Лягушка Алхимическая (джен)

Пока я рефлексировала, лёжа на животе в своей комнате, успел приехать Исаак. Я провалялась мешком примерно час до того, как Франкенштейн решил пресечь мои дальнейшие попытки уйти в себя глубже, чем я уже окунулась. Ну, надо заметить, что по своему миру я почему-то страдала не так долго, как можно было бы предположить. Ковёр был мягким, и мне очень уютненько на нём лежалось — настолько, что я умудрилась в деталях вспомнить, каково было ощущение отделения души от тела. Точнее, их размазывание по ткани мироздания, а в той субстанции было не понять, где что. Однако это натолкнуло меня на мысль, что некоторая часть преобразования философского камня именно это и сделает — отделит душу от тела. Проблема только в том, что завершение его душу свяжет, пока она не иссякнет и, соответственно, не исчезнет. Значит, надо было максимально детально разобраться с тем, как происходит отделение и как избежать заключения, потому что, если честно, не хотелось проверять, выдернет или не выдернет.

Я поняла, что ко мне опять вломились без стука, по скрипнувшей половице. По идее, если кто-то прокрадывается к тебе в спальню, надо как минимум вскочить и посмотреть на него — вдруг меня убивать пришли. Но я неожиданно осознала, что у меня меня всё затекло. Вторженец приблизился, и перед моим носом возникли розовые тапочки.

— Ты пришла в себя? — спросил Франкен.

— Я никуда и не выходила, — глухо отозвалась я. Я бы и плечами пожала, но они отказывались шевелиться.

— Ты не хочешь спуститься, скажем, поужинать? — вздохнул он.

— Я хочу для начала подняться, — хмыкнула я. — А ты пришёл с целью какой?

— Не могу сказать, что хорошо тебя знаю, хотя мы и живём под одной крышей больше года, но для тебя, как мне кажется, странно пролежать вот так целый час, — сообщил Франкен.

— Это странно для абсолютно любого человека, — я подтянула-таки руки и начала подниматься. Процесс предстоял непростой. — Как минимум физиологически. Шея теперь болит… Я просто задумалась.

— Думать можно было и в куда более удобном положении, — он усмехнулся. — Или тебе для эффективной работы мозга необходим дискомфорт?

— Вообще-то нет, — поморщилась я, собрала волю в кулак и встала. Конечности отозвались белым шумом. — Но интересная мысль меня вроде бы посетила.

— Вроде бы? Ты не уверена? — он поднялся, сложил руки на груди и склонил голову набок.

— Ну, ты очень вовремя вырвал меня из размышлений, — хмыкнула я. — Что я пропустила?

Оказалось, что только ужин. К тому времени, как я пришла на кухню, все остальные уже разбрелись по своим комнатам. Однако Франкенштейн почему-то решил составить мне компанию, и пока я ела, сидел напротив, подперев голову рукой. Как будто ждал, когда доем, чтобы поговорить о чём-то. Этим чем-то оказалась тема закупок материалов для изготовления тел. На самом деле технические вопросы мы уже рассчитали полностью, и пора было переходить к практике. Понятия не имею, почему это известие не могло подождать до утра.

Когда утром Аделина привезла чертежи городка и отдала их Макдугалу, он расстелил их по столу в гостиной и принялся изучать. И минут через пять он расхохотался. Я даже из кухни вернулась, чтобы убедиться, что мне не почудилось. Вообще, надо заметить, Ледяной алхимик определённо как-то восстановился за те полгода, что он вернулся к службе. Его лицо стало не таким мрачным и суровым, как будто даже морщинка между бровей разгладилась. Что, интересно, делал с ним Мустанг? Потому что теперь я бы ни за что не поверила, что этот человек может быть недоволен службой в армии и стремиться к революции. Ну, добродушного дядюшку он всё же не напоминал, но и не пугал одним только взглядом.

Исаак поехал на площадку для городка вместе с Лайеном Лорни и Алексом Гровом. «Ведомости» уже писали о городке, но самого его пока не было. В воскресенье должен был выйти очередной выпуск, в котором Лайен хотел разместить фотографии самого Исаака и элементов городка. Мне идея понравилась, так что я предложила ему провести съёмку заранее, пока ничего не отломано и пока нет людей. В общем, журналисты заехали за Ледяным алхимиком в десять утра и укатили.

Мы с Франкеном тоже не стали засиживаться, а собрались и поехали за ингредиентами для тел, как бы странно это ни звучало в контексте. Погода была зимней. Ну, не то чтобы прямо минус тридцать, холод лютый, но снежок не только выпал, но и не растаял. Более того, лужи на дорогах замёрзли и превратились в лёд, что очень осложняло движение машин. К моему удивлению, вернулись с полным списком нужного мы ещё до обеда безо всяких там приключений, которых можно было бы ожидать. Если опустить детали, грубые и непечатные выражения, небольшую потасовку, двенадцать разбитых в гневе пробирок и просьбу соседей быть потише, то справились мы с Френки легко и быстро. Двадцать второго декабря, в пятницу, на столе в лаборатории в подвале лежало целое тело и рука и нога отдельно. Ну, на самом деле, готовы они были ещё в обед, но надо было протестировать вообще всё. Так что всё было готово только к вечеру. В итоге после ужина там у нас собралась вся алхимическая тусовка — мы с Франкеном, Эд, Ал и Исаак. Последний приткнулся в уголке и прикидывался тенью. Видимо, мешать не хотел, а было страсть как интересно.

— Сначала ты, Ал, — произнёс Франкен.

— Почему он? — тут же спросил Эд.

— Потому что к новой руке тебе надо будет привыкнуть, — отозвалась я. — Реабилитации, как с автобронёй, не будет, конечно, но всё равно могут быть некоторые проблемы управления некоторое возможно короткое, а возможно и нет, время. А для успешного перенесения Ала в новое тело необходимо твоё непосредственное участие.

Эдвард посерьёзнел и кивнул. Мы с Франкеном перевернули новое тело Альфонса — оно были изготовлено по большей части из полимерных материалов и углепластика, но имело и некоторые, так сказать, органические части. Пластину с кровавой печатью мы планировали разместить там, где у людей вообще находился мозг. Франкенштейн аккуратно снял часть черепа в затылочной части и отложил в сторону. Внутри головы было практически пусто, а к лицевой части примыкала стальная пластина. Именно к ней Эдвард должен был прикрепить кусочек доспехов с печатью. Шести рук там было многовато, и я отошла, чтобы не мешаться. В этом теле моя работа была полностью завершена, так что участие в пересадке души от меня не требовалось. Тем более, что Франкен действительно лучше Фреди разбирался в теме вселения душ, сиречь в големах.

После того, как Эд алхимически вплавил кусок доспехов с печатью в пластину в голове, я осознала, что затаила дыхание. Снова я начала дышать только когда молнии от преобразования угасли. Тело Ала не шевелилось.

— Ал, — позвал Эдвард. Последовала пауза в пару секунд. — Ал!

— Нам нужно перевернуть его, — произнёс Франкен.

Они с Эдом перевернули его, и я приблизилась. Несколько мгновений он казался безжизненной куклой, которой мы его сделали, но потом как будто загорелись глаза. Ну, не в смысле, что они стали светиться, а просто стали живыми. Ал моргнул, обвёл глазами собравшихся и чуть улыбнулся.

— Ал, ты в порядке? — взволнованно спросил Эд.

— Я пока не все части тела осознаю, — отозвался он. Его губы двигались, но так, будто он едва бормотал.

— Это ненадолго, — улыбнулся Франкен. — Давай-ка посадим тебя.

Он помог Алу сесть, а затем и спуститься со стола. Первый его шаг был совсем неуверенным — он покачнулся, но второй, а за ним и третий были уже твёрже. Альфонс медленно обошёл стол, попробовал двигать руками, постепенно привыкая к новому телу. И судя по прогрессу, ему нужно было не больше пары дней, чтобы полностью освоиться даже с мелкой моторикой. Он отошёл к стене и сел на стул, продолжая улыбаться. Мимика на его лице медленно становилась оживлённее.

— Теперь Эд, — кивнул Франкен.

Эдвард забрался на стол и лёг. Первое, что нужно было сделать — снять старую автоброню. Франкенштейн внимательно осмотрел её и сказал, что она весьма недурно сделана — смело и новаторски. Однако, он отметил и то, что она очень тяжёлая для ребёнка, и её использование действительно могло плохо сказаться на росте остального тела. Дальше была болезненная процедура снятия протезов. Надо отдать Эду должное — он не издал ни звука. Ну, почти. И вот дальше нужно было проделать очень тонкую работу, расчёт которой нас едва не задержал. Ещё раз сверившись с картой нервной системы, я сначала прирастила ногу Эда. Франкен в это время вставил ему в живую руку катетер, чтобы перелить немного крови. Это было необходимо, чтобы сразу наполнить сосуды, проходящие в новых конечностях. Когда кровь из пакета потекла по трубке, я перешла к руке. Эдвард внимательно смотрел в потолок. Я вздохнула, отбросила лишние мысли и присоединила его руку. Прошло пару минут, и Эд поднял её, сжал и разжал кулак.

— Ого, — выдохнул он.

— В предплечье скрыта стальная пластина на случай, если она тебе понадобится, — произнёс Франкен, больше следя за переливанием, чем за самим Эдом. — Эти протезы уникальны, и я, откровенно говоря, не представляю случая, чтобы нам снова пришлось что-то подобное делать. Однако, мы заменим их, если ты ещё будешь ими пользоваться, когда ты перестанешь расти.

— Зачем? — удивился Эд.

— Потому что тогда тебе не нужна будет сложная конструкция остова, а значит, можно будет использовать более надёжную, — улыбнулась я.

— Сколько я вам должен? — Эдвард приподнялся на локтях и посмотрел на меня.

— Нисколько, — я пожала плечами. — Это подарок.

Видимо, эта фраза вызвала у него какие-то дурные ассоциации, потому что, резко спрыгнув со стола, едва Франкен вынул катетер, он решительно принялся душить меня в объятиях. Какая-то странная тенденция наметилась у моих домочадцев — лишать меня воздуха подобным образом. Тем более, что через пару секунд к нему присоединился и Ал.

— Что это у вас? — поинтересовался «брат». Я развела руками. — Семейные обнимашки?

— Тоже хочешь? — меня перекосило.

К моему немалому, надо заметить, удивлению, вместо того, чтобы выдать нечто язвительное, Франкенштейн отложил бумагу, которую держал в руках, подошёл и обнял нас. Точнее, мальчишек — на меня размаха рук у него уже не хватило. Я опешила и хлопала глазами, как будто надеялась выдать ими бурные аплодисменты.

— Это ещё не всё, — продолжая удерживать Эда и Ала, изрёк Франкен. — Завтра мы поедем на открытие ледового городка. Там мы все сможем немного побыть детьми.

Сказал он, а душить сильнее начали почему-то меня. Впрочем, я и не вырывалась. Потом я почувствовала, как Эд вздрогнул, а затем и всхлипнул. И пока я пыталась вспомнить, заложили ли мы возможность плакать в лицо Ала, мальчишки уже рыдали мне в халат. Вот интересно, а они вообще плакали? В смысле, после того, как их мама умерла. Потому что чем дольше мы так стояли, тем отчаяннее становились рыдания. Я поглаживала их по головам, уходя в дебри своих собственных размышлений. У Фредерики и Франкена здесь были несколько кастрированные души, из-за чего их эмоциональный диапазон тоже бы слегка снижен. По идее, после того, как они провели неудачное преобразование, им бы рыдать в ужасе от произошедшего, но вместо этого они принялись рассматривать тело, которое создали. Более того, оба впоследствии учились на хирургии. И возможно, именно этот эмоциональный недостаток дал мне время на то, чтобы полностью смириться с моим пребыванием вне родного мира. Почему-то мне казалось, что даже если мы найдём выход отсюда, именно домой попадёт только Франкенштейн. Насчёт самой себя у меня было смутное предчувствие. Вся та моя реальная жизнь в какие-то моменты — как, например, сейчас — казалась мне чьей-то чужой историей.

Вообще, слёзные железы на лице Ала мы делали не для этого, но когда мой халат пропитался влагой настолько, что уже и рубашка под ним вымокла, мальчишки, наконец, начали успокаиваться. И вот именно в этот момент Франкенштейн философски заметил, что было неплохо накормить Ала. Младший из братьев обернулся к нему и озадаченно склонил голову набок.

— Твоему новому телу нужна энергия, чтобы функционировать, — Франкен пожал плечами. — Неужели ты думал, что мы этого не продумаем?

— Но для доспехов этого не требовалось, — отозвался Ал. Мы все наконец расцепились и чуть разошлись.

— Разумеется, ведь они были куда более простым телом, — «брат» кивнул и развёл руками. — Но это тело больше подходит твоей душе, оно куда сложнее и функциональнее. Разве что не растёт. Но да, ему нужна энергия. Правда, есть ты сможешь далеко не всё, но…

— А я смогу попробовать сырники Катрины? — тут же спросил он.

— Да, но тебе ни в коем случае нельзя переедать, — свёл брови Франкен. — Никаких излишеств. Ничего жирного. И больше чистой воды.

— А я буду чувствовать вкус? — с надеждой спросил Ал.

— Почему бы тебе самому не узнать? — я склонила голову набок. — Поскольку твоё тело будет есть впервые, сегодня можно будет только выпить фруктового сока. Но у него ведь тоже есть вкус…

Договаривала я уже удаляющейся спине… Как вот его теперь называть? Мальчик, киборг, голем? Однако, надо заметить, что в новом теле он неплохо осваивался. По крайней мере, мог передвигаться довольно быстро. Я подумала, что за пару дней, если всё пойдёт хорошо, они оба полностью освоятся и с мелкой моторикой, с которой были некоторый трудности у людей с автобронёй вместо руки. Нет, писать такой рукой подавляющее большинство было способно хоть как-то, но какие-то более тонкие действия зачастую были затруднительны.

Из спальни Эда и Ала долго доносился приглушённый бубнёж. Они были так перевозбуждены произошедшим, что никак не могли успокоиться и уснуть. Ну, Ал вообще привык не спать — его прежнее тело в этом не нуждалось. Не сказать, чтобы очень сильно нуждалось и это, однако оно это позволяло. Хотя сон, технически, это физиологический процесс, новое тело позволяло войти в фазу глубокого отдыха с частичным отключением функционала. Что, в принципе, можно было назвать сном. А Эд определённо несколько раз использовал преобразование, чтобы опробовать пластину в своей руке. И его сложно осуждать за это. Их трёп какое-то время мешал уснуть, но я вспомнила скучнейшую лекцию по истории Аместриса, которую читал профессор в Академии, и бессонницу как рукой сняло. На самом деле, предмет как таковой довольно увлекательный, но вот подача была… Как сам лектор не засыпал, большой вопрос.

Протрындевшие полночи мальчишки, разумеется, встали поздно. Ну, поздно по меркам нашего распорядка. Время оставалось как раз на то, чтобы они позавтракали — кто плотно, а кто не очень — и собрались ехать. В машине было тесновато впятером, поскольку Исаак посчитал своё постоянное присутствие там необходимым, но мы всё же поехали на ней. Хотя формально у нас был рабочий день, работать мы его вообще не собирались. И всё же, на всякий случай, оставляли лошадей дома. Верхом до ледового городка было минут двадцать, и если бы случилось что-то из ряда вон, Харай мог бы за нами приехать. Если бы это что-то действительно случилось, размеры этой птицы обломинго трудно было бы переоценить.

На торжественном открытии было полно народу. По большей части перед большой сияющей ледяной аркой, в которой была протянута красная лента, были семьи с детьми. У детей глаза сияли так же, как арка. Так же, как она, сиял и майор Армстронг, но он так сиял всегда, так что в этом не было ничего удивительного. И так же сверкал Исаак. К нему прям можно было вечернюю иллюминацию подключать. У арки крутились Лайен Лорни и Алекс Гров. Там же стояли дамы из Женского клуба по одну сторону и некоторые офицеры высшего эшелона по другую. Торжественно разрезать ленточку большими ножницами должен был лично фюрер, но он пока ещё не приехал. Было довольно холодно, так что присутствующие уже начинали отплясывать танец пингвинов.

Кинг Бредли появился ровно в полдень. Его вместе с женой и сыном привёз адъютант. На лице фюрера красовалась странно приятная улыбка, однако он не смог отказать себе в спецэффектах: проигнорировав ножницы, он сделал не различимое глазом движение саблей, и лента плавно опустилась на свежий снег двумя отдельными кусками. Фюрер обернулся к собравшей толпе и поднял ладони, как будто прося слова. Все притихли.

— Я рад быть приглашённым для открытия этого чудесного места, — произнёс он. — Я надеюсь, что оно подарит всем нам незабываемые впечатления.

Ну, кое-какие незабываемые впечатления он сам лично уже подарил — не часто можно увидеть такого мастера фехтования в процессе, собственно, фехтования. Хотя не могу сказать, что присутствующие прямо вот увидели процесс, но впечатление он всё равно произвёл. После краткой речи послышались глухие аплодисменты — из-за варежек хлопки звонкими не получались. Тогда Кинг Бредли взял за руку своего сына и решительно повёл внутрь городка. Ребёнок показался мне каким-то странным. Как и Бредли, кстати. Год назад я как-то была слишком в раздрае, чтобы обратить на это внимание, но от него было то же ощущение, что и от Хоэнхайма. Возможно, я могла испытывать его из-за обрезанной души Фреди, а может из-за знакомства с Франкенштейном в период его владения Тёмным копьём, но факт оставался фактом — что-то с ними было не так. Я еле удержалась от того, чтобы впечатать себе ладошку в лоб — Хоэнхайм ведь говорил, что противников будет больше одного, то есть, гомункул наделал… ну, не детей в прямом смысле этого слова… Хотя, чего там — детей. Размножился почкованием, так сказать. Или, правильнее сказать, делением?

Мысли о размножении гомункулов занимали меня очень недолго — буквально до палатки со сладкой ватой. Не ела эту штуку с детства. Своего, разумеется, не Фреди. Почему-то от её вкуса захотелось сразу бежать на горку, потом взять коньки, популять дротики в тире и даже побарахтаться в ледяной чаше. Короче, в попе разыгрывалось детство. Я схватила Франкенштейна, который с довольно озадаченным видом жевал вату, и потащила к самой большой горке. Откровенно говоря, съезжая с такой, можно было и шею свернуть, но кого это волновало? Очереди там, по понятным причинам, не было. Я ринулась по ступеням вверх, продолжая тянуть «брата» за собой. На самом верху я остановилась и повернулась к нему.

— Поехали? — широко улыбнулась я.

— У тебя ничего не свистит? — изогнул бровь он.

— Нет, у меня играет, — усмехнулась я. — Поехали, а?

— Увидимся внизу! — он быстрым и плавным движением обогнул меня и с гиканьем покатился вниз.

Вот это я, конечно, опешила. Никак не ожидала от него подобного поведения. Внизу, у подножия горки стояли с чуть округлившимися глазами Эд и Ал. Как только я увидела, что Франкен встаёт там внизу, я уселась и толкнулась вперёд. Вопли сами собой изверглись из моего рта. Внизу Франкен подхватил меня и поднял на ноги.

— Ещё разок? — усмехнулся он.

— У тебя у самого-то не свистит? — рассмеялась я и повернулась к Элрикам. — А вы чего стоите?

— Нам можно? — удивлённо посмотрел на меня Ал.

— Мы ради этого сюда и приехали, — отозвалась я. — Ни в чём себе не отказывайте. Только шеи не сверните — это будет трудно вылечить. По крайней мере, тебе, Эд.

Мальчишки переглянулись и рванули куда-то. Я запоздало подумала, что нам стоило бы обговорить место и время встречи, но орать в спину было уже поздновато. Тем более, у меня был план: надо было опробовать все развлекухи, на которые пускали взрослых. И при этом какой-то магией избежать того, чтобы попасть в объектив Алекса Грова. Пустой городок, насколько мне было известно, он отснял ещё когда Исаак его сделал, а теперь ему точно нужны были кадры с людьми. Поскольку завтра на центральном развороте «Ведомостей» должна была появиться большая статья о городке и его открытии. Если мероприятие будет успешным, возможно, в следующем году его проведут во всех городах Аместриса. Если к тому времени Аместрис ещё будет существовать, конечно.

Итак, мой зад опробовал все горки, получив от каждой по синяку на память. Карусельки я тоже опробовала, но там обошлось без травм. Мы покатались на коньках, но каток оказался маловат, так что там мы провели буквально несколько минут. В руках у меня был огромный мягкий медведь за метание дротиков — он был такого размера, что я еле держала его обеими руками. У Франкена было в снегу всё пальто, все брюки и весь шарф. На взъерошенных волосах и бровях был иней. В руках у него был мешок с конфетами — он был чуть поменьше, чем мой медведь. Начинало темнеть, и мы решили двинуть к машине. У самой арки мы буквально столкнулись с счастливыми Элриками. Они ничего не волокли в своих конечностях и, заметив нас, радостно помахали руками.

Исаак ещё утром сказал, что останется в городке до ночи, а потом вернётся домой сам — или патруль его подбросит. Я усадила медведя между детьми, и они привалились к нему. Ехать было всего минут десять, однако Эд успел уснуть. Мы остановились на заднем дворе и некоторое время просто сидели в машине. И я подумала, что в этот самый момент мы действительно похожи на самую обычную семью. Мы славно повеселились в выходной, подросток уснул по пути домой… И нет никаких гомункулов, угрозы огромного преобразования, нигде не маячила революция, к которой мы должны были примкнуть… Мечты-мечты.