Обратный отсчет (джен)

Антиплащ пришёл в себя от пощёчины.

— Очнись! Да очнись же наконец, ну!

Он медленно приоткрыл глаза… вернее, один глаз — другой так заплыл, что практически ничего не видел. Мир перед ним двоился и троился, подёрнутый дымкой не то утреннего тумана, не то сумеречной пеленой неохотно возвращающегося сознания… Возвращающегося настолько медленно и неохотно, что Антиплащ сам не понял: то ли он сказал эту коротенькую фразу вслух, то ли просто подумал бессвязными обрывочными словами:

— Кто… к-кто здесь… кто это… Черныш?

Нет, это была не галлюцинация и не предсмертный бред. Над Антиплащом действительно склонился Дрейк Маллард собственной персоной — и хлестал двойника ладонью по щекам, надеясь… привести его в чувство? Или немилосердно добить? От его ярого хлёсткого усердия у Антиплаща уже горели щёки и гудело в ушах.

— Прекрати… Больно…

— А, очнулся. Ну наконец-то! — Черныш — бледный и взволнованный, с лихорадочно поблескивающими глазами — устало отстранился и хотел сесть на помятую железную бочку, в которой Антиплащ опознал недавнее своё средство передвижения, — но, брезгливо проведя пальцем по её ржавому боку, передумал — и опустился на замшелый еловый пенёк, торчащий неподалеку. Кажется, это был один из тех немногих моментов, когда Антиплащ действительно был рад видеть своего двойника: по крайней мере, созерцать мрачноватую, но не злобную ухмылочку Черныша было куда приятнее, нежели кровожадный оскал Пауэра и его закоренелых отморозков. Тем более что Антиплащ чувствовал себя до невозможности преотвратно: всё его тело было — сплошной пульсирующий синяк, к горлу подкатывал тёплый комок тошноты, в голове звенело, точно в пустом колоколе, в правом боку ощущалась резкая, колющая боль, усиливающаяся при каждом вдохе — будто под рёбра каждый раз втыкали кинжал. Распухшее лицо, казалось ему, превратилось в подушку, набитую болью и изузоренную коростой подсохшей крови; один глаз, как уже упоминалось, почти ничего не видел… Антиплащ поднял руку, чтобы пощупать опухоль на скуле — и неожиданно понял, что на нём нет наручников.

А вот браслет был на месте — тяжёлый, как утюг, литой, дымчатый, матово поблескивающий в рассеянном свете занимающейся над лесом зари… И цифры, высвечивающиеся на крохотном электронном табло, были бесстрастны и неутешительны: «00.35».

— К-к… который час? — хрипло, заикаясь, спросил Антиплащ.

— Двадцать минут шестого, — не глядя на часы, небрежно откликнулся Черныш. Антиплащ прикрыл глаза рукой; значит, он провалялся без сознания почти час… Час! Безвозвратно потерянный и выпавший из жизни… Невелика потеря, прямо сказать — но, увы, не в том случае, когда земного существования вам остаётся всего-то навсего тридцать пять недолгих минут.

— К-как… откуда ты… здесь взялся?

— Прилетел, как волшебник, в голубом вертолете. — Черный Плащ кивнул куда-то наверх, на край оврага, где мелькали голубовато-алые сполохи и не то чтобы слышалась, скорее угадывалась смутная недобрая суета; впрочем, Антиплащ был слишком слаб и измучен, чтобы основательно вдаваться в подробности. Но, значит, ему это не померещилось, пролетающий над лесом вертолёт действительно был? И как только они ухитрились его найти — ночью, в чащобе, в глухих дебрях, в почти полной темноте…

Черный Плащ расхохотался.

— Элементарно, Ватсон! Ты не догадываешься? По радиомаяку, конечно! Ты о нем забыл? А вот я, к счастью — к счастью для тебя — в последний момент вспомнил. В сущности, нам нужен был Пауэр, а вовсе не ты, но что-то мне подсказывало, что, найдя тебя, мы обнаружим поблизости и нашего любезного коллегу… да ещё и с неожиданным бонусом. Мы прибыли как раз вовремя, чтобы увидеть, как Пауэр и этот беглый мордобоец Кингсли выбираются из оврага и пытаются удрать в автозаке. Они, конечно, тоже заметили снижающийся вертолёт — но было уже поздно… Хм! Надо признать, эти субчики очень, э-э… очень удивились такому повороту событий.

— Значит, ты… всё знаешь?

— Не всё. Но многое. Я получил твоё письмо.

— Я… рад. — Антиплаща трясло, словно в ознобе; он чувствовал такую неодолимую апатию и усталость, что с трудом мог заставить себя не то чтобы говорить — просто думать. — Пауэр — не тот, за кого себя выдаёт.

Черныш удивлённо пошевелил бровями.

— Ты это знаешь? Откуда?

— Жаба сказал…

— Какой Жаба?

— Который сидел у вас в кутузке… Настоящий Пауэр должен слегка прихрамывать на левую ногу… а этот Пауэр — вовсе не даксбургский коп, а засланный в ШУШУ по документам Пауэра агент ВАОН…

— Охотящийся за геренитами?

— Ну, видимо… в том числе. Это он… убил Войта. А чтобы я… никому об этом не рассказал… запер меня в карцере на целые сутки. — Он закашлялся, сплёвывая кровью, чувствуя, как вонзается в бок раскаленный прут… ребро у него там сломано, что ли? Осторожно переведя дыхание, поднял глаза на Черныша: — Ты мне не веришь?

Чёрный Плащ секунду-другую молчал. Ему хотелось ответить небрежно, язвительно, даже, быть может, чуть грубовато — в общем, как обычно… но не получилось. Стоило ему ненароком взглянуть на своего двойника — и слова застыли у него в горле, а едкий ответ замер на губах камнем, так и не прозвучав…

У Антиплаща дрожали руки.

Это было настолько неожиданно, настолько необычно, настолько для железобетонного, прогибающего под себя мир Антиплаща нетипично, что Дрейку стало не по себе… Смутная занозинка царапнула его сердце, и в душе возникло неуютное щемящее ощущение, которому он не мог (да, собственно, и не собирался) подобрать названия: участие? сострадание? жалость? К Антиплащу? Он торопливо отогнал это неуместное чувство, тем более что двойник, перехватив его взгляд, поспешил отвести глаза и спрятать предательские руки в карманы грязных джинсов.

— Если бы я тебе совсем не верил, — мягко, чуть мрачновато произнёс Дрейк, — я бы не снял с тебя наручники, разве не так? Впрочем, ты всё-таки особо не радуйся — от обвинений в ограблении Павильона и похищении ребёнка тебя никто не освобождал.

— Я, знаешь ли, не радуюсь. — Антиплащ через силу усмехнулся. — А все свои обвинения ты можешь засунуть в… сам знаешь куда. Я всё равно через полчаса сдохну… Вот эту штуку ты же не можешь с меня снять?

— Могу.

— Что? — Антиплащ поднял голову, решив, что ослышался. Но Дрейк, кажется, не шутил — запустив руку во внутренний карман куртки, он извлёк продолговатую металлическую трубочку с лампочкой на конце — и показал её двойнику.

Антиплащ облизнул губы.

— Так это и есть… «ключ»? Ты взял его у Пауэра?

Черный Плащ покачал головой.

— Нет. У Пауэра «ключа» нет… и, по его словам, никогда не было. А эту вещицу отдал мне Мегавольт — и, кажется, вполне искренне рвал на себе волосы, когда я сказал, что не в моих полномочиях взять его на заключительное действие фарса. Очень уж ему хотелось посмотреть, действительно ли эта штука в нужный момент сработает…

— А что, — хрипло, с трудом сдерживая нервный смешок, спросил Антиплащ, — она может и не сработать? Не пора ли нам это… проверить, а?

— Не пора.

— Что значит «не пора»? — У Антиплаща пересохло во рту. — Осталось всего полчаса… ты, дефектив хренов! Сними с меня эту штуку… немедленно! Какого чёрта ты опять от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты оказал мне одну услугу…

— Какую услугу?!

— …которая будет полезной не только мне, но и тебе. Ты уверен, что Войта убил именно Пауэр?

— При чем здесь… Разумеется, уверен!

— А я — нет. И в суде, чтобы доказать его виновность — и твою невиновность, — кроме ничем не подкрепленных догадок и предположений, предъявить нам будет нечего.

— Но пуговица, которую я отправил тебе в конверте…

— Пуговица, конечно, вещь хорошая и замечательная, но, в конце концов, это — всего лишь косвенная и притом единственная улика, и ловкому адвокату ничего не стоит не оставить от основанного на ней обвинения камня на камне. Короче говоря — этого мало.

— И что тебе еще надо?

— Чистосердечное признание.

— От меня? — угрюмо спросил Антиплащ.

— От Пауэра, болван. Ты что, совсем уже ничего не соображаешь?

— Тебе бы так досталось резиновой дубинкой по голове, ты бы тоже ничего не соображал, — вяло (даже на ругательства у него не осталось сил) огрызнулся Антиплащ. — Из меня чуть мозги через нос не вытряхнули…

— Н-да, обработали они тебя здорово. — Дрейк невольно покосился на распухшую, иссиня-багровую физиономию двойника. — Ну, тем больше у тебя будет оснований припомнить Пауэру обиды. Хочешь пообщаться с ним наедине? Уверяю тебя — в твоих собственных интересах как можно быстрее и результативнее его расколоть… А для этого, уж извини, мне необходимо, чтобы на запястье у тебя по-прежнему висела бомба.

Антиплащ быстро поднял голову.

— Да ну? Боюсь, мы не понимаем друг друга, Черныш.

— Напротив, — Дрейк коротко усмехнулся, — боюсь, мы слишком хорошо друг друга понимаем…

Несколько секунд они пристально смотрели друг другу в глаза.

— Нет. Это… невозможно! — со стоном прохрипел Антиплащ. — Я…

— Ты знаешь, что такое «момент истины»? — перебил Дрейк.

— Момент получения информации от подозреваемого под воздействием страха или сильнейшего стресса… Ну, допустим, знаю.

— Хорошо. Пауэр сделал все возможное и невозможное, чтобы никто из нас о бомбе не узнал. Так вот — я хочу на этом сыграть. Ты, конечно, понимаешь, что́ мне от тебя нужно… Я дам тебе диктофон и посажу в автозак к Пауэру. Как хочешь, но ты должен добиться от него признания… Подчеркиваю — добиться, а не выбить: показания, полученные путем физического насилия, никакого веса, само собой, иметь не будут. А для того, чтобы эта задумка все-таки сработала, Пауэр должен верить, что бомба вот-вот взорвется. Это создаст нужный, хм, эффект и психологический настрой. Ты меня понял?

— «Психологический настрой»! А обо мне ты подумал?! Если эта штука… рванет…

— Не ссы. Обещаю тебе, что в любом случае сниму с тебя «эту штуку» за пять минут до взрыва. Ты мне веришь?

— Нет!

— Я дам тебе слово, — помолчав, сказал Дрейк. — Тебе этого мало?

— А если я откажусь?

Черный Плащ пожал плечами.

— Мы останемся с тем, с чего и начали: с практической невозможностью доказать как пауэровскую виновность, так и твою невиновность. Да и потом, тебе что, трудно справиться с таким простым делом? Ты ничего не потеряешь… кроме возможности плюнуть в перекошенную от ужаса физиономию Пауэра. Кроме того, это в любом случае зачтется тебе как посильная помощь следствию. Я бы на твоем месте от такой возможности не отказывался…

— Ты — не на моем месте, Черныш! Черт возьми, хотел бы я на тебя посмотреть, если бы ты действительно оказался на моем месте...

— Время идет, — Дрейк непринужденно повел плечом. — Решай живее. Пять минут мы уже ухлопали коту под хвост.

Но Антиплащ медлил с ответом… Провел рукой по лбу. Осторожно потрогал опухшую скулу. Машинально потер ладонью подбородок. Не верить Чернышу у него как будто не было оснований — но все же… все же… Что-то было не так. Понимающе-насмешливая ухмылочка двойника ему абсолютно не нравилась, и в словах угадывался неведомый подвох — но у Антиплаща не было ни сил, ни желания над этим размышлять, анализировать ситуацию и пытаться обнаружить потаенный умысел. Он искоса взглянул на своего двойника — Дрейк Маллард сидел на трухлявом еловом пеньке, словно в кресле правителя всея Сен-Канара и Калисоты: самоуверенный и самодовольный, скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу, беспечно пожёвывая травинку; глаза его хитровато посверкивали из-под полей шляпы, уголок рта чуть заметно кривился, а из нагрудного кармана черной кожаной куртки выглядывал красновато-белый краешек сигаретной пачки…

— Не знал, что ты куришь, — безучастно заметил Антиплащ.

— Что? Не курю, — буркнул Дрейк. — Просто ношу при себе на всякий случай. Свидетели разные попадаются… Кого-то угостишь сигареткой — глядишь, язык лишний раз и развяжется.

— Дай курнуть.

— Хо! Не знал, что ты куришь!

Антиплащ мотнул головой.

— Не курю. Только если очень уж припечет. — Он прикурил от предложенной зажигалки, несколько раз резко, жадно затянулся и бросил едва початую сигарету в кусты. — Ладно, уболтал. Пошли! Только поживее.

Он действительно очень живо поднялся — но тут же был вынужден схватиться за ближайший березовый ствол и опуститься обратно на траву, чтобы переждать приступ слабости и головокружения. Черный Плащ смотрел на него косо, хмуро, закусив губу, точно борясь с желанием раздраженно встряхнуть его за грудки — потом все-таки шагнул ближе и, поддержав двойника под локоть, помог ему подняться. Вместе они потащились вверх по склону оврага, по широкой просеке, промятой в траве катящейся бочкой — туда, где горели прожектора, тревожно чередовались голубые и алые всполохи, слышались голоса и шум работающих моторов, эхом отдающиеся у Антиплаща в голове. Его знобило, точно в приступе горячки, и адски болел бок, и ноги были будто из вареной лапши, и больше всего на свете ему хотелось лечь на траву, закрыть глаза и… сдохнуть наконец всем на радость?

Черта с два!

В какой-то момент у него мелькнула мысль: скрутить Черныша «петлёй дракона», выхватить у него из кармана заветный «ключ» и нырнуть в кусты, в серую предрассветную мглу — но тут же он отмел это соображение как бестолковое и заведомо обреченное на провал: во-первых, у него нет геренитов, чтобы активировать «ключ», во-вторых, он слишком устал, чтобы оторваться от неминуемого в таком случае преследования, а в-третьих, с Чернышом, что ни говори, ему сейчас попросту не справиться: несмотря на рассеянный вид и расслабленную на первый взгляд позу, Черный Плащ бдителен, хорошо вооружен и держится начеку. Интересно, что́ же все-таки на уме у этого вшивого полицейского пройдохи, хотелось бы знать… Сейчас, до поры до времени Анти ему необходим — для того, чтобы без особых усилий расколоть Пауэра и добиться от него признания, — но потом…

Какой ему смысл оставлять Антиплаща в живых? Ему подворачивается такой удобный, прямо-таки сказочный, сам плывущий в руки шанс раз и навсегда избавиться от осточертевшего двойника, для этого ему даже не надо ничего делать… напротив — надо ровным счетом ничего не делать! Если никто, кроме Черныша, о бомбе не знает… ему ничего не стоит посадить Антиплаща в пустой автозак и «забыть» там минут на десять, только и всего… А затем… Что — затем?

Мне придется умолять о помощи своего злейшего врага?!

Я что, мрачно спросил себя Антиплащ, должен верить в данное Чернышом слово? Я должен верить в его, ха-ха, порядочность? В его благородство? В его верность обещаниям? В его милосердие и великодушие, в конце-то концов?

Или я сужу о нем по себе?

Как бы я поступил на его месте?

И как бы он поступил на моем?

В душе Антиплаща царили смятение и сумбур, в висках пульсировала вязкая непроходящая боль. Он чувствовал, что еще немного — и его несчастная пухнущая голова попросту разлетится на куски: с треском, как переспевшая тыква, и совершенно независимо от вмонтированной в браслет взрывчатки…

Они наконец-то поднялись на край склона. На опушке леса, еще час назад темной и пустынной, было теперь светло, шумно и тесно: беззвучно посверкивая мигалками, на травянистой площадке стояли две полицейские машины, вызванные, вероятно, из ближайшего окружного участка; чуть поодаль, у опушки леса угадывалась темная туша вертолета, похожего на гигантскую лупоглазую стрекозу. Автозак стоял на том самом месте, где Антиплащ и видел его в последний раз — неподалеку от края обрыва, но ни Пауэра, ни Бобби, ни Смита возле него не было… Их — кроме Пауэра — уже увезли в ШУШУ? Возможно… Подойдя к фургону, Черный Плащ едва заметно кивнул двум полицейским, стоявшим возле ближайшей машины, и один из них снял с пояса пару металлических колец, ярко и тонко блеснувших в луче фонаря.

Наручники.

Антиплащ нисколько не удивился.

— Это необходимо, пойми, — спокойно пояснил Дрейк. — Чтобы спектакль удался, Пауэр должен верить, что ты — абсолютно такой же заключенный, как и он.

— А это что, не так? — чуть помедлив, с кривой усмешкой спросил Антиплащ.

— Это будет зависеть только от тебя, — очень быстро, с не менее кривой усмешкой отозвался Черныш. — Надеюсь, ты все понял? Ваш разговор будет записываться на пленку. Вот тебе диктофон. — Он извлек из кармана плоскую черную коробочку, показал её двойнику и опустил красноглазый приборчик Антиплащу в карман. Шагнув к автозаку, на секунду обернулся: — Кстати, будь любезен, проясни для меня еще одну вещь... Куда ты дел очки Войта?

— Какие очки?

— Очки, которые были на старике в момент убийства. Мы перерыли всю комнату — но эти злосчастные очки как сквозь землю провалились… Ты их взял?

— Даже не думал. Когда я обнаружил старого козла мертвым, они лежали под столом… Их невозможно было не заметить!

Черный Плащ медленно кивнул.

— Значит, их взял Пауэр — перед приездом следственной группы… чтобы спрятать улику, которая, по-видимому, могла его изобличить… Ну, я так и думал. Ладно. Не будем терять времени. — Он мельком бросил взгляд на часы. — Через двадцать минут дело должно быть сделано. Это сугубо в твоих собственных интересах.

— Но не в твоих? — быстро отозвался Антиплащ.

— Полезай. — Черныш без лишних слов поднял засов и отомкнул крепкую стальную дверцу. Изнутри хлынул поток мутного желтоватого света; Пауэр, сидевший на откидной лавке возле стены, поднял голову, заслышав лязг запоров. Сощурился, глядя против света:

— Что за... — Голос его дрогнул.

Да уж, события последнего часа явно застали его врасплох, вид у него был подавленный, возмущенный и потрясенный одновременно. На бледном лице горел лихорадочный румянец, глаза были полубезумные, потерянно-бешеные, взгляд их дико блуждал по сторонам, точно не в состоянии ни за что зацепиться в потерявшем устойчивость и в одночасье перевернувшемся с ног на голову мире. На секунду остановился на Антиплаще:

— Ты-ы… — Пауэр вздрогнул. Он наконец разглядел своего нового соседа, и голос его, и без того нетвердый, сорвался до хрипоты: — Тысяча чертей! Этого… не надо! Не сюда… не этого… только не сюда…

— Что за вопли? — невозмутимо спросил Черный Плащ. — Этого — не этого, сюда — не сюда… Ты что-то имеешь против?

Пауэр прерывисто перевёл дух. Связные предложения явно давались ему непросто:

— Д-да... какого черта?.. Тебе мало того, что ты выдвигаешь против меня дурацкие обвинения, Черныш, ты ещё и этого бандита хочешь навязать мне в компанию? Ладно, я готов смириться с твоими наглостью, недомыслием и желанием выслужиться перед Хоутером, но эт-то... клянусь, уже слишком! Какого черта я должен терпеть общество этого вшивого уголовника? — Он ни на секунду не оставался в покое: нервно сжимал и разжимал пальцы, потирал подбородок, то и дело ёрзал на лавке, дергал плечами. — Прошу тебя… сделай мне одолжение… как бывшему коллеге, в конце-то концов… посади меня в другую машину.

— Зачем? — хмуро отозвался Черный Плащ. — Пускай все птички сидят в одной клетке. Я думаю, вам есть, что сказать друг другу, уважаемый… коллега. Не скучай, камрад! Дорога до Сен-Канара неблизкая… Ничего он тебе не сделает, он же еле на ногах стоит, ты что, не видишь?

Самообладание окончательно изменило бедняге Пауэру: там, в темном, дальнем углу фургона он захрипел яростно, отчаянно, по-звериному, будто попавший в капкан затравленный волк. Забормотал быстрой бессвязной скороговоркой, глотая окончания слов, даже не пытаясь скрывать прорезывающися в голосе откровенные истеричные нотки:

— Нет… нет… нет… Послушай меня, Черныш… Ты просто не знаешь… У этого типа бомба… У него на руке бомба, которая с минуты на минуту взорвется!.. Убери его от меня… Убери его от меня, ради всего святого, сейчас же, ну!

— Какая еще бомба? Первый раз слышу… Что ты несешь? — сердито, гремя засовом, отозвался Черный Плащ. — Другой машины у меня все равно нет, так что не обессудь. Встретимся в ШУШУ, там и разберемся. О`кей?

— Нет, — прошептал Пауэр. — Нет! Нет! Никакой встречи не будет! Будет как минимум два трупа, а то и больше… Верь мне, Черныш! Я говорю правду… Выпусти меня отсюда… Выпусти… Выпусти! — Он бы, наверно, бросился к дверям автозака, если бы на пути его не стоял ухмыляющийся Антиплащ; в отчаянии Пауэр отшатнулся к стене, ударился о нее всем телом, с грохотом заколотил закованными в наручники кулаками по прочному стальному борту фургона. — Выпусти меня отсюда… Я не хочу… Я не хочу умирать!.. Выпусти-и-и!!!

Дрейк, не слушая его, захлопнул за спиной Антиплаща железную дверцу и заложил засов. Вот так, да! Этим мерзавцам есть о чем друг с другом потолковать… Мимоходом он вновь взглянул на часы: тридцать пять минут шестого… Один из полицейских, подойдя бесшумно, как кот, осторожно тронул его за рукав.

— Черный Плащ?

— Да?

— Только что сообщили: герениты благополучно доставлены в ШУШУ. Через два часа их отправят в подземные хранилища Национального Банка.

— Хорошо. — Дрейк кивнул. Ну что ж… скоро все так или иначе закончится, и одной головной болью наконец-то станет меньше. Он достал из кармана «ключ» и небрежно повертел его в руке — без геренитов эта штука бесполезна и, в сущности, никому не нужна… выбросить разве ее в овраг? Или все-таки оставить… на долгую память? Антиплащ явно не оценит такой шутки… Впрочем, бог с ним, с Антиплащом — главное, записать признание Пауэра на пленку, а потом… Дрейк не додумал свою мысль до конца: со вздохом опустил «ключ» в карман и, подойдя к зарешетченному окошку фургона, весь обратился в слух — ему хотелось быть в курсе того, что происходит внутри…