Право на жизнь (гет)

Гермиона не сразу поняла, что происходит. Её взгляд скользнул по комнате, по знакомым вещам. Всё стояло на своих местах, но воздух будто сдвинулся. Что-то стало другим. Тише. Тревожнее. Она медленно подняла глаза и увидела, как Марта стоит у стены, держа в руках плед. Не резко, не холодно, но странно неподвижно. Словно держала не просто вещь, а решение. Она не смотрела на Гермиону. И это было самым пугающим.

Она могла быть строгой, советующей, даже навязчивой, но в её словах и взгляде было что‑то твёрдое, заземляющее. Особенно в тяжёлые минуты. Марта ещё долго не смотрела ей в глаза. Просто стояла с пледом в руках. Крепко, как будто не одежду держала, а решение, которое давалось с трудом. И в какой-то момент, вздохнула. Не сдаваясь, а будто признавая, что и её правила больше ничего не значат.

Плед в руках Марты дёрнулся. Та медленно, по‑настоящему медленно, она подошла к Гермионе. Всё так же молча. И протянула ей накидку. Без обычных фраз. Без: «Хорошо подумала?»

Просто протянула какую-то вещь. Гермиона взяла ткань, не чувствуя пальцев. Всё тело будто застыло, как в те дни, когда после войны она просыпалась среди ночи, думая, что всё ещё на поле боя. В голове не укладывалось: почему её отпускают? Почему сейчас, когда она дрожит сильнее всего, ей вдруг не мешают идти?

— Иди, — выдохнула Марта, почти шёпотом. — Пока можешь.

Они молча прошли по коридору, каждый шаг звучал слишком громко. Гермиона оглядывалась на каждую тень, каждый приоткрытый дверной проём, будто ожидала, что кто-то вынырнет и скажет: «Передумали. Возвращайся».

Но никто не вышел.

Марта открыла входную дверь — щёлкнул засов. Холодный воздух ударил в лицо.

Гермиона застыла на пороге. Снаружи была ночь. Густая, чёрная, с тихим скрипом деревьев и тяжёлым, неподвижным воздухом. Где-то вдалеке ухнул филин. На мгновение Гермиона ослепла, в голове до сих пор было утро, светлое, туманное… Она же только что проснулась? Но нет. Прошла вечность. Или, может, всего несколько часов. Она не знала. Пока её держали внутри, время растворилось. Она шагнула за порог. Оглянулась. Дверь, та самая, за которой осталась боль, захлопнулась почти бесшумно. Без прощаний.

Она стояла ещё секунду, дыхание сбивалось. И потом, словно кто-то сорвал с места, она побежала. Босые ступни по холодной траве, сердце грохочет, руки были прижаты к животу. Инстинктивно. Защищая. Удерживая. Живот… Беременный.

«Мерлин…», — подумала она, не веря, как будто в первый раз осознала.

После всего, что мы пережили. После войны, после свободы. Я — снова бегу. Только теперь… я не одна.»

Гермиона споткнулась, но не остановилась. Слёзы жгли глаза, она их не замечала. Сердце ныло от страха, в лёгких не хватало воздуха, но она всё бежала, хватаясь руками за округлившийся живот, как будто это была её последняя защита.

«Как смешно. Я — Гермиона Грейнджер. Я, которая спасала мир. А теперь… я спасаю только себя. Себя и ребёнка. От кого? От новых Пожирателей? От безликих похитителей, что прячутся под личинами друзей?..»

Смех внутри был истеричным. Но она не смеялась. Только бежала. Сквозь ночь. Сквозь страх. Сквозь то, что снова стало кошмаром. Сердце стучало слишком быстро, лёгкие горели, а ветер, как хищник, рвался в лицо и волосы. Мир вокруг был сплошным пятном. Слишком чёрным, равнодушным.

Куда идти? Где безопасно? Она снова оглянулась. Всё тот же мрак. Фонарь остался позади, точка на горизонте. Ни ориентиров, ни знакомых улиц. Только поле, только глина, только пустота.

«Я иду — но куда? Что, если ошибаюсь? Что, если сверну не туда и всё начнётся сначала?..»

Гермиона споткнулась, остановилась, выпрямилась. Дыхание было рваным, грудь сдавлена. И тут… Как будто тьма слегка раздвинулась, и из неё вынырнуло воспоминание. Тёплое, живое, почти пахнущее солнцем. Это было летом. Лето перед пятым курсом. Они с Гарри и Роном были на выезде, с Орденом, на наблюдении. Всё должно было быть серьёзно, почти как у авроров. Но им было пятнадцать. И в тот день, они были детьми.

Они прятались под чарами невидимости у какого-то волшебного карнавала. Кто-то устроил мини-фестиваль в пригороде. Это была несанкционированная ярмарка, полулегальная, шумная, с пыльными заклинаниями и сахарной ватой, которая сама лезла в рот.

— Это же незаконно! — шипела Гермиона, но с воодушевлением. — Мы должны сообщить!

— Мы должны сначала попробовать это, — сказал Гарри, с ватой в руке и улыбкой, как в детстве.

— Я согласен, — добавил Рон, уже жующий нечто зелёное и светящееся.

Потом были летающие метлы без ручек, конкурс по скороговоркам и... заколдованная скамейка, которая внезапно укусила Гермиону за бедро, когда она на неё села.

— ОНИ ЖИВЫЕ?! — вскрикнула она, подпрыгнув.

— АХАХАХ! — Рон упал со смеху.

— Это же «Магические шалости Мердока» — они реагируют на занудство, — объяснил Гарри сквозь хохот.

— Я НЕ ЗАНУДА! — обиженно воскликнула она, растирая царапину.

Но царапина оказалась довольно глубокой. И Гарри, всё ещё улыбаясь, тут же сменил тон.

— Пошли. Здесь неподалёку аптечка была — я видел, когда мы проходили к арене с летучими мышами.

Он повёл её за руку через толпу, пока она пыталась не морщиться от боли. Аптека была тихая, полутёмная, с заспанной продавщицей и стенами, уставленными пузырьками. Гарри взял флакон заживляющего зелья, ещё что-то от раздражения, потом оплатил, не сказав ни слова.

— Не надо было… — прошептала она.

— Гермиона, ты нас вытащила из пояса антимагии в прошлом месяце, — усмехнулся он. — Я могу купить тебе пару пузырьков за 5 сиклей.

И как-то всё стало просто. Тепло. Легко.

Гермиона моргнула. И вот она снова, здесь. Но не пятнадцатилетняя, не с царапиной, а с болью глубже и страхом крепче.

Но...

Эта аптека, она же была где-то здесь. Неподалёку. Где-то между старыми кварталами. Между улицей Третей и Круктаун. Помнится, они тогда свернули у колдовской лавки с меховыми шляпами… и дальше был переулок. И там, с деревянной вывеской «Целебные эликсиры мисс Льюн».

Гермиона выпрямилась.

Гермиона почти влетела внутрь, резко толкнув дверь плечом. Колокольчик над дверью звякнул так громко, что она вздрогнула. Сердце стучало где-то в горле. Она обернулась, никто за ней не шёл, улица была пуста, но чувство, будто за ней тянется чей-то взгляд, не отпускало. Внутри было тускло: свет исходил от пары закопчённых ламп, висящих в потолке, и от зелёного флуоресцирующего кристалла в углу прилавка. Запах сушёных трав, горьких настоек и старой древесины обволакивал изнутри, почти душил. Продавщица, ведьма в льняном платье, с аккуратно собранными светлыми волосами и тонкими морщинками у глаз, подняла голову от книги, в которую была уткнута. Её взгляд упал на Гермиону. На потрёпанную, испуганную, с полурасстёгнутой накидкой и покрасневшими глазами.

И она сразу всё поняла.

— Мерлин… — прошептала она, и лицо её смягчилось. — Мисс Грейнджер. Вас же... все ищут.

Гермиона замерла, как загнанное животное, только пальцы дрожали. Она сжала ткань на груди, прижав к себе зелье, которое всё ещё не получила.

— Мне… нужно что-то… — её голос дрожал, ломался. — От паники. Я заплачу. Обязательно. Просто…Успокаивающее.

Она качнулась вперёд, не уверенная, устоит ли. В глазах потемнело. Продавщица уже выходила из-за прилавка. Без вопросов, без лишних слов. Она взяла Гермиону за локоть. Осторожно, бережно, как будто та могла рассыпаться от любого неловкого движения.

— Сюда. Присаживайтесь.

У стены стоял старый стул с вязаной подушкой. Кто-то когда-то оставил его для таких вот случаев. Гермиона села, тяжело, почти оседая в нём. Плечи дрожали. Она не могла согреться, хотя накидка всё ещё была на ней. Продавщица быстро вернулась за прилавок. Всё делала на автомате, видимо, не в первый раз помогала таким, но сейчас на лице было особенное сочувствие. Ни грамма суеты, только спокойствие, как у человека, который умеет не пугаться чужого страха. Она поднесла маленький флакон, с голубоватой жидкостью, с лёгким ароматом лаванды.

— Половина крышечки. Медленно. Дышите глубже, пока действует.

Гермиона кивнула, с трудом выкрутив пробку. Руки не слушались. Несколько капель пролилось на ладонь. Она поднесла зелье к губам, сделала глоток, жидкость чуть жгла, но почти сразу в груди стало немного просторнее.

Она сидела, глядя в пол, пока продавщица молча наблюдала.

— Вы можете остаться здесь сколько нужно, — тихо сказала та. — Я никому ничего не скажу.

— Спасибо, — прошептала Гермиона. — Я… мне нужно вызвать Гарри.

Продавщица только кивнула. Она уже знала. В этих словах не было объяснений — только отчаянная потребность быть замеченной и услышанной тем, кто поймёт.

Гермиона вытащила палочку, всё ещё дрожащими пальцами. Свет из окон казался слишком ярким. Казалось, стоит только пошевелиться, как снаружи появится тот, от кого она только что убежала. Та "тюрьма" — всё ещё чувствовалась за спиной, как холодное пятно.

— Expecto Patronum… — прошептала она, и серебристая выдра появилась из кончика палочки, затаившись рядом, будто ждала, пока её отправят.

Голос Гермионы дрогнул:

— Гарри… Магическая аптека на углу Третей и Круктауна. Пожалуйста... приди. Быстро.

Патронус исчез.

Она закрыла глаза, продолжая сидеть, скрестив руки на груди, уткнувшись лицом в плечо. В груди всё ещё щемило, но страх начал отступать. Не исчез, нет. Но ослаб. Продавщица подошла, не говоря ни слова, и поставила перед ней чашку чая. Не магического, самого обычного. Но с заботой. Иногда это было сильнее любого зелья.

Гермиона сидела у стены, на узком, деревянном стуле с мягкой подушкой. Она обхватила руками живот — не как жест защиты, а как жест отчаяния. Беременность теперь чувствовалась с каждой клеточкой: тянуще, ноющей, давящей изнутри. Не физически — эмоционально.

Она ждала.

Рядом стоял пустой пузырёк от успокаивающего зелья. Половина крышечки подействовала, но не избавила от главного — от ощущения, что весь мир трещит по швам, и спасение может не успеть.

— Он придёт, — негромко сказала продавщица, стоя у стойки. — Если вы ему послали Патронуса, он уже в пути.

Гермиона не ответила. Только кивнула — слабо, почти незаметно.

Пожалуйста, Гарри...

Пожалуйста, быстрее.

Она снова и снова представляла, как он прибегает. Как распахивает дверь. Как говорит: «Ты в порядке?» — и она впервые верит, что уже да.

Но его всё не было. Часы тикали. За окном всё ещё ночь. Пустая улица, без людей, без теней. Мир словно замер.

Гермиона медленно опустила голову на колени. Плечи вздрагивали. Не от слёз, от напряжения. От тишины. От невозможности больше бежать, но и не понимать, где конец погони. Может, он не увидел Патронуса. Может, он слишком далеко. Может...

Последние минуты тянулись как вечность. Гермиона сидела, почти затаив дыхание, глаза её уставились в дверь, словно там мог появиться тот самый миг, который изменит всё. Но сомнения медленно подкрадывались, как холодный туман, обволакивая её мысли и заставляя сердце сжиматься от тревоги. Она уже почти поверила, что Гарри не придёт, что что-то случилось.. Наверное, он не успел, может, его остановили, или хуже…

— Гермиона!

Дверь распахнулась с грохотом.

Ветер ворвался вместе с ним. Гарри — в мантии, растрёпанный, с горящими глазами, тяжело дышащий. Он оглянулся — резко, лихорадочно, пока не увидел её.

По щеке Гермионы тихо покатилась слеза. Не от слабости, а от облегчения, от того, что он здесь, что она не осталась одна. Горькая, тёплая капля, что разбивала лед отчаяния внутри. Она подняла голову.

Однако, едва она взглянула на него, как обомлела. Перед ней стоял человек, которого она едва узнала. Гарри выглядел так, словно за эти несколько дней на его плечи свалился груз целой жизни, словно он прожил десятилетия лишних лет. Его лицо было измождённым, с резкими тенями под глазами, которые казались слишком тёмными и болезненными для его молодости. Кожа потеряла привычное тепло и здоровый оттенок, стала бледной, словно он постоянно боролся с усталостью и страхом. Волосы, обычно аккуратные, сейчас взлохмачены и спутаны, как после бури, и в них уже не было того огня, что раньше делал его неповторимым. Щёки стали более острыми, а подбородок казался чуть более заострённым, как будто жизненные невзгоды вытягивали из него всё лишнее. Его осанка, обычно уверенная и крепкая, теперь казалась немного согнутой, как будто мир, который он привык нести на своих плечах, стал тяжелее. Гарри стоял в мантии, немного растрёпанный, с неровным дыханием, будто каждый вдох давался с трудом. Его глаза, те самые глаза, в которых Гермиона когда-то находила уверенность и тепло, теперь были усталыми, с красными краями, наполненными невыразимой болью и тревогой. Казалось, перед ней стоит совсем другой человек. На мгновение Гермиона задумалась, может, это лишь тень прошлого Гарри, призрак, который её преследует. Но едва он взглянул на неё, её сердце узнало его — это был её Гарри. Тот, кто всегда будет с ней, несмотря ни на что.

На долю секунды оба не двигались.

А потом — словно что-то прорвалось.

Гермиона встала. Неуверенно, шатко, но быстро.

Гарри бросился к ней, и в одно мгновение расстояние исчезло.

Он обнял её. Мгновенно, крепко, так, будто боялся, что её может вырвать обратно в темноту, если он ослабит хватку. Его руки сжались у неё на спине, лицо уткнулось в волосы. Он не произнёс ни слова.

Гермиона уткнулась в его воротник. Знакомый запах — пыль, мята, пепел — хлынул в лёгкие, и наконец… что-то отпустило.

— Гарри... — прошептала она. Голос сорвался.

Он отстранился на секунду — только чтобы посмотреть в её лицо. Его глаза метались — от щёк к глазам, от рта к животу, к её рукам.

— Ты... — начал он, но не договорил.

Он увидел.

Как она держит живот.

Увидел не просто друга, раненого, испуганного, а — женщину, уставшую, сломанную, но всё ещё держащуюся. Беременную. И совершенно одну до этой минуты.

— Гермиона… — снова произнёс он, на этот раз тише. Его голос дрогнул.

Она снова прижалась к нему.

— Ты в безопасности, — прошептал он. — Я здесь.

Он не спрашивал, что случилось. Не сейчас. Сейчас, она просто была. И этого было достаточно. Она кивнула, зарываясь в его плечо. Вздох, долгий, глубокий, с надрывом.

— Я так боялась, Гарри… — с надрывом сказала Гермиона.

— Я тоже, — выдохнул он. — Я всегда буду приходить за тобой. — Моя Гермиона.

Он не отпускал её. А за окном на рассвете начал подниматься первый свет. Совсем слабый, розоватый, но настоящий. И мир снова становился реальным.

Они стояли в объятиях друг друга, погружённые в тишину и тепло этого мгновения, словно вокруг не было ничего, кроме их дыхания и стука сердец. Гарри держал Гермиону так крепко, будто хотел навсегда запомнить её тепло, её запах, её живое присутствие рядом. Её руки медленно обвивали его талию, и казалось, что с каждым вдохом они снова возвращались к жизни после долгой зимы.

Вдруг раздался тихий щёлк. Лишь лёгкий звук, словно кто-то невольно нажал на затвор камеры. Продавщица, стоявшая неподалёку, застыла с волшебной камерой в руках. Она смотрела на них с восхищением и каким-то трогательным нежданным трепетом, который не смогла удержать. С лёгкой робостью она произнесла:

— Ой, простите, я не хотела вас беспокоить... Просто… Вы так… Я редко вижу такие моменты.

Гермиона слегка улыбнулась сквозь усталость, а Гарри лишь кивнул, не проявляя ни раздражения, ни недовольства. Им было всё равно, этот миг был слишком ценен, чтобы разрушать его слова и объяснения. Гарри аккуратно снял с плеч Гермионы плащ, который она почти не замечала, и накинул его снова, словно нежно защищая от лёгкого прохладного ветерка за дверью.

Гермиона медленно вышла из аптеки, вдыхая прохладный влажный воздух узкой улочки. За спиной заскрипела старая дверь, за ней продавщица, тихо прощаясь и кивая в знак поддержки. Гарри шагал рядом, слегка наклонив голову к ней, дабы не упустить даже одного слова своей жены.

— Она сказала, что можно остаться сколько угодно, — прошептала Гермиона, всё ещё чувствуя, как в груди тихо колотится тревога, — она такая хорошая.

Гарри сжал её руку и улыбнулся. Он был таким усталым, но таким искренним, что сердце Гермионы начало трепетаться с утроенной скоростью.

В нескольких шагах стояла машина, небольшой седан классического британского образца, покрытый каплями дождя. За рулём сидел Джейк. Он был приятелем Гарри по работе, человек с живым и немного саркастическим выражением лица, но в глазах читалась ответственность и надёжность.

— Ну что, миссис Поттер, — с лёгкой усмешкой сказал Джейк, открывая дверь для Гермионы, — готова к маленькому путешествию по тихим уголкам Великобритании?

Гермиона едва улыбнулась в ответ, усаживаясь на заднее сиденье. Машина мягко загудела, и Джейк плавно тронулся, легко лавируя по мокрым улицам. Сейчас Гермионе точно было не до путешествий. Ей бы просто доехать до дома.. Оказаться в мягкой и тёплой постеле. И просто чтобы Гарри был рядом.

— Не волнуйся, — сказал Джейк, оглядываясь в зеркало заднего вида, — я привык возить людей, которые вечно находятся на грани приключений. Гарри всегда говорит, что я — его удачный талисман. Не знаю, правда это или нет, но обещаю, что до дома довезу вас без приключений.

Гарри усмехнулся, чуть коснувшись плеча Гермионы. Другой рукой он держал её тонкую ладошку, он медленно поглаживал её большим пальцем. Гермиону это очень успокаивало.

— Джейк — человек слова, — добавил он, — а это значит, что мы в безопасности.

Гермиона посмотрела в окно. Тусклый свет фонарей отражался в мокром асфальте, а за ними были бескрайние британские просторы, леса и маленькие домики. Тишина в машине была приятной, не давящей, а Джейк, хоть и говорил мало, своим спокойствием наполнял пространство ощущением надежности.

Машина медленно остановилась у тротуара, под тусклым светом старых уличных фонарей, от которых мокрый асфальт отражал тёмно-жёлтые пятна. Джейк, сдерживая смешок и одновременно проявляя деловую серьёзность, повернулся к Гарри и бросил:

— Вот и приехали, друг. Держись там, ладно?

Гарри улыбнулся и кивнул, открывая дверь.

— Спасибо, Джейк. Ты как всегда на высоте. Без тебя я бы не справился.

Джейк пожал плечами, играя с ключами на пальцах:

— Да брось, всё нормально. Главное — ты её нашёл. Не отставай.

Гарри закрывал дверь, оборачиваясь к Гермионе, которая уже стояла неподалёку, слабо удивлённая, что их встречает не волшебная карета, а обычная машина. Она прижала руки к груди, слегка дрожа от прохлады и напряжения. В её глазах еще играла усталость, но сейчас там был и свет, такой маленький огонёк надежды, который зажёг Гарри.

Гарри стоял под мягким светом фонаря, и в его взгляде читалась неподдельная тревога и восхищение одновременно. Он не мог отвести глаз от Гермионы. От того, как влажные волосы прилегали к её лицу, от лёгкой дрожи в её руках, от того, как её глаза, усталые и красные, всё же искрились внутренним огнём. Весь этот образ, полный уязвимости и силы, казался ему одновременно трогательным и поразительным. Он восхищался этой девушкой всю свою сознательную жизнь, но только сейчас он понимал, насколько ему повезло.

Он уже видел её пережившей многое, видел, как она боролась с паникой, страхом и отчаянием. И сейчас, когда она была рядом, в его сердце вспыхнуло не просто желание защитить — это было желание соединиться с ней, показать, что он здесь, что всё не напрасно, что они не одни. Каждый миг ожидания после тех долгих часов разлуки казался ему вечностью, но теперь, когда она была рядом, ему хотелось сказать больше, чем просто слова.

Он шагнул к ней, и их взгляды встретились вновь. Это был взгляд человека, который нашёл то, что считал потерянным. Глаза Гарри загорелись мягким теплом, полным любви и облегчения. Он сделал шаг вперёд и, почти шепотом, сказал:

— Ты в порядке? Ты здесь... с тобой всё хорошо?

Он медленно протянул руку, провёл пальцами по её щеке, убирая прядь растрёпанных волос. Его прикосновение было нежным, бережным, как будто боялся навредить.

Он смотрел на неё, будто впервые видел по-настоящему. Не просто как ту, кого он давно знает, а как человека, который прошёл через ад и вернулся, как того, кто сражался за свою жизнь и за них обоих. Его сердце колотилось в груди с такой силой, что казалось, оно вот-вот вырвется наружу. В её взгляде он читал страх, боль и одновременно, надежду, ту же надежду, которая жила и в нём самом.

Гермиона кивнула, хотя сердце всё ещё сжималось тревогой, которая не отпускала, но рядом с Гарри становилась менее острой. Она сделала шаг навстречу, приблизившись так близко, что могла почувствовать каждый его вдох. Дождь, едва начавшийся, тихо капал с листьев и крыш, создавая интимный фон. Лёгкий холодок пробирал сквозь одежду, но этого никто не замечал.

Гарри захотел поцеловать её не просто из чувства любви — это был порыв, вызванный жаждой быть ближе, доказать, что он рядом, что всё ещё есть свет даже в самые тёмные моменты. Он хотел, чтобы она почувствовала его поддержку, его веру в неё без слов, одним лишь прикосновением.

В её глазах сверкнуло желание. Её руки непроизвольно сжались на его груди, словно она искала опору.

Гарри, не выдержав, коснулся её губ. Его поцелуй был лёгким, осторожным, как будто впервые открывая новую главу их отношений, полную боли, надежды и неизменной любви. Но затем Гермиона, словно вспыхнувшая искра, ответила ему с неожиданной страстью. Она крепко схватила Гарри за волосы, вплетая пальцы в тёмные локоны, и подтянула к себе. Поцелуй стал глубже, настойчивее, наполненным всеми эмоциями, что они копили внутри.

Гермиона отвечала с полной отдачей: её руки обвили его талию, притягивая ближе, словно боясь, что вот-вот потеряет. Поцелуй становился всё горячее, чувственнее, в нем смешивались боль, радость и долгожданное облегчение. Гермиона ощущала, как дрожь проходит по всему телу, как расцветает тепло изнутри, несмотря на мокрую одежду.

Ветер играл с её распущенными волосами, дождь мягко постукивал по их плечам, но вокруг не было ничего, кроме их дыхания и прикосновений. Она погружалась в этот момент, чувствуя каждую секунду, каждый вздох, каждое прикосновение.

Дождь усиливался, капли стекали по их лицам, но никого это не тревожило. Мир вокруг сузился до их дыхания, до горячих губ и рук, до прикосновений, что были дороже всего остального. Фонари мерцали, отражаясь в мокром асфальте, и словно подчеркивали магию этого момента встречи, которая казалась невозможной и одновременно неизбежной.