пространство было свободно от пакостей. И только когда я подошёл к экранам, понял, что это просто зрители собрались, а их неразборчивая болтовня издалека показалась не то прибоем, не то шумом леса.

Я раскланялся с народом, которого успело набраться на три больших пейзажа, повернулся к моим квадратам-заготовкам. Нервничал я изрядно, потому что разговор, который мы с Марком вели насчёт поглядеть на игру, совершенно не предполагал такое количество зрителей — я думал, что соберётся десяток приятелей, которые устроятся на травке где-то на картине, и воспользуются квиддичными полётами, как прекрасной оказией надраться вина. Но тут их на первый только взгляд человек пятьдесят! Куда я полез со своими идеями, придурок!

Но рвать волосы на заднице было уже поздно, так что я повернулся к зрителям спиной, медленно выдохнул, и сказал Слово. Сила плеснула из моих рук, растеклась по приготовленным участкам стены, растянулась блестящей плёнкой овеществлённого раппорта, и на прорезавшихся экранах появился Хогвартский стадион.

— Есть! Получилось! — завопили сзади. — А я говорил, что это настоящий гриффиндорец! Да не толкайтесь, раньше надо было приходить!

Я облизал пересохшие губы, повернулся к народу:

— Господа, позвольте представиться: Колин Криви к вашим услугам. Мы с сэром Уиллоу попробовали внести немного развлечения в тихую жизнь хогвартских портретов, и только вам судить, насколько эта попытка будет удачной.

— Да всё прекрасно, молодой человек! Не отвлекайтесь! Продолжайте! А он точно из магглов? Поверить не могу! Сэр Гастон, присмотрите за моим местом, я сбегаю за сэром Джоффреем! Леди Матильда, сюда, я вас жду!

Народ орал каждый о своём, и я слегка обалдел от того бардака, который сотворил своими руками. Потом я увидел книгочея, который сиял, как новый галеон, кивнул ему головой, попытался перекричать толпу:

— Господа! Ещё пару слов! К сожалению, звука не будет — я ещё слишком неопытен, так что прошу довольствоваться изображением!

— А что нам там слушать, парень? Спасибо, молодой сэр, это и так превосходит все наши ожидания! Леди Матильда, прошу сюда! Здесь прекрасное место на стволе дерева, и нет никаких муравьёв! Кто позовёт сэра Гавейна, тот будет дуэлировать со мной! Мэри, ты принесла чай? А где бисквиты?

Я торопливо ретировался, урезав марш, хотя собирался ещё немного поизвиняться — народ явно прекрасно веселился без меня. Кто-то звал приятелей, юный волшебник махал шляпой, напрасно пытаясь докричаться до роскошной дамы в розовом пеньюаре, которая томно вздыхала на рыцаря с двуручным мечом; старый маг в длинном балахоне времён Мерлина пробовал наколдовать вышку, чтобы подняться над толпой, но ему отчаянно мешал лысый толстяк на ковре-самолёте, который реял над головами и не собирался делить козырное пространство ещё с кем-то. В общем, жизнь кипела на каждой картине, и я тут был совершенно не нужен.

Вот и славненько, развлекайтесь, гости дорогие. А я пойду тем временем на жердь свою зачарованную гляну, не съели ли её какие-нибудь волшебные древоточцы, пока она там валяется по углам.

Когда матч закончился, Марк отправил мне эльфа, что, дескать, пикник окончен, и я потопал наводить порядок в коридоре — вдруг там народ так увлёкся, что всё забросал пластиковыми стаканами от колы да бумажками от хот-догов? У нас, конечно, этой новомодной пакости не завезено, однако Школа-то волшебная, в ней всё может быть. Опять же, на портретах по большей степени аристократы нарисованы, а они за собой прибирать не приучены.

Но ворчание моё пропало впустую, потому что коридор оказался девственно чист, а на пейзажах осталась только вытоптанная трава да поломанные кусты — дело пары часов спокойного висения на стене. Картины, они ведь самовосстанавливающиеся, если кто не знает, и любые изменения на холсте, произведённые волшебником или персонажами других картин, довольно скоро исчезают. К вечеру никто и не догадается, что вот на этой поляне сегодня народ больше часа друг на друге сидел, и при этом не подрался.

А результатом этого моего эксперимента стало то, что меня портреты начали узнавать. Вот буквально на следующий день я проснулся знаменитым, — как только вышел из дормиториума, чтобы отправиться на утреннюю прогулку, так сразу и обнаружил, что стал известен. Люди с картин улыбались мне в ответ, подмигивали, раскланивались по-приятельски, и даже парочка снобов из тех, что раньше отворачивались на моё приветствие, на этот раз соизволили улыбнуться. Говоря словами Нашего Всё: «Ай да Колин, ай да сукин сын!»

И пока я переваривал эту неожиданную славу, спускаясь вниз по лестнице, уши мои уловили негромкое:

— Мистер Криви! Простите..!

Я оторвал глаза от ступенек, потому что именно здесь пряталась известная всем гриффиндорцам ловушка, уставился на смущённую, и от того ещё более хорошенькую горничную с портрета. Ту самую девушку, с которой так люблю обмениваться утренними улыбками и воздушными поцелуйчиками по дороге на завтрак. Она заговорила!

— Мистер Криви, нас не представили друг другу, но я взяла на себя смелость..! Я... я вам так благодарна, мистер Криви! Вы даже не представляете, как много для меня это значит!.. Я даже мечтать не могла, чтобы... Ах, мистер Криви, как бы я хотела вас расцеловать!

Пунцовая красавица ойкнула, спрятала лицо в ладошки и упорхнула с картины куда-то за резной багет, и мне осталось только смущённо хмыкнуть, да почесать затылок. Честно говоря, иногда я очень жалею, что сам не портрет...

— Так держать, молодой МакГонагал! Эби — прекрасная девушка, и мне всегда было очень жаль её молодое сердце. Она ведь погибла в самом начале карьеры!

— Простите, сэр? — обратился я к господину в кружевах, который обычно меня в упор не замечал, а тут вот снизошёл.

— Эби — Эбигэйл МакКормик из ирландских МакКормиков, — была самой талантливой защитницей в команде «Химеры Ворчестшира». Та самая команда, что погибла в полном составе, когда гоблины выпустили драконов на матче в Озёрном краю.

— О! — да, теперь мне вспомнилась эта печальная история. Официальное начало предпоследнего восстания зелёных коротышек, самый конец восемнадцатого века. — Так она оттуда...

— И представьте, молодой человек, как должна была страдать девушка по своему любимому спорту в окружении рыцарей, алхимиков, путешественников и библиотекарей. По всему замку квиддичистов даже на плохонькую команду не наберёшь, а она ведь была профессионал...

— Благодарю вас, сэр, — поклонился я нарисованному собеседнику. — Теперь мне понятна её реакция.

— Эх, мне бы лет пятьдесят скинуть!.. — прищурился кружевной аристократ, а я отправился дальше.

А потом пришла суббота, а с ней возможность вырваться из школьных стен. Как-то странно получилось, что за всё это время я ни разу не сходил в Хогсмид официально — то отработки у Филча мешали, потому что наказанные штрафными баллами лишаются этого удовольствия, то ремонты хогвартских прорех. К счастью, основные «дыры» за это время удалось позалатать, срок отработок и наказаний пришёл к концу, и я смог пройти мимо Филча с гордо поднятой головой, а не красться по краешку школьного периметра во взрослой личине.

Сама тропинка, натоптанная поколениями школьников, тянулась по широкому лугу, сейчас заваленному снегом, за сугробами которого начинались деревья Запретного леса. Говорят, что раньше, три — четыре поколения магов назад, лес подходил к самому Замку, и прогулки по нему не были так опасны, как сегодня. О причинах изменений официальные источники умалчивают, но мне кажется, что Первая мировая война послужила одним из решающих факторов.

Народу в магической Британии стало просто меньше. Значительно меньше, раза в три как минимум, а это означает меньшее количество внимательных глаз и палочек в опытных руках. И, как результат, отсутствие контроля за тем, кто из лесной чащи к человеческим детёнышам выходит. Так что когда несколько школьников пропало бесследно, администрация договорилась с магами из Хогсмида, и отодвинула край леса подальше от школьных построек. Именно после этого кентавры взъелись на людей — их о разрешении спросить забыли, а по старой опушке проходила трасса их весенних миграций.

Зато теперь дорога из школы в деревушку просматривается из Замка практически на всём протяжении, мест для засады нет, и появись на опушке какой-нибудь охреневший оборотень, его успеют нашпиговать серебром, заморозить и сжечь задолго до того, как он сцепит клыки на нежной детской шейке.

Пошёл в деревушку я сам. Попытался было зазвать с собой Гермиону, но моя красавица заявила, что её друзьям нужна поддержка. Это, если кто не понял, про Рона с Гарри, которые болезненно пережили последний матч со Слизерином. Нашего рыжего вратаря кричалка «змей» почему-то не обрадовала, и Гарри поддерживал друга, как мог. И, конечно, без Гермионы эти обалдуи обойтись не могли.

В силу этого свою первую в жизни «официальную» прогулку по магической деревне пришлось совершать в одиночестве. Должен признаться, большого горя по этому поводу я не испытывал, потому что не был уверен в своих реакциях. Брякну что-нибудь не то, не Колин-кривинское, народ и задумается о ненужном. А так поброжу один, поглазею, прикину, куда можно девчонок приглашать, и стоит ли это делать вообще.

Погода в этот день получилась на все «пять с плюсом»: голубое небо без облаков, по-зимнему яркое Солнце, лёгкий освежающий ветерок с озера — просто иди по тропке, и радуйся. Меня то и дело обгоняли стайки школьников и школьниц, некоторые окликали, обменивались фразами, так что по дороге в деревню заскучать не удалось.

А сама деревня, увиденная там, где тропинка огибала старые скальные обломки и выходила к первым домам, заставила пожалеть, что я не взял с собой фотоаппарат. Совершенно изумительный вид открылся моим глазам — старые фахверковые дома с черепичной крышей, непривычно высоко поднятой и по волшебной моде искривлённой, улочка в снегу, и детвора в разноцветных школьных мантиях. И много-много солнца вокруг, — того самого «воздуха», о котором любят говорить фотографы.

Я с большим интересом топал под старомодными вывесками, заглядывал в тёмные проулки, уходившие куда-то на задние дворы, разглядывал ажурные занавески на окнах, хитрую вязь охранных заклятий на входных дверях. Народ из Замка стремился по привычным адресам — кто за сахарными перьями в «Сладкое королевство», кто за пивом к мадам Розмерте, но мне интересно было просто побродить по деревне, подышать местным волшебным воздухом, так отличным от воздуха Школы. Здесь пахло свежим хлебом, сбежавшим молоком, жареным мясом, старой кожей, детским мылом, — в общем, здесь пахло обычной жизнью.

Где-то неподалёку похрюкивали свиньи, кудахтали куры, блеяли козы, но к счастью, звуки эти не сопровождались ожидаемыми запахами — возможно потому, что неподготовленного человека такие ароматы при случае и с ног свалить могут. Подозреваю, что где-то в другом месте, не так сильно зависящем от регулярных посещений туристов, дела с ароматами обстоят совсем не так идиллически, но тут, слава богу, городские дети ходят, их беречь надо.

Ну а всё остальное было красиво, как с открытки, — дома, улицы, вывески и пейзажи, видные в проулках. Однако сама деревушка действительно оказалась маленькой, и из конца в конец я прошёл её за пол-часа неторопливой прогулки. Перед тем, как зайти к мадам Розмерте что-нибудь перекусить, я решил напоследок глянуть на Кричащую хижину — всё-таки достопримечательность, хоть не все об этом сейчас догадываются.

Я прошёл до края деревни, полюбовался деревянной халабудой, так много значащей для сердечек снейпоманок. Ничё так сарайчик, просторный, есть где побиться о стены и ноги вытянуть. Потом в недалёких кустах что-то зашевелилось, я вспомнил, как Гарри встретил Блэка, ухмыльнулся, и свет для меня померк...

В сознание я возвращался с трудом. В голове шумело, во рту как бы не сам Блэк нагадил, а тело онемело и не ощущалось вовсе. Что это со мной такое случилось? Потом глаза удалось разлепить, я увидел, что нахожусь в какой-то облезлой комнате с лохмотьями обоев и пятнами плесени на стенах. Тело по-прежнему не чувствовалось, так что я тихонько выскользнул из него, пока опять не провалился в обморок.

Комната оказалась не пустой, рядом находилось трое мужиков, только одного из которых можно было назвать человеком в полном смысле слова, потому что от двоих оставшихся несло гнилой кровью, злостью и псиной. Это что — меня оборотни похитили?

Тот, который человек, закончил рыться в потрёпанной сумке травника, — большая объёмистая торба с кучей внутренних кармашков, в которой магические компоненты «не бьются» друг с другом. Пока он ковырялся в барахле, один из недоволков стоял у окна, что-то высматривая на улице, а второй глядел на руки волшебника. Как только в ладони мага появился пузатый флакончик с характерной авроратской аурой, второй оборотень бесшумно подкрался ко мне со спины, вынырнул из-за плеча, и влепил пощёчину.

Голова дёрнулась, оборотень заржал, схватил пятернёй за лицо, наклонился глаза в глаза.

— Очнулся, сучонок? Не ссы, будешь вести себя хорошо, вернёшься обратно целым.

— Ты знак на мантии видел? — вытолкнул я непослушными губами. Оборотень схватил родовой знак, ойкнул, отскочил, тряся окровавленными пальцами.

— Что это за дрянь?!

Маг подошёл к нам, аккуратно вытащил палочку (оба оборотня напряглись), махнул у воротника. Чёрный Зверь вспыхнул багровым заревом на мантии, и таким же оттенком засветились пальцы ударившего меня оборотня.

— Какого Мордреда ты к мальчонке полез? — буркнул пострадавшему чародей. Тот очумело таращился на багровые пальцы, пытался их вытереть о штаны, не слушая, что ему говорят. Маг повернулся ко второму оборотню, тому, который выглядывал в окно.

— Родовой знак снял магическую сигнатуру Хромого. Теперь род МакГонагал будет знать, кто убийца, и может объявить Охоту.

— Что-о?! — ощерился любитель издеваться над слабыми. — Да я только его в себя привести после «щелчка» хотел!

Оборотень у окна бросил:

— Подумаем, куда тебя спрятать, не скули. Фенрир своих не бросает.

— Я знаю, как не бросает! — взвыл пострадавший. — В нашей стае до сих пор самцов не хватает после его обещаний!

— Заткнись! Решим с тобой проблему, я сказал!

Главный оборотень повернулся ко мне, ухмыльнулся волчьими клыками.

— Надеешься, что род за тебя отомстит? А ты ему нужен, Роду-то?

— Вряд ли, — вздохнул я, — разве что из принципа. Они ведь шотландцы, а старшая ветвь вообще в Ирландии живёт. А почему в Ирландии волков не осталось, вы и сами знаете.

Оба оборотня вздыбили волосы на загривках, оскалились зеркально, зарычали так, что у меня стянуло в животе. И я торопливо продолжил:

— Но я не люблю боли, так что, может, и без укусов на вопросы отвечу?

Старший ухмыльнулся, возвращаясь в спокойное состояние:

— Нет, парень, нам нужна абсолютная уверенность в ответах, так что...

Ко мне шагнул маг с флакончиком, равнодушно бросил:

— Это Веритасерум. Выпьешь сам, или в тебя вливать надо?

— Но здесь больше трёх капель!

Маг пожал плечами, глянул на первого оборотня, который к этому времени перестал трясти рукой.

— Запрокинь ему голову.

— Шенков тоже не боитесь? — прохрипел я, когда чужая лапа дёрнула меня за волосы. Маг нахмурился, тормознул моего мучителя, махнул палочкой вокруг головы, хмыкнул, когда что-то увидел в ауре.

— Очередной магглокровка на побегушках. Они таких почти каждый год набирают, потому что мрут идиоты, как мухи. Но спасибо, что предупредил...

И тут же повернулся к старшему оборотню:

— С Джонсона возьмём тридцать процентов плюс за то, что про Шенков не сказал. А парня порвёт заблудший оборотень...

На улице что-то засвистело, запищало, пробарабанило по крыше, словно кто-то по ней пробежал. Рука, державшая меня, дрогнула, задрала голову ещё дальше, и маг снова отозвался:

— Шею не сверни! Сам потом с Джонсоном объясняться будешь!

— Не нервничай, Хромой, — от окна буркнул старший оборотень, — это не про нас. У «Зонко» школота веселится. Вливай уже!

Маг шагнул ко мне, а я выскользнул из тела.

С самого начала мне было понятно, что живым из этой комнаты я не выйду. Два оборотня, какой-то мутный волшебник — вопрос был лишь в том, что со мной сделают. Решили сначала отравить.

Пока мы развлекали друг друга разговорами, я лихорадочно готовил ответный удар. Ужасно мешало отсутствие эмоций, потому что оказывается, для эффективной работы мне нужны страх или злость. Но пока шли минуты, я накачивал себя, а бутылочка Веритасерума перед глазами сорвала последние барьеры. Я ухватил педипальпами всю троицу за мягкую шкуру на горле, толкнул их вверх, протыкая грань между Страницами, оставил их головами на уже проверенном уровне без кислорода. Враги задёргались, маг попытался махнуть волшебной палочкой, но колдануть не смог из-за перелома локтя, который я ему немедленно организовал.

Оборотни прямо в воздухе перекинулись в зверей, отчаянно засучили в пустоте под потолком когтистыми лапами. Пишут, что у этих лунных слуг поразительно быстрая регенерация, которую притормозить может только самородное серебро или некоторые заклинания. Ответственно заявляю, что отсутствие кислорода в крови их убивает ничуть не хуже серебра, только времени уходит на это больше.

Самого же мага я чуть придержал, и когда глянул на его Изнанку, осознал, что заставило меня это сделать. Волшебник был плотно связан с Джонсонами, и именно с их подачи затеял сегодняшнюю операцию. Время замерло, Я — большой выскользнул из тела Я-маленького, побежал по Гобелену Жизней вдоль своего пути. На всём протяжении его обвивала бахрома Джонсоновских намерений. Вот же неугомонные! Даже если я перебью половину этой странной семейки, вторая продолжит на меня охотиться!

Я вернулся в тело, по-прежнему привязанное к стулу, посмотрел, как дёргаются в корчах огромные человекоподобные волки, вернул мага назад в комнату. На безголовом теле проявилась голова, волшебник рухнул на колени, схватился здоровой рукой за горло, глядя на меня с ужасом. Его палочку я предупредительно оттолкнул подальше к стене, чтобы даже у однорукого инвалида не возникло соблазна потянуться за этой гадостью.

— Ну что, болезный, отдышался? — улыбнулся я шокированному похитителю. — Перед тем, как заставишь меня себя убить, подумай — оно тебе надо?

Волшебник вытаращился на меня с ужасом и обидой, и, кажется, я его понимаю — такой разрыв шаблона! Сидит посреди замызганной комнатушки белобрысый пацан, примотанный к стулу, и ведёт себя при этом так, словно он здесь музыку заказывает.

Растерянность мага длилась слишком долго, как на мой взгляд, потому что недоволки за это время успели облегчиться от содержимого кишок и мочевого пузыря, в комнате начал густеть смрад дерьма и мочи — самый настоящий запах смерти, как она есть.

— Что молчишь? Может, вторую руку тебе сломать для разговорчивости?

Тела оборотней, умерших окончательной смертью, рухнули на пол, сквозь шерсть и грязь начали прорезаться человеческие черты, прямо как в учебнике. Маг посмотрел на трупы бывших людей, повернул ко мне лицо с огромными чёрными зрачки, прохрипел:

— Ты... ты кто?!..

— Человек, — улыбнулся я. Терпения моего ещё хватит минут на пять, так почему не побыть вежливым?

— Но как...??!

— Вопросы здесь буду задавать я, — пришлось оборвать едва начавшийся монолог. — Расскажи мне, как ты связан с Джонсонами. Ты их слуга? Миньон? Должник?

Волшебник, похоже, мои слова и не слушал вовсе. Не отрывая взгляда и не моргая, он таращился на меня, как на картину, а потом вскрикнул:

— Шенк! Это не МакГонагалы, это магия Рода Шенк! Но почему ты им так важен, мальчишка?..

— Ты меня не слушаешь, — этот придурок начал меня раздражать, а вонь собачьего дерьма дрянное настроение постепенно превращала в бешенство, потому что экскрементов из оборотней вывалилось, как из людей, а не собак. — Может, мне всё-таки сломать тебе вторую руку?

После этих слов мой похититель вздрогнул, ухватил себя за ворот мантии, дёрнул заколку на одежде так, что на пол посыпались пуговицы с сюртука, и рявкнул что-то непроизносимое, — словно фразу прокрутили задом наперёд в магнитофоне.

Его охватило зелёное облако, и откуда-то издалека стремительной иглой к нам пробился раппорт, такой молниеносный, что я успел только моргнуть, как посреди комнаты уже возник тот самый легилимент, что вскрывал мне мозги совсем недавно — младший Джонсон собственной персоной!

Он зыркнул вокруг, увидел трупы оборотней, которые так и не успели трансформироваться в человеческие тела, уставился на мага. Тот набрал воздуха:

— Джонсон, мы так не договаривались! Я против Шенков не пойду, уж лучше сразу дементора поцеловать!

— Шенки? — процедил легилимент. Он ещё раз окинул взглядом комнату, резко выбросил палочку в собеседника. — Авада Кедавра!

И тут же развернулся ко мне:

— Авада..!

А потом всё случилось так быстро, что растянулось в бесконечность — я помчался по Гобелену до своей Нити, ухватился хелицерами за нить Джонсонов, что оплела мою Жизнь, словно повилика стебель картофеля, рванул её изо всех сил. Что-то затрещало, зазвенело далёким воем сотен голосов, мир содрогнулся, Нить жизни семьи Джонсон лопнула, тонко дзынькнув тысячью исчезающих событий, и ткань Гобелена пошла распускаться по месту разрыва.

Из появившейся дыры бухнуло смертью и абсолютным Ничто, запарило исчезающими событиями, планами, намерениями, начали рваться чужие Нити, и в ужасе от сотворённого, я рванул изо всех сил связывать, скреплять, склеивать расходящееся полотно Жизни. Это длилось вечность или мгновение, не знаю, — отчаянная попытка вернуть всё, как было, — но вывалился в обычный мир я в состоянии полной прострации. Сил осталось только на то, чтобы удерживать веки поднятыми, и не прятать взгляд, пока маг меня убивает.

— Авада Ке..! Ке... ке... бре-ке-кекс!

Марево горячего воздуха прошло по комнате, волшебник подёрнулся рябью, размазался в бесформенное пятно, один из дохлых оборотней с тошнотворным хрустом вывернулся наизнанку, бесстыдно растопырив жёлтые рёбра вспоротой грудной клетки, второй же вылетел в окно от невидимого пинка. А я остался сидеть на стуле под волшебными путами, глядя на большую бородавчатую жабу, в которую превратился Джонсон. Так вот, значит, откуда принцы с царевнами берутся...

— Ква! — сказала жаба, тараща на меня выпученные зенки, — ква!!

С грохотом распахнулась дверь, в комнату ворвался аврор, прикрытый голубоватым свечением «Протего», обеими ногами приземлился на жабу. Та лопнула, словно воздушный шарик, кровавые кишки брызнули в стороны, а сам аврор поехал вперёд на останках земноводного, и хлопнулся задницей прямо в кровавый след из внутренностей, который оставили его сапоги.

— Мордредовы яйца! — рявкнул он, переворачиваясь на колени, и плавно перетекая в стойку. За ним в комнату проскользнул второй аврор, постарше. Пока я моргал, он оказался в другом углу, чтобы не нарваться на возможную атаку, рявкнул:

— Держу!

Первый тем временем как-то по особому махнул палочкой, сотворил хитрый узел из призрачных смуг магических заклинаний, наполнил его темно-фиолетовым свечением, и тот брызнул искрами по всей комнате, высвечивая пятна и полосы совершённых здесь заклятий. Призрачная картина «обратки» замигала перед глазами, резанула острой болью где-то глубоко в глазницах, и я отчаянно заморгал, пытаясь избавиться от выступивших слёз.

— Всё чисто! — буркнул старший аврор. — Кто бежал — бежал, кто убит — убит. Что с тобой, Арчи?

— Фамилиара раздавил, — протянул сокрушённо молодой, разглядывая ошмётки на одежде и полу. — Что за идиот таскает с собой жабу? И зачем?

— Может, чтобы энергии черпануть, если сильные чары пробить надо?

— Может... А это у нас что?..

Сотрудники правопорядка соблаговолили обратить внимание на связанного меня. Путы рассеяли, тело поддержали, чтобы на пол не бухнулся, бодрящей гадостью напоили, диагностику на предмет повреждений и проклятий провели. Потом пересадили под стеночку на том же стуле, чтобы под ногами не путался.

Пока я приходил в себя, пока возвращались силы и ясность ума, авроры успели определить личность убитого мага (действительно оказался травником, который собирал в Запретном лесу всякое добро, и сдавал его местным торговцам) и оборотней. Оба волосана оказались из одной стаи, которая кочевала по пущам необъятной волшебной Родины моей, перебиваясь мелкой уголовкой.

Тут надо пояснить, что жизнь реального оборотня сильно отличается от того, что создало народное воображение. Их не напрасно называют «волшебными тварями» — если обычный маг может всю жизнь провести в мире людей, то оборотень, засидевшись в гостях, рискует остаться навсегда в шкуре волка, потому что для обратной трансформации не хватит силы магического поля. А может, для разнообразия, умереть от бурно развившегося рака — регенерация тканей так сработает.

По этой причине дети Лунной Богини редко кошмарят обычных людей — просто потому, что не-магам в местах повышенной концентрации волшебного поля становится не по себе или даже хреново, так что они в такие места больше не лезут. За исключением любителей острых ощущений, каковые и оказываются самой частой добычей здешних недоволков.

Так что в реальной жизни большая часть этих шерстистых бедолаг вынуждена ютиться где-то на окраинах магического мира, примерно как американские индейцы у нас. Только до организации резерваций, как места, где можно жить по своим законам, у магов дело ещё не дошло. Хотя лет через тридцать, когда придёт поколение с мозгами, до конца отформатированными заботой о слезинке негритянки или какого-нибудь радужного наркомана, почему бы и нет?

Будут жить, как сегодняшние кентавры, — зарабатывать на добыче редких ингредиентов, водить туристов по чащам, время от времени забивать кого-то из своих ненужных на сырьё для редких и дорогих зелий. Чем не жизнь?

Когда суматоха в комнате улеглась, и нас осталось только трое (толпа остальных, вызванная порт-ключами из Аврората, отправилась с трупами оборотней назад — кто разделывать тела, а кто кошмарить вожака Стаи), аврор наколдовал ещё один стул, уселся на него по-кавалерийски напротив меня, посмотрел в глаза:

— Рассказывай.

И я рассказал, что отправился гулять в Хогсмит, что решил посмотреть на Рычащую хижину, про которую всякие страсти слышал на факультете, потом моргнул, а открыл глаза уже здесь, в окружении мага и двух оборотней. Они попробовали влить в меня какую-то дрянь, и дальше что-то пошло не так.

Аврор отлевитировал к себе пузырёк, нюхнул, скривился:

— Повезло тебе, парень. Собирались из тебя оборотня сделать.

— Но меня никто не кусал!

— Укус — дело медленное, а вот эта дрянь... Про Аконитовое зелье уже учили?

— Да, конечно. Помогает оборотням меньше страдать в полнолуние.

— Вот-вот, а теперь появилась его противоположность — Волчье зелье, которое стоит только выпить, как тебя в волка перекидывает.

— Зачем?? Кто в здравом уме этого захочет?

— Если такого человека убить, пока зелье действует, потроха у него останутся волчьи. Смекаешь?

— Ингредиенты для зелий...

— В точку! Мы уже с ног сбились в поисках того ублюдка, что его варить начал, а он, оказывается, всё это время в Хогсмиде сидел! С оборотнями шашни крутил! Тварь!.. Ну ничего, зацепки есть, теперь осталось аккуратно за ниточку потянуть, чтобы не порвалась.

В комнату заглянул его напарник, глянул на нас, отозвался, когда старший повернул к нему голову:

— Всё готово, можно уходить!

Аврор поднялся, похлопал меня по плечу, и аппарировал прямо из комнаты.

Вот и первые последствия моих действий — Джонсонов нет, вместо Веритасерума какое-то Волчье зелье, про которое раньше никто не слышал. Что ещё меня ожидает?

Я встал, осторожно, чтобы не загреметь на крутых ступеньках, двинул на выход. Прямо в перекошенных после Алохоморы дверях меня встретили вездесущие МакНейл и О’Брайан, два друга «не разлей вода» с Пуффендуя и Гриффиндора. Один огненно-рыжий ирландец, второй же шотландец из хайлендеров. Кто-то из его дальних родственников, как он хвастался, даже пасёт овец на другой стороне той горы, что закрывает замок от западных ветров. Где-то там пролегает граница антимаггловских чар, поэтому его слова могут быть полной правдой.

— Колин, а ты как туда пробрался? Нас уже почти час аврорский барьер внутрь не пускает. Неужели на заднем дворе дыра осталась?

Я поморщился:

— А чего там внутри смотреть? Плесень да пыль.

— Так убийство же! Оборотни! Один прямо на наших глазах из окна выскочил!

— Бросьте заливать. Прямо вот так на глазах?

— Ага! Мы как раз по сахарному перу в «Королевстве» купили, идём по улице, про квиддич спорим, и вдруг «Трах!», из вон того окна под крышей вылетает человек, и прямо в воздухе оборачивается волком! Мы так струхнули, что Джон пером подавился!

— Это ты сам подавился, а я поперхнулся! От неожиданности!

— А кто тебя по спине бил, чтоб не задохнулся?

— Прикинь, Колин, он вместо того, чтобы Бомбарду в зверя кинуть, стал меня кулаком по спине дубасить. Сам белый, глаза вытаращил, меня по спине бьёт, а изо рта только «Ба... Ба... Ба...» слышно!

— Ну так, Мерлинова борода, настоящий оборотень на улицу вывалился! Не на картинке, а живьём! Чтоб я ещё когда ЗОТИ пропустил!

От столь яркого описания событий я не выдержал, засмеялся:

— А сам волк где, храбрецы?

— Да вроде забрали его. Слетелись отовсюду, барьер накинули, и внутрь. И труп туда же забрали. А ты как там оказался?

Врать резона не было, но и тратить время на объяснения тоже. Мне очень хотелось обратно в Замок, потому что начал потряхивать отходняк.

— А я с тыла зашёл. Там уже ничего нет, так что можно спокойно заглянуть.

Парни бросились на место преступления, а я поторопился домой, в школу. Обратную дорогу запомнил плохо — кружилась голова, тошнило, пот по спине бежал чуть не ручьём, ноги тряслись. Молил я только о том, чтобы добраться до ванны без ненужных встреч, и молитвы мои были услышаны: я буквально на зубах вскарабкался на нужный этаж, сопровождаемый перешёптыванием портретов (небось, решили, будто школьник пива перебрал), и уже по дороге к заветной комнате, в коридоре, начал стягивать одежду. Нет сил у меня на неловкость и стыд, даже если там сейчас Гермиона!

Добравшись до ванны, я, голый как перст, перевалился через бортик, плеснув на пол горячей водой, и последним движением перед тем, как отрубиться, выдернул из уха серёжку-артефакт, потому что чувствовал буквально каждой клеткой тела, как отчаянно оно нуждается в любой дополнительной крохе магической энергии.

Из чёрного обморока я выкарабкивался с трудом. Дикая музыка писклявых дуделок, перемешанная с визгом автомобильных покрышек и клаксонов, отбойные молотки дорожной команды вперемешку с «Бомбардами» мракоборцев, зловоние разлагающегося мяса и душный смрад только что уложенного асфальта, — я задыхался во всём этом, тонул в Хаосе, отчаянно бился за каждый глоток чистого воздуха.

И когда вырвался из удушающей темноты, когда откашлялся, обнаружил, что свешиваюсь из ванны мордой в пол. Это я что — едва не утонул в паре шагов от спальни? Боже, какая хрень со мной творится?!

Шорох за спиной заставил осознать тот факт, что всё это время я гордо торчу ягодицами в потолок. Пришлось резко опустить седалище в воду, и обернуться к дверям.

Там, напряжённая и непривычно чужая, стояла Гермиона, целясь палочкой прямо мне в лоб.

— Кто вы? — прервала она болезненное молчание. — И что вы делаете в Хогвартсе?!