For Want Of A Relic (джен)

Примечания:

Название и строчки — Jeff Williams — I May Fall — ост к мультсериалу RWBY

Есть момент, когда мы решаемся,Не падать на землю и не трусить.Это момент столкновения со своими худшими демонами,Для обретения своего мужества.

Она проснулась в небытие.

Воздух был застойным и неподвижным, и можно было подумать, что само время не властно над этим местом. Земля была глянцевой, обсидианово-черной, простирающейся до далекого горизонта под пустым небом неподвижного пасмурного серого цвета.

— Это… — мягкий голос прозвучал в воздухе, пролетев не дальше ее губ. —…внутри Святого Грааля?

Она не могла быть нигде больше. Алые глаза опустились на бледные руки, пальцы сгибались и разгибались, не обращая внимания на то, что её тело потеряло все силы, а потом и вовсе перестало существовать. Такова была судьба сосуда, и всё было так, как задумано. Вскоре желание будет исполнено, и мир навсегда обретет покой. Никогда больше не будет битвы за Грааль, и её дочь сможет жить свободно от участи стать подобным сосудом.

Так почему же тогда на её глаза навернулись слёзы?

Почему, вновь подняв взгляд на окружающий мир, она увидела трупы, усеявшие всю землю? Бледные конечности под странными углами, серебристые волосы разметавшиеся по бескрайнему полю, более черному, чем беззвездная ночь. У каждого из них были глаза, которые она видела в зеркалах бесчисленное количество раз, но лишенные искры света. Таково было её наследие, ибо она была сосудом, созданным после бесчисленных неудач на протяжении многих поколений.

Было ли у кого-нибудь из тех, кто появлялся до неё, собственное желание? Они были созданы для того, чтобы обеспечивать самосохранение, но желали ли они чего-нибудь?

«Я даже могу признаться, что в данный момент испытываю гордость за тебя, ведь ты так далеко зашла против замысла своего создания».

Кто-то сказал ей это однажды. Разве это плохо, когда у сосуда есть желания?

Кто-то предложил ей сбежать вместе с ней, ещё до того, как всё это началось. Взять своего ребенка и бежать, бежать быстро и далеко и никогда не оглядываться назад. И она знала, что чувство вины за отказ от последней борьбы уничтожило бы этого человека, сожрало его изнутри, пока от него ничего не осталось бы. И всё же, если бы не это… убежать далеко-далеко от всего — звучало очень хорошо. Жизнь в качестве любимого человека. Взять с собой то, что он показал ей о мире, и жить вместе с этим.

В мире было так много интересного. Он был таким широким и красочным, ярким и прекрасным. Она слушала, как кто-то объявлял его «уродливым», но в то же время и утверждал, что так и должно быть. Тогда это не имело для неё смысла, и даже здесь она всё еще не была уверена, что понимает. Но она знала, что взгляд на этого человека и на то, как он жил, научил её эмоциям, которых не мог дать ни один другой человек.

«Зависти».

Зависти от осознания того, что так много всего находится за пределами досягаемости её кончиков пальцев, что она едва коснулась поверхности мира, за защиту которого будет бороться её самая настоящая любовь. Она хотела счастья этого человека, хотела так сильно, что готова была умереть, лишь бы он наконец перестал бороться.

Однако она также хотела приобщиться к этому миру и понять, почему он так дорожит им.

Но тогда это желание пресекли бы твои собственные руки, - хоть трупы у её ног ничего не говорили, пустые глаза одного из них, казалось, противоречили мыслям женщины.

Да… это было правильно. Её любовь будет жить, и её дочь никогда не понесет это бремя-

…Бремя? Неужели она действительно так думала о своём предназначении? Конечно, быть сосудом Грааля было нелегко. Она медленно теряла смысл и чувства с каждым поверженным Слугой, жизнь уходила из её тела по частям… нет, это была агония. Она никогда не пожелала бы этого другому, и в первую очередь своему ребенку.

Разве ты не презирала это? — спрашивала, казалось, улыбка другого тела.

Она никогда не испытывала «презрения». И даже если бы это было так, это звучало неправильно: в её сердце не было обиды на природу её цели или человека, который стремился с её помощью сотворить чудо. Всё, что она чувствовала по этому поводу, это незнакомую зависть и желание… чего-то.

«Но что ты за личность, и чего ты хочешь от него?»

Что-то маленькое и в то же время всеобъемлющее. Базовое желание, укоренившееся в единственной точке и разросшееся до крыльев, охвативших всё творение. Ей нужен был мир за пределами этой ужасной пустоты, но чтобы обрести его, ей нужно было желать что-то гораздо более простое.

Бледные и безжизненные руки тянулись к ней, и женщина смутно ощущала их холодную хватку. Одна тянула её за запястье, другая — за подол юбки, третья — за концы волос. Обсидиановая земля завибрировала от движения камня, брошенного в неподвижное озеро, и её тело начало тонуть. Она перевела взгляд наверх — время снова пришло в движение, и пасмурное небо засияло светом, выходящим далеко за пределы этого замкнутого мира. Кружась, как водоворот, и сияя красным и золотым цветом зари нового дня, она всё же оказалась на дне этого бесконечного колодца.

Быть человеком… значит любить. Побеждать и проигрывать, разделять боль и радость. Испытывать всё, что может предложить мир, с тем же эгоизмом, любить бесстрашно, желать себе счастья, которого желают другие. Был человек, который жил эгоистично, который рассматривал весь мир как нечто, чем можно наслаждаться. Красота, уродство, добро, зло, любовь, ненависть — для него всё это казалось торжеством. Один человек научил её любви и показал ей мир за пределами зимнего замка. Другой научил её завидовать тому, чего она не могла достичь, и именно от золотого короля она узнала желание, которое одолевало её теперь.

Женщина вырвала одну руку из хватки трупа и потянулась к свету над головой. Если её собственное желание было недостижимо, то она потянется дальше. Она выберется из глубокого темного колодца, а затем прорвется в мир снаружи.

— Я хочу… — она воззвала к звезде над головой, голос всё ещё звучал слишком близко в мертвом воздухе. Она вытягивала себя дюйм за дюймом из пустоты глубиной по пояс, грозящей поглотить её. —…вернуться назад. В мир, который любит Кирицугу.

И всё же она тянулась вверх. Молясь, чтобы её голос звучал всё громче и громче, чтобы смертные пальцы смогли ухватить саму Звезду Творения.

— Я хочу жить!

Голос Айрисфиль фон Айнцберн раздался в бесконечной пустоте, когда Меч Разделения завыл свою песню, и в ткани существования мира, как в стекле, образовались паутинные трещины.

* * *

Находясь на полпути между «осознанием» и «пониманием», мир был черным сном без сновидений, пульсирующим красной агонией с ритмом биения сердца. Каждый дюйм его тела болел так сильно, что если бы Вэйвер Вельвет полностью проснулся, у него хватило бы дыхания только на то, чтобы закричать. К непрекращающейся боли в правой ноге добавилась пульсирующая боль в голове, и обе эти муки затмевались раскаленным жжением, грозившим поглотить его. Возможно, всё так и закончится, к черту мечты и амбиции.

Очнись-

Знакомый голос звал его. Откуда-то совсем рядом и в то же время за много миль от него он почувствовал руку, опущенную на лоб, и всепоглощающая боль ослабла, будто на неё вылили воду, чтобы потушить. Чей это был голос? Не Диармайда, этот голос принадлежал женщине — его матери? Неужели он уже умер? То, что невыносимая боль стала легче оседать, указывало на это, но то, что какая-то часть её ещё оставалась, говорило об обратном.

Он не мог умереть здесь. Не сейчас, и не так. Ему ещё предстояло выполнить обещание, а впереди было столько работы.

Пожалуйста, очнись-!

Вэйвер Вельвет резко вдохнул и тут же начал кашлять от густого черного дыма и всепоглощающего запаха смерти в воздухе. Его зрение с трудом фокусировалось на окружающей обстановке: жилой район, окружавший поместье Тосаки, был стерт с лица земли до самого леса, а там, где когда-то стояли дома, теперь были лишь обломки и пламя. Трудно было двигаться без резкой кричащей боли в спине и руке, свитер обуглился до неузнаваемости — либо его задело взрывом сильнее, чем он ожидал, либо он слишком долго пролежал без сознания на пылающих руинах — не имеет значения, что из этого было причиной.

Всё, что имело значение, это женщина, сидящая на земле рядом с ним, со слишком бледной кожей, измазанной кровью, грязью и пеплом. Серебристые волосы растрепались и обгорели на концах, а одна рука всё ещё слабо светилась от исцеляющей магии, которая вернула Вэйверу сознание.

— Я-я не могу., — заикаясь, пролепетала Айрисфиль фон Айнцберн, алые глаза расширились от страха, когда она снова поднесла руки к лицу. — Я не могу найти… Кирицугу, Майю, я не знаю- я не знаю, что случилось, никого больше нет-

В живых, ей не нужно было договаривать. Один только всепоглощающий запах был слишком похож на подземную вонь мастерской Кастера, кровь и смерть густой дымкой витали в воздухе вокруг них. От этого его сильно мутило, а может причиной было сотрясение мозга? Скорее всего, и то, и другое, но это не так важно. Пытаясь сосредоточиться, Вэйвер прижал руку к голове. Им нужно было выбираться отсюда, но Айрисфиль была в панической истерике, и сам Вэйвер едва ли был в силах перевести дух. Как кто-то мог выжить в такой опустошающей преисподней? Возможно, у неё был бы шанс, если бы она оставила его позади, но…

Как бы Лансер поступил на его месте? Вэйвер ухватился за это всеми силами: его рыцарь отбросил бы страх как проблему, с которой можно справиться позже. Когда перед ним был человек, нуждающийся в помощи, он бы-

— Айрисфиль! — Вэйвер услышал собственный резкий голос, прервавший его мысли, и пронзительную боль в руке — это всё, что позволило ему понять, что он положил руки ей на плечи. Алые глаза были широко раскрыты, слезы прокладывали четкие дорожки сквозь пепел на её лице. — М-мы не можем здесь оставаться. Ты можешь встать?

Поспешно смахивая слезы, Вэйвер наблюдал за тем, как она пытается осмыслить его слова — он понимал, какое чувство отражается в шоке на её лице, и сам едва ли был уверен в том, что что-то говорил, пока это уже не вылетело из его уст. Но она кивнула, похоже, не зная, что именно может ответить, если заговорит снова. Вместо этого Вэйвер продолжал говорить быстрее, чем его мысли успевали за ним. Если бы он хоть на мгновение остановился, чтобы обдумать обстоятельства, он знал, что он застыл бы так же, как и она.

— Я… я не могу. Не очень хорошо. Но я мог бы… Я изучил план города, я могу… нам нужно уйти подальше от леса, по крайней мере, на случай, если он загорится следующим. Если мы сможем пойти на север и убраться подальше, пока всё не утихнет… — что будет потом, он не знал. Но неопределенность была лучше, чем ждать, пока он сгорит до смерти. —…Сейчас это единственный шанс, но мне нужна твоя помощь.

Айрисфиль тяжело сглотнула и, казалось, заметно овладела собой, в широко раскрытых глазах появилась маленькая искорка решимости.

—…Скажи мне, куда идти? — сказала она наконец, вставая и осторожно поднимая Вэйвера на ноги — только теперь, когда он опирался на её плечо, он понял, что они одного роста. На реке она казалась намного выше, словно грация и боевое мастерство возвышали её над неопытным Мастером.

Хотя земля, казалось, неустойчиво кренилась под ним, Вэйвер посмотрел на небо, пытаясь понять, в какой стороне сейчас находится «север». За поднимающимся дымом и адски оранжевым небом он был уверен, что луна превратилась в пустоту, что чернее самой глубокой тьмы. Но он сморгнул один раз и быстро потер глаза — наваждение пропало, если оно вообще и существовало.

* * *

К счастью, разрушения не охватили весь Фуюки, о чём Вэйвер старался не думать. При поддержке Айрисфиль и под его руководством им удалось наполовину выбраться из края катастрофы и вернуться на нетронутые дороги города, в котором царило почти осязаемое отчаяние. Вдалеке он точно слышал сирены, и это было достаточным подтверждением того, что нет, все живые существа в городе на самом деле не погибли в последнем столкновении и последующих разрушениях. Как бы Вэйверу ни хотелось поразмыслить над тем, что, во имя всего на свете произошло, он был слишком дезориентирован, чтобы пытаться это сделать. И как ни была она напугана, Вэйвер с облегчением для них обоих отметил, что Айрисфиль не получила серьезных травм. По крайней мере, в этой богом забытой войне был хоть один аспект, который делал её не просто сплошным поражением. Теперь ему нужно было только добраться до дома, не упав замертво посреди улицы.

«Дом» — странное слово для заброшенных руин, но оно пришло на ум без колебаний. Пусть это и была полуразрушенная база, но это была безопасность и надежность, и…

…И теперь он чувствовал себя таким пустым, возвращаясь туда, словно половину его сердца и души насильно вырвали. Вэйвер опустился в кресло за своим столом, уронив голову на руки, а Айрисфиль окинула его недоуменным взглядом и медленно опустилась рядом.

— Извини, — пробормотал он, пытаясь остановить вращение своего зрения. — Твоя база, она в лесу…? Я не помешаю тебе уйти, но… наверное, будет безопаснее переждать здесь, пока пожары не утихнут.

— Ты так и не сказал мне своего имени, — заметила она, голос был мягким и отстраненным. Он практически чувствовал её тон в своей груди: отстраненный и пытающийся ухватиться за хоть что-нибудь, имеющее основание в реальности, вместо того, чтобы задерживаться на неизмеримом ужасе, который произошел сегодня ночью.

—…Вэйвер, — ответил он, прижав руку к глазам и осторожно откинувшись в кресле. — Вэйвер Вельвет. Я студент Часовой Башни… если меня не исключили уже восемь раз, — могли ли они это сделать? Наверное.

— Ты… ты жил здесь всё это время?

— Хах? — он повернул голову, чтобы посмотреть на неё: абсолютное месиво из потрепанной одежды, выгоревших волос и пепла конца света на всём теле. Вэйвер смутно осознал, что он, вероятно, выглядит так же плохо, если не хуже, судя по тому, как он себя чувствует. — Да, и что? Это нормально.

Судя по тому, как лицо Айрисфиль вернулось к жизни в виде нахмуренных бровей и слабого раздражения, нормально это не было.

— Я помогу тебе собрать вещи. Ты вернёшься в замок со мной.

— Прости, что ты сказала? — либо ему было так больно, что он не мог правильно разобрать слов, либо она только что озвучила нечто нелепое.

— Кирицугу и Майя скоро вернутся туда, поэтому я не могу оставаться здесь, — подтвердила она, сложив руки на груди. — И твои раны не заживут в таком месте, как это. Мы больше не враги, Война за Святой Грааль закончилась, и ты помог мне — даю слово, что тебе не причинят вреда.

Если они вообще живы, — он не осмелился сказать это вслух. Быстро отбросив эту мысль, Вэйвер пару раз моргнул, услышав такое объяснение: слова Айрисфиль прозвучали быстро, словно ей нужно было сосредоточиться на чем-то, чтобы её психическое состояние не сломалось, как ветка. Так ли это, или Вэйвер просто проецировал свои мысли, он не мог сказать. Это звучало безумно, но в данный момент… куда ещё ему было идти? Больница не казалась ему хорошей альтернативой: он и так не говорил по-японски, а тут ещё и город охватило пламя. Оставалось либо остаться здесь (одному — напомнил он себе с той же скручивающей болью в груди), либо рискнуть на то, что она действительно хочет помочь.

—…Ладно.

По одному шагу за раз. Прежде чем достичь звезд, он должен был убедиться, что проживет достаточно долго, чтобы устремиться за ними.