Бобров продолжал за мной ухаживать и задаривать своими подарками. Так он подарил мне новый телефон-раскладушку с камерой, несмотря на то, что я долго отказывалась от такого дорогого подарка. А однажды, когда мы сидели в кафе, он предложил мне:
— Зубик, а поехали со мной в Москву.
— Зачем?
— Как зачем? Жить. Ну сама посуди. Что ты забыла в этой глуши? А в Москве ты можешь снова каратэ заняться.
— Не получится. Я полтора года не тренировалась. Форма уже не та.
— Ничего я верю в твои силы.
— А кроме того, у меня здесь родители, сестренка, Лиза Лисицына и ... , -я не договорила, вспомнив о Гуне, которого я по-прежнему очень сильно любила.
Гуня до сих пор не хотел меня слушать, и даже Фахрутдинов не смог его переубедить.
— И кто? — оторвал меня от размышлений Бобров.
— Мои друзья, — выкрутилась я. — Прости, меня многое держит здесь, и я не могу поехать с тобой.
— Ну ладно. Надеюсь, потом не пожалеешь.
На следующий день ко мне неожиданно зашел Шматко.
— Привет, Сань. Хорошо у тебя тут. Не накурено. А то эти гады курят, курят и курят. Вся казарму провоняли уже. А ты знаешь, что пассивные курильщики страдают в пять раз больше, чем активные.
— Слышала.
— Короче, это самое, я посижу у тебя тут немножко?
— Сидите, товарищ лейтенант. Только я у вас за это заберу одного солдата, а то в библиотеку новые книги должны привезти. Вы же понимаете, как одной тяжело.
— Ладно бери. Лучше Нестерова или Фахрутдинова.
— Спасибо вам, Олег Николаевич.
— Да не за что. Ой, что-то я засиделся. Пока, Сань.
— До свидания.
Да, сегодня в часть действительно должны были привезти новые книги. Этому поспособствовал Староконь. Все-таки, иногда его тесное общение с противоположным полом бывает полезным. В этот раз жертвой его чар стала директор городской библиотеки. Но сегодня Александр Степанович уже присмотрел себе новую пассию. Поняла я это, когда зашла поблагодарить его.
— Здравствуйте, Александр Степанович. Спасибо вам.
— А, привет, тезка. Да не за что. Анна Эдуардовна оказалась очень приятной женщиной, — сказал Староконь и сделал свой фирменный жест. — Извини, Саш. У меня дела. Надо новую медсестру ввести в дела части.
В последнее время майор зачастил в санчасть. Причиной этого была новая медсестра — Лариса Анатольевна Щекочихина. Если Ира была красивой и доброй, то у новой медсестры была холодная красота. На ее лице так и читалось — "стерва". Но Староконь не терял надежды покорить ее сердце, хотя пока и терпел фиаско в своих ухаживаниях.
Мне не хотелось мучить своего нового друга Фахрутдинова тяжелой работой, поэтому взяла разгружать книги Нестерова. Слава Богу, их было немного. Правда, Нестеров до этого был занят каким-то поручением Гуни, но в последнее время меня это мало волнует. Тем более, если Гуня узнает об этом, то он сразу же прибежит сюда, а это лишний повод, чтобы его увидеть. Мой расчет оказался верен, и через полчаса нас с Нестеровым нашел Гунько.
— Нестеров, какого фига ты здесь шляешься? Я что тебя просил сделать?
— Виноват, товарищ сержант, — начал оправдываться Нестеров.
— Это я его попросила помочь разгрузить книги.
— Александра Николаевна, а вас не смутило, что Нестеров был занят моим поручением.
— Товарищ сержант, а по-вашему, я должна книги одна разгружать? Тем более, я подчиняюсь только заместителю командира части по воспитательной работе и командиру части и не обязана отчитываться перед каким-то сержантом. И командир вашей роты мне разрешил.
-Ну и стерва Вы, Александра Николаевна.
— А вы, товарищ сержант — козел. Как видите, мы — идеальная пара.
— Нестеров, бегом марш в казарму.
— Нестеров, останься.
— Нестеров, за мной.
— Нестеров, иди в казарму. Я сама справлюсь, — сказала я, так как не хотела, чтобы Нестеров становился жертвой наших разборок.
— А то, товарищ сержант разнылся, — добавила я, когда Нестеров удалился.
Этой фразой фразой я окончательно рассердила Гуню. Разозлившись, он подошел ко мне и поцеловал. Как бы мне хотелось, чтобы этот поцелуй никогда не кончался, но мы целовались в центре части, поэтому пришлось его прервать.
— Гунь, ты бы еще на крыльце штаба меня поцеловал. А еще лучше в кабинете моего отца.
— Саш, зачем тебе этот двухметровый на машине?
— Не знаю, но ты тогда сам не захотел меня слушать.
— Ну все, Саш. Мне в казарму надо.
— Стой, а книги? Ну-ка быстро помог мне донести, а то я расскажу командиру части о всех твоих самоходах, начиная с первого года службы.
— Умеешь ты уговаривать.
Так мы с Гуней помирились бы окончательно, если бы вечером за мной не заехал Бобров. А Гуня в этот вечер вышел проводить меня на КПП.
— Привет, Зубик. Может сходим в кино. Правда, там билеты только на последний ряд остались, — поздоровался со мной Бобров.
— Вообще-то, она моя девушка, — сказал ему Гуня.
— Надо же, опомнился. А где ты был до этого? Мы с Сашей каждый вечер куда-нибудь ходим. А ты что можешь ей предложить, кроме веселых посиделок в библиотеке.
— Парни, может хватит? — решила я прекратить эту перепалку, но они не хотели меня слушать.
— Зубик, вот почему ты не хочешь ехать в Москву? Из-за него?
— Какая Москва? Отстань от моей девушки, — сказал Гуня, уже готовясь подраться с Бобровым.
— Не советую со мной драться. Я полтора года занимался дзюдо, — предупредил Бобров.
В конце концов меня это достало, и я сказала:
— Оба оставьте меня уже в покое! Свалите от меня: один в казарму, другой в Москву.
— Саш, а подвезти тебя? — спросил Бобров.
— Сама дойду. Все-таки, шесть лет каратэ занималась.
На следующий день был выходной, и я решила отдохнуть от любовных переживаний. Правда получалось плохо. Сначала, когда я убиралась в своей комнате, я отвлеклась на фотографии Гуни. А затем в дверь раздался звонок.
— Здравствуйте, Вера Анатольевна. Это вам, — раздался на пороге голос Боброва.
— Ой, Костя, проходи. Как ты вырос, возмужал. Не узнать, — узнала его мама.
— А вот Вы не меняетесь, все такая же красавица. Ой, а это, что за маленькая красавица. Это Аленка? Мне Саша про нее рассказывала.
— Да. Спасибо за комплимент.
— А Саша дома?
— Да. Саш, к тебе Костя Бобров пришел.
Когда я вышла из комнаты, то застала такую картину. Мама держала в руках букет, а Бобров подарил Аленке одноименную шоколадку.
— Привет, Саш. Может сходим куда-нибудь? А то я завтра уезжаю в Москву.
— Ладно, но только, как друзья. Сейчас я уберусь.
— Хорошо. А давай я тебе помогу.
— Не надо.
Но Бобров сделал вид, что не заметил моей последней фразы и начал убираться в моей комнате. Тут его взгляд упал на фотографию, где была я и Гуня.
— Ты все-таки любишь его. Я вижу, какая ты счастливая на этой фотографии.
— А ты как думал? Что я буду встречаться с парнем без любви?
— Я думал, что за эти полмесяца ты забудешь его и полюбишь меня. Просто мне нужна такая, как ты.
— Видишь, тебе нужна такая, как я, но не я.
— Прости меня, за то, что поссорил тебя с парнем.
— Зато я поняла, как люблю его.
— Когда я проигрываю, я это признаю. Пока, — сказал Бобров и ушел.
Эта фраза про проигрыш его любимая. Когда-то мы посмотрели с ним "Грязные танцы", и там нам запомнилось, как один из героев сказал:
— Когда я не прав, я это признаю.
Костя переиначил эту фразу по-своему, и теперь все время повторяет.
На следующий день, когда я вошла в библиотеку, то увидела, что к окну был приклеен плакат, на котором было написано: "Саш, прости меня, дурака. Я люблю тебя".
— Ну как, простила? — услышала я за спиной голос Гуни.
— Не знаю, надо подумать. Это кто же тебя надоумил на такое?
— Твой одноклассник. Вчера он приходил ко мне и попросил прощения. Еще он что-то сказал: "Я проиграл — я это знаю".
— Когда я проигрываю, я это признаю. Я подумала. Я тебя простила, — сказала и поцеловала Гуню.
На этот раз Бобров заехал днем, чтобы попрощаться со мной.
— Привет, Зубик. Заехал проведать тебя перед отъездом.
— Спасибо тебе.
— За что?
— За Гуню.
— А, за это. Сам виноват — сам отвечаю. Держи это мой номер телефона.
— Зачем?
— А это если твой Гуня будет тебя обижать, позвонишь мне.
— Ну ладно, до встречи.
— Пока. Отцом стану — ребенка Сашей назову.
— Сына или дочь?
— Без разницы. Пока.
Все-таки, Бобров оказался не таким уж козлом. Эх, хоть бы он наконец-то встретил свою любовь, так же, как я встретила Гуню.