Что для тебя Семья? (джен)

Падма и Парвати с детства могли в один момент сидеть рядом и играть с куклами, а в следующую минуту драться друг с другом из-за того, чья игрушка выглядит лучше. Их сложно было назвать близняшками, а распределение на разные факультеты в Хогвартсе лишь углубило ту пропасть, что росла между ними с годами. Вкусы в еде, привычки, предпочтения в одежде, музыке и книгах. Вот только, какими бы сестры Патил не были разными, их желание быть рядом друг с другом оставалось неизменным.

Парвати, поступившая на Гриффиндор, была куда вспыльчивей Падмы, оказавшейся в Равенкло. Она была шумной, активной и радостной. Дружила с Лавандой Браун, известной сплетницей Хогвартса, и обожала гадания. Ей казалось, что весь мир можно объяснить, взглянув на чаинки в чашке, и «открыв внутреннее око». В свою очередь Падма слыла спокойным, даже тихим человеком, чьи интересы, зачастую, крутились вокруг книг и споров с сестрой.

Единственным, что было общим у сестёр, так это их влюблённость в Гарри Поттера. Их обеих тянуло к брату известного и популярного Алека. Что-то в этом волшебнике манило сестёр Патил, заставляло терять голову от желания оказаться рядом.

После окончания Хогвартса, родители сестёр, видя нестабильную ситуацию в стране, решили вернуться обратно в Индию. Парвати и Падма последовали за ними. В Англии разгоралась гражданская война, а умирать ради чужой земли никто из семейства Патил не желал. Схожим образом поступили многие волшебники, прожившие на островах не так уж и долго, и, поэтому, не сумевшие «прорасти». Но даже покинув Англию, близнецы продолжали отслеживать происходящее в стране, где родились. Правда, их больше интересовали новости о Гарри, чем сводка множества стычек Ордена Феникса и Пожирателей Смерти.

— Посмотри!

Парвати бросила перед сестрой вчерашний выпуск Пророка, который они продолжали получать, пускай и с запозданием. Когда Падма раскрыла газету, то охнула, увидев фотографию Гарри Поттера на всю первую полосу и заголовок сверху: «Предатель в самом сердце Ордена Феникса?».

— Опять эта Скитер? — уточнила Падма и лишь приподняла брови, когда Парвати хлопнула ладонями по резному столику, громко рявкнув:

— Мы возвращаемся в Англию!

— Вернёмся? — одновременно с сестрой спросила Падма.

Столь ценный для них обеих момент единения, полного совпадения мысли и намерения, неожиданно сильно срезонировал, и сестры синхронно поморщились от лёгкой ломоты в висках. Им обеим на мгновение показалось, что голову охватил обжигающий обруч боли. Такое происходило уже не в первый раз, но и Парвати, и Падма, благополучно игнорировали случаи, никак не связывая их между собой.

— Я собираю вещи, — поднялась Парвати, в то время, как Падма неожиданно замерла на месте и спросила:

— А что скажем родителям?

— Я не собираюсь отчитываться за каждый свой шаг! — возмутилась Парвати и отмахнулась: — Скажем, что мы уже взрослые девочки и сами решаем, что делать.

— К слову об этом, — Падма нахмурилась: — Когда вернёмся в Англию, то что будем делать?

— Там уже разберёмся, — равнодушно пожала плечами Парвати.

Никто из сестёр Патил даже не представлял, зачем им возвращаться в магическую Англию, где бушевала гражданская война. С Гарри они в последний раз виделись незадолго до своего переезда в Индию, мельком, в Министерстве Магии. Вот только они обе знали, что их необъяснимо сильно тянет обратно. И статья в газете стала лишь катализатором.

Ковчег

Прикрыв глаза, Адам прислушался к себе. Рядом, послушно замолчав, замерла Страсть. Пускай ей было интересно, но она предпочла дождаться, пока Тысячелетний Граф сам не решит рассказать ей все подробности происходящего. Впрочем, Ластол была готова и к тому, что Первый Апостол предпочтёт сохранить интригу и промолчит. Порой, Тысячелетний так и поступал, игнорируя любопытную натуру Страсти.

Наконец, после долгой паузы, Граф открыл глаза и посмотрел на стоящую рядом Ластол. Та, наклонив голову к плечу, улыбнулась, увидев во взгляде Адама радость. Кажется, новости будут хорошими. И действительно, Тысячелетний встал из своего мягкого кресла и, притянув к себе Двенадцатого Апостола, повёл её в танце по просторному кабинету.

— Наша Семья восстанавливается так быстро, моя милая Страсть!

— И кто же это будет, Тысячелетний Граф?

— Узы и… — Адам сделал паузу, держа торжественную паузу: — Я ощутил первый толчок Четырнадцатого.

— Уолкер? — зарычала Страсть, показав в оскале острые клыки. — И вы радуетесь этому, Граф? Этот предатель пробуждался всего дважды и каждый раз шёл против нас!

— Да, — ответил Первый Апостол. — Но он наш брат. Самый юный и самый потерянный. Без имени и не слушающий свою суть. Настоящее Сомнение.

Посмотрев на насупившуюся от обиды Ластол, он лукаво улыбнулся и, продолжая вести её в танце, задумался. Три Ноя одновременно… и это почти сразу после пробуждения Желания! Его Семья вновь возвращалась в строй и это было хорошим знаком. Чем их больше, тем быстрее он сможет обновить план действий и сотворить новый спектакль. Нужно только дождаться Вайзли и Майтру… в этот раз, в текущем тысячелетии, они смогут добраться до Сердца и уничтожить Чистую Силу. Всё же, в предыдущем воплощении, у них неплохо вышло потрепать эту тварь.

— Кто будет курировать пробуждение Уз? — спросила Страсть.

— Гарри, — мгновенно ответил Адам. — Он неплохо показал себя в текущем воплощении с Драко.

— А… Четырнадцатый? — поморщившись, спросила Ластол.

— Ты, моя дорогая, — улыбнулся выражению жгучей неприязни на лице Страсти Тысячелетний Граф. — Поверь мне, дорогая, ты сама захочешь этого.

Выскользнув из рук Адама, Ластол зарычала, словно рассерженный зверь и, сверкнув жёлтыми глазами, трансформировалась в крупную кошку. Отвернувшись от Графа, она выскользнула из кабинета, гордо задрав хвост. Проводив взглядом уходящую Страсть, Тысячелетний лишь покачал головой.

Он был уверен, что Двенадцатый Апостол сама захочет быть рядом с Четырнадцатым, когда тот окончательно пробудится. Всё же, какая мать не…