— Род Эл принимает ваши извинения и не держит обиды на излишнюю эмоциональность, леди Джобель. Я принимаю во внимание тот факт, что над её восприятием поработал весьма и весьма искусный мастер, а посему считаю возможным оставить случившееся без должного на то с моей стороны внимания. Пришёл же я не столько с вестями, уж точно, что для вас оные новы не будут, сколько с просьбой о содействии. Человек я занятой, и бегать по планетам и решать всё и за всех я, увы, не могу. В сутках попросту нет того количества часов, которое бы потребовалось, реши я, что это и есть единственный и самый верный выход. Именно поэтому я прошу вас посодействовать и оказать посильную вам помощь в деле стабилизации текущей ситуации. Я прекрасно понимаю, что население Набу более чем встревожено и, принимая во внимание тот факт, кем я являюсь, предлагаю именно вам принять на себя эту роль. Методы присущие роду Эл вряд ли будут уместны; от матушки же я, увы, не перенял талантов в политической области бытия. Политика от слова совсем не моё, и именно поэтому в этом я всецело полагаюсь на вас и ваших родных.
— Боюсь, что моих скромных ресурсов для этого может и не хватить, и раз вы здесь, то уже убедились в том, что влияние моей семьи далеко не безгранично. Все наши попытки остановить Апайлану не возымели должного успеха и произошедшее на днях этот мой вывод только подтверждает. Более того я смею быть уверенна в том, что последнее, чего бы вы хотели, так это устраивать разборки с ныне уже почившим его величеством на орбите вашей древней прародины. Посему могу ли я просить вас… — матриарх семьи Наберрие сделала вид, что запнулась, и тем сгладила свою возможную оплошность. Последнее, чего бы она хотела, так это показать своё неуважение к зятю. И лишь убедившись в том, что молодой лорд всё также улыбчив, продолжила: — Я имела наглость подготовиться, каких-либо вопросов в этой связи не предвидится; Сабе, вечная ей память, прекрасно сыграла свою роль.
— Вечная память, — откликнулся Энакин и, уже покидая гостиную, сообщил: — Советую быть готовой к тому, что без охраны я её не оставлю…
— Мама!?
— В итоге это было проще, чем я думала, — опустившись в близлежайшее кресло, произнесла прикрывшая глаза глава семьи, — но ты, Джобель… Не ожидала…
— Да объясни же ты толком, нет я, правда, понимаю дипломатия наше всё, но это… Как ты могла и… и при чём тут Сабе?
— При том, отец, что здесь и сейчас бабушка сумела договориться о том, чтобы сестрёнка, наконец, вернулась домой.
— Что!!! Что за бред ты несёшь; Падме мертва, и ты, ты не смеешь…
— Сядь, — жёстко и властно приказала Винама Наберрие. — Здесь и сейчас я говорю вам. Падме жива. И именно поэтому я требую, нет это приказ. Вы будете уважать мнение и решения лорда Эла. Мой зять наследует таким линиям, что нам впору биться в экстазе от одного лишь факта, что он вообще соизволил. Вы же, нет я даже не подберу тех слов, которые в достаточной мере охарактеризуют то, что вы едва не натворили. Наше счастье, что его светлость настолько отходчив и понимающ. Не раз и не два он отводил угрозу от нас. Или, быть может, вы забыли, кому мы обязаны за Солу?
— Нет, мама, но я, прости; я не понимаю, и если Падме и правда жива, то зачем…
— Зачем её похоронили? Или тебя больше интересует ответ на вопрос, почему я это позволила?
— И то, и другое и…
— Всё просто, Руви, ты в своём горе забыл то, чему я тебя учила. Мне напомнить нашу историю? Или, может быть, ещё раз рассказать тебе, почему род Эйней сменил имя?
— Нет, мама, я помню и это, но тогда…
— Увы, я не знаю всех подробностей, но вся эта война... Я подозреваю, что наша семья в очередной раз попала между молотом и наковальней. Более того я, как и все, поверила: спектакль был очень и очень искусен. И поверили мы именно и только потому, что похоронена была именно Падме. То внушение, которое они сделали... Ты ведь помнишь вопросы Солы?
— Конечно, но, мама. Ты только что сама сказала, что моя младшая дочь жива, и вот минуту назад…
— Я не договорила, Руви.
— Прости, я…
— Я понимаю твоё волнение и поэтому слушай. Эта игра началась пять с половиной лет тому назад. До этого, как и ты, я искренне верила в то, что моя младшая внучка покоится в нашем склепе. Как и ты, я осуждала Солу за то, что она не верит и задаёт вопросы. И вот она, собственно, и дозадавалась. Все мы помним то, как её вернули после того инцидента. Вот только её поведение… Столь резкая смена интересов… это от слова совсем не похоже на Солу, а учитывая то, что я и так прекрасно понимала, что, как я тогда думала, в гибели внучки не всё так гладко.
— Да, мама, я помню это странное ощущение…
— Да, именно оно, в итоге мы довольно быстро избавились от этого странного наваждения, буквально вступавшего в разрез с нашими, не побоюсь это сказать, многовековыми традициями. Примерно в то же время у Солы появились вопросы, а вместе с ними пришло ощущение того, что за нами наблюдают. Именно поэтому мне не осталось иного, кроме как изображать из себя дуру, родство предавшую. Ты же, как и положено сыну нашей семьи повторял, линию главы рода. Вот только останавливать Солу я не хотела, и именно поэтому мы, в унисон говоря ей успокоиться, при этом никак не препятствовали её поискам. Я, как и она, поняла, что мои правнуки вполне могли быть похищены. И именно в те дни пять с половиной лет назад мои догадки обрели под собой буквально дюрасталевое основание. Вот только оное оказалось в буквальном смысле перевёрнутым. Я думала, что от остывающего тела матери похитили чадо. А оказалось, что всё совсем не то и вовсе не таково, каким кажется. В тот вечер я пришла в склеп, и там был он. Стоял у изголовья и, не оборачиваясь, смотрел в озарённый закатом витраж. Сказать, что я была удивлена, значило бы ничего не сказать. Главнокомандующий имперских вооружённых сил. Его визит был как минимум странен, зная о его уже тогда начавшей формироваться известной всем репутации. Но, как говорится, именно и исключительно это самое "но". Тогда я и сама не смогу объяснить, что именно подтолкнуло, но я поблагодарила его. И едва я закончила говорить, как он обернулся и, едва заметным кивком подтвердив, что услышал, покинул склеп.
— После этого он появлялся ещё трижды, словно бы специально делая это именно в дни памяти, принятые в нашей традиции. Визит всегда частный и более никаких ИЗР на орбите, но сам факт. В его четвёртый приход я не удержала своего любопытства, и когда Сола сообщила мне о том, что он снова здесь, не выдержала и вновь нанесла визит в склеп. На тот момент у меня уже были некоторые мысли, и, признаться, я играла на грани фола. Но мои вопросы требовали ответа, а подозрения крепли визит от визита. И вот я вновь увидела его он точно так же, как и в первый раз, смотрел на витраж. Всего одно слово, и он обернулся так резко, что в тот момент я думала, что доигралась. Сердце кольнуло, а в следующий миг меня уже придержали буквально из пустоты возникшим щитом хедрон, — и, видя в каком шоке на неё уставился собственный сын, произнесла. — Я была точно в таком же шоке, а сверху на меня взирал мой собственный зять. Он явно безпокоился о моём самочувствии и, лишь убедившись в том, что моей жизни ничто не угрожает, тихо прошептал, чтобы не корила себя. Спустя три месяца мы встретились вновь, и на этот раз он уже заранее озаботился тем, чтобы не напугать. В итоге наше общение закончилось в одном из очень тщательно относящихся к конфиденциальности мест. Он удивил меня познаниями в нашей кухне и практически без слов ответил чуть ли не на половину моих вопросов. Просто и изящно заказав ровно те блюда и напитки и ровно в том порядке, который был бы в таком случае предусмотрен. Не мне тебе объяснять, насколько я была шокирована. Мальчишка, бывший раб, да хоть тысячу раз будь он её избранником, Падме никогда не рассказала бы ему и уж точно не обучила бы. Но факт оставался фактом, он знал и не просто знал, но и весьма и весьма уверенно пользовался нашим древним и скрытым ото всех языком. Признаться, не сразу, но я заметила, что его подпись не копирует нашу. Это заставило меня осознать, что вовсе не от Падме он всё это узнал. И вот, словно обухом по голове, меня огрело осознанием, чей именно родовой автограф поставил как жирную и красноречивую точку в этом разговоре ни о чём. Тогда я в первые произнесла его полное имя, а он признался, что несколько уроков от жены таки получил. Как он сказал: одно дело знание и совершенно на ином уровне практика.
— Покидая заведение, я старательно фиксировала в памяти пришедший от него образ нашей дорогой Падме в окружении троих малышей. Двое явно близняшки и один, судя по всему, погодок. Моя внучка была жива и разве мне нужно было что-то ещё. Мой зять не только не предавал нашей семьи, но ещё и оказался не кем иным, как тем самым почти забытым и таким долгожданным представителем рода Эл. О своём детстве он промолчал. Это явно не одна из его любимых тем. Тогда же мне посоветовали не привлекать внимание некоторых сильных мира сего и намекнули на то, что нас всех ждёт в не так чтобы очень отдалённом будущем. А уж когда прямо в кабинете я ощутила, что пусть и на миг, но меня придавило так, что и поверить-то сложно… Оказалось, что это его светлость изволил запросить, так сказать, материальное подтверждение. В тот же самый миг на столе появилось небольшое письмо, и не узнать её почерк…
Чернила ещё пахли свежестью и было ясно, что написали всё это не более чем пару минут назад. Падме попросила не переживать, обрадовала тем, что, даже будучи в добровольно-принудительной ссылке в безопасное, по мнению её супруга место, она занимается отнюдь не только готовкой. Особняком прошла просьба, которую иначе как приказ и не истолкуешь: лорд Эл пожелал, чтобы всё прозвучавшее в этих стенах в них и осталось. С тех пор я согревала своё сердце тем самым, кстати, сгоревшим сразу же после прочтения письмом и его обещанием о том, что он обо всём позаботится.
— А у меня и фото есть и, в отличии от твоего письма, оно не самоуничтожилось, правда, когда его увидел папа, то чуть не выкинул, решив, что это просто бумага. Помнишь я тогда ещё ругалась, чтоб ты не брал мои вещи.
— Помню, признаться, мне нужно было кое-что записать, вот только под рукой был только тот чуть потрёпанный странный прямоугольник. Попытка писать на нем ничего не дала, и я чуть не выкинул, но… то есть эта вещь чем-то обработана, но если так, то почему ты видишь то, чего не видят остальные?
— Всё просто, Руви, на карточку воздействовали так, чтобы она была, так сказать, личной. Я и раньше слышала о подобном. Адресат видит послание, для остальных в лучшем случае пустой лист.
— Я думал, что это всё сказки, но раз уж…
— Как видишь, вовсе даже и нет, — улыбнулась сидящая в кресле Винама. — И, кстати, я не поняла, почему это вы ещё не готовитесь к возвращению её величества Амидалы? Неужели вы думали, что он разрешил ей просто так повидаться с семьёй? Подозреваю, что тогда бы он не пришёл к нам просить о том, о чем просил. Полагаю, что у нас есть примерно неделя, далее же.
— И каков план?
— О, мы позволим всплыть тому, что я давно и качественно подготовила. Семья Сабе уже в курсе, и претензий они не имеют. Так что пора готовить почву для возвращения, а заодно и праздничный обед.
— Моя девочка жива, — раздалось откуда-то сбоку, а следом последовал звук падения на пол.
— Руви, я думаю, что твоей жене таки необходимо попить витамины; такое поведение явно не может быть типичным, — спокойным, полным власти голосом произнесла глава семьи.
— Да, мама, я обо всём позабочусь, — откликнулся мужчина.
Уже на следующий день Джобель Наберрие отправилась на весьма и весьма длительное лечение куда-то в очень закрытое и до одури элитарное заведение, находящееся где-то в знаменитом на всю галактику набуанском озёрном краю, а ещё через три дня в доме полыхнуло яркой зелёной вспышкой, и вбежавшие на шум родственники обнаружили стоящих посреди гостиной сестёр. Сола и Падме Наберрие обнимали друг друга и явно не замечали ничего вокруг, а стоящий рядом молодой брюнет нарочито пригрозил пальцем, и всем стало понятно, что вмешиваться он не позволит.