Война Драконов: секреты Дурмстранга (гет)

* * *

Когда профессора вошли в Трапезную, воцарилась гулкая, даже пугающая тишина; казалось, что все боятся даже дышать, чтобы не привлечь к себе отдельного внимания. Напряжение волнами прокатывалось по залу.

Франсуаз оглядела замерших школьников: на лицах дурмстранговцев, особенно старших, темными кругами под глазами легло ошеломление и беспокойство. Две девочки — Юлиана, которая была на Рождественском балу с Робертом Конде, и Мария, староста школы, — казались белыми, как нетронутый в поле снег. Мальчики переглядывались, нервно теребя салфетки или приборы. Франсуаз заметила, что среди ребят не было их Чемпиона, впрочем, это не было так уж необычно, но все-таки сейчас, когда несчастный случай в школе связывали с Феликсом Цюрри (он в начале года пытался покончить с собой, а теперь, как говорили, и его бывший лучший друг туда же), его исчезновение было странным и глупым. Дё Франко не понимала, как Цюрри может так себя вести, она бы никогда не поступила подобным образом.

Преподаватели, а с ними миссис Маркета и мистер Финниган, заняли свои места за столом. Гулкая тишина, наполненная ожиданием, давила на уши, натягивала нервы, словно струны. Сотни пар глаз были устремлены на профессора Яновских, который вздохнул и поднялся. На лице его было такое беспокойство, что Франсуаз почувствовала, как сжимается сердце, а ведь она никогда не была сильно эмоциональной.

— Друзья мои,— начал директор Дурмстранга, разрывая почти звенящее напряжение,— самое первое, о чем я бы хотел сказать сегодня, чтобы перекрыть все слухи, что за сутки успели распространиться по школе. Вчера на рассвете на поверхности был найден ученик седьмого класса «драконов» Дурмстранга Димитрий Полонский, без сознания и в тяжелом состоянии,— тяжелый вздох, как длинное эхо в горах, прокатился по залу.— Вчера днем было принято решение переправить его на Большую Землю, теперь он в центральной клинике Вейхвассер в Германии, где делают все возможное, чтобы спасти ему жизнь,— Яновских выдержал паузу, давая школьникам принять эту новость.— Начато расследование этого страшного и нелепого происшествия, поэтому я прошу всех, кто обладает информацией по данному случаю, обязательно обратиться к преподавателям или директорам. Возможно, вы слышали что-то, что поможет нам понять, почему Димитрий так поступил, возможно, вы знаете причину, по которой он решил так поступить,— внимательные глаза мужчины буквально прощупали каждое лицо в зале, и пауза затянулась. Франсуаз чувствовала, как напряжение снова начало расти.— Пока же я должен огласить новые правила пребывания в школе. Они ужесточены из-за череды тревожных происшествий. Во-первых, запрещено выходить из гостиных после девяти часов вечера,— недовольный гул медленно-медленно начал подниматься, но суровые взгляды директоров остановил школьников.— Во-вторых, после восьми вечера вводится патрулирование коридоров преподавателями. В-третьих, запрещено находиться в коридорах нижнего уровня, а также под угрозой исключения — в коридорах, ведущих на поверхность. Те учащиеся, которые будут назначаться на дежурство на «Айсберге» или в зверинце, должны будут предъявлять пропуск, выписанный дежурным преподавателем. Все выходы из школы закрыты.

Франсуаз увидела, как переглядываются старшеклассники Дурмстранга, и поняла, что запреты во многом портят их устоявшуюся жизнь с нарушением правил. Она не понимала, почему они такие глупые и не осознают, что все, что они творят, опасно. Взять хотя бы этот пожар, который бы мог в считанные минуты поглотить все школу: те, кто спасся бы, замерз бы в снегах на поверхности. До чего же надо быть безответственным и не думать о последствиях своих глупых приключений!

— А теперь я предоставлю слово профессору Минерве МакГонагалл,— казалось, что Яновских даже радовался тому, что закончил свою речь.

— Ребята,— директор Хогвартса выглядела не взволнованной или напряженной — серьезной, но при этом было заметно, как она переживает,— все мы беспокоимся о Димитрии. Да, многие из нас даже не были с ним знакомы, но подобное могло бы случиться с каждым,— заговорила профессор, и Франсуаз скептически передернула плечиками: с ней бы не случилось.— Нам еще предстоит выяснить, почему ваш товарищ оказался на морозе, но уже сейчас мы обязаны принять меры для вашей безопасности,— Франсуаз удивленно посмотрела на директора Хогвартса, впрочем, не она одна: при чем тут они? Парень решил свести счеты с жизнью, остальные-то тут при чем? Это надо думать, почему в Дурмстранге студенты периодически пытаются совершить самоубийство.— Пожар, отравление, теперь это — все это наводит на мысль о том, что череда несчастных случаев на этом не закончится,— профессор МакГонагалл была совершенно серьезна, и Франсуаз подалась вперед, теперь вслушиваясь внимательнее. Значит, не все так просто.— Поэтому,— глубокий вздох пожилой волшебницы буквально предупредил присутствующих о том, что следующие ее слова мало кому понравятся,— принято решение: после второго испытания Турнира, до которого осталось две недели, все учащиеся Хогвартса и Шармбатона, кроме Чемпионов, отбудут в свои школы,— МакГонагалл замолчала, давая волне недовольства и даже негодования прокатиться по залу; кажется, она именно этого и ожидала, а потому несколько минут просто смотрела в стол, слушая, как возмущаются школьники. Потом она подняла строгие глаза, и возмущение быстро сошло на нет.— Решение принято. Но также мы понимаем, что не можем оставить мисс дё Франко и мистера Конде без дружеской поддержки, поэтому они могут выбрать двух-трех друзей, которые останутся с ними здесь,— Франсуаз впала в легкий ступор, потому что понятия не имела, кого подвести под категорию «друзей».— Остальные студенты вернутся в свои школы, но за день до финального испытания они вернутся, чтобы присутствовать в день окончания Турнира Трех Волшебников,— директор Хогвартса снова дала ученикам время обсудить ее слова, видимо, понимая, насколько малоприятные новости ей выпало сообщить.— А пока я очень прошу всех быть внимательными и осторожными, пресекать любое нарушение правил. И самое главное: если вы видите рядом с собой человека, которому нужна помощь и поддержка, который подавлен или ведет себя странно — не проходите мимо него. Помогите, или же обратитесь к кому-то из преподавателей. Помните: школа — это лишь начальный этап вашей жизни, давайте будем стараться сделать так, чтобы все благополучно его прошли.

Франсуаз чувствовала себя странно подавленной, наверное, из-за общего настроения, которое медленно овладевало присутствующими. Профессор МакГонагалл села, и школьников тут же словно прорвало. К их голосам добавился трепет крыльев фей, что разносили ужин и звон столовых приборов. Дё Франко же поняла, что аппетит совершенно пропал. Она переводила взгляд с одного человека на другого, замечая, кого и как затронули новости.

Не у одной нее не было аппетита. Многие старшие студенты Дурмстранга как-то угнетенно смотрели вокруг или себе в тарелки, кто-то перешептывался, бросая вокруг встревоженные взгляды.

Франсуаз попыталась понять, что так встревожило преподавателей и некоторых ребят, не самоубийство же? Ладно бы впервые такое случалось! Вообще в Дурмстранге постоянно что-то случалось.

Первое и самое давнее: Цюрри решил убить себя. Но тут его все поняли — о его беде было не только написано на его лице, но и говорили в школе достаточно бурно в те дни. Глупый, усталый и преданный всеми мальчик решил, что ему незачем жить. Беда? Да. Но это только его беда, да нескольких близких к нему людей.

Хорошо, пожар. Глупая шутка слишком много знающих студентов, но тут да, она была согласна, могли пострадать многие. Но после этого не было принято никаких резких мер и не говорилось об общей опасности и постоянной бдительности.

Ладно, дальше. Староста и Чемпион Дурмстранга слишком хорошо погуляли на Рождество и провалялись неделю в госпитале, говорили, что они отравились. Глупость с их стороны, конечно, но и тут особо не было никаких принято мер и никаких намеков на всеобщую панику. Два школьника сглупили и за это поплатились, ничего вроде страшного. Если только эта парочка тоже не пыталась свести счеты с жизнью, отравившись. Тогда это уже почти система…

И теперь это. Некий Димитрий, которого Франсуаз даже не могла вспомнить, оказался таким недалеким, что отправился на поверхность, зная, что там страшный мороз, зима в разгаре. Но ведь это его личная беда, можно только посочувствовать. Да, конечно, повышенная бдительность, дежурства, закрытые выходы (на месте местных преподавателей, Франсуаз изначально бы запечатала все коридоры, которые вели на мороз), даже комендантский час — все это понятно и можно объяснить. Но отправить студентов прочь из школы? По мнению девушки, это уже преувеличение. Если только…

Француженка внимательно посмотрела сначала на Марию, на ребят вокруг нее, затем на Гая Ларсена, с которым с Рождества не сталкивалась. Все они были такими же встревоженными. Тогда…

Тогда получается, что им что-то недоговаривают, и это что-то очень серьезно, причем некоторые студенты Дурмстранга знают, что это. Если только сами не замешаны.

Франсуаз прищурилась, вглядываясь в лица студентов, пытаясь понять, в чем же дело. Если это был несчастный случай или попытка самоубийства (пусть преподаватели не называли этого слова, но было ощущение, что в Дурмстранге просто эпидемия на тему «сведи счеты с жизнью»), то с чего бы все эти меры осторожности и разговоры о бдительности? Хорошо, нужно смотреть вокруг себя и замечать тех, кто подавлен, выискивать потенциальных жертв суицида. Наверное, несколько лет в подземной школе вызывают такие побочные эффекты, было бы неплохо поднять статистику за последние годы и узнать, сколько подобных случаев уже на счету Дурмстранга…

Все это понятно, но непонятно то, что студентов увозят прочь от беды. Какой беды? Действительно боятся, что приезжие гости заразятся этим странным вирусом? Или есть что-то еще?

А что если все эти несчастные случаи вовсе не несчастные? Ну, или последний, по крайней мере. Что если все не так просто, как пытаются внушить преподаватели? Что если Димитрий вовсе не пытался покончить с собой? Что тогда?

Франсуаз почувствовала, что у нее начинает болеть голова. Она огляделась и заметила, что многие школьники уже поели и покидали зал, в основном группами, что-то бурно обсуждая.

— Мисс Истенко, Мистер Ларсен, приходите в учительскую,— громко попросил профессор Яновских, найдя своих старост глазами.— И,— темный взгляд директора Дурмстранга остановился на дё Франко,— вы тоже приходите. Мистера Конде мы уже пригласили.

Француженка кивнула и поднялась, спеша вслед за Гаем, который вместе со своими друзьями выходил из Трапезной.

— Гай!— позвала Франсуаз, догнав дурмстранговцев в Нижнем зале.

Он оглянулся, потом кивнул темноволосой девушке и худому длинному парню, которые были с ним. Те с подозрением посмотрели на студентку Шармбатона, но оставили друга и пошли дальше.

— Привет, прости, что…

— Ничего, все в порядке,— оборвала сбивчивые извинения Франсуаз, бесцеремонно хватая блондина за руку и утягивая к стене, чтобы не стоять посреди зала, привлекая к себе внимание.— Можно задам вопрос?

— Нас ждет директор.

— Я не задержу тебя надолго.

— Хорошо. Ты хочешь спросить о Димитрии?— догадался Гай, дернув уголком губ. Франсуаз кивнула, внимательно вглядываясь в парня: он сильно изменился за последнюю неделю. Она не так хорошо его знала, но все равно заметила, как запали светлые глаза и заострились скулы. Он похудел и выглядел почти потерянным, и все это сложно было списать на происшествие с Димитрием, потому что подобные изменения за день не происходят.— Я знаю не больше тебя.

— Он пытался покончить с собой?

— Так говорят,— пожал плечами Ларсен.

— У него были причины?— уточнила девушка, неготовая так просто сдаться.

— Он расстался со своей девушкой.

— Какая-то слабая причина,— заметила Франсуаз, все еще сомневаясь.— И Феликс тут ни при чем?

На какой-то миг девушке показалось, что она попала в точку, так странно блеснули глаза дурмстранговца, но сложно было сказать, не придумала ли она этого.

— Я знаю не больше твоего, а слухов и так достаточно,— сурово ответил староста.— Нам пора, профессор Яновских ждет.

— Гай.

— Ну что?

— Ведь все серьезнее, чем вы все пытаетесь показать?

Он застыл, некоторое время что-то обдумывая.

— Не волнуйся, тебе ничего не грозит. Я могу тебе только позавидовать — ты пошла в нужную школу,— и он пошел к темному входу в боковой коридор. Франсуаз ничего больше не оставалось — только последовать за ним, но подозрения стали еще ощутимее. Пока они молча шли к учительской, пересекая пустые коридоры, она поняла лишь одно: все случившееся за последнее время — цепочка связанных событий, и события эти касаются тех, кто учится в Дурмстранге. И все-таки: происшествие с Димитрием — его воля или что-то намного серьезнее?

* * *

— Альбус!

Ал обернулся и приложил палец к губам, призывая бегущую к нему Эйидль к тишине. Девочка тут же сбавила темп и тихо встала рядом со страшим товарищем, недоуменно глядя на него.

— Идем,— шепнул ей хогвартчанин, улыбаясь немного криво и указывая на приоткрытые двери в учительскую.— Не хочу, чтобы нас тут застукали.

— Ты подслушивал?— изумилась исландка, но Поттер лишь схватил ее за плечи и втянул в нишу за статуей дракона, чтобы их не заметил прошедший мимо мистер Финниган. Судья Турнира что-то хмуро бормотал себе под нос.

— Я собирал информацию.

— Нам нужно поговорить, Ал,— прошептала Эйидль, наблюдая за тем, как Поттер складывает в карман какие-то странные шнуры с ушами.

— Я даже знаю, о чем. Я не могу вернуться в прошлое, Эйидль,— и он потянул девочку за собой в сторону Зала Святовита.

— Ал…

Хогвартчанин покачал головой, потом огляделся и втолкнул девочку в темную нишу за колоннами, где они впервые встретились.

— Послушай…

— Альбус, пожалуйста, это очень важно! Ты же можешь его спасти!— почти умоляюще заговорила исландка, глядя на друга.

— Я не могу, правда,— с сожалением повторил Поттер, садясь.— Он твой друг? Димитрий?

— Нет,— покачала головой Эйидль, опускаясь рядом с Альбусом.— Он был лучшим другом Феликса.

— Но он предал твоего брата, нет?— уточнил Ал с легкой улыбкой.

— Это ничего не значит!— возмутилась девочка.— Я не желала ему смерти! Я уверена, что для Феликса он все еще важен! Альбус, спаси его!

Поттер вздохнул:

— Я же сказал — я не могу! Потому что это неправильно. Неправильно все время вмешиваться в историю!

— Но до этого же вмешивался!

— Да, но только потому, что история сама так решала. Эйидль, Время — это не игрушка, и ты-то должна это понимать!

— Я?

— Да, ты, но, наверное, ты поймешь со временем,— Альбус улыбнулся своему каламбуру, но потом снова посерьезнел.— Каждый раз, когда ты приходила ко мне до этого, ты уже,— он подчеркнул это слово,— уже видела меня там! Это уже было свершившимся фактом… Но сейчас все по-другому. Меня там не было, понимаешь? И если я сейчас туда сунусь, может случиться непоправимое!

— Глупости! Может, ты там был, но никто тебя не видел!

— Эйидль, если бы я там был, то Димитрия бы нашли до того, как он замерз практически до смерти!— эмоционально ответил Поттер, и исландка поняла, что ее друг тоже очень переживает.— Если бы я там был, то на помощь ему пришли бы раньше! Но этого не было, потому что мы сейчас сидим здесь и обсуждаем уже свершившийся факт, факт, который уже видели…

— А с Феликсом? Когда он спрыгнул…

— Когда он спрыгнул, еще никто не знал, жив он или мертв, его судьба еще не была определена, и все зависело от того, вернусь ли я в прошлое, чтобы завершить круг. И, как я тебе уже говорил, я не мог не вернуться, потому что это был я, понимаешь? А сейчас… Я никак не связан с этой историей, никто меня там не видел, и судьба Димитрия теперь зависит только от него самого. Все уже свершилось, и я не могу вмешаться…— Ал повернул голову и увидел, как Эйидль плачет.— Ты так надеялась на то, что я смогу?

Она кивнула, вытирая тыльной стороной ладони свои беспомощные слезы:

— Феликсу и так тяжело…

— Я тут кое-что услышал,— осторожно заметил парень,— в учительской.

— Тебе не объясняли, что подслушивать нехорошо?— улыбнулась сквозь слезы Эйидль.

— Объясняли, поверь, и не раз, но мало кто при этом задумывался о том, что мои действия обычно направлены на благие и достаточно серьезные цели, но это к делу не относится,— Поттер поправил очки.— Яновских очень интересовался Феликсом. Судя по всему, он как-то замешан в том, что случилось с Димитрием.

— Нет!— вскрикнула девочка.— Он бы ни за что…

— Ну, Мария сказала то же самое, но ей не дали объяснить, потому что пришли Роберт и Франсуаз, и все перешли к обсуждению того, кто из друзей Чемпионов остается в Дурмстранге.

— Ты ведь остаешься?— с надеждой спросила Эйидль.

— Ну, у Конде не было особого выбора,— фыркнул Альбус,— профессор МакГонагалл восприняла как факт, что мы с Кристин и Робертом — неделимое целое…

— Ты думаешь, что это Феликс…?— через некоторое время спросила исландка, испуганно теребя в руках берет.— Что он мог…?

— Нет, не думаю. Согласно моим размышлениям, а они часто оказываются недалеки от истины,— задумчиво проговорил Поттер,— скорее всего, у преподавателей есть какое-то основание подозревать Феликса, может, их кто-то видел с Димитрием… Если бы были прямые доказательства, то твоего брата уже искали бы Мракоборцы.

— Надо спросить у Марии, думаю, она знает больше,— проворила Эйидль.— Я не верю, что Феликс мог такое сделать.

— Ну, в это могут поверить, если вспомнить, как он напал на Юлиану.

— Это было давно! Сейчас ему лучше!

Альбус поднял руки, словно сдавался, и улыбнулся:

— Я не спорю, я просто пытаюсь, как и ты, понять, что происходит. Ты же понимаешь, что слишком все это подозрительно.

— Да, и я узнаю, что же происходит, даже если после этого мне сотрут память!— категорично заметила Эйидль, вылетая из-за колонн и тут же натыкаясь на профессора Сциллу.

— Так-так, первый нарушитель попался. Мисс Хейдар, отправляйтесь в спальню, поговорим о вашем наказании завтра.

Исландка вздохнула, зло посмотрев на Вейлу, и кинулась прочь по пустым коридорам. Кажется, везение Алекса было заразно.

В гостиной девочек было шумно, они обсуждали случившееся, сбившись в отдельные группы. Ярко пылал огонь, кое-где мелькали заботливые фейки, Эйидль снова ощутила сильный укол совести, вспомнив о Кляйн, которая до сих пор не появлялась. И дело было даже не в том, что девочке приходилось просить фею Алекса или Терезы накормить ее — Эйидль скучала по заносчивой и надоедливой Кляйн. Только она не знала, как исправить то, что натворила.

Вздохнув, девочка постучала в спальню Марии, надеясь, что та не нарушает введенные правила в первый же вечер, как это сделала сама исландка.

— Войдите.

Староста была не одна: на столе сидела Сибиль Барнс, поигрывая пером и задумчиво следя за тем, как Мария ходит по комнате.

— Мы можем поговорить?

Староста и ее подруга переглянулись, но Мария кивнула, закрывая за гостьей дверь.

— Ты знаешь, где Феликс?— спросила Эйидль, пытаясь быть осторожной: она отстранена от дел Драконов, и ей нужно было спрашивать так, чтобы не влезть туда, куда ей запрещено совать нос. К тому же Мария, наверное, была все еще зла на них с Алексом.

— Знаю,— кивнула староста, садясь на постель и предлагая девочке стул. Исландка покачала головой.— Он в порядке, по крайней мере, пытается сделать вид.

— Его не найдут?

— С чего ты взяла, что его ищут?

— Я знаю, о чем говорили в учительской,— призналась Эйидль, стараясь не выдать Альбуса.— Неважно откуда.

Сибиль и Мария снова переглянулись.

— Нет, думаю, не найдут,— наконец, сказала староста.— Что еще ты знаешь?

— Что то, что произошло с Димитрием, не несчастный случай и вряд ли самоубийство,— исландка решила играть ва-банк, выдавая догадки Альбуса за достоверные факты.— Они думают, что это сделал Феликс?

— Откуда ты все это знаешь?— насторожилась Глава Драконов, вставая.— Может, ты еще что-то видела или слышала? Например, о том, кто напал на Димитрия на самом деле?

— Так на него действительно кто-то напал!— произнесла Эйидль, выдавая тут же свое неведение.— И все думают, что это был Феликс!

— Он ударил Димитрия, и на лице остался след от руки Феликса. Правой руки,— уточнила Мария, видимо, решив, что скрывать уже не имеет смысла.— Это тайна, которую пытаются скрыть преподаватели, потому что дело щекотливое. МакГонагалл настаивает на том, чтобы провели официальное расследование, но Яновских против, потому что это «прославит» Дурмстранг на весь мир, к тому же Феликс — наш Чемпион. Пока все пытаются узнать неофициально…

— Значит, это мог быть он?— шепотом спросила Эйидль, чувствуя, как холодеют руки.

— Нет,— твердо ответила староста.— Но очень многое указывает прямо на твоего брата. Не только след от удара. Феликс нашел Димитрия и принес в госпиталь…

— То есть он тоже был на поверхности,— все также шепотом проговорила Эйидль.— Что он там делал?

— Я не могу сказать, но я могу тебя заверить, что Феликс этого не делал.

— Он был там по делам Ордена?

Мария выразительно промолчала, и Эйидль смиренно кивнула, понимая, что все-таки влезла не туда.

— Как нам помочь Феликсу?

— Пока надо выжидать, мы надеемся, что Димитрий все же выкарабкается и сможет рассказать, что произошло на самом деле,— с сомнением в голосе проговорила Мария, снова садясь.

— А если… если нет?

— Мы должны выяснить, что случилось,— пожала плечами староста,— но я пока не знаю, как. Все, что я могу предположить, это то, что после разговора с Феликсом, Димитрий последовал за ним, либо ожидая его у входа в школу, либо выйдя на улицу. Но ведь Полонский не был настолько дураком, чтобы пойти в мороз и темноту! Конечно, может, у него съехала крыша, но я с ним недавно разговаривала, и он казался вполне адекватным, не склонным к суициду… Преподаватели выдвигают версию, что он просто заблудился и замерз, но…

— Но?

— След от удара Феликса очень красноречив. И еще…

— Есть еще что-то?— испугалась Эйидль.

— Да,— горько кивнула староста, поднимая на девочку глаза,— Феликс говорит, что Димитрий был обездвижен заклинанием. Преподаватели пытаются это скрыть, но… на Димитрия кто-то напал и оставил умирать в снегу. Если бы не Феликс, то у него не было бы ни шанса.

— Но… но не лучше ли тогда Феликсу выйти и рассказать то, что он знает? Ведь то, что он прячется, только усиливает его вину,— прошептала Эйидль.

— Нет,— покачала головой Мария,— он не может.

— Почему?!

— Тогда ему придется объяснять, что он делал на поверхности той ночью.

— Они заставят его выпить Сыворотку правды? Вы боитесь, что он выдаст тайны Ордена?

Мария с легкой улыбкой покачала головой:

— Тайны Ордена нельзя выдать насильно, Эйидль, я думала, что ты это уже поняла. Наши тайны можно выдать только добровольно, никакой другой силой, кроме силы воли, добровольного выбора, тайны не выведать.

— Но…— исландка покачала головой,— Айзек говорил, что если бы кто-то узнал о том, что случилось с Алексом, то вас бы всех напоили Сывороткой правды, и все бы узнали…

— Айзек тебя просто пугал,— фыркнула молчавшая до того Сибиль,— мы так иногда поступаем, чтобы достучаться до сознательности младших Драконов. Никаким зельем никому не добиться у нас правды.

— Я его убью,— прошипела Эйидль, сжимая кулаки,— наглый позёр!

Девушки рассмеялись, но смех у них вышел очень натянутый.

— Дело не в тайнах Ордена,— заговорила снова Мария,— дело в тайнах самого Феликса, и он скорее всю жизнь будет прятаться, чем признается в том, что он делал на поверхности, а эти его тайны легко выведать с помощью простой легилименции, не говоря уже о Сыворотке, которой ты так боишься.

— Тогда что же нам делать?

— Пока ничего. Мы можем только ждать.

— А если ко времени второго испытания ничего не прояснится?

— Тогда Феликсу придется выйти.

* * *

Тяжелый воздух замкнутого пространства был все тем же, таким же тяжелым. Неяркий свет от лампы отбрасывал тяжелые тени на стены и уходящий вдаль коридор.

— Привет,— Лука осторожно спрыгнул на землю, стараясь не наступить на вещи Феликса, который сидел на скудной подстилке, опершись спиной о каменную стену.— Я принес поесть и еще книг, Мария взяла себе половину, но подумала, что тебе они нужнее, чтобы чем-то развлечься.

Ящер кивнул, выглядел он устало.

— Не отчаивайся, скоро все прояснится, и ты сможешь отсюда выйти,— Лука поежился, представляя, что значит для Феликса жить по соседству с могильником. Но они не смогли придумать другого такого места, где бы Цюрри не смогли найти даже вездесущие феи. Они знали лишь одно.

— Как он?

— Ничего нового.

— Сколько прошло дней?

— Шесть,— Лука поставил на пол поднос с едой и опустил рюкзак с книгами.— Мария обещала прийти, как только заметит, что за ней перестали следить. Яновских не дурак, понимает, что это она помогает тебе укрываться.

— Я не могу выйти.

— Я знаю. Нет, конечно, я не знаю, какие тайны ты скрываешь, но это твое право. Уверен, что есть на то причины,— пожал плечами Лука.— Будем надеяться, что до второго испытания все выяснится. Ты ничего больше не вспомнил?

— Нет.

— У нас не так много зацепок. То, что его парализовали заклинанием, потому что, как ты сказал, Димитрий словно застыл, пытаясь защититься, наверное, это был Петрификус…

— Я пробовал «Фините», не помогло,— кивнул Феликс.

— Ну, да, после тридцати градусов мороза там уже было все равно, под заклятием он или нет. И еще Айзек, когда был на дежурстве, осмотрел место, где ты нашел Димитрия, но ты же понимаешь, что следов никаких уже не осталось.

— Его атаковали не там, где я его нашел,— покачал головой Феликс, в упор глядя на стену.— Остались бы более явные следы. Но снег не был потревожен. Его туда принесли.

— Да, мы с тобой согласны, но мы так и не нашли места, где это случилось, и вряд ли найдем. Думаю, тот, кто это сделал, хорошо скрыл свое преступление. И мы так и не поняли, зачем было убивать Димитрия…

— Я не знаю,— проговорил Феликс, опуская голову на руки.— Я этого не делал.

— Мы это знаем. Пока что сосредоточься на том, чтобы тебя не нашли, а еще постарайся перелистать эти книги и понять, кто такой Инвертус,— Лука поднялся и начал отряхиваться, оглядываясь.— Ты не ходил туда, надеюсь?— он кивнул на коридор, который вел к могильнику. Страшное соседство, ничего не скажешь. Но, с другой стороны, Драконы спали спокойно, зная, что подземелье под постоянной охраной, и никакая глупая девочка не сунет свой нос в это место. Можно было сосредоточиться на более важных делах, чем круглосуточное бдение у люка.

— Нет, не тянет,— Феликс вытянул ноги и посмотрел на Луку.— Не пускай ее сюда.

Винич хрипло и горько рассмеялся:

— Если бы я мог.

— Скажи, что я не хочу ее видеть.

— Это ее никогда не останавливало,— ответил Лука, хватаясь руками за лестницу.— Не скучай и не падай духом.

Феликс кивнул, следя за тем, как осторожно Винич приоткрывает люк, и кто-то помог ему выбраться наружу. На часах было три часа ночи. Если они попадутся, проблемы будут у всех.

Цюрри придвинул к себе рюкзак с книгами — есть не хотелось. Последние дни и ночи, со счета которых он давно сбился, были наполнены мыслями, от которых часто раскалывалась голова. Способность думать не просто снова появилась в его жизни, она крепла и развивалась, и выключить мысли было невозможно. Иногда задремав, он все равно думал о том, что произошло.

Ужас, охвативший Феликса, когда он понял, что перед ним мертвый Димитрий, парализовал его на долгие мгновения — и до сих пор сжимал что-то глубоко внутри. Неподвижное, скованное холодом тело все еще ощущалось в руках. Он нес бывшего друга, утопая в снегу, поражаясь тому, каким каменным стал Димитрий, понимая, что он несет мертвого парня, которого несколько часов назад ударил. Которого отказался выслушать и простить.

Уже потом, достигнув входа в школу и пытаясь отдышаться, он догадался, что Димитрий мог пойти за ним, потеряться и замерзнуть. Уже там, в коридоре, Феликс попытался согреть Димитрия, не потеряв надежду, что жизнь еще теплится в нем. Цюрри недоуменно рассматривал ту позу, в которой мороз настиг бывшего друга. Было ощущение, что Димитрий стоял и прикрывался руками, отскакивая, а потом начал падать — и так и замер. Такого не могло быть, если он медленно замерзал в снегах… И Феликс понял, что не мороз убил Димитрия, это было заклинание. Заклинание, которое лишило парня даже шанса на выживание в снегу…

Цюрри бездумно листал страницы учебников и справочников, которые ему принес Лука. Временами ему удавалось забыть о Димитрии и своих проблемах, и тогда он чувствовал, как истекает время до второго испытания. Никто из знакомых Марии не знал, кто такой Инвертус, и в дело пошли книги, но Феликс сомневался, что и тут они смогут найти то, что поможет в поединке с неведомым противником.

Почему этот Инвертус боится мороков, и почему Сфинкс может его погубить? Эти вопросы много раз уже обдумывали и сам Феликс, и Мария с друзьями, но не нашли однозначного ответа.

В руках была книга о Темных существах древних времен. Одна из десятка других, которые он просмотрел и которые, наверняка, смотрела и Мария. Все тот же набор: красные колпаки, оборотни, мифические существа вроде минотавра и Медузы-Горгоны… Боггарты, полтергейсты, акрамантулы…

Феликс отбросил эту книгу и взял следующую. «Создания магов Древнего Египта». На обложке у подножия трона фараона красовался златоволосый сфинкс. Опять сфинкс, видимо, это была идея фикс у организаторов Турнира.

Страницы странно шелестели в тишине угрюмого подземелья, лампа отбрасывала тени на стены, покрытые вековой пылью забытого могильника. Когда-то здесь были красивые рисунки, которые украшали стены всей подземной школы. Сколько сил и терпения, сколько фантазии должны были вложить в свой труд гномы, чтобы создать подземного дракона подобной красоты! Сколько драконов, фавнов, кентавров, русалок и сфинксов вырезали они на камнях Дурмстранга! Но почему сфинксов? Почему они так любили этих существ наравне с драконом или кентавром?

Глаза вернулись к книге, которую Феликс задумчиво листал, не рассматривая изображений и не вчитываясь в текст. Красочные движущиеся картинки иллюстрировали раздел о сфинксах. Вот человек-лев рождается во взмахе гигантских крыльев, воспаряя над огромной пустыней, полной теней, над дворцами и руинами, над человеческими армиями и пирамидами-склепами. Вот сфинкс шагает впереди свиты фараона, зорко следя за небом, землей и мыслью окружающих людей.

За мыслью? Странно. Неужели сфинксы читают мысли? Легилименты? Глупость.

Феликс попытался обдумать эту картинку, но понял, что ему этого не постичь, и продолжил рассматривать картинки, коротая время.

Сфинксы усмиряют восстание песчаных теней — фигур, похожих на вихрь, поднятый ветром в пустыни. Суд сфинксов и мороков над Темным магом-Перевёртышем.

Сфинксов и мороков?

Феликс сел прямо, уткнувшись носом в страницу, где старая картинка иллюстрировала факт чужой и очень древней истории. Несколько людей-львов, сложив крылья, восседало на постаменте, у их ног расположились огромные волки с человеческими глазами. А перед ними, ничем не скованный, но явно удерживаемый неведомыми силами, сидел на корточках человек, только очертания его тела были почти такими же нечеткими, как у песчаных теней, только состоял он не из песка, а из дыма. А на глазах его была повязка.

«Инвертусы чисты, или вы им уже развязывали глаза?»,— вспомнил Цюрри слова, которые слышал в ту ночь в зверинце.

Так кто же он, этот человек-перевёртыш? Перевёртыш. Перевернуть. Повернуть.

Invertere. Invertus.

Перевёртыш.

Феликс стал поспешно листать страницы, ища статью, которую иллюстрировала данная картинка, а перед глазами стояло изображение странного человека с завязанными глазами. Это человек! Не существо, не миксантроп! Человек!

Текст разочаровал Феликса, потому что не поведал ни о чем, чего он бы еще не знал: «Лишь сфинксы и мороки смогли остановить Темного мага-Перевёртыша, погубившего несколько селений на юге Египта и создавшего род по образу и подобию своему. Лишь сфинксы и мороки могли остановить его, и лишь они имели право судить Перевёртыша, да и силы, чтобы противостоять ему и истребить род его, чтобы не было больше угрозы народу Египта».

Феликс пересмотрел всю книгу, надеясь найти что-то еще об этом судебном процессе, но, видимо, эта история была такой старой, что ее давно забыли, подробности стерлись из памяти, и лишь эта картинка могла напомнить о том случае.

Так кто же такой этот Инвертус? Феликс знал только одно место, где ему могли ответить на этот вопрос. Но попасть он туда никак не мог — люк открывался только снаружи. Оставалось ждать, и он начал снова листать книги, пытаясь забить свою голову до отказа, чтобы не думать об единственном, что мучило его сейчас, — о Димитрии.