Вероника Моул горько плакала на своей кровати, уткнувшись лицом в подушку. Ах, как ей было жаль себя! Столько усилий она потратила, такой сложный план успешно воплотила в жизнь! И вот, когда до счастья уже рукой подать — все её радужные надежды разбились вдребезги об упрямство собственной матери!.. Неужели ей придётся покориться и выйти-таки замуж за Сириуса?
…Слёзы заканчивались, от всхлипываний уже кололо в груди. Вероника села на кровати. С негромким хлопком на пороге появилась её домовичка Тибби, она держала большой поднос с ужином.
— Хозяйке нужны силы, — пропищала она, — хозяйке нужно успокоиться и покушать. Тибби принесла ужин хозяйке. И успокоительный отвар.
Вероника глубоко вздохнула и вытерла глаза ладонью. Голодом себя морить она не собиралась. Ей действительно нужны силы для борьбы. За своё собственное счастье, со своей собственной матерью. О Мерлин, разве когда-нибудь она могла подумать, что хотя бы в мыслях захочет бороться с мамой!..
Поднос с едой повис прямо перед девушкой, маня приятными запахами. Она залпом выпила отвар и приступила к еде.
«Интересно, что мама сказала, почему меня нет на ужине? — думала она. — Наверное, что мне нездоровится, что это обычное дело для пятнадцатилетней барышни… Вряд ли она рассказала об истинной причине… Протеус, наверняка, раздуваясь от гордости, демонстрирует всем свой рубиново-красный диплом… Да, все похвалы для него более чем заслуженные. Интересно, если он захочет жениться на другой девушке, не на той, что выбрали родители, его тоже будут запирать в комнате? Да нет… Протеус не будет устраивать скандал. И рыдать как я не будет. Это не в его характере. И всё-таки, что сделал бы мой разумный братец, если бы родители не одобрили его невесту? Конечно, это всего лишь мои умствования, разве могут родители не одобрить невестку с фамилией Гринграсс, будь она даже лицом и характером похожа на гоблина?.. Да, но вдруг Протеус опоздал? И руку его девушки уже кому-то пообещали? Интересно, её родители будут так же упрямы? Или всё-таки согласятся выдать её за того, кто ей по душе, даже отменив прежнее обещание? Мерлин с Морганой, я же всегда думала, что мама меня любит, понимает и во всём поддержит! Почему же, почему она так упёрлась?!»
Сама не заметив, Вероника опустошила все тарелки. Довольно скалясь, Тибби исчезла с подносом. А в комнату кто-то постучал.
— Входите, — вздохнула девушка и уселась на кровати, обхватив колени руками.
— Я так и не успел поздравить тебя с окончанием учебного года, — ласково усмехаясь, пророкотал Арфанг Лонгботтом. Он вошёл, небрежным взмахом волшебной палочки подвинул кресло и расположился в нём. — Тебе и правда нездоровится? Вид у тебя, дорогая… прямо скажу, не очень.
«Если кто-то и сможет мне помочь — то только дедушка!» — подумала та и с надеждой воззрилась на него.
— Твоя мать после разговора с тобой была просто-таки в ярости, давно я её такой не видел. А ты вылетела в слезах, едва не растоптав меня. Расскажи мне, что произошло, дорогая.
…И она рассказала. И про Джеймса, и про разговор с матерью. Ещё и все свои мысли выложила. Даже о том, чем хотела «пригрозить». Пока говорила, опять расплакалась. Рассеянно взмахнув палочкой, дед тут же призвал ей большой носовой платок. Обычное жизнерадостное выражение его лица сменилось задумчивостью и даже некоторой печалью. Какое-то время они молчали.
— Ну, вот что, дорогая, — наконец, сказал он, — моя дочь Пандора очень любит вас всех, своих детей. И не возражай, я знаю, что говорю. Когда она носила каждого из вас под сердцем — ей подолгу приходилось лежать в лечебнице. Рождение каждого из вас было чудом и благословением её любви. К вам, а в первую очередь — к Мариусу. Могу признаться, когда она заявила, что выходит за него замуж, мы с Каллидорой не были в восторге от её выбора. Ну, кто такие Моулы? Разве это столь же выдающиеся волшебники, как Лонгботтомы, не говоря уже о Блэках? Да, одна из них была ректором Хогвартса, но и только. А Калли тогда была одержима идеей «вернуть под сень фамилии Блэк» своих потомков. Для этого ей «всего-навсего» надо было выдать замуж Пандору за кого-то из них. Я даже подозреваю сейчас, что ей было по большому счёту всё равно, за кого. Выбор как-никак был. Но наша красавица-дочь влюбилась в Мариуса Моула, похоронив этим мечту своей матушки.
— Но ведь вы не запирали её в комнате, веля «подумать над своим поведением».
— Верно, такого не было. Но ведь и договорённости с Блэками ещё не было.
— Но раз так, раз она… мама вышла замуж по любви и в какой-то степени против воли родителей, то почему она не хочет, чтобы я сделала так же?!
— Потому что, — он вздохнул, — сейчас время другое. И люди другие. И даже Блэки другие. Они всегда были сильными волшебниками, но с каждым поколением представители «древнейшего и благороднейшего» рода Блэк всё больше кичились чистотой своей крови и тяготели к чёрной магии. Я уж промолчу, как портился характер этих представителей.
— Тогда тем более не понимаю, почему мама настаивает, чтобы я вышла замуж за Сириуса Блэка. Если у него такой уж скверный характер, хотя я бы так не сказала.
— Да дело не в нём. Дело в Вальбурге. Получив отказ в желаемом, она вполне способна на лютую ненависть и месть. И может не ограничиться местью только Пандоре.
— О Мерлин! Мама боится тёти Вальбурги? — Вероника побледнела. — И ты тоже?
Арфанг посмотрел на неё долгим печальным взглядом.
— Если твоя мама и боится, то в первую очередь за вас. За тебя, например. И за Протеуса — нашу гордость. И за Миллидора — нашу надежду и опору.
Внезапно Вероника почувствовала, как её лоб покрылся холодным потом.
— …И за М-марсию? — прошептала она.
— Нет, — нахмурился дед, — я думаю, Марсии пока ничего с её стороны не угрожает. Пока она невеста Регулуса Блэка. Но вот тебя проклясть бесплодием, если ты не станешь миссис Блэк — мадам Вальбурга способна запросто. Навести безумие на Протеуса — тоже. Прислать отравленную мантию Миллидору — легче лёгкого.
— А что же тогда делать, дедушка? — опять всхлипнула Вероника.
Он замолчал, покачивая ногой и волшебной палочкой. Потом он резко и упруго, как молодой, вскочил:
— Самое простое — откажись от своей любви и стань миссис Блэк.
На этот раз Вероника не зарыдала. Она распахнула глаза, жалобно уставилась на деда и прошептала:
— Это невозможно. Без Джеймса я умру.
Арфанг зажмурился как от боли и прошептал что-то очень похожее на «Пандора! В точности как Пандора».
— Ну, раз так… — промолвил он хрипло, кашлянул и сказал уже решительно: — Значит, нужно сделать так, чтобы Вальбурга сама отказалась от помолвки Сириуса с тобой.
— А… А это возможно?
— Не уверен. Но я поговорю с ней. Успокойся, дорогая. Я постараюсь быть очень убедительным.
— А если у тебя не получится?
— Тогда и будем дальше думать. Мне на ум приходит ещё пара вариантов, но… знаешь ли, всё-таки сначала я поговорю с Вальбургой.
* * *
Пандора Моул готовилась к помолвке, а затем и свадьбе, своей дочери, вышивая приданое, а Вальбурга Блэк сегодня занялась не менее полезным и увлекательным делом: рассматривала свои драгоценности, выбирая что подарить будущей невестке. Шкатулка из серебра, усыпанная жемчугом и изумрудами, и сама была драгоценной, но таила в себе просто несметные сокровища. Вальбурга подвесила перед собой большое зеркало, вынимала то одно украшение, то другое, примеряла, любовалась… И делала всё это так долго и тщательно, что, казалось, уже и забыла, зачем, собственно, открыла свою сокровищницу.
В камине, где горело ровное небольшое пламя, вдруг раздался треск, и огненные языки высоко заплясали. Вальбурга перевела взгляд на камин, и к своему неудовольствию увидела там лицо Арфанга Лонгботтома.
— Добрый вечер, мадам Блэк, — вежливо сказала огненная голова.
— Добрый вечер, мистер Лонгботтом. Чему обязана?
— Я хотел бы поговорить. Прямо сейчас, если возможно.
— Это нельзя ли отложить? Ориона ещё нет дома.
— Я не хотел бы обсуждать свой вопрос в присутствии Ориона. Мне нужно поговорить именно с вами. Это действительно важно. Вы же знаете, я не посмел бы беспокоить вас по пустякам.
Она помолчала, поджимая губы. Ей не очень хотелось разговаривать с Арфангом, но в ней проснулось любопытство.
— Хорошо. Можете прибыть, мистер Лонгботтом. Камин в гостиной.
Лицо исчезло. Вальбурга не торопилась покидать свою комнату и спускаться к гостю. Она не стала снимать надетые украшения, лишь закрыла шкатулку, произнесла запирающее заклинание и отправила шкатулку за потайную панель в стене. Она расправила складки мантии, ещё раз посмотрела в зеркало, убеждаясь, что прекрасно выглядит, и только потом вызвала домового эльфа.
— В гостиную прибыл гость. Окажи ему внимание, но не слишком усердствуй. Скажи, что я спускаюсь.
Эльф низко поклонился и исчез.
… Когда она неторопливо шагнула в гостиную, Арфанг сразу же вскочил с кресла, где расположился с кубком в руке. Кубок остался плавать в воздухе, а Лонгботтом поклонился:
— Как всегда, вы великолепны, мадам.
— Как всегда, вы галантны, сэр, — холодно отозвалась Блэк и слегка кивнула. — Комплимент принят, переходите к делу.
Он подошёл и поцеловал её руку.
— Я не в силах переходить к делу, пока не выразил всё своё восхищение сполна.
Она невольно улыбнулась.
— Эти рубины ослепительны, мадам.
Действительно, крупные рубины в диадеме, серьгах и колье старинной гоблинской работы словно искрились и горели внутренним огнём в ажурной золотой оправе.
— Не буду с вами спорить, сэр. Именно этот гарнитур я собираюсь подарить вашей внучке Веронике на помолвку с моим сыном Сириусом. Красный с золотом, понимаете ли… не совсем мои цвета.
На мгновение он замер, переводя дыхание. Признаки его волнения не укрылись от проницательного взгляда Вальбурги.
— Вот как раз об этой помолвке я и собирался поговорить.
— Это кстати, — повела она рукой в сторону кресел. — Присаживайтесь. Я ещё не обсуждала детали церемонии с вашей дочерью, но, если желаете, могу обсудить их с вами.
— Не будем спешить, мадам. Я узнал некоторые обстоятельства, а потому вынужден просить вас… буквально умолять… отказаться от этой помолвки.
Она вздрогнула и воззрилась на него. Потом слегка нахмурилась:
— Если это одна из ваших обычных шуток, мистер Лонгботтом, то уверяю вас, она не смешна и не уместна.
— Я как никогда серьёзен, миссис Блэк. Эта помолвка в любом случае не состоится, а потому в ваших же интересах, во избежание огласки и позора, отменить её по собственной воле.
— Огласки и позора следует бояться в первую очередь вашей семье! — слегка повысила она голос.
Арфанг спокойно кивнул:
— Да, разумеется. Но Лонгботтомы и Моулы не настолько щепетильны в отношении своей репутации, как Блэки. Со всем уважением, мадам. Поэтому я и сказал, что просто отменить помолвку — в ваших интересах.
— Что ж, для подобного шага должна быть серьёзная, очень веская причина. Извольте назвать её.
— А причина столь же серьёзна, сколь и проста. Сириус не любит Веронику. Вероника не любит Сириуса. Она любит другого юного джентльмена.
Вальбурга опять вздрогнула и схватилась за узкий кружевной ворот, словно тот вдруг стал её душить.
— Эта помолвка важна для моей семьи и выгодна для вашей.
— Верно. Но даже ради выгоды я не хочу, чтобы моя старшая внучка стала несчастной.
Вальбурга глубоко вздохнула, сжала губы и раздула ноздри. Арфанг казался спокойным, но с силой сжимал одной рукой другую.
— А если я не отменю помолвку?
— Тогда, как старший в семье, её отменю я.
— И ваша семья, которая на самом деле не ваша, мистер Лонгботтом, поплатится за это.
— Родителей моего зятя нет в живых, иначе здесь стояли бы они. А я всё ещё попираю эту землю и по-прежнему ответственен за мою дочь и её детей, может быть, не по закону, но по чести. И если это необходимо, я готов нести эту ответственность и «поплатиться», как вы изящно выразились. Только я один.
— Нет! — сверкнула она глазами, в которых как будто полыхнуло то же пламя, что и в огненных рубинах, обрамляющих её бледное лицо. — Понесут кару все! И Лонгботтомы, и Моулы! И в первую очередь, Пандора и Вероника!
— Прошу тебя, Вальбурга. Будь великодушна. Не обрекай мою внучку на несчастный брак. Ведь если она будет несчастна, разве она сможет сделать счастливым твоего сына?
Пламя в глазах Вальбурги погасло. Она зашаталась, Арфанг подхватил её под руку и усадил в кресло. Потом он призвал кубок с вином и подал ей. Она жадно выпила и слабо кивнула в знак благодарности.
— Как вы можете быть столь уверенным, что брак Вероники и Сириуса будет несчастным? — хрипло прошептала она. — В своё время я… Вы же знаете об этом лучше, чем кто бы то ни было.
— Я знаю, — совсем другим тоном, гораздо мягче, заговорил он. — Потому и пришёл именно к тебе с этой просьбой. Твой брак счастливый, Вальбурга? То есть, более счастливый, чем если бы ты вышла замуж за моего сына Прометеуса? А может быть, ты и не хотела за него замуж, и всю эту пафосную историю с необходимостью пожертвовать своей любовью ради семьи просто выдумала? Может, ты и не любила моего сына, и тебе вообще было всё равно, что своим отказом ты разбила ему сердце? Потому что я был уверен, что представители рода Блэков за свою любовь готовы биться хоть со всем миром. Именно такое намерение в своё время показала Каллидора Блэк. Потом — её дочь. А сейчас и её внучка. А что скажешь ты?
— Вы прекрасно знаете, какова была моя ситуация, — что-то словно надломилось в Вальбурге, она поникла плечами. — У меня действительно не было выбора. Либо я выхожу замуж за троюродного брата и рожаю двух, трёх, — как можно больше, — мальчиков, для продолжения нашего рода. Либо фамилия Блэк больше не будет горделиво звучать в магическом мире. Альфард вообще не собирался жениться, даже про бастардов его никто не слышал. У Сигнуса были три дочери, и по состоянию здоровья Друэлла не могла больше родить. Орион тоже не собирался жениться, пока на него не накинулись Арктурус и Мелания, пригрозив изгнанием из рода. Мои родители и его родители буквально силой заставили нас заключить этот брак. Никому не было никакого дела, занято моё сердце или нет. И всё равно, не смейте говорить, что я не любила Прометеуса!
— Но ты не стала бороться за свою любовь.
— Я не могла! — с болью воскликнула она. — Моя семья… Ах, вам не понять!
Она махнула рукой и отвернулась, скрывая внезапно выступившие слёзы, и сама удивилась мысленно: «Ну, надо же, а ведь я уже забыла, каково это, плакать…»
— Пощади девочку, Вальбурга, — тихо и мягко промолвил Арфанг. — Отпусти её. Не мсти ей. Пусть внучка Каллидоры Блэк и племянница Прометеуса Лонгботтома будет счастливой с тем, кого любит. Ради Прометеуса, если для тебя он всё-таки что-то значил. Ради его памяти.