Прекрасное их погубило (гет)

Итачи, запрокинув руки за голову, ходил по дому, и разного рода мысли следовали за ним по пятам: кухню, прихожую, ванную. Окатив лицо холодной водой, он с яростью выжал из тюбика зубную пасту, которая тут же шмякнулась белым сгустком на фаянсовую раковину. Чистил зубы он с особым остервенением, пока дёсны не стали болеть и пена не окрасилась в розовый. Он злился — на себя, за то что не остановил её, на мерзавца любовника, который пудрил его подруге мозги, на счастливую Изуми. Неужели она не понимала, что её используют и со временем, когда Асума потеряет к ней интерес, то выбросит как ненужную вещь. Изуми, больше всех пострадавшая от такого рода отношений, никогда в здравом уме не связалась бы с женатым мужчиной и уж точно не лелеяла бы мечту о счастливой жизни на обломках чужого горя. Не зря врачи хотят добавить любовь в реестр психических расстройств: иначе трудно объяснить непроходимую глупость подруги.

Нет, это не любовь, тут же отмёл он своё предположение. Это зависимость. Асума появился в сложный период её жизни: она была эмоционально подавлена из-за болезни матери и нуждалась в поддержке, а он воспользовался этим и привязал к себе.

Решив позавтракать, Итачи нарезал тонкими ломтиками хлеб и закинул в тостер. Пока он ждал, перед глазами внезапно возник образ хрупкой подруги в объятьях широкоплечего и крупного Асумы. Его сильные руки блуждали по её телу, сжимали не большую грудь, её же пальцы путались в жёстких смольных волосах, и нежные губы вкуса миндаля, целовали щетинистую щёку. Лёгкий звон тостера не отвлёк Итачи. Он продолжал смотреть в одну точку, сжимая кулаки. Вот его ладонь скользнула по чёрному сарафану, смяла ткань, задрала подол до бедра, оголяя бледную кожу, подхватила под колено… Запах гари ударил в нос. Поспешно вытащив обгоревшие ломтики, он с раздражением выкинул их в мусорку. Есть не хотелось.

Остановившись у её комнаты, он вспомнил их разговор. Она говорила, что их отношения длятся около трёх лет, это никак не мог быть Асума, ведь Изуми переехала в Коноху шесть месяцев назад. Может быть, они как-то пересеклись на практике в одной из больниц? Или она соврала, чтобы даже тень подозрения не пала на её любовника?

Ему нужно было найти доказательства, какую-нибудь нить, ведущую к нему. Поэтому он толкнул дверь и вошёл в её комнату, включив свет. На кровати лежало несколько цветных платьев и то голубое, которое она надела на прогулку. Видимо, ей хотелось надеть что-то броское, а не простой сарафан с футболкой. Так почему же она передумала? Не хотела выдавать истинные чувства?

Он задумчиво потёр подбородок. Его взгляд привлекла деревянная шкатулка на письменном столе, приблизившись к ней, Итачи улыбнулся, проведя пальцем по позолоченным резным кленовым листьям. Удивительно, она сохранила его подарок. Он вспомнил, как шастал по городу вместе с Шисуи и ломал голову, над тем, что подарить на Новый год. Хотелось не слишком банальное, но и не вычурное.

— Может, скажешь, что ты ищешь? Мне надоело ходить кругами. Уже шестой час, скоро родители начнут переживать. Нам влетит, если они узнают, что мы в городе, — простонал Шисуи.

Усевшись на скамью в торговом центре, друг вытянул ноги, по-хозяйски раскинул руки в стороны и откинул голову назад, рассматривая разноцветные огни на потолке.

— Знать бы.

— Это как...Мы бесцельно ходим третий час? — сгруппировался тут же Шисуи, нахмурив густые брови.

— Я ищу подарок для Изуми, — прошептал Итачи, и, скрестив руки, приготовился к двусмысленным намёкам шуткам.

— Для Изуми, значит,— улыбнулся друг, кошачьей плутовской улыбкой, — а говоришь, что она тебе не нравится...

— Она мне нравится, но не в том смысле, в каком ты думаешь. Мы друзья!

— Мне ты подарок не ищешь три часа.

— С чего ты взял? Может, и ищу.

— Я видел, как ты зашёл в игровой, когда я отошёл в туалет. Купи ей что-то вон из тех побрякушек и поехали домой. Девочки любят такое, — он указал на магазин с дешёвой бижутерией.

— Она ничего такого не носит, и мама ей не разрешит.

— Ну-у, может, твой подарок будет носить. Купи что-то скромное.

— Это не её.

— А что её?— с интересом спросил Шисуи.

— Не знаю. Когда увижу, пойму — он пожал плечами.

Ему и самому хотелось бы знать ответ. Глядя на стеклянную витрину, усыпанную кричащими кольцами со стразами, свисающие крупные серьги и «серебряные» цепочки на пластиковых поддонах, понимал: всё это Изуми не подходит. Да, многим девочкам нравятся такие вещи — он часто видел это в своём классе, но Изуми была другой. Подобные безделушки её не привлекали. Шисуи, возможно, прав: она обрадуется любому подарку и, вероятно, даже станет носить, чтобы не обидеть.Но если он подарит ей что-то из этих побрякушек, это будет означать, что он её совсем не понимает...это означает — безразличие.

— Что ты дарил ей в прошлом году?

— Шоколад.

— Может, и в этом году подаришь шоколад. Я видел, там продавали ручной работы.

— Я не подарю ей снова шоколад, — возмутился он, не понимая, почему. Почему в прошлом году выбор подарка дался ему так легко, а в этом — чертовски сложно.

— Ладно, пошли искать подарок твоему «другу», мой юный Ромео — Шисуи перекинул руку на его плечо, бодро похлопал, а затем взъерошил волосы и натянул ему шапку на глаза. — А она мне что-то подарит?— он шёл задом наперёд, чудом не врезаясь в людей.

— Она всегда тебе дарит.

— Да, но в этом году мы с ней не особо ладили.

— Не думаю, что она тебя из-за этого обделит. Ты же знаешь, она не злится подолгу.

— Значит, и мне нужно, что-то подарить.

Почти отчаявшись и уже выходя из торгового центра, он увидел небольшую резную шкатулку. Итачи не знал, для чего она ей понадобится, но, глядя на кленовые листья, на витиеватые узоры, не мог оторвать глаз и сердце подсказывало, что именно эта шкатулка ждёт Изуми.

Шисуи купил ей ёлочную игрушку — красивый винтажный шар с оленёнком Бемби, который она разбила в тот же день. Изуми подарила Шисуи скотч, намекая, чтобы он почаще молчал. Он обозвал её «врединой» и «злюкой» и побежал за ней. Они носились по его дому, как угорелые, и он ещё никогда не видел подругу такой возбуждённой, громко хохочущей, пищащей и визжащей. Изуми пряталась то за ним, то запрыгивала на диван, уворачивалась, отбивалась и в итоге, больно ударившись о ножку стола, выронила шар. Тот разбился вдребезги, и осколки забрали всё веселье. Шисуи ничего не сказал, но по его лицу было видно, что он расстроился.

Итачи открыл шкатулку: кожаные браслеты, пара серебряных серёжек-пусет, почти неотличимые друг от друга; слегка потемневшие серебряные цепочки; золотое обручальное кольцо (явно не её размера — скорее всего, принадлежало одному из родителей). В самом углу шкатулки он заметил пластиковое крошечное колечко с клубничкой наверху. Вытащив его, он покрутил на свету, пытаясь вспомнить, где уже его видел. Хохот раздался по комнате, и с улыбкой на лице он вернул детское кольцо обратно.

— Глупый Итачи, — всхлипнул Саске, размазывая шоколад по щекам, — ты купил мне девчачий киндер!

— Какой ещё девчачий?— удивился Итачи, не понимая, о чём идёт речь. — Ты просил киндер, я его и купил.

— Для девочек! Вот, смотри, — братишка разомкнул вспотевшую ладошку. На ней красовалось розовое кольцо с красной крошечной клубничкой посередине. — Я теперь стану девочкой?

— С чего ты взял?— удивлённо приподняв бровь, спросил он, пытаясь успокоить братишку.

— Потому что шоколад был девчачий. Наруто сказал, что если съесть девчачий шоколад, то утром можно проснуться девочкой.

— Ты больше его слушай! Это просто игрушка попалась такая, на то он и «киндер-сюрприз», — отмахнулся Итачи.

— Но у него была розовая обёртка! — надулся Саске.

— То есть ты знал и всё равно съел? — Итачи прищурился, хитро взглянув на братишку.

— Я… я подумал, — Саске замялся, — вдруг там машинка? Или они перепутали… Значит, я не стану девочкой?

— Нет. Я ел его, и, как видишь, девочкой не стал.

— Ну... а кольцо? Что с ним делать?

— Подари кому-нибудь, — предложил он.

— Но тогда она подумает, что я её люблю! Папа говорит, кольцо дарят, когда любят. А потом... женятся. А я ещё маленький, чтобы жениться! И когда я вырасту, Изуми уже станет старушкой! Я буду молодой, а она старая… Я не хочу жениться на старухе! — Саске залился слезами.

Итачи закатил глаза, обнимая братишку. Его наивность забавляла, но он постарался сдержать улыбку, чтобы выглядеть серьёзно.

— Это игрушечное кольцо, не настоящее. И потом,Изуми же не единственная девочка! У тебя в группе нет других девочек?

— Есть, но Изуми не раздражает! И она всегда что-нибудь приносит. Она подарила мне набор фишек, теперь у меня их больше, чем у Наруто!

— Вот и подари ей кольцо просто так. Скажи, что оно попалось в киндере и ей больше подходит.

Выйдя на улицу, он вдохнул полной грудью свежий воздух. Обилие зелени и цветов радовали глаз, а заливистое пение птиц, лай собак и мяуканье кошек, доносившееся из-под заборов, успокаивали слух. Разменянная, неторопливая жизнь в Конохе дарила покой — разуму и душе. И он был рад, что принял решение приехать сюда. От чего-то ему вспомнилась Юи, его бывшая девушка. Они редко гуляли, вечно куда-то торопились, а в редкие свободные часы ютились в тесной квартире, каждый в своём углу. По правде говоря, они почти не общались — он не мог припомнить ни одного душевного разговора с ней. Совершенно чужие люди, они по каким-то причинам решили жить вместе. Она — ради перспективы выйти замуж за ведущего хирурга, а он...? Что бы не чувствовать себя одиноким? Или...

— Алло, Итачи ты на часы смотрел? Что-то случилось? — сонно пробормотал Саске.

После университета брат уехал из столицы в Яма. Семья была шокирована его решением, но он объяснил всё перспективами и меньшей конкуренцией. Саске хотел открыть свой бизнес по продаже декоративного камня, и, похоже, у него получалось. Во всяком случае, в своём провале он бы ни за что не признался. Он пару раз приезжал к нему. Братишка снимал просторный дом у реки, возможно, не только перспективы привлекли его, но и тихая жизнь, родом из детства.

— Извини, не подумал. Просто хотел позвонить, поговорить, — сказал Итачи, оглядываясь по сторонам, на его белую футболку сел изумрудный майский жук, и, погладив его по гладкой спинке, он кое-как отодрал его от ткани.

— Уже обустроился?

— Не совсем. Дом будет готов нескоро, там работы выше крыши.

— Ещё бы, — хмыкнул брат.

— Ты помнишь, Коноху?

— Смутно. Помню, как ты с Шисуи водил меня на озеро. Как с Наруто искали жуков и лазали по деревьям... И Изуми, которая чуть не спалила наш дом.

— Она здесь.

— Кто?

— Изуми.

— Серьёзно? Она всё время там жила?

— Не совсем. Недавно приехала...повод не радостный. Её мать больна, последняя стадия.

Саске замолчал. Возле уха зажужжала пчела, он отогнал её, махнув рукой. Надеть светлую футболку, было плохим решением.

— Передавай ей привет и скажи чтобы больше не ела звёзды, а то лопнет! У меня тут кто-то пришёл, я позже перезвоню. Пока.

Итачи усмехнулся и убрал телефон в карман. Он продолжил свой путь по тихой улочке, наслаждаясь тёплым, солнечным днём. Проходя мимо своего дома, Итачи бросил быстрый взгляд на фасад и решил, что снимет со сберегательного счёта деньги и облицует заново, поставит новый забор и пригласит ландшафтных дизайнеров, обустроит палисадник. Ему хотелось осесть здесь, может быть навсегда. Шисуи вернётся, и они вместе уговорят Изуми остаться, образумят её. Они будут жить по соседству, ходить друг другу в гости, собираться у озера по выходным, отмечать дни рождения, праздники.

Лёгкая улыбка играла на его лице, а в душе разливалось тепло от перспективы светлого будущего, когда он подошёл к дому Хазуки. Женщина ходила во дворе и поливала петунии, её костлявая рука еле удерживала лейку.

— Что вы делаете? Вы же знаете, вам нельзя поднимать тяжести! — возмутился он, тут же выхватив из её рук лейку.

— Я же неглупая и не заполняю её доверху, — возмутилась она, уперев руки в бока, и вздёрнула подбородок. — Мне всё нельзя, Итачи! И от этого нельзя, хочется быстрее умереть!— вспышка гнева прошлась по некогда красивому лицу, — Прости, сынок. Я вспылила, — она обняла его, похлопав по спине.

— Я надеюсь, вы не говорите такое Изуми.

— Бывает, не буду врать, — опустив глаза, Хазуки затеребила рукав своего халата, — её послушать, мне нужно в кровати целый день лежать и ждать... А я не хочу ждать, я хочу жить. Понимаешь? А где Изуми?— оглянувшись, женщина с тревогой посмотрела на него.

— Ей с утра позвонила подруга, сказала, что проездом в городе. Она не хотела ехать, но я настоял: решил, что присмотрю за вами, а ей стоит развеяться, — Итачи старался говорить убедительно. Он умел врать — работа научила. Пациентам часто приходилось вселять надежду, даже когда шансов почти не было.

Обойдя Итачи, Хазуки поднялась на крыльцо. Он последовал за ней в дом.

— Что за подруга? У неё их не так много, — она склонила голову, словно перебирала в уме всех знакомых дочери.

— С университета. Сказала, что у неё шарпей.

— А, поняла.

— У неё мало подруг?— удивился он, заходя в ванную, чтобы помыть руки. Изуми умела располагать к себе, как и Шисуи. Итачи думал, что, вырвавшись из-под опеки строгой матери, она обзавелась множеством друзей.

— Да. Наверное, в этом есть и доля моей вины. Думаю, не стоило так сильно ограничивать её в своё время. Изуми быстро сходится с людьми, но всегда держится особняком, никого не подпускает близко. Рика тоже это заметила. Она действительно хотела с ней подружиться, даже как-то спросила, не злится ли Изуми на неё?

Поставив ампулы и шприц на стол, женщина села на диван и закатала рукав, обнажая тонкую, словно пергамент, кожу.

— Вы поели? — спросил Итачи, пробежав глазами по названию лекарства, — его нельзя делать на голодный желудок.

— Да.

— Не врёте?

— Изуми надоумила. Я же не буду врать врачу. Всё же лекарство может вызвать сильное головокружение.

Он вскрыл ампулу, набрал лекарство в шприц, и, надавив на поршень, сбрызнул, выпустив воздух. Запах спирта разнёсся по комнате, и он медленно ввёл иглу в набухшую вену.

— Не вставайте. А я пока приготовлю вам обед.

— Не нужно, Итачи, — она слабо схватила его за руку. — Холодильник полон. Просто посиди со мной, — Итачи присел рядом и ободряюще сжал её ладонь.

— Ты можешь пообещать мне одну вещь. Будь рядом, когда меня не станет...

— Зачем вы так говорите...

— Итачи, прибереги слова утешения для кого-нибудь другого. Мне остался месяц, может, два. Ты и сам это видишь, — Хазуки сглотнула и принялась шарить по карманам халата.

— Где же она?.. Вот, — она вложила в его ладонь смятый клочок бумаги и слабо сжала его пальцы. — Адрес и телефон её отца. Я поступила неправильно, всё перечеркнув. Боялась потерять её, — слёзы навернулись на её глаза, но она тут же стыдливо отвернулась и быстро вытерла их. — Я оставила её одинокой. Обида — страшная вещь, Итачи. Она сжирает тебя и не даёт счастливо жить. Я до сих пор не могу его простить и не хочу видеть на своих похоронах. У Изуми всегда была с отцом особая связь, временами я завидовала и ненавидела её за это. Чтобы досадить мужу, я использовала дочь, совсем не заботясь о её чувствах. Я думала, что если отнять у него, то, что дорого ему, он поймёт, какую боль мне причинил. Думала, если разрушу её слепую веру в отца, мы станем ближе. Но...не стали. Она была со мной, но всегда существовала отдельно. Всегда, где-то далеко. Я боюсь, за неё. Боюсь, что всё может повториться. Как тогда, когда ты уехал.

— Не могли бы вы мне рассказать о том времени?— его уже давно гложило любопытство, но Изуми не собиралась рассказывать.

— Ох, Итачи. Эта девочка так меня напугала! Ты уехал, и она замкнулась в себе, ушла в учёбу. Поначалу её маниакальное рвение меня радовало. Ты не знаешь, раньше она была непоседой, вся в отца. Больше любила читать приключенческие романы, чем корпеть над уроками. Делала их потом до поздней ночи. Но когда мы переехали сюда, и ты с ней подружился, её оценки улучшились. Ты стал для неё чем-то вроде примера для подражания. Когда ты уехал, я думала, всё вернётся на круги своя. А она притащила целую кипу книг из библиотеки и заявила, что хочет стать врачом, как ты. Я была на седьмом небе от счастья. Правда, вскоре это стало меня пугать. Если что-то не получалось, изводила себя голодом, словно наказывала. А когда началась школа, у неё случилась паническая атака на промежуточном тесте. Тревогу надо было бить давно, но я закрывала глаза. Пока однажды ко мне не прибежал учитель и не сказал, что Изуми плохо. Я неслась сломя голову и до сих пор помню её бледную как мел, стеклянные глаза и рваное дыхание, словно ей не хватало воздуха, дрожащие руки… Она рухнула прямо в коридоре. Шисуи в тот год пролетел с университетом из-за травмы и сидел дома. Поговорив с его отцом, попросила отвлечь её немного. Шисуи занимался с ней пару часов в день, а потом отрывал от книг. Он здорово тогда помог, я ему благодарна.

Итачи вышел из дома, тяжело вздохнув, на сердце было неспокойно. Чувство вины терзало его. Разжав ладонь, он посмотрел на смятый клочок бумаги и засунул в карман штанов.