Мешать соединенью двух сердец... (джен)

Глава 33

— Поверить не могу, — обратился Родольфус к Гермионе. — Сначала Кингсли , потом Невилл. Свобода, моя старая палочка, рояль профессора… День чудес, не иначе.

— А Невиллу вы солгали, — заметила Гермиона.

— Солгал, — легко согласился Лестрейндж. — А зачем ему правда? Пусть сохранит образ отца чистым и незапятнанным. Ему так будет легче, а вот мне от того, что я вылью грязь на его батюшку, легче не станет, так зачем вытаскивать на свет подробности школьной драки тридцатилетней давности? Всё действительно в прошлом, мисс Грейнджер.

Однако его затуманившиеся глаза, взгляд, наполненный болью, говорили о другом.

* * *

- Белла, позволь пригласить тебя…

— Лестрейндж, у тебя с Беллой вся жизнь впереди, — оттеснил его Яксли. Беллатрикс охотно приняла приглашение Корбана и они элегантно закружились в танце. Родольфус с досадой проводил их взглядом и отошёл к стене.

— Сестричка в своём репертуаре, — хихикнула рядом Нарцисса Блэк. — Привыкай, Дольф, по-другому не будет. Люциус, мы идём?

— Я, вообще-то думал…я хотел, — промямлил Малфой, но Нарцисса, решительно подхватив его под руку, стремительно направилась к выходу.

— Репертуар у вас общий, сестрички Блэк, — усмехнулся про себя Родольфус, снова отыскав взглядом Беллатрикс и любуясь её изящными движениями. Она перехватила его взгляд и крепче прижалась к Корбану.

— Не переживай, Роди, она просто тебя дразнит. — Симпатичная круглолицая девушка с добрыми глазами сочувственно взглянула на него.

— Я знаю, Алиса, — кивнул Родольфус. — Спасибо.

— Я слышала, со дня на день вы объявите о помолвке?

— Да, в первый день Нового года, — Лестрейндж расплылся в счастливой улыбке.

Собеседница Родольфуса явно не разделяла его восторга, хотя изо всех сил старалась этого не показывать.

— Роди, извини, но ты уверен, что Белла тебя любит?

— Алиса, ты сейчас точно как моя мать, она тоже постоянно задаёт мне этот вопрос, а ещё проверяет меня на любовные чары и воздействие Амортенции, — засмеялся Родольфус, и, тут же посерьёзнев, ответил. — Я люблю. Этого достаточно.

— Роди, папа приглашает тебя к нам на каникулах.

Родольфус замялся.

— Спасибо, я очень благодарен профессору, но не знаю… Сейчас, когда я помолвлен с Беллой, а у тебя есть Фрэнк, это будет выглядеть несколько двусмысленно. Я не хотел бы причинять боль тем, кто нас любит.

Алиса, не удержавшись, бросила взгляд на повисшую на Корбане Яксли Беллатрикс. Вот уж кто не думал о боли, которую причинял!

— Мы с мамой уезжаем во Францию на все каникулы, дома остаётся только папа, и он, как всегда, будет рад тебя видеть.

— Замечательно, — Лестрейндж снова улыбнулся. — Это меняет дело. Передай профессору, что я обязательно приеду. Ненадолго — сама понимаешь, помолвка, гости...

— Папа будет ждать, Роди. Счастливых праздников!

— И тебе, Алиса!

Алиса привычно слегка прикоснулась губами к его щеке и отошла, сразу же затерявшись в толпе .

На плечо Родольфуса легла чья-то рука.

— Лестрейндж, я тебе говорил, чтобы ты держался от Алисы подальше?

— А я что, твой домашний эльф и должен тебя слушаться? — Родольфус стряхнул руку Фрэнка Лонгботтома и поморщился — от того явственно несло дешёвым огневиски.

— Давай выйдем, поговорим один на один, как мужчина с мужчиной, решим, кому будет принадлежать Алиса, — Фрэнк слегка покачивался, его налитые кровью глаза злобно смотрели на собеседника.

— Не вижу необходимости, — равнодушно ответил Родольфус. — Нам абсолютно не о чём говорить. Алиса тоже не домашний эльф, поэтому принадлежать никому не будет.

— Лестрейндж, ты трусишь? Хочешь, чтобы все, включая твою невесту, узнали, что ты трус? — повысил голос Фрэнк. На них начинали оглядываться.

— Лонгботтом, мне абсолютно всё равно. В отличие от тебя, меня никогда не заботило чужое мнение.

— Что такое, мальчики? Кто тут поминает Дольфову невесту? — Танец закончился и Белла подошла к ним.

— Да вот, зову твоего жениха выйти на пару слов, а ему страшно, — ухмыльнулся Фрэнк, по-прежнему сверля глазами собеседника.

— Дольф, что я слышу? Ты отказываешься сломать кости гриффиндорцу, который, к тому же на год младше тебя? — Беллатрикс презрительно сощурилась. — Может, мне пойти с ним поговорить?

Родольфус покраснел.

— Белла, он же пьян, он и на ногах не устоит. Пусть хотя бы протрезвеет, — примирительно проговорил он. — Не вижу смысла в таких разговорах .

— Дольф, — Беллатрикс обвила руками шею Родольфуса, — давай так. Ты выйдешь с ним, скажешь пару слов и вернёшься, а я весь вечер буду танцевать только с тобой. До конца бала ещё уйма времени. Такой смысл тебя устроит?

Родольфусу по-прежнему не нравилась эта идея, но он понимал, что теперь его отказ невозможен.

— Хорошо, — кивнул он и повернулся к Фрэнку. — Идём, только быстро.

— Я тебя долго не задержу, — с угрозой в голосе пообещал Лонгботтом.

— Далеко ещё? — поинтересовался Родольфус, вышагивая за Фрэнком по пустым коридорам Хогвартса.

— Пришли. Заходи.

— Фрэнк, ты спятил? — Родольфус отступил на шаг. — Это же женский туалет!

— Да ладно, это же туалет Плаксы Миртл, сюда никто никогда не заглядывает. На улице мороз и снег метёт, в коридорах вечно кто-то ошивается, здесь в самый раз. Тут нам точно никто не помешает.

Лонгботтом рывком распахнул дверь и вошёл внутрь. Родольфусу ничего не оставалось, как последовать за ним. Неуверенно озираясь, он прошёл к центру комнаты, где возвышалась мраморная колонна. За спиной скрипнули двери. Лестрейндж обернулся. Из закрытых кабинок, отрезая его от выхода, вышли трое гриффиндорцев.

— Один на один, Фрэнк? — усмехнулся Родольфус. — И кто же из нас трус?

Лонгботтом размахнулся. Родольфус присел, уклоняясь от удара, и впечатал противнику кулаком в живот. Фрэнк согнулся пополам. Лестрейндж развернулся и спокойно шагнул к двери, на ходу требовательно бросив гриффиндорцам:

— С дороги.

Конечно, его не выпустили. Конечно, справиться с тремя ему было не под силу. Когда Фрэнк, наконец, разогнулся, троица его приспешников крепко держала Родольфуса, не давая пошевелиться. Он не вырывался, понимая, что это бессмысленно, и желая лишь, чтобы всё побыстрее закончилось.

Лонгботтом с силой пнул его по голени. Нога подломилась. Второй пинок — и Родольфус стоял перед ним на коленях. Противники давили на плечи, не давая встать.

— Вот так-то лучше, — криво ухмыльнулся Фрэнк. Его друзья громко заржали. Затем он размахнулся и несколько раз ударил Родольфуса по лицу, приговаривая:

— Никогда… больше… не подходи… к Алисе. Ты понял? — Он наклонился к Лестрейнджу, обдав его перегаром.

Родольфус резко выбросил голову вперёд, целя лбом в переносицу. Удар снизу вверх получился смазанным, но всё же достиг цели, из разбитого носа Фрэнка хлынула кровь. Лонгботтом ударил Родольфуса ногой в грудь с такой силой, что едва не опрокинул и Лестрейнджа, и его конвоиров, затем отошёл к раковине, пытаясь остановить кровотечение.

— Ох, зря ты это, — негромко сказал один из гриффиндорцев. — А ведь мог отделаться легко.

— Тебе конец, тварь слизеринская, — прогнусавил вернувшийся Лонгботтом. Кровь остановилась, но нос стремительно распухал. — Ты сам напросился. Тащите его сюда, — он кивнул в сторону кабинок.

Троица подтянула Лестрейнджа к Фрэнку.

— Держите крепко, — приказал он друзьям и дёрнул на себя правую руку пленника, разжимая пальцы. Что он задумал, Родольфус понял лишь тогда, когда Фрэнк протолкнул его ладонь между дверью и косяком.

— Фрэнк, хватит. Не надо, прошу тебя, не делай этого. Пожалуйста. — Сейчас ему было плевать на гордость.

— Просишь? — Лонгботтом резко рванул дверь. Руку от кисти до плеча прошила боль, хруст ломаемых костей громом отозвался в ушах. Родольфус замолчал. — Поздно, Лестрейндж. Но мне нравится, как ты просишь. Проси ещё, а то повторю.

Родольфус не произнёс ни слова.

— Хорошо. Вижу, тебе понравилось. Так и быть, для тебя на бис. — Ещё один рывок, ещё одна вспышка боли, снова хруст. — Проси меня прекратить! Давай!

Молчание. От очередного рывка он едва не потерял сознание.

— Фрэнк, хватит. С него достаточно, — остановил его один из приятелей. — Нарвёмся на неприятности. Одно дело пару раз по морде дать, а другое дело изувечить. Как бы нас из Хогвартса не попёрли.

— Эд, что ты несёшь? — засмеялся Фрэнк. — Когда это гриффиндорца при Дамблдоре исключали из Хогвартса, да ещё за слизеринскую плесень? Ну, снимет двадцать баллов с Гриффиндора, потом пятьдесят добавит. Ладно, будем считать, что наш пианист своё получил. А чтоб не возникало соблазна бежать жаловаться… — он вытащил из-под мантии начатую бутылку. — Придержите ещё чуток.

Схватив Родольфуса за голову, Лонгботтом попытался влить ему в горло огневиски. Лестрейндж мотал головой и отплёвывался, но несколько глотков всё же пришлось проглотить. От омерзительного вкуса его чуть не вырвало. Остальное попало на одежду.

— Ну вот, — удовлетворённо кивнул Фрэнк, бросая в угол пустую бутылку. — Теперь будут считать, что он пьян и сам нарвался, как оно, собственно, и произошло. Я его предупреждал много раз. Жаль, пришлось остатки бухла на него потратить.

— Лестрейндж, ты нам должен огневиски, — снова заржали гриффиндорцы, и отшвырнув его на пол, ушли.

Какое-то время Родольфус, не двигаясь, сидел на полу, потом встал, неуклюже действуя левой рукой, кое-как привёл себя в порядок, развязал галстук и, помогая себе зубами, туго стянул распухшую изуродованную ладонь. Каждое движение отдавалось болью, но эта боль отвлекала его от другой, которая уже пробивалась в сознание и которую он ещё не готов был впустить. Всё кончено. Он больше не будет играть. Не с такой рукой.

Когда он вернулся в зал, его лицо было совершенно спокойным, лишь глаза выдавали, что случилось что-то невыносимо страшное. Они были застывшими, пустыми. Мёртвыми.

В этот раз Беллатрикс танцевала с Розье.

Родольфус не стал дожидаться окончания танца, а проталкиваясь между танцующими, подошёл к ним.

— Белла, я вернулся.

— Дольф, а подождать ты никак не можешь? — возмутился Розье.

— Извини, Эван, у нас уговор, — верная своему слову Белла перетекла от него к Лестрейнджу.

— Долго ты. Фрэнк уже давно тут. Физиономию ты ему красиво разукрасил, стало гораздо лучше, чем было. А ты что, отметил уже? — она принюхалась.

— Глоток, — деревянно усмехнулся Родольфус, осторожно кладя ей на плечо обмотанную галстуком руку.

— Может, заглянешь в Больничное крыло? — кивнула на повязку Белла.

«Нет смысла», — подумал про себя Родольфус, сказав вслух:

— Только после бала. А вообще, само пройдёт. Выпью костероста.

— Не пойму, что в тебе изменилось, — задумчиво произнесла Беллатрикс, — но таким ты мне больше нравишься. Дольф, на каникулах будет инициация. Для лучших из лучших. Ты не ходил к Нему, но ради меня и твоего отца Он тебя примет. Присоединишься к нам?

— Конечно, — не раздумывая, кивнул Родольфус. — Разве у меня есть другие варианты?

— Определённо, таким ты мне очень даже нравишься, — Беллатрикс плотнее прижалась к нему.

Родольфус уверенно вёл в её танце. Его лицо было спокойным, на губах играла небрежная улыбка, лишь глаза оставались мёртвыми, а внутри поднималось что-то мрачное, жестокое, страшное, о чём он в себе даже не подозревал, и со всей яростью обрушивалось на мальчика с восторженно-доверчивым взглядом. Мальчик отчаянно сопротивлялся, он не хотел умирать, но силы были слишком неравны, его сопротивление становилось всё слабее и слабее, пока он, наконец, не затих окончательно.

* * *

— Мистер Лестрейндж! Родольфус! Что с вами? Очнитесь! — кто-то тряс его за плечо.

Родольфус непонимающе вертел головой, пытаясь сообразить, где находится. На него встревоженно смотрела Гермиона.

— Вы в порядке? Вы так странно выглядели. Мы говорили, а потом вы вдруг замолчали, перестали реагировать — Гермиона не стала упоминать ни остекленевшие глаза, ни тяжёлое дыхание, ни бешено колотящееся сердце, от которого грудь Лестрейнджа ходила ходуном.

Родульфус какое-то время бессмысленно смотрел на неё, потом окончательно пришёл в себя.

— Извините. Иногда я будто проваливаюсь в прошлое и застреваю там, — сипло произнёс он, глядя на правую руку и словно удивляясь тому, что она выглядит нормально.

«Просила же Невилла не начинать этот разговор!» — подумала Гермиона.

— Не знаю, что тогда нашло на Фрэнка, — Родольфус не столько говорил с Гермионой, сколько продолжал размышлять, теперь уже вслух. — Скорее всего, просто был пьян. Оставшиеся полтора года, что я учился в Хогвартсе, мы больше не сказали друг другу ни слова. Если сталкивались, проходили мимо друг друга, будто незнакомцы. Не знал, что он рассказал всё Алисе.

Что бы там ни было, — Лестрейндж махнул рукой, — Фрэнк рассчитался за то, что было между нами. Счёт закрыт. Мы оба всё потеряли, но я хоть в своём уме остался.

Гермиона демонстративно вздохнула и скептически покачала головой. Родольфус недоумённо приподнял бровь и вдруг искренне, заразительно рассмеялся. Девушка тоже улыбнулась.

— Вы ведь говорили, что разрабатывали руку всё то время, что были в Азкабане. Может, всё не так страшно, как вы думаете? Сразу после перелома, может, было слишком рано, — спросила она, желая поддержать Лестрейнджа.

— Не знаю, Гермиона, — вздохнул тот. — Посмотрим.

С негромким хлопком рядом с ними материализовался Невилл.

— Всё нормально, доставили, — обратился он к Лестрейнджу, потом взглянул на Гермиону. — Герми, нам, наверное, пора?

— Да, — кивнула девушка.

Невилл кивнул Родольфусу и вышел.

Родольфус взглянул на Гермиону.

— Спасибо. За всё спасибо. Благодаря вам я понял, что люди разные. А вы действительно отличаетесь от всех.

Девушка неожиданно для себя обняла его. Родольфус деликатно прижал её к себе и она ощутила холодную тяжесть медальона у него на груди.

— Прощайте, мистер Лестрейндж, — тихо произнесла она, отступив на шаг, в последний раз взглянула на Родольфуса и вышла.

Невилл что-то рассказывал. Гермиона его не слушала. Когда они переходили через улицу, она оглянулась. Родольфус стоял в окне и смотрел им вслед. Встретившись с ней глазами, он улыбнулся, помахал рукой и исчез.

— Гермиона, ты вообще меня слушаешь? — обиженно поинтересовался Лонгботтом.

— Извини, Невилл,нет, — честно призналась Гермиона. Всё закончилось, и закончилось хорошо. Но почему же ей было так грустно…

* * *

Посреди большой Земли у судьбы на перевале

Повстречались две любви и друг друга не узнали.

У одной любви всегда — майский день и птичье пенье,

У другой любви — беда и плохое настроенье.

Им бы заглянуть в глаза, одарить друг друга счастьем.

«Добрый день!», — одной сказать, а другой ответить: «Здравствуй!»

Та, которая легка, позабыла встречу эту,

За другой теперь тоска вслед таскается по свету.

Посреди большой Земли у судьбы на перевале

Повстречались две любви, и друг друга не узнали.

(стихи Н. Олева)