Потерянные (джен)

Декабрь 2032 года.

Либерти-сити.

Запах чевапчичей и бу́река заполнял кухню ресторана «Балканская душа», смешиваясь с ароматом свежеиспечённого хлеба и пряностей. Роман Беллик, облачённый в белоснежный поварской колпак и фартук, командовал своей бригадой с энтузиазмом полководца.

— Эй, Ми́лан! — крикнул он молодому повару, который возился с мясом для пле́скавицы. — Больше соли! Мы готовим сербскую еду, а не диетические котлетки!

— Да, шеф! — отозвался Ми́лан, щедро посыпая мясо специями.

— И не забудь про лук! Лука должно быть много, как в жизни слёз и смеха поровну!

Роман чувствовал себя в своей стихии. Шесть месяцев назад он едва мог заставить себя встать с постели после смерти Мэллори, а теперь управлял самым популярным рестораном в Алгонквине. Критики писали о «подлинной балканской душе» и «семейных рецептах, передающихся из поколения в поколение», хотя половину блюд Роман честно подсмотрел на YouTube.

— Папа! — в кухню заглянула Агнесс, элегантная в чёрном деловом костюме, волосы собраны в аккуратный пучок. — У нас проблема в зале. Критик из Taste of Liberty хочет попробовать «настоящий домашний айвар», а мы закончили утренний запас.

— Айвар? — Роман оживился. — Никаких проблем! У меня есть секретный рецепт бабушки.

— Какой ещё бабушки?

— Ну... теоретической бабушки, — Роман засмеялся, доставая банку с консервированным перцем. — Все балканские бабушки готовят айвар одинаково. Это в генах.

За большими стеклянными дверями, отделяющими кухню от зала, кипела жизнь. Все столики были заняты, у входа образовалась очередь из желающих попасть в модный ресторан. Агнесс с профессиональной улыбкой принимала гостей, рассаживала по местам, консультировала по меню.

Во время короткого перерыва между наплывами посетителей Агнесс зашла на кухню к отцу. Он стоял у плиты, помешивая айвар и напевая что-то на сербском.

— Знаешь, что смешно? — сказала она, прислонившись к рабочему столу. — Ты всю жизнь клялся, что никогда не вернёшься к своим корням. Говорил, что Америка — твой дом, а Сербия — это прошлое.

Роман усмехнулся, не отрываясь от готовки:

— И что теперь? Я всю жизнь бежал от родины, а она меня догнала на кухне.

— И слава богу, — Агнесс улыбнулась. — Иначе мы бы до сих пор ели китайскую лапшу быстрого приготовления и пиццу из коробок.

— Ну-ну! — возмутился Роман. — Я всегда умел готовить! Просто... не хотел.

— Ага, помню твои «кулинарные шедевры». Жареные яйца с кетчупом — это был предел твоих амбиций.

Роман театрально вздохнул:

— Дети такие неблагодарные. Не ценят отцовские старания.

Агнесс подошла и обняла его за плечи:

— Ценю, папа. Очень ценю. И мама тоже ценила.

Над рабочим столом висел портрет Мэллори — не траурное фото, а снимок с последнего семейного праздника, где она смеётся, держа в руках бокал вина. Роман настоял именно на этой фотографии.

«Хочу, чтобы она видела нас счастливыми», — сказал он тогда.

— О планах, — Агнесс достала планшет. — Я нашла отличное помещение в Мидтауне. Владелец готов сдать в аренду за разумную цену. Думаю, второй ресторан там отлично пойдёт.

— Второй ресторан? — Роман поднял бровь. — Милая, мы же только открылись, и полгода не прошло.

— Именно поэтому и нужно расширяться, пока мы на пике популярности, — глаза Агнесс загорелись предпринимательским азартом. — Представь: сеть ресторанов «Балканская душа» по всему Либерти-сити!

— Эх, — Роман покачал головой, — от кого это у тебя, интересно?

— От мамы, — без колебаний ответила Агнесс. — Ну уж точно не от тебя, болван.

Они оба посмотрели на портрет Мэллори. В последние месяцы Агнесс заметила, что стала улыбаться намного чаще, чем плакать. Это был настоящий прогресс после утраты матери. Поначалу каждое утро казалось испытанием, каждый день — горой, которую нужно перелезть. А теперь она просыпалась с планами, с желанием что-то создавать, строить.

— Знаешь, — сказала она задумчиво, — иногда мне кажется, что мама здесь. Что она смотрит, как мы справляемся.

— Конечно, смотрит, — Роман обнял дочь. — И гордится нами. Особенно тобой. Ты стала такой сильной, такой умной...

— Научилась у лучших, — Агнесс улыбнулась. — У неё — доброте и целеустремлённости. У тебя — умению находить выход из любой ситуации и не сдаваться.

— И у дяди Нико — стрельбе, — добавил Роман, подмигнув.

— Папа! — засмеялась Агнесс. — Мы же договорились не упоминать при гостях наши... нестандартные семейные навыки.

Звонок из зала прервал их разговор. Агнесс быстро поправила причёску и вернулась к своим обязанностям.

* * *

Декабрь 2032 года.

Белград.

Зимнее солнце мягко освещало небольшой дворик в тихом районе Белграда. Нико стоял у недостроенной беседки, изучая чертежи и периодически матерясь по-сербски, когда какая-то деталь не хотела становиться на место.

— Проклятые доски, — бормотал он, пытаясь выровнять крышу.

— Кофе готов, мастер-золотые-руки, — Лейла вышла во двор с подносом, на котором дымились две чашки и тарелка с домашним печеньем.

— Очень смешно, — Нико отложил молоток и вытер руки о штаны. — Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда у нас будет самая красивая беседка в округе.

— Если она вообще будет стоять.

Они сели на скамейку, которую Нико соорудил ещё в начале осени. Из дома донеслись возбуждённые крики:

— НЕТ, НЕТ, НЕТ! Ты дебила кусок! Я же говорил — фланг слева!

— Сын играет в стратегии с друзьями, — пояснила Лейла. — Полководец растёт.

— Лучше пусть в игрушки воюет, чем по-настоящему, — Нико отпил кофе. — Кстати, он всё ещё хочет в полицейскую академию?

— Да, и становится всё упорнее. Вчера спросил, научишь ли ты его стрелять.

— Что ты ответила?

— Что спрошу у папы, — Лейла лукаво улыбнулась. — Так что, папа, будешь учить сына стрелять?

Нико задумался. Ирония ситуации не ускользала от него: сын человека, который всю жизнь бегал от полиции, хочет стать полицейским.

— Если действительно хочет служить закону, то должен уметь защищать себя и других, — решил он. — Но сначала пусть закончит школу с хорошими оценками.

— Договорились.

Лейла достала телефон, чтобы проверить сообщения. На экране высветилась новая фотография без подписи: красивый закат над каким-то европейским городом. Башни старинного собора силуэтами выделялись на фоне оранжево-розового неба.

— От Грейс? — спросил Нико, заметив, как изменилось лицо жены.

Лейла кивнула:

— Третья за месяц. Никаких слов, только фотографии. Но я знаю, что она в порядке. — Лейла убрала телефон. — Что если она найдёт не то, что ищет? Что если Клод...

— Грейс сильная. Она пережила то, что сломало бы многих взрослых. Переживёт и это.

— А если не захочет возвращаться?

— Её выбор. Мы не можем заставлять людей оставаться в нашей жизни, если они не готовы.

Лейла помолчала, глядя на недостроенную беседку. Из дома снова донеслись крики Андрии, на этот раз восторженные. Видимо, его стратегическая операция увенчалась успехом.

— Пойду позову его ужинать, — Лейла встала. — А ты доделай свою беседку. Хочу встретить Новый год в собственном саду, под звёздами.

— Будет готова к празднику, — пообещал Нико.

Когда Лейла ушла в дом, Нико ещё несколько минут сидел на скамейке, глядя на свой небольшой мирок. Дом, сад, недостроенная беседка, смех сына из окна. Всё то, о чём он мечтал в самые тёмные дни своей жизни.

Солнце садилось за крышами белградских домов, окрашивая небо в те же оттенки, что и на фотографии Грейс. Где бы она ни была, они смотрели на одно небо, на одни звёзды.

* * *

Декабрь 2032 года.

Сан-Фиерро.

Общественный центр пах свежезаваренным кофе и чистящими средствами. В небольшой комнате на втором этаже собрались двенадцать человек, усевшись в круг на пластиковых стульях. Зимнее солнце пробивалось через запотевшие окна, создавая уютную атмосферу.

Барбара сидела между Дэйвом, бывшим байкером с татуировками на всех видимых частях тела, и Сьюзен, пожилой леди, которая когда-то была подсажена на обезболивающие после операции. Все они были объединены одним — борьбой с зависимостями.

— Барбара, — доктор Мартинес, терапевт с добрыми глазами и бесконечным терпением, повернулась к ней. — Как дела? Расскажите группе о своих успехах.

— Ну... — Барбара поправила яркий шарф и улыбнулась. — Шесть месяцев чистоты. Это рекорд для меня.

По кругу прошёл одобрительный гул. Каждый знал, как тяжело даются первые месяцы.

— Я устроилась на работу, — продолжила она. — Ничего особенного, зарплаты хватает на аренду и еду. А ещё я записалась в художественную студию. Оказывается, у меня неплохо получается с красками.

— Это замечательно, — сказала доктор Мартинес. — А как обстоят дела с личными отношениями? На прошлой сессии вы упоминали некоторые... сложности.

Барбара громко рассмеялась, заставив всех вздрогнуть:

— О боже, да! Я такую чепуху творила! Экспериментировала направо и налево. С мужчинами, с женщинами... Думала, что если найду идеального партнёра, то все проблемы решатся сами собой.

— И что вы поняли? — мягко спросила терапевт.

— Я использовала отношения как... ещё одну зависимость. Вместо наркотиков.

Шесть месяцев назад, Вайс-сити.

Грейс сидела на краю кровати в мотеле, собирая вещи в дорожную сумку. Барбара нервно расхаживала по комнате, размахивая руками.

— Зачем ты уезжаешь? — спрашивала она. — Здесь Марчелло! Вы... между вами что-то есть!

— Барб, у меня есть дела, которые нужно закончить.

— Какие дела важнее любви? — Барбара плюхнулась рядом с ней. — Я всю жизнь ищу любовь, а ты от неё убегаешь!

Грейс остановилась, посмотрела на подругу внимательно:

— В этом-то и проблема. Ты гоняешься за отношениями, а не за счастьем.

— Это одно и то же!

— Нет, Барб. Это совсем не одно и то же. Ты используешь людей как наркотик. Чтобы не оставаться наедине с собой.

Слова ударили болезненно, потому что были правдой.

— Моя подруга сказала мне тогда что-то важное, — рассказывала Барбара группе. — Что я гоняюсь за отношениями, а не за счастьем. И что использую людей как наркотик, чтобы не оставаться наедине с собой.

— Как вы отреагировали на эти слова? — спросил Дэйв.

— Сначала разозлилась. Но потом поняла, что она права. Каждый раз, когда мне становилось плохо или скучно, я искала кого-то нового. Мужчину, женщину — не важно. Главное, чтобы не быть одной.

— И что изменилось?

— Я решила встречаться сама с собой некоторое время, — Барбара улыбнулась. — Знакомиться с Барбарой. Оказывается, она не такая уж плохая компания, если не накачивать её химией.

Доктор Мартинес кивнула:

— Это большой шаг, Барбара. Принятие себя — основа здоровых отношений с другими.

— Ну, я не стала монахиней, — рассмеялась Барбара. — Просто теперь не хватаюсь за первого встречного.

Час спустя сессия закончилась. Барбара направилась к художественной студии, расположенной в том же здании. Рисование стало её новой страстью — здоровой, не разрушающей. Когда она держала кисть, мир становился ярче, проще, понятнее.

В студии было тихо. Несколько человек молча работали над своими картинами. Барбара достала незаконченный пейзаж — вид на залив из окна мотеля в Вайс-сити.

Телефон завибрировал. Сообщение от Змея: «Эй, красотка! Сегодня концерт в «Филлморе». Lost Angels выступают с новым материалом. Хочешь прийти? Чисто по-дружески, клянусь!»

Барбара улыбнулась. Змей был хорошим другом — никогда не давил, не пытался затащить в постель, просто наслаждался её компанией. И музыка у его группы была отличная.

Она быстро набрала ответ: «Приду! А кто ещё будет? Есть интересные люди?»

Почти сразу пришёл ответ: «Да там толпа красивых музыкантов и художников. Рай для эстета 😉»

Барбара хихикнула.

«Звучит заманчиво. Увидимся в восемь!»

Она убрала телефон и вернулась к картине.

«Может, мы все должны сначала полюбить себя, — думала Барбара, добавляя розовый оттенок облакам. — А уже потом искать кого-то ещё»

Хотя, честно говоря, посмотреть на симпатичных музыкантов на концерте тоже было неплохой идеей. Просто посмотреть. Ну, может, немножко пофлиртовать. Совсем чуть-чуть.

* * *

Декабрь 2032 года.

Звукозаписывающая студия, Лос-Сантос.

Студия «Интерскоуп» превратилась в настоящий музыкальный дом за последние полгода. Марчелло вложил в неё не только деньги от наследства, но и душу — каждый угол был продуман, каждая деталь имела значение. Стены украшали винтажные постеры и фотографии великих музыкантов, а в углу стояла коллекция гитар, собранная с любовью и знанием дела.

За звукоизоляционным стеклом группа «Томми-ган» доводила до совершенства новую композицию. Марчелло стоял у микрофона, полностью погружённый в музыку. Змей на бас-гитаре покачивал головой в такт, синие дреды развевались при каждом движении. За ударными сидел Рики, которого Марчелло знал ещё по концертам в подпольных клубах, а на клавишах — Майя, талантливая девушка из бедного района.

— Ещё раз припев, — распорядился Марчелло в микрофон, обращаясь к звукорежиссёру за стеклом. — Можно добавить больше эмоций в последнюю строчку.

Название группы «Томми-ган» было его идеей — дань памяти деду с ноткой иронии.

Студия наполнилась звуками гитар и голоса. После окончания записи все музыканты сели в комнате отдыха, обсуждая детали аранжировки.

— Чувак, это твоя лучшая работа, — сказал Змей, открывая банку энергетика. — В этой песне есть что-то настоящее. Не то дерьмо, что крутят по радио.

— Спасибо, — Марчелло улыбнулся. — Это и есть настоящий я. Без прикрас и коммерческих соображений.

В дверь постучали. Вошёл Дэнни Картрайт, продюсер, с которым Марчелло сотрудничал последние месяцы. Невысокий мужчина лет пятидесяти, с проницательными глазами и впечатляющим послужным списком.

— Марчелло, — он размахивал бумагами, — у меня новости. Первый сингл «Breaking Free» попал в топ-20 альтернативных чартов. Радиостанции сходят с ума по нему.

— Правда? — Марчелло не скрывал удивления. Он не ожидал коммерческого успеха от такой личной музыки.

— Более того, — Дэнни достал контракт, — лейбл хочет продлить соглашение. Полный альбом, тур по западному побережью, может быть, даже Европа.

Марчелло взял документы, внимательно читая условия.

— Где подписывать? — спросил он.

— Здесь, — Дэнни указал на строчку внизу страницы.

Марчелло взял ручку и чётко написал: «Марчелло Версетти». Фамилия больше не пугала его так часто, как полгода назад.

— Отлично! — Дэнни убрал контракт. — Я свяжусь с агентами по турам. Думаю, к весне у нас будет готов график концертов.

Когда продюсер ушёл, музыканты тоже начали собираться. Рабочий день закончился, но Марчелло остался в студии. Он часто задерживался здесь, наслаждаясь тишиной и возможностью поработать в одиночестве.

Он подошёл к большому окну, выходящему на вечерний Лос-Сантос. Красивый вид, но Марчелло думал не о нём. Абеле по-прежнему сидел в федеральной тюрьме, здоровье ухудшилось. А вчера звонил Кен Розенберг. Снова просил денег на дозу, снова клялся, что это последний раз. Голос был слабым, прерывистым. Марчелло дал ему немного денег — не на наркотики, а на еду и жильё, но знал, что Кен потратит их по-своему. Старому адвокату оставалось недолго.

Все связи с прошлым постепенно исчезали. И это было правильно, хоть и грустно.

Зазвонил телефон. Бабушка.

— Марчелло, дорогой, — её голос был тёплым, материнским. — Как дела в студии?

— Хорошо. Записали новую песню, подписал контракт на альбом.

— Замечательно! Твоя мать гордилась бы тобой.

— Думаешь?

— Знаю, — в голосе Селесты звучала уверенность. — Виталия обожала музыку. Когда ты поёшь, я слышу её в твоём голосе.

Эти слова согрели сердце. Марчелло так мало знал о матери, каждая деталь была драгоценной.

Квартира Марчелло располагалась на двенадцатом этаже современного здания. Из больших панорамных окон открывался захватывающий вид на океан; бескрайняя водная гладь, которая на закате превращалась в полотно из золота и алых красок. Но, в отличие от особняка деда, здесь не было кричащей роскоши или показной пышности. Простая, стильная мебель, мягкие нейтральные тона, минимум декора.

Марчелло сбросил кожаную куртку на диван и прошёл на кухню, доставая из холодильника бутылку воды. День в студии выдался продуктивным, но утомительным.

Стены квартиры украшали фотографии, галерея важных моментов его новой жизни. Селеста на семейном ужине. Групповое фото с музыкантами «Томми-ган» после первого концерта. Нико, Лейла и Андрия в саду белградского дома. Роман и Агнесс возле вывески ресторана.

На книжном шкафу располагались более старые снимки — окно в прошлое. Молодой Томми в той самой гавайской рубашке, которую так любил носить в восьмидесятые, широко улыбается в камеру. Рядом чёрно-белое фото Кена Розенберга времён его расцвета. И, конечно, Лэнс Вэнс, вечно стильный, с характерной улыбкой авантюриста.

В центре всей этой галереи стояла самая дорогая фотография — изображение Виталии. Девушка с добрыми глазами и нежной улыбкой, держащая в руках букет полевых цветов.

Марчелло достал телефон, проверяя пропущенные вызовы и сообщения. Роман звонил дважды, наверняка хотел поделиться новостями о ресторане или пригласить на семейный ужин. От Лейлы пришло сообщение с фотографией Андрии, который получил отличную оценку по математике, и приглашением приехать в гости.

Ничего от Грейс. Как всегда.

За полгода он привык к этой тишине, но она по-прежнему щемила сердце. Иногда хотелось написать ей, рассказать о своих успехах, поделиться новостями. Но он держался.

Неожиданный стук в дверь заставил поднять голову. Марчелло не ждал гостей, да и консьерж обычно предупреждал о посетителях. Он подошёл к глазку и удивлённо моргнул.

На пороге стояли Настя и Руперт. Они выглядели как пара из шпионского фильма.

— Привет, красавчик! — просияла Настя, когда он открыл дверь. — У нас для тебя новости!

— Анастэйша? Руперт? — Марчелло растерянно посмотрел на них. — Как вы меня нашли?

— Мы шпионы, — подмигнул Руперт. — Найти кого угодно — наша профессия. Можно войти?

— Конечно, проходите, — Марчелло отступил в сторону. — Оделись бы попроще. Палитесь конкретно, шпионы.

Они прошли в гостиную, и Настя с восхищением оглядела квартиру:

— Какая красота! Стильно, без пафоса. Мне нравится.

— Спасибо. Хотите кофе? Воды?

— Бухло есть?

Марчелло разлил всем виски, немного посидели, выпивая и закусывая снеками. Руперт достал планшет.

— У нас есть информация о Грейс. Надо?

Сердце Марчелло забилось быстрее:

— С ней всё в порядке?

— Более чем, — Настя показала ему фотографию на экране. — Это снимок с камеры наблюдения в Праге, сделан три дня назад.

На размытом изображении была женщина в тёмном пальто, идущая по мощёной улице. Лицо было повёрнуто в сторону, но силуэт, походка, манера держаться — всё говорило о том, что это Грейс.

— Как она? — спросил Марчелло.

— Выглядит хорошо, — ответила Настя. — Сосредоточенно, не отчаянно. Знает, что делает.

Марчелло долго смотрел на фотографию, запоминая каждую деталь. Грейс была жива, здорова, продолжала свои поиски.

— Мы можем передать ей сообщение, — предложил Руперт. — Наши пути иногда пересекаются.

— Нет, — Марчелло покачал головой. — Не нужно.

— Уверен? — удивилась Настя. — Я думала, ты захочешь...

— Это её путь, — твёрдо сказал он. — Я не имею права вмешиваться. Если она захочет связаться со мной, то сделает это сама.

Настя и Руперт переглянулись, на их лицах играли одинаковые улыбки.

— Что? — спросил Марчелло.

— Именно такой ответ мы и ожидали услышать, — ответила Настя.

Они пробыли ещё полчаса, рассказывая забавные истории из своей шпионской жизни и расспрашивая о музыкальной карьере. Когда они собрались уходить, Настя обняла Марчелло:

— Береги себя, красавчик. И не переставай заниматься музыкой. У тебя настоящий талант.