Куколка (гет)

special for cucusha

Ветер пузырил легкие занавески на окнах. Было еще раннее утро, тишину которого прорезали птичьи трели.

Северус не спал, но и встать не позволяла совесть. Он попросту сидел на постели, осторожно, словно украдкой прислушиваясь к тишине утра. Рядом лежала его жена, такая теплая, близкая и желанная, что сердце обмирало от любви к ней. Часто он ловил себя на мысли, что ему это снится. Должно быть, он попал в какую-то другую реальность, в зазеркалье — не иначе.

Вместо душного и сумрачного Спайдершира с его смогом и вечной серостью за окном были чистые пейзажи, где можно было увидеть небо, такое голубое и глубокое, особенно по весне. Даже дышалось лучше, ведь Северуса Снейпа не стало, и теперь свою счастливую жизнь жил Стефан Принс.

Им легко удалось запутать следы, а его друг, лорд Малфой, устроил все как нельзя лучше — нотариальная контора в Лондоне, поместье за городом, где можно было проводить весну и лето, и полная свобода. Северус никогда не чувствовал себя таким свободным, как в эти дни.

Сказочная жизнь.

И если бы не шрамы на шее, которые приходилось тщательно прятать, если бы не млеющая на плохую погоду рука — он бы не поверил в свое счастье. Но счастье было рядом, обнимало его подушку, жмурясь от прикипевшего к носу солнечного зайчика. Северус знал каждую веснушку наперечет на этом прекрасном, очень любопытном носу.

Миссис Снейп, а для всех — миссис Принс, смешно сморщила нос, чихнула, как котенок. Северус готов был поклясться, что более детского жеста не встречал. Несмотря на то, что их официальному союзу скоро должен был исполниться год, миссис Принс так и не избавилась от некоторых детских привычек, что делало ее еще драгоценнее, желаннее сердцу Северуса.

Искушение было слишком велико, и Снейп коснулся густых каштановых кудрей. При смене имиджа миссис Снейп хотела перекраситься в жгучую брюнетку или даже в блондинку, но Северус не позволил ей этого. Такую красоту было откровенно жаль портить ужасной химией. Гермиона улыбнулась, не открывая глаз.

Сбылись все мечты.

Когда-то в одинокие мрачные времена, глядя на календарь и невольно отсчитывая время до возвращения тогда еще мисс Грейнджер домой, Северус брался за перо и изливал всю тоску на бумагу. Он писал о том, чего хотелось его сердцу, но разум всегда напоминал, что это невозможно. Именно благоразумие заставляло его складывать письмо в тот самый ящик, а сердце не позволяло сжечь требующую любви и на что-то надеявшуюся душу, заточенную в этих письмах.

А теперь…

Пальцы коснулись снова чуть спутанных со сна густых кудрей, в легком намеке погладили обнаженное плечо — поправлять сползшую сорочку категорически не хотелось.

В том, прошлом, мрачном и беспросветном предчувствии скорой смерти, он не мог спать. Сперва боялся, что перепутает явь со сном и не сдержится. И как тут было сдержаться, когда рядом, за стенкой был его ангел, его желание и греза?

Потом… потом страх стал другой — нельзя было допустить, чтобы Гермионе что-то или кто-то угрожал. Он не простил бы себе, увидев ее слезы, тревоги. И все-таки, отсылая ее от себя, отдавая ей свое «последнее» письмо, Северус убеждал себя, что делает все правильно, но…

Гермиона пошевелилась, приоткрыла глаза, посмотрела на него.

…она в очередной раз его спасла. Вольно или невольно, но Гермиона спасала его всю жизнь. Сперва, глядя на беззащитную девочку со смелым умным взглядом, Северус забыл о своей боли и ошибках прошлого, отпустил их. Он привязался к ней, неуловимой и горячей, как солнечный лучик. А после привязанность стала чем-то огромным, всепоглощающим…

— Доброе утро, Северус, — ее голос был не громче шепота.

…любовью.

— Доброе.

Он не отказал себе в удовольствии склониться и поцеловать ее целомудренно в кончик носа, такой теплый и веснушчатый по весне. Гермиона обняла его за шею, не давая отстраниться. Жена с деланной капризностью подставила ему губы.

И как тут отказаться?

Первый поцелуй был легким соприкосновением губ, не более. Северус всегда старался чутко улавливать настроение всегда ласковой жены. Он всегда старался всегда быть сдержанным, всегда джентльменом. Впрочем, даже такие утренние нежности не были исключением.

Гермиона, не получив пылкого ответа или страстного предложения, отстранилась, нахмурилась, став еще очаровательнее. Но руки не отняла

— Северус, все хорошо?

Все даже лучше, чем хорошо. Прекрасно!

Снейп кивнул, все еще невольно нависая над Гермионой. Женские пальцы коснулись его щеки:

— Точно?

— Почему вы так решили?

На щеках миссис Принс заиграл легкий румянец. Хоть она и уже целый год замужняя женщина, но не растеряла этой милой сердцу невинности. И Северусу никогда не надоедало любоваться этим зрелищем.

— Вы… не целуете меня.

Северус поцеловал теплые тонкие пальцы.

— Разве?

Гермиона поджала губы и решительно кивнула. Но румянец стал ярче — боже, какая красота…

— И как же мне вас поцеловать?

Миссис Принс прекратила хмуриться и теперь смущенно отвела взгляд, что-то буркнув. Открывшаяся гибкая шея манила россыпью родинок, похожих на маковые зернышки, и Северус признал — он слабовольный сластолюбец. Под губами бился заполошно пульс, нежная кожа была жаркой, напоенной солнцем и легким флером духов. Он дарил нежный поцелуй каждой излюбленной родинке, пока не прикусил дразняще кожу в нежном местечке под ухом. Жена задрожала, охнула, сжала пальцы на его рубашке.

— Или так? — жаркий шепот в розовое от смущения ушко, легкое прикосновение к пылающей щеке.

Для Северуса было открытием века, что Гермиона буквально тает от его голоса, дрожит и горит от шепота, быстро сдавая все позиции. Но упивался своей властью он недолго. Гермиона, неожиданно осмелев, притянула его к себе, целуя пылко и со всем чувством.

И как тут устоять?..

Северус попросту стал послушным, бесконечно любящим мужем, готовым исполнить любой каприз своей жены.

…видимо, никак. Северус прижал к себе крепче разомлевшую, тихую после всего жену и улыбнулся краешком рта. Гермиона гладила его по груди, но взгляд ее был полон какой-то нежной думы.

— Все хорошо?

Помедлив, Гермиона кивнула. На ее губах затеплилась легкая улыбка.

— Северус, ты… тебе тоже хорошо со мной?

Снейп несколько озадаченно посмотрел на жену. Почему она спрашивает? От такого вопроса Гермиона спрятала лицо у него на груди.

— Я… я просто не знаю, как сказать…

Неужели что-то случилось? Где-то он читал, что разлюбившая женщина кажется идеальной и ведет себя идеально. Неужели…

— Скажи, как есть.

Да, возможно, ему будет хуже и больней, чем тогда. Возможно, ему не хватит сейчас сил и благородства отпустить ее. Возможно…

— У нас будет ребенок! — скороговоркой выпалила Гермиона и затаилась.

Тишина со стороны мужа насторожила. Гермиона не слышала ничего, кроме стука своего сердца, панического, гулкого. Но вот мужнины руки сжались вокруг ее талии, прижали к себе ближе. И она услышала едва слышное:

— Спасибо.

Гермиона вскинула голову. Разве за это благодарят? Но в глазах мужа было что-то такое, что Гермиона отбросила все сомнения — благодарят. Именно таким взглядом, горячим поцелуем руки, явной улыбкой.

И если раньше она не сомневалась, думала, как Северус воспримет эту новость, то теперь…

Сомнения исчезли, как утренний туман. И теперь, прижимаясь к мужу, шепча ему слова любви, зацелованная, плачущая от радости миссис Принс знала — все пережитое того стоило.

Где-то за окном резвились птицы. Ветер по-прежнему лениво вздымал легкие занавески на окне. И в этом мире весны, любви и тепла было лишь двое и их чудо. Пока еще незримое, но огромное и яркое, как солнце.