Наследник (гет)

Проскользнув мимо зло хмурившегося завхоза Филча, ребята вернулись к себе в Гостиную буквально за минуту до отбоя. Голова Алекса кружилась от вопросов и загадок. Рейн был задумчив. Лили тоже помалкивала, но перед тем, как подняться к себе в спальню, схватила Алекса за рукав и повторила, серьезно глядя в глаза:

— Все это на самом деле может быть опасно, понимаешь? Это не книги и газеты, это что-то совсем другое и непонятное.

Алекс неопределенно мотнул головой, Рейн невразумительно хмыкнул, и мальчики пошли к себе. Зеркало в ванной отразило розовые пятна на бледных щеках, потемневшие и лихорадочно сверкавшие глаза, в которых вспыхивали серебряные искры. Ледяная вода остудила пылавшее лицо, и Алекс принялся размышлять более-менее спокойно и сосредоточенно.

В самом деле, находка странная и более чем. Диктофон и кольцо, как сказали домовики, принес тоже домовик, причем свободный. Зачем этот домовик принес эти предметы? Кто их ему дал? Кто записал этот разговор? Для чего? Для кого? Зачем? Почему вместе с диктофоном было кольцо? Может, разгадка в нем? А ведь он даже не рассказал друзьям, посчитал, что это обычная безделушка. Но тут вдруг в памяти всплыло, как домовики с испугом говорили, что именно кольцо «не пускало» их. Как оно может «не пускать»? Значит, оно волшебное, не просто безделка? Но как тогда совместить магловский диктофон и магическое кольцо? Вот же черт!

Когда он вышел из ванной, Рейн предупреждающе поднес палец к губам, указав взглядом на соседей, затеявших бои подушками, и вполголоса сказал:

— Завтра в библиотеке после занятий.

Алекс кивнул. Ему самому хотелось хоть немного уложить все в голове, просто подумать. Уклонившись от подушечных баталий, он задернул полог кровати поплотней, чтобы не слышать воплей, и улегся. Через некоторое время Невилл, Крис и Джулиус угомонились, разошлись по своим кроватям, еще немного поболтали и затихли. Наступила тишина, и Алекс словно слышал жужжание, с которым летали в голове мысли. Все то же — кто? Как? Почему? Зачем? Ни одной зацепки, ни одной дельной догадки. Все уходило в прошлое и было скрыто, а он брел наощупь с завязанными глазами.

Сон навалился тяжелой периной и принес какое-то странное чувство раздвоения. Он понимал, что спит в третьей спальне для мальчиков гриффиндорской башни, в своей кровати с жестковатой подушкой и тяжелым одеялом. Но и он же шел по берегу моря, по самой кромке прибоя, и босые ноги ощущали шершавый и мокрый песок. Над головой вились белые птицы, и уши больно закладывало от их пронзительных криков. Волосы трепал легкий бриз. Море то накатывало на его ноги, то отползало, оставляя рваные клочья пены и скользкие нити водорослей, шумело, рокотало и шептало. Он хмурился, стараясь понять, но язык моря не знал. Шелест морских волн, вздохи морского бриза и голоса морских птиц были ему непонятны, но что-то внутри отзывалось, что-то сжималось в груди. То, что было в нем, текло в его крови, туманное и забытое. Как и всегда, он смотрел или вниз под ноги, или немного влево, в небесную и морскую даль, но никак не мог взглянуть направо, на вершину длинного песчаного холма. Но он чувствовал, что там что-то кроется, нечто, из-за чего он здесь.

Сделав еще один шаг, он невольно зашипел. Под левую ступню попало что-то твердое и немного колючее. Он наклонился и поднял с песка знакомый перстень. Очистил от налипшего песка, протер камни, положил на ладонь. Волчья морда мягко сверкала синими глазами и… словно звала? Куда? Он сжал кулак и вдруг почувствовал — то, что было в нем, глубоко внутри, оно встрепенулось, залило горячей волной нетерпения сердце и рванулось на свободу. С огромным усилием преодолевая себя же, он остановился и повернулся. Море словно настойчиво подтолкнуло в спину, вновь что-то зашептало, ободряя. Перстень в кулаке потянул вперед. Шум прибоя смешался с шелестом листвы. И поднимая голову, он уже почти знал, что увидит. Вершина холма, ряд статных кленов, несколько могучих дубов, виднеющаяся в просвете между ними приоткрытая белая резная калитка с невысоким, белым же забором, узкая, но утоптанная тропинка к ней. За калиткой дом, окруженный деревьями — красивый двухэтажный особняк. Стены, увитые плющом, белые решетчатые ставни, дверь с цветным окошечком наверху, розовые кусты под окнами. Он двинулся к тропинке, начинавшейся чуть выше по склону. Ноги вязли, были тяжелы и неуклюжи, но он делал шаг за шагом, вырывая ступни из мокрого и холодного песка, а перстень словно помогал, тащил вперед и вверх. Когда он ступил на тропинку, стало легче. Он зашагал быстрее, слыша, как торжествующе рокочет море за спиной. Прошел мимо дуба, ласково мазнувшего по макушке тонкой веткой, мимо большого коричневого камня, с которого порскнула ящерка. Калитка была уже близко. Он остановился, переводя дух, протянул руку, чтобы раскрыть ее пошире, и…

— Утро, Алекс! Подъем! Вставай, Алекс, встава-а-а-ай!

…и рука схватила пустоту вместо причудливо вырезанной деревянной щеколды…

Алекс зажмурился, пытаясь вернуться в сон, но разбудивший его Невилл безжалостно содрал одеяло и воскликнул:

— На Зелья проспишь, а сегодня контрольная!

Алекс разжал левый кулак и почти ожидал увидеть синий блеск волчьих глаз. Ладонь была пуста, но все равно чувствовалось прикосновение гладкого серебряного обода и ребристых линий волчьей морды, острые грани камней как будто впивались в кожу. Он несколько раз сжал и разжал ладонь, чтобы избавиться от этого ощущения.

Невилл снова поторопил, Алекс угукнул и послушно поднялся. Но когда он чистил зубы, плескал в лицо водой и одевался, перед глазами ярко и отчетливо стояла белая калитка, темно-зеленые звездочки плюща, увившего стены, белые ставни, розовые кусты, на которых распускались необычные голубые розы. Он точно знал, что это были розы и именно голубые. И чувство из сна — словно он о чем-то забыл — все не отпускало. Но это же было не так? Этого дома он никогда не видел на самом деле и поэтому не мог его забыть…

Занятия он едва высидел. С огромным трудом сумел сосредоточиться на Зельеварении, потому что контрольная была важной, а неправильно приготовленное зелье грозило не только плохой полугодовой оценкой, но и внеплановым походом в Больничное крыло на радость мадам Помфри. Хорошо, что на этот раз в паре с ним был аккуратный Рейн, а не рассеянный Невилл или невнимательная Лили. Историю магии он откровенно пропустил мимо ушей, погруженный в свои размышления, которым нудный монотонный голос профессора Биннса совсем не мешал. Лишь на Уходе он все же понемногу отвлекся, вместе со всеми кормил забавных жеребят-единорогов, чистил им шерстку, расчесывал гривы и слушал лекцию профессора Хагрида. Но к концу урока к загонам прискакал Уголек, тут же принявшийся играть с молодыми единорогами, а за ним пришел вальяжный книзль, сдружившийся с щенком за лето. Он еще больше раздобрел, шубка к зиме стала гуще и пышнее. Тяжело вспрыгнув на столб изгороди и устроившись там рыжим пушистым шаром, он начал буравить Алекса немигающими зелеными глазищами. Припомнилось, что именно этот книзль был на хогвартской кухне, и в голове вновь закружился беспокойный хоровод мыслей.

После обеда по традиции засев за домашние задания с пуффендуйцами и Дафной, он был, мягко говоря, не собран и, отрабатывая трансфигурационные чары, умудрился превратить подопытного жука не в пуговицу, а в нечто среднее между бабочкой, феей и свистком. Получившееся существо, проворно работая разноцветными крылышками, взмыло под потолок, в руки не давалось, билось в стекла и пронзительно свистело. Манящие чары его не брали, и как девочки ни пытались приманить его при помощи пирожных, оно лишь издевательски посвистывало и, по ощущениям, глумливо хихикало. В конце концов, вызвали профессора Уизли и профессора Хагрида. Преподаватели все-таки сумели поймать фее-жуко-свисток, но расчаровать не смогли. Они унесли его, посадив в клетку и сказав, что передадут магам-специалистам — ликвидаторам заклятий. Профессор Уизли напомнила Алексу, что у него очень сильная палочка, и следует быть осторожным и внимательным при волшебстве до того, как он станет в полной мере искусным и опытным магом.

С облегчением избавившись от вырвавшегося из-под контроля домашнего задания, Алекс кое-как набросал эссе по Истории магии и, вконец изведясь от нетерпения, скомканно извинился перед ребятами и полетел в свою башню, к ждавшим друзьям. Оттуда они направились в библиотеку, взяли для отвода глаз у мадам Филч справочники по Травологии и забились в самый дальний угол, полностью скрытый за полками.

— Я все-таки говорю, что надо показать это папе, — выпалила Лили, едва они устроились за столом.

— Давайте сначала попытаемся разобраться сами, — возразил Рейн, — обратиться к дяде Гарри мы всегда успеем. Держу пари, едва мы покажем этот диктофон, его тут же конфискуют и ничего нам не будут говорить. Мол, подрастете и узнаете. Так и останемся с носом и в неведении.

— А если это Темное колдовство? — упорствовала Лили, — вдруг на нем страшные проклятья?

— С каких это пор зачарование магловской техники стало Темным колдовством? Значит, ты занимаешься им каждый раз, когда смотришь свои любимые шоу? — с ехидцей усмехнулся Рейн и взглянул на Алекса, — ну, так какие у тебя мысли? Я считаю, что хотя на диктофоне разговор Пожирателей Смерти, это не значит, что на нем темномагические чары. Более того — этот разговор был записан кем-то вроде шпиона. Среди Сопротивления во время войны было много волшебников из маглов, и они могли придумать новые заклятья и использовать их вот так. Миссис Вуд, мама Сэма, так же придумывала и создавала самые разные заклинания во время войны, а теперь она — главный специалист Комиссии по экспериментальным чарам.

Алекс уставился на друга во все глаза, пораженный его словами. Такая мысль ему даже в голову не приходила. Абсолютно! Столько всего он передумал, а о том, что это мог быть шпионский предмет, даже не догадался.

— А почему тогда вы используете ненадежные заклятья, которые разработаны американцами, если есть свои и лучше? — спросил он первое пришедшее в голову.

— Потому что тот маг, который придумал эти чары, скорее всего погиб и не успел передать кому-нибудь свое открытие, — вздохнула Лили, — в Министерстве каждый год в октябре проходит День памяти. В Атриуме на стенах горят имена и фамилии всех, кто погиб за годы двух войн. Их много, Алекс. Очень много. А ведь еще есть пропавшие без вести, о которых не известно, живы или нет.

После недолгого молчания Алекс спросил:

— А до этого не находили вот таких зачарованных диктофонов или чего-то вроде?

Лили и Рейн переглянулись и одинаково нахмурились.

— Вроде бы нет, — подумав, ответила Лили, — дедушка до Визенгамота работал в Отделе по борьбе с незаконным использованием магловских изобретений и обязательно знал бы об этом. Он до сих пор страшно любит магловские вещи, и диктофон с разговором волшебников точно не прошел бы мимо его внимания.

— Когда появились американские заклятья, была такая шумиха! «Пророк» два месяца только о них и писал как о сенсации. Так что если бы вдруг появилось нечто подобное, обязательно стало бы известно, — подтвердил Рейн, — поэтому мне и кажется, что это шпионская штучка.

У Алекса эта теория никак не желала укладываться в голову. Это было слишком… киношное, что ли.

— Ой, чуть не забыл! — спохватился он, вытащил из нагрудного кармана безрукавки перстень и продемонстрировал друзьям, — вот, это тоже было с ним там. Домовики сказали, что оно «не пускало» их поближе. Уж не знаю, что это значит. А еще…

Он замялся, не зная, рассказывать ли (вдруг и в магическом мире сны — это всего лишь глупые сны?), но все-таки неловко продолжил:

— Он мне приснился сегодня. Так, ничего особенного, как будто я его опять нашел, потом еще как будто бы тянул куда-то. В общем, ерунда, наверное.

Друзья даже не улыбнулись. Лили с сомнением протянула:

— Ну вообще-то иногда бывают вещие сны, но я не знаю…

Рейн, склонив голову, разглядывал вещицу на его раскрытой ладони, а Лили потянулась к ней, движимая девчоночьим любопытством. Но едва ее пальцы коснулись серебряного кружочка, как она вскрикнула и тут же отдернула руку.

— Ай, жжется!

— Ты чего? Я же его держу и нормально, — удивился Алекс и потрогал перстень другой рукой.

Серебро было не холодным, просто немного нагрелось от его тепла, но уж конечно не обжигало. Лили трясла пальцами, дула на них и недоверчиво смотрела исподлобья.

— Нет, жжется. Не сильно, примерно как крапива. Но все равно неприятно.

— Перстень, который жжет тебя, но не Алекса, — пробормотал Рейн, не сводя взгляда с волчьей головы с синими искрами глаз (показалось или нет, что они сами по себе сверкнули?), — перстень, который «не пускает»… перстень, который снится… волк… волк…

Мальчики одновременно выпрямились и посмотрели друг на друга, озаренные одной и той же догадкой.

— Сейчас принесу, — поднялся Рейн и едва ли не бегом бросился вдоль полок.

— Что? Откуда? — удивилась Лили, — знаешь, Алекс, мне все это еще больше не нравится. Мало этого магловского диктофона, так еще и перстень этот подозрительный.

Рейн вернулся так же стремительно и шлепнул перед ними книгу в бордовом кожаном переплете с золотым тиснением.

— Вот.

— Да что вот-то? — рассердилась Лили, — объясните нормально!

— Прочти название, — посоветовал Рейн, садясь на свой стул и осторожно через справочник отодвигая от себя перстень, который Алекс положил на стол.

— «Самый полный гербовник волшебных родов Британской империи и бла-бла-бла», старина и скукота, — фыркнула Лили, — и что?

Рейн закатил глаза, словно жалуясь высокому библиотечному потолку на незавидное счастье иметь в родственниках такую недогадливую кузину, а Алекс открыл оглавление и быстро пролистал до нужной страницы.

— На гербе рода Малфой изображен бегущий серебряный волк с добычей в зубах, — он раскрыл иллюстрацию и показал девочке, — об этом же говорил Малфуа, все рассказывал, какая это древность, что это означает, и всякое такое. Как я мог забыть?

— «Волк в традиционной европейской геральдике считается символом побежденной алчности, злости и прожорливости. Он называется хищным, по-французски — ravissant, если держит добычу, и разъярённым, по-французски — allumé, если его глаза отличены особой от всего тела краской. В противоположность этого волк также может символизировать преданность семье и семейным ценностям, способность постоять за семью, за свой дом», — наизусть процитировал Рейн, к удивлению Алекса, и ухмыльнулся, — бабушка Аполлин заставляла меня заучивать эту муть еще до Хогвартса.

— То есть это значит… получается, что… — Лили с расширенными глазами смотрела то на одного, то на другого, — это как бы перстень Малфоев?!

У Алекса пересохло во рту, и он откашлялся.

— Похоже на то.

— Это и есть он, — уверенно кивнул Рейн, — и это не простая безделушка, он признает только Малфоев, как мы поняли из твоего опыта, зачарован какими-то родовыми чарами, которые отталкивают чужие взгляды или загребущие руки.

Алекс перелистнул страницу, быстро пробегая взглядом по строчкам.

— Тут говорится, что перстни Малфоев старинной гоблинской работы были отлиты в виде волчьих голов, поскольку на родовом гербе волк, и что больше ни у одной волшебной семьи такого нет. Их вообще два, у одного в глаза вставлены сапфиры, у другого — изумруды. Жаль, рисунков или фото нет. И они и вправду зачарованы на то, чтобы не попадать в чужие руки. Все сходится.

— Мерлин и Моргана, если это так, то что он делал в Хогвартсе? Вы понимаете, что это все вообще чудно и необъяснимо?!

Перстень матово поблескивал серебром, темно-синие драгоценные камни в свете ламп казались почти черными, волчья морда чудилась не хищной, а просто оскалившейся в звериной улыбке (а волки вообще улыбаются?). История и тайна лежала на его ладони. Ведь кто-то же носил этот перстень. И где-то был (уцелел ли?) его близнец с изумрудами. Тепло чьих рук они хранили? Мамы или папы? Бабушки или дедушки? Фамильные перстни Малфоев, герб Малфоев, замки Малфоев… Малфой-Менор, ставший прибежищем темного мага и поплатившийся за это гибелью своих хозяев. Побывать бы там…

Алекс сглотнул комок в горле, отодвинул «Гербовник», водрузил перстень на него и запустил пальцы в волосы, ощущая настойчивое желание побиться лбом об стол, как иногда демонстративно делала Лили.

— Ну вот, с этим разобрались. Но теперь я не могу увязать одно с другим, — задумчиво рассуждал Рейн, — понимаете, вот вообще никак! Родовой перстень Малфоев и диктофон, и все это в Хогвартсе. Малфои и магловские изобретения? Нет, это абсурд. Шпионская теория тут совсем не к месту.

Алекс мысленно согласился. Рейн почти слово в слово повторял его размышления.

— И все это принес свободный эльф-домовик, — напомнил он.

— Вот Мерлиновы подтяжки, это еще больше все запутывает!

— А если… если нет никакой тайны? — Лили рассеянно потянула нижнюю губу, — что, если этот домовик просто нашел все эти предметы или даже украл? Оставил на хогвартской кухне, решив, что вернется потом, но так и не вернулся. Домовикам очень трудно выжить без дома, без работы, без их общины. Добби и Винки ведь свободные, но так и не захотели жить сами по себе, вот папа и оставил их у нас с условием, что обязательно будет платить им зарплату.

— А может этот домовик и был шпионом? — предположил Алекс, — Добби был, верно?

— Ну да, он работал у Паркинсонов и передавал всякие мелкие сведения. Но его через год едва не разоблачили, и папа решил, что с него хватит.

— Вот и этот домовик тоже работал на Сопротивление. А если у него был перстень Малфоев… то значит, это был домовик Малфоев.

— Свободный домовик Малфоев, шпионящий на Сопротивление? — скептически поднял бровь Рейн, — извини, но это невозможно по определению. Если это был домовик Малфоев, то перстень у него мог оказаться только по одной причине — его вручил сам хозяин с какой-то целью. Но никто из Малфоев никак не мог освободить домовика и отдать ему такую ценную вещь.

— Добби же освободился.

— Ты сама знаешь, что дядя Гарри сделал очень хитрый ход.

— Добби был домовиком Малфоев? — изумился Алекс.

— Да. Но аристократические семьи больше ни одного домовика не освобождали.

«Моя мама… мама могла бы, наверное, пожалеть домовика. Профессор Хагрид говорил, что у нее было доброе сердце, — внезапно подумал Алекс и эта мысль странно согрела и осветила его, — только вот зачем ей отдавать ему этот чертов перстень? Какой в этом смысл?»

Ребята замолчали. За высоким окном уже давно сгустились зимние сумерки, опять шел снег. Алекс смотрел на мохнатые снежинки, любопытно льнущие к стеклам, и на душе было темно и тоскливо. Он еще раз вздохнул, решительно спрятал перстень обратно в карман и подхватил книги.

— Ладно, над этим надо еще подумать. А сейчас уже пора на ужин.

Лили покачала головой.

— И чего думать? Папа бы во всем сразу разобрался.

— Что за привычка все рассказывать родителям? — поморщился поднявшийся Рейн, и Лили тут же вспыхнула и принялась горячиться. Кузен только с сарказмом фыркал на каждое ее слово.

Под легкую перебранку они выползли из библиотеки, сдали книги, выдержав церберски подозрительные взгляды мадам Филч, и направились на ужин. Почти у входа в Большой Зал их догнала группка шумных первокурсников, слизеринцев и пуффендуйцев, от которых отделилась Кассандра Робардс и улыбнулась, заиграв ямочками на щеках.

— Привет, Алекс! Как дела?

— Х-хорошо, привет, а у тебя? Идете на ужин? — у Алекса запылали кончики ушей.

Ну вот, опять он сморозил глупость! Куда еще они могут идти, если сейчас как раз время ужина, и в широко раскрытых дверях видны накрытые столы? Почему почти каждый раз, когда эта девочка заговаривает с ним, он ведет себя по меньшей мере неадекватно?

— Да, конечно. Обязательно попробуй сегодня пирог с почками, он будет очень вкусным.

Кассандра тряхнула головой, чтобы откинуть назад густые локоны, прошла немного вперед, неожиданно остановилась и обернулась. Алекс едва не натолкнулся на нее, чуть не наступил на ногу, взмахнул руками, нечаянно ударил по плечу и безудержно покраснел и ушами, и щеками. Ну вот, теперь она подумает, что он еще и неуклюжий, как Невилл!

Но девочка ничем не выказала своего недовольства или удивления. Она просто, не отрываясь, смотрела глаза в глаза, а потом медленно и негромко, каким-то особенным, шелестящим голосом сказала:

— У тебя очень красивый дом. На берегу моря. Его окружают яблони, а под окнами цветут голубые розы.

— Э-э-э, что?

— Я Вижу дом. Белую калитку. Яблони. Голубые розы.

— У меня нет никакого дома, ты ошибаешься, — ошеломленно прошептал Алекс севшим голосом. Он не мог поверить своим ушам — она говорила о его сегодняшнем сне! Что это значило? Что за необычное совпадение? Или в волшебном мире так часто бывает?

С двух сторон их огибали спешащие и ворчащие школьники, но девочка словно не замечала толкотни.

— Я Вижу, — повторила она, — он есть.

— А что еще?

— Больше ничего, — слизеринка виновато опустила взгляд, — мне еще многому надо учиться, чтобы правильно и точно Видеть.

Она снова улыбнулась и коснулась его руки, удерживавшей на плече лямку рюкзака. Алекс тут же весь покрылся мурашками.

— Просто когда ты вышел из коридора, у меня перед глазами встал этот дом. Он на самом деле где-то есть, правда. Но где, я не знаю. Извини, если напугала. Дедушка говорит, что мне следует держать себя в руках и не рассказывать сразу же, что я Увидела.

— Ты и вправду видишь будущее каждого человека? — поразился Алекс, даже забыв о том, что ему полагается заикаться, краснеть и спотыкаться.

— Нет, совсем не каждого. Вот так, вдруг и резко яркую картинку — очень редко у кого. И при этом, кроме этой картинки — ничего. Словно в волшебном фонаре, когда из него вытащили свечу.

Разговаривая, они прошли в Зал.

— Наверное, это тяжело, да? Видеть будущее, я имею в виду.

— Скорее интересно, да и я уже привыкла, — девочка пожала плечами и остановилась у слизеринского стола, — тебя зовут друзья.

Он повернул голову. Лили, привстав со скамьи, так рьяно размахивала руками, что сбила черный колпак с пробиравшегося мимо шестикурсника.

— Да, надо идти. Пока, удачи на контрольных!

— Тебе тоже, — искренне пожелала Кассандра, и на ее щеках опять появились милые ямочки.

Она прошла на свободное место, Алекс поплелся к своему столу, изо всех сдерживаясь, чтобы не оглянуться. Лили недовольно поджала губы:

— Опять Робардс! Этих слизеринцев к тебе Манящими чарами тянет, что ли?

— Отстань от него, тебе-то что? Сама ведь вечно пропадаешь со своими когтевранцами, — недовольно выговорил ей Рейн.

Алекс поглощал румяный, сочный, безумно вкусный пирог с почками и думал о том, что к загадке диктофона и перстня прибавился еще и дом, увиденный им во сне и Кассандрой в видении (или как там это называется?), что от всего этого уже пухнет голова, и что Кассандра всегда ходит с распущенными волосами, а если заплетет их в косы, то наверняка они будут толще и длиннее кос Лили.

* * *

Контрольные по всем предметам благополучно сдавались — почти все на «Превосходно» у Рейна и Алекса, «Выше ожидаемого» или «Удовлетворительно» у Лили. Прошли четвертьфинальные матчи по квиддичу, косвенно бывшие причиной невнимательности или сонливости Лили на уроках, что в итоге влияло на оценки. Алекс с друзьями частенько прослушивал диктофон, вертел в руках перстень, стараясь проникнуть в их тайну, но безрезультатно. Они много спорили, рылись в библиотеке, беря самые разные книги, выдвигали самые разные теории, вплоть до совсем уж фантастических, но внятного объяснения так и не было.

Перстень больше в странных снах не являлся и вел себя тихо и мирно, как полагается каждому уважающему себя ювелирному изделию. Да и вообще никаких особых снов не снилось. Алекс попытался проштудировать всякие «Наилучшие и самые подробные Сонники», «Рекомендованные толкования и разъяснения снов от мадам Траум фон Рив», «Символы сновидений в аспекте психоэнергетики лунных затмений и Венеры в третьем доме», но только лишь запутался. Волшебники от снов не отмахивались, как обычные люди, но разобраться, что именно мог бы значить его сон, было делом почти невозможным.

Кассандра Робардс больше не удивляла видениями, полностью занятая своими первыми полугодовыми контрольными. Алекс исподтишка наблюдал за ней и иногда даже решался сказать «привет» первым. Слизеринка всегда радостно улыбалась в ответ, и от ямочек на щеках и лучистых глаз у Алекса немедленно терялись остатки храбрости, он напускал на себя чрезвычайно занятой вид и трусливо нырял куда-нибудь за угол.

Наконец наступило утро Сочельника, все чемоданы и сумки были упакованы. Как обычно, Рей, Лили и Алекс явились в кабинет профессора Люпин и через камин переправились в дом Поттеров, где тут же попали в объятья миссис Поттер и были контужены диким приветственным воплем близнецов, видимо, специально тренировавших для этого глотки. Насладившись фурором и получив нагоняй от матери, мальчишки удрали со шкодливыми ухмылками. Рейна сразу же забрала его мама. Опекуна Алекса не было дома.

— Выездное совещание, но к обеду он должен вернуться, — строго сказала миссис Поттер, заметив, как омрачилось лицо Лили, — так, мисс Поттер, не отходя далеко от темы — будьте добры, свиток с оценками. Только не говори, что он улетел дальше по Каминной Сети, потому что совершенно случайно выпал из твоей сумки.

— Почему только мой? Так нечестно! — возопила Лили, — а Алекса?

— Алекс не пытался при помощи дяди Фреда подделать свои оценки в прошлом году. К тому же его результаты за первый курс были превосходными. В отличие от тебя.

Лили насупилась, завздыхала, принялась копаться в сумке и через несколько минут почти археологических изысканий, честно глядя невинными синими глазами, развела руками:

— Кажется, он остался в Хогвартсе, мамочка. Точно помню, что положила его в свой шкафчик с книгами. Даю слово, после каникул сразу же отправлю с Хедвигой.

— Хорошо. Но если вечером после первого дня занятий я не получу свиток, мы с папой серьезно подумаем о том, чтобы кое-что, присмотренное тобой этим летом, осталось в магазине еще на год.

— Но вы же обещали! — простонала Лили, — обещали, что на мой тринадцатый день рождения подарите метлу! Я не смогу без своей метлы пробоваться в следующем году в факультетскую команду!

— Значит, это повод взяться за ум и перестать щеголять оценками «Отвратительно».

Лили надулась и пробурчала:

— Совершенно невозможно нормально учиться, если половина профессоров помнят тебя еще в пеленках, а твой папа — тот-самый-Гарри-Поттер.

Миссис Поттер безнадежно покачала головой и улыбнулась Алексу.

— Как же хорошо, что ты не берешь пример с этой шалопутки с одним только квиддичем в голове. Профессор Уизли писала о твоих успехах в трансфигурации. Умница! Мы очень гордимся тобой!

Алекс невольно покраснел от удовольствия. Было жутко приятно, что кто-то гордится и радуется его успехам.

Чуть более суровым тоном миссис Поттер продолжила:

— А вот мадам Помфри написала, что ты частенько опаздывал на сеансы лечебных чар и один раз пропустил прием зелий. Так не годится, Алекс. Надеюсь, ты помнишь о нашем уговоре?

Алекс уныло кивнул. Пропустил, да. Это было в начале декабря, перед тем, как выпал снег. Был завершающий сезон матч между Гриффиндором и Слизерином с одной стороны и Когтевраном и Пуффендуем с другой. Игра была шикарной, было много красивых моментов не хуже, чем в профессиональном футболе. Пришел даже поболеть профессор Хагрид с Угольком и Снежинкой. Когда совсем стемнело, он установил огромные негаснущие факелы по четырем углам поля, стало светло, как днем. Они завершили матч дружеской ничьей почти в полночь и потом дружно убегали от завхоза Филча, пробираясь в свои спальни. Кто-то попался и заработал взыскание, но большинство сумело улизнуть.

Сердитое настроение миссис Поттер никогда не было долгим, она смягчилась и велела:

— Ну, идите. Сегодня на десерт к обеду любимый яблочный пирог Алекса и ежевичные кексы с кремом, которые обожает Лили. Кстати, Лили, в твоей комнате ждет специальный набор карточек всех квиддичных команд Австралийской и Европейской Лиг с автографами капитанов, хоть ты его совсем не заслуживаешь.

— Спасибо, мамуля! Ты же знаешь, что я тебя уж-ж-жасно люблю? — Лили благодарно потерлась щекой о щеку матери, тут же забыв об оценках и грозящих карах.

— Слушай, а почему мы на зимние каникулы не приезжаем на Хогвартс-Экспрессе? — пропыхтел Алекс, волоча набитый, по всей видимости, хогвартскими булыжниками чемодан Лили и свой рюкзак по лестнице на третий этаж. Ему изо всех своих крошечных сил помогала маленькая Полина. Сама же Лили брела позади, опять копошась в своей какой-то бездонной сумочке и что-то бормоча под нос.

— Я же взяла его… или нет? Вот пикси драные, Аида должна была мне напомнить! А? Что?

— Почему мы переместились через камин, а не поехали на Хогвартс-Экспрессе? Фух… ой, Лин, осторожнее, очень тяжелая, — Алекс с усилием подтащил чемодан к дверям комнаты.

— А, это из-за папы. Зимой в конце года у них с дядей Роном вечно какие-то срочные отчеты и важные совещания, некогда ездить на вокзал для встречи. Вот он и просит тетю Нимфадору, чтобы она отправляла нас через камин. Спасибо, Алекс, дальше я сама. Нет, Лин, тебе нельзя в мою комнату! Секрет!

Дверь перед их носами захлопнулась. Алекс и малышка переглянулись и засмеялись. Ему опять стало удивительно хорошо на сердце, как всегда бывало в доме Поттеров. За щекой была абрикосовая карамелька, которой угостила Лин; впереди были Рождество и каникулы, и даже неразгаданная и тревожащая тайна, которую он привез из Хогвартса, стала казаться не такой уж мрачной и неразрешимой.

* * *

Нынешнее Рождество получилось моносемейным (были только многочисленные Уизли, как знакомые Алексу, так и еще незнакомые) и куда шумнее, чем в прошлом году. Конечно же, были мистер Фред Уизли и мистер Перси Уизли с семьями. Но еще из Австралии приехал мистер Джордж Уизли, очень худой, молчаливый, угрюмый. Все его лицо пересекал шрам, стянувший кожу, короткие рыжие волосы были побиты сединой, и он заметно прихрамывал на левую ногу. Если бы Алекс не знал, что они с мистером Фредом близнецы, ни за что не догадался бы. Приехал из Китая мистер Билл Уизли, солидный на вид джентльмен, но с серебряной серьгой в ухе и длинными волосами, забранными в хвост. Его жена Флер была удивительно похожа на свою младшую сестру и в то же время совсем другая. «Я же говорила!» — многозначительно прошептала Лили, заметив его взгляд. Он смутился, стушевался и избегал смотреть в сторону красавицы. Их сын, Артур Уизли младший, щеголял новенькой аврорской курткой из драконьей кожи, отрастил рыжую щетину, сделал татуировку в виде феникса на все плечо и по-прежнему снисходительно относился к кузенам, называя всех без разбору малышами. Из Румынии прибыл еще один брат миссис Поттер — мистер Чарли Уизли с семьей. Трое его детей — Доминик и Фабиан, учившиеся на четвертом и первом курсах в школе магии и волшебства Шармбатон, и ровесница близнецов Илеана, были легкими в общении, громкоголосыми, энергичными и готовыми на какие угодно проказы, лишь бы было весело до упада. Джеймс и Сириус были в восторге от кузенов и истратили годовой запас штучек из магазина приколов своего дяди. Впрочем, кузены от них не отставали, с энтузиазмом продемонстрировав, что и в Европе знают толк в Навозных бомбах, Кусачих кружках, Превращательных помадках и Великолепных взрывчатках. Общей атмосферой прониклись даже тихие и не очень шаловливые Молли и Лин, с визгом и смехом носясь по коридорам и комнатам.

В доме Поттеров собрался весь огромный клан Уизли, но, как выяснилось, собираться должны были вообще-то у дедушки с бабушкой. Однако престарелый упырь, обитавший в их доме, внес коррективы в планы — устроил пожар на своем чердаке, и огонь успел побуйствовать. В итоге, крыша стала напоминать решето, а по дому загулял сквозняк. Кроме того, сам мистер Уизли нечаянно повредил свою волшебную палочку и, не заметив этого, каким-то образом ухитрился зачаровать лестницу так, что она стала совершенно неуправляемой и приводила куда угодно, но только не на верхние этажи. Пару раз миссис Уизли угодила в курятник, еще несколько — в погреб и кладовку, а однажды и вовсе без всякой трансгрессии вышла из чулана дядюшки Барни, проживавшего в нескольких сотнях миль от «Норы» в Корнуолле. И все это накануне Рождества! Так что общее торжество решили провести у Поттеров.

Бабушка и дедушка были абсолютно счастливы, многочисленные Уизли веселы и довольны, но к четвертому дню у миссис Поттер заметно дергался глаз, мистер Поттер сбегал на работу с подозрительно радостным лицом, а домовики выглядели такими измочаленными, словно их пропустили через стиральную и сушильную машинки.

В многолюдье, криках, хохоте и беготне про Алекса иногда забывали, но он был этому только рад. Забивался в более-менее спокойный уголок и пытался хоть немного побыть в благодатном одиночестве. Однако, эти минуты отдыха были недолгими, Лили или Рейн тут же выволакивали его, тащили в компанию, и он вновь окунался в круговорот бесконечных подколок и шуток, строительства снежных крепостей и снежных боев, квиддича и состязаний по плюй-камням, смеха и беззаботной суматохи.

Гости разъехались только после не менее развеселого и громкого празднования Нового года, в доме наконец наступила долгожданная тишина. Даже близнецы, кажется, подустали от недельных шалостей двадцать четыре часа в сутки и немного угомонились, довольствуясь ленивыми словесными шуточками. Про взрослых и говорить нечего. У миссис Поттер наконец перестал дергаться глаз и, чувствовалось, что хотя она очень любит своих родных, но подобные затянувшиеся празднества ее все-таки изрядно вымотали. Тем не менее, она не забывала каждый вечер поить Алекса опостылевшими зельями, а каждое утро доставлять в «Мунго» на сеансы надоевших лечебных чар. Мистер Поттер, получив обратно во владение свой кабинет, оккупированный старшими Уизли, блаженствовал там вечерами с книгой и кофе с совершенно умиротворенным видом. А Добби и Винки три дня вообще не показывались. Оказалось, им силком дали выходные и велели отдохнуть как следует.

За эти дни у Алекса вообще не было свободной минутки, чтобы подумать о диктофоне и перстне, однако, когда стало тихо и покойно, мысли снова полезли в голову. В начале второй недели каникул, когда все вроде пришли в себя, по Каминной Сети явился очень таинственный Рейн, и друзья собрались в комнате Алекса, на всякий случай зачаровав дверь от вездесущих ушей Джима и Руса. Можно было бы для надежности выйти наружу, но стояли жуткие холода.

— Знаете, что я узнал, пока вы тут спали и объедались ежевичными кексами и яблочными пирогами? — Рейн обвел друзей торжествующим взглядом.

Алекс и Лили выразили горячее желание приобщиться к знаниям.

— Я все-таки расспросил дедушку Артура, и он вспомнил вот что. После окончания войны в домах Пожирателей Смерти проводились обыски. Находили всякие ужасные зачарованные предметы, заряженные проклятьями амулеты и все такое. Но в доме Антонина Долохова нашли что-то совершенно иное. Те, кто нашел, не успели даже понять в чем дело. Предмет почти сразу взорвался в руках инспектора Визенгамота и выбил ему глаз, представляете? Тогда, конечно, подумали, что на нем какое-нибудь темномагическое заклятье. Но дедушка говорит, что среди проводивших обыск был маглорожденный волшебник. Этот волшебник находился не так далеко от пострадавшего инспектора, и он утверждал, что это была магловская видеокамера! Но больше никаких доказательств не было, инспектор в отчете написал, что это была табакерка, которая сверкнула и взорвалась.

— Значит, все-таки такие вещи находили! — взволнованно воскликнул Алекс.

Рейн кивнул и продолжил:

— Естественно, тому волшебнику не поверили, тем более, что от этой предполагаемой видеокамеры или табакерки не сталось ничего, кроме пыли. Но в своем отчете он все-таки написал о том, что это могло быть. Дедушку и заинтересовал этот отчет, он потом встретился с тем волшебником и поговорил. Тот придерживался своего мнения. Сказал, что успел заметить, как табакерка превратилась в видеокамеру перед тем, как взорваться. Но его отчет не пустили в ход, все замялось и забылось.

Лили вертела в руках какой-то цветной шар и сосредоточенно хмурилась.

— Значит, что мы имеем? Два магловских предмета из тех, что невозможно зачаровать, но тем не менее зачарованных. Один из этих предметов был в доме Пожирателя Смерти, другой — в Хогвартсе, но он туда принесен, и судя по записанному разговору, находился тоже у Пожирателя Смерти…

— Но вряд ли Пожиратели Смерти решили сами записывать себя, — подхватил Алекс ее рассуждения, — может быть, Рейн прав? Но тогда почему перстень? Может быть, и ты права, и его вправду просто украли, и он не имеет отношения к диктофону?

— Зачарованный от чужих родовой перстень? — поднял брови Рейн, — не думаю. И мы не знаем, что случится с вором. Наверняка, очень много неприятных вещей, не просто ожог. Тот, кто его крал, не мог не знать о последствиях.

— И еще свободный домовик, который принес все это, что тоже очень странно, — напомнил Алекс и потер лоб. Понятнее не становилось, тайна продолжала мучить и ускользать от раскрытия. И это он еще про сон не вспоминает, в котором перстень тянул его к какому-то дому.

— Перстень, домовик, диктофон. Домовик, диктофон, перстень, одно и то же снова и снова. Надоело! — Лили энергично прошлась туда-сюда, топнула ногой и обвела друзей взглядом, — вы понимаете, что мы ходим по кругу? Топчемся в тупике? Мы болтаем уже месяц впустую и выдвигаем какие-то теории, но так и не сдвинулись с места.

Рейн промолчал, Алекс вздохнул.

Он понимал, что им не хватает информации, и они перебрали все возможные варианты. Наверное, все-таки надо обращаться к мистеру Поттеру. Показать диктофон, кольцо, все рассказать. Ему казалось, что опекун поймет, не будет отмахиваться. Взрослые имели привычку все переворачивать верх дном и, не разобравшись, запрещать и наказывать. По крайней мере, Бигсли и профессор Люпин были удивительно похожи в этом плане. Опекун был другой, и Алекс изо всех сил надеялся на… что? Просто надеялся.

Да, разговор надвигался, как айсберг, это следовало признать. И разговор предстоял тяжелый. Ведь он еще ни единым словом не обмолвился ни опекуну, ни друзьям о том, что наговаривал ему Малфуа — о причастности мистера Поттера к гибели его семьи. Тогда летом в больнице он просто не чувствовал в себе решимости и силы начать этот ужасный разговор и задать прямой вопрос. А сейчас все стало совсем запутанным, кривым и непонятным. Слова Малфуа до сих пор змеиным шипом стояли в ушах, и помнилось то мерзкое затхлое чувство сомнений и неуверенности.

Лили словно подслушала его мысли:

— Надо показать диктофон папе и точка. Я не хочу больше это мусолить.

Рейн скривился, но промолчал, а она настойчиво продолжала:

— И еще тебе, Алекс, надо расспросить про своих родителей. Я тебе уже давно говорила. Почему ты не спросишь о них или, по крайней мере, о своей маме тех, кто знал ее лучше всех? Да-да, я говорю о папе и дяде Роне. Они ведь были друзьями. Нам они запретили расспрашивать, но тебе вряд ли откажут, Сколько можно ходить вокруг да около?

— А что он мне скажет? — устало спросил Алекс, прислоняясь спиной и затылком к стене, — вы не знаете еще кое-чего.

И он рассказал друзьям о том, как Малфуа пытался убедить в том, что его родителей убил мистер Поттер. Лили пришла в ужас.

— Нет! Конечно же, нет! — закричала она, сжимая кулачки, — я на двести, на тысячу процентов уверена в том, что папа не убивал твоих родителей! Это просто невозможно! Этот урод все врет!

Рейн сдвинул брови.

— В книгах говорится, что дядя Гарри и папа убили Волдеморта, но не твоих родителей.

— Я знаю, я тоже не верю, что... Но во всех книгах написано, что моя семья погибла во время битвы, но как именно — нигде нет ничего, — тяжело выдавил из себя Алекс. Внутри горячим черным облаком колыхалась боль, которая терзала его весь прошлый год и толкала на поиски.

— Я так запутался, узнал так много и так мало. А то, что Малфуа наболтал, запутало все больше. И в газетах, книгах две крайности — либо все плохо, и мои родители убийцы и предатели, омерзительнее которых на свете нет людей. Или сладкие дифирамбы и доскональное обсуждение наряда миссис Малфой на таком-то благотворительном обеде или званом вечере у тех-то, — Алекс болезненно поморщился, — знаете, все, что я узнал — похоже на это.

Он взял со стола разноцветный шар, который туда поставила Лили. Вернее, это был причудливый многоугольник с разноцветными гранями, сделанный как будто из стекла.

— Смотрите, когда смотришь вот так, то видишь только одну грань, например, только лиловый цвет, или только одну букву. Но если покрутить шар, то видно, что у него много сторон, много цветов, много букв, он выпуклый, холодный, гладкий, с острыми углами. Ого, у него на этой стороне еще и чье-то фото? Похоже на Сэма. Или на Гая?

Рейн хитро усмехнулся, а Лили, заметно порозовев, быстро вырвала безделушку у него из рук и снова поставила на стол, закрыв стопкой книг.

— Люди — не шары.

— Да, конечно. Я просто хотел объяснить, почему то, что я узнал о своих родителях, никак не желает укладываться в голове. Потому что я вижу их только с двух сторон, понимаешь? Для меня они как будто не люди, а картины, даже не волшебные, а обычные неподвижные и… — Алекс запнулся, — неживые.

— Но, Алекс, — Лили заглянула ему в глаза и быстро отвела взгляд, — знаю, мы много говорили об этом, но я так до конца и не поняла. Объясни, зачем тебе нужно обязательно что-то о них разузнать? Ты хочешь оправдать их? Извини, но они… умерли. Им все равно. А на тех, кто считает, что и ты в чем-то виноват, раз они виноваты, наплюй с Астрономической башни.

— Я не могу, не хочу верить, что все, что говорят о них — правда! — Алекс наконец выговорил то, что мучило его, — вы не поймете, твой отец, Лили, и твой, Рейн, — герои, их никогда не обвиняли в том, в чем обвиняют моих родителей!

— Ну и что? — Лили порывисто всплеснула руками, — это совсем ничего не значит!

— Ты не встала бы на защиту, если сказали, что он убивал людей? Ты бы просто сказала: «Какой ужас! Я не желаю его знать! Я не хочу иметь с ним ничего общего!» и все?

— Они убивали, Алекс. Они ведь были аврорами и были на самой настоящей войне. И они уничтожили Волдеморта, то есть убили его, — тихо сказал Рейн.

Алекс передернул плечами.

— Наверное… наверное, я очень хочу узнать правду и в то же время боюсь, — наконец негромко ответил он, — боюсь того, что они скажут. Ты же помнишь про профессора Люпин, разве это не правда?

— Правда. Но у этой правды может быть другая сторона, о которой мы ничего не знаем, и ее просто нужно увидеть, — задумчиво произнесла Лили, — так всегда говорит папа.

Рейн покосился на нее и добавил:

— Кроме дяди Гарри и папы есть тетя Джинни, профессор Хагрид, бабушка с дедушкой в конце концов. Мы перерыли библиотеку, перечитали и просмотрели все, что можно. В этом вопросе я согласен с Лили — тебе нужно поговорить с дядей Гарри и папой.

— Профессор Хагрид ничего не сказал, я уже спрашивал. И еще…, — Алекс замешкался, словно перед прыжком с обрыва в глубокую воду, чтобы рассказать о своем самом затаенном, несознаваемом почти до последнего желании — побывать в замке Малфой-Менор. Это желание серебристой рыбиной плавало глубоко в его душе. Оно тайком прокралось, наверное, с зимы, когда он читал о Последней Битве, разглядывал колдо-фотографии в книгах и раз за разом натыкался на острые шпили и полуразрушенные стены мрачного темно-серого замка под серым небом на серой земле. Оно росло понемногу прошлым летом, бессонными ночами и звездными рассветами под пение дрозда и шепот утреннего дождя. Оно становилось больше, когда в уши вливался сладкий яд Малфуа, и Малфои смотрели на него со страниц старого фотоальбома. И оно заняло внутри особое место, когда в библиотеке чувствовалась на ладони тяжесть серебра и сапфиров, и он зачитывал из «Гербовника» о фамильных перстнях Малфоев. Тогда все вдруг связалось в одно и оформилось в понимание — он хочет попасть в Малфой-Менор.

— Я хочу побывать в Малфой-Меноре.

Лили вскинула на него резкий взгляд, Рейн выронил волшебную палочку, которую рассеянно вертел в руках. Он ожидал этого — изумленных круглых глаз, оханий и аханий, вскриков и животрепещущего вопроса: «Зачем?», но вместо этого подруга быстро оправилась от неожиданности, а потом согласно кивнула, словно и ей в голову пришло то же самое. Рейн же подобрал палочку и довольно сказал:

— Дельная мысль. Мы с тобой.

Алексу самому впору было хлопать глазами и удивляться.

— Но для этого опять-таки надо обратиться к папе, — торжествующе прищурилась Лили, — мы сами туда никак не попадем.

Рейн состроил гримасу, видимо, означающую согласие, но не преминул вставить слово:

— Нужно сказать что-то очень веское, чтобы дядя Гарри согласился взять нас в Малфой-Менор.

— Мы вместе обязательно что-нибудь придумаем. Втроем у нас получается лучше, — решительно сказала Лили.

В ее звонком голосе было столько убежденности и силы, что он стал каким-то осязаемым и плотным, слова словно защекотали кожу, проникая внутрь. Алекс улыбнулся ей, неуверенно, но благодарно, и бросил забытую безделушку.

— Держи. Кстати, что это такое?

Рейн захохотал, Лили уже не порозовела, а густо покраснела и поспешно запихнула шар в растянутый карман толстовки.

— Ничего особенного, всего лишь шар-гадалка. Это вообще не мое, а Аиды. Кстати, — девочка обвела друзей загоревшимся взглядом, — а что, если нам пойти к папе прямо сейчас?

Мальчики переглянулись.

— Он сегодня работает дома, и настроение у него хорошее. Правда, Алекс, чего тянуть? Скоро закончатся каникулы, мы опять уедем в Хогвартс, и еще на полгода все застопорится.

Рейн переводил взгляд с кузины на друга. Алекс, немного подумав, решительно встряхнул головой.

— Идем.

* * *

Отец Лили сидел в кабинете за столом, заваленным свитками и выглядел ужасно занятым. Его сова Хедвига по-королевски восседала сзади на высокой спинке кресла и укоризненно взирала на него янтарными глазами.

— Сейчас-сейчас, не торопи. Знаю, что Корвус ждет моего ответа по этому чертовому руднику, — пробормотал мистер Поттер, так стремительно расписываясь на каком-то документе, что чернила брызгали во все стороны.

Услышав скрип двери, он поднял взгляд и нахмурился.

— Что? Только не говорите, что чертенята опять что-то взорвали! Я только начал наслаждаться уютными тихими вечерами, не омраченными шутихами, фейерверками и Навозными бомбами.

— Нет, папуль, все тихо. Джим и Рус увлеклись драконьими поединками и тренируют своих драконов, так что можешь пока не волноваться, — хихикнула Лили, проходя в кабинет и запрыгивая с ногами в свое любимое кресло.

— Драконов? Драконов?! — брови мистера Поттера полезли на лоб, в глазах заметалась паника, — какие еще драконы в доме?!

— Пап, ну игрушечные драконы, один из рождественских подарков дяди Чарли. Понимаешь, просто коробка с ними завалилась за другие, Джим с Русом ее не заметили, была же куча подарков. Они откопали ее только позавчера и пришли в дикий восторг, — поспешила разъяснить девочка, — дракончики маленькие, как котята, умеют летать и огнем не плюются. Ну почти. Немножечко.

— Значит, летом у нас опять будет ремонт, — обреченно подытожил мистер Поттер, — пошлю счет за него Чарли. Спасибо, удружил.

— Дядя Гарри, у нас к вам есть одно дело. Мы хотели кое-что показать, — решительно вступил в разговор Рейн и толкнул Алекса в бок — мол, давай начинай.

Алекс прикусил губу, шагнул вперед и выложил на стол, прямо на какой-то свиток, диктофон и кольцо.

— Вот это, сэр.

Мистер Поттер взял серебристый прямоугольник, повертел в руках, осмотрел со всех сторон.

— Ну и? Обычное магловское приспособление для записи и обработки разговора.

— Только разговаривают, кажется, совсем не маглы.

Алекс включил запись.

— Откуда вы это взяли? — вмиг подобравшись, резким голосом спросил опекун.

— На хогвартской кухне, сэр. И там же был этот перстень.

— И на этой штуке было заклятье, — добавила Лили, — он сперва был каминной безделушкой, а потом, когда Алекс дотронулся до него, стал диктофоном. А домовики ничего не смогли объяснить.

Алекс рассказал все без утайки — и об обстоятельствах находки, и о книзле, и о словах домовиков о перстне, и об их догадках, что это перстень Малфоев. Друзья изредка кивали в знак поддержки. Только когда он закончил, Рейн спросил:

— Здесь записан разговор двух Пожирателей Смерти, верно, дядя Гарри?

Опекун откинулся на спинку своего кресла.

— Полагаю, что да.

Он снова включил запись, а потом прогнал ее еще раз и еще. И с каждым разом, когда звучали голоса людей, пошедших когда-то за черным магом, в комнате как будто сгущались сумерки, становилось все холоднее, несмотря на солнечный день и жарко горящий камин. Алекс поежился и подумал, что это он нагнетает сам себе, ведь раньше этого не было, он не раз включал диктофон и уже помнил разговор наизусть.

— Без сомнения, это Пожиратели Смерти, — опекун положил диктофон на стол перед собой и сцепил руки в замок, — и это невероятная находка. Этим чарам больше двенадцати лет, но они все еще действуют! Кто их наложил? Как такое могло попасть в Хогвартс? И как это работало в Хогвартсе, где перестают работать даже простейшие электронные часы?

— Дядя Гарри, мы прочитали в библиотеке все, что касалось зачарования магловских предметов, но не нашли ничего похожего, — вздохнул Рейн, — а это может быть какой-нибудь секретной шпионской штукой?

— Честно говоря, не могу сказать определенно, — мистер Поттер не отрывал взгляда от диктофона.

— А еще кольцо, — напомнила Лили, — оно, кстати, жжется, но Алекс берет его в руки и ничего.

— И свободный домовик, — добавил Алекс. Почему-то про домовика все забывали, удивлялись только зачарованию диктофона. А ему казалось, что все это связано самым тесным образом.

Опекун погрузился в глубокие размышления, глаза его за стеклами очков становилось все строже и как будто темнели.

— Думаю, диктофон надо самым тщательным образом исследовать, — сказал он наконец, — у нас было одно дело, в котором также фигурировала зачарованная магловская техника. Странное дело, в котором многое до сих пор непонятно.

— Табакерка, которая видеокамера, которая взорвалась?

— И до этого докопались? Ах да, мистер Уизли был в курсе. Ведь это его вы допросили?

Рейн молча и без всякого раскаяния покивал.

— Хорошо. Диктофон я, так сказать, экспроприирую, — мистер Поттер засунул диктофон в появившийся из его волшебной палочки бумажный пакетик и аккуратно положил в карман рабочей министерской мантии, висевшей тут же на спинке старинного деревянного стула, — а теперь посмотрим на перстень.

По взмаху волшебной палочки серебряный кружочек поднялся в воздух и плавно закружился. Сапфиры опять ярко засверкали в свете зимнего солнца, льющегося из двух больших окон, и Алексу вдруг подумалось невесть с чего, что перстню это не нравится. Хотя как неодушевленному предмету что-то может нравиться или не нравиться?

На лице опекуна было странное выражение — словно он что-то вспоминал и никак не мог вспомнить. Он опустил палочку, и перстень мягко опустился на пергамент.

— Старое колдовство, — отрывисто бросил опекун, — он, мягко говоря, небезопасен для тех, кто рискнет его взять без разрешения хозяев.

— Я же говорю, меня он жжет, — пожала плечами Лили, — а Алекса нет. Значит, это действительно принадлежало Малфоям. Ай, Хедвига!

Сова, которой надоело то ли дремать на спинке кресла, то ли ждать завершения письма, мягко снялась с места, сделав круг по просторной комнате, задела крылом девочку по голове, потом снова вернулась на кресло и ущипнула хозяина за ухо. Тот словно очнулся от раздумий и виновато придвинул к себе чернильницу.

— Да-да, прости. Сейчас закончу и отправлю.

Он быстро набросал короткую записку, свернул ее и привязал к лапе Хедвиги вместе с документом, на котором раньше так лихо расписался. Сова довольно ухнула и с видимым удовольствием вылетела в распахнутое перед ней окно. В комнату ворвались клубы морозного воздуха, но мистер Поттер быстро опустил створку и заклинанием подбавил дров в камине. Пламя весело затрещало и вспыхнуло ярче.

— Ну, Алекс, можешь быть доволен — Корвус наконец разобрался с твоими рудниками. Решено один закрыть, там все равно все выработано. А два других будем модернизировать и запускать заново.

Алексу, честно говоря, было вовсе не до рудников и какой-то там их модернизации. Все это время он набирался решимости для главного разговора. Диктофон с перстнем были тайной, которую ужасно хотелось разгадать, но главное — самое сокровенное, тяжелое, жуткое было впереди. Лицо горело от волнения, он стиснул холодеющие пальцы и судорожно сглотнул. Он должен это сказать. Должен попросить об этом. Он даже не надеялся, что когда-нибудь сможет высказать эту мысль вслух, но она стала почти навязчивой после того, как он побывал в доме Малфуа.

Опекун между тем продолжал, осторожно заворачивая перстень в пергамент:

— Нужно проверить, в самом ли деле это принадлежало Малфоям. Завтра отнесу его нашим…

— Мистер Поттер, вы… мы… не могли бы…. осмотреть Малфой-Менор? — прервав его, выпалил Алекс уже не в силах сдерживаться, — просто побывать там, посмотреть.

— Малфой-Менор осматривается каждый год самым тщательнейшим образом специальной группой авроров особого назначения, — опекун остро взглянул на него, — что ты хочешь там найти?

— Доказательства!

Мистер Поттер помолчал, а потом тихо спросил:

— Доказательства чего, Алекс?

— Что все не так… что, может, там найдется что-нибудь вроде этого диктофона и там будет, будут…

Внутри была пустота. Он не мог сказать, не мог внятно объяснить, зачем ему понадобилось побывать в замке, не мог связно высказать все, что хотелось. И без того туманные скользкие мысли совсем рассеялись, и пришло отчаяние.

— Ты все знаешь, — не спрашивал, не то утверждал опекун.

— Что мой отец был Пожирателем Смерти, а мама — вашей бывшей подругой и предательницей? Да!

Лили и Рейн, умостившись вдвоем на одном кресле, притихли, боясь помешать другу, а Алекс неотрывно следил за реакцией опекуна. К его облегчению, отец Лили не рассердился, не разозлился, на его лице опять была все та же задумчивость.

— Ты понимаешь, о чем просишь? Малфой-Менор был резиденцией Волдеморта, там до сих пор небезопасно.

— Понимаю. Я прочитал кучу книг по новейшей истории и второй магической войне и все газеты того времени. Малфуа, он говорил мне… он сказал, что мой отец… что он…, — Алекс с трудом выговаривал слова от волнения и почти ненавидел себя за нотки слабости в голосе, — убивал маглов и маглорожденных. Я знаю, что он… убил мужа и дочь профессора Люпин… но вдруг что-то выяснится другое?! Вдруг что-нибудь будет? То, что никто не увидел?

Алекс рассказал, как он услышал разговор миссис Поттер и профессора Уизли и после этого перерыл всю библиотеку Хогвартса, а потом случилась эта находка.

— И вдруг именно в Малфой-Меноре… Этот перстень и диктофон — вдруг они имеют к ним отношение! — боль вырвалась криком, но голос прервался, и мальчик опустил голову.

— Та-а-к, — опекун снял очки и потер переносицу, — что еще наговорил Малфуа?

— Что моих родителей убили вы.

В кабинете воцарилась мертвенная тишина. Трещали горящие в камине поленья, где-то хлопнула дверь, засмеялась миссис Поттер, что-то спросила у нее маленькая Полина, но все это отодвинулось далеко-далеко.

— И ты ему веришь?

Алекс поднял взгляд. Губы мистера Поттера были крепко сжаты, глаза, не прикрытые стеклами очков, смотрели прямо и твердо.

— Нет.

В лице опекуна что-то дрогнуло и смягчилось. Мужчина прошелся по кабинету, остановился, заглянув в глаза, и вдруг взял его за плечо.

— Знаю, что это звучит странно и не совсем уместно, но… спасибо. За доверие.

Алекс тихо кивнул.

— Нет, Алекс, я не убивал твоих родителей. И мистер Уизли тоже не убивал их. В этом мы оба можем поклясться с чистым сердцем. Твоя мама… была очень дорога нам. Ни мне, ни Рональду даже в самом страшном сне не могло бы привидеться, что мы станем причиной ее гибели.

Внутри Алекса точно что-то развязалось, отпустило, тело стало каким-то слабым и безвольным, ноги задрожали. Он с тусклым удивлением осознал, в каком диком напряжении был все это время. А мистер Поттер продолжал, и голос его был глухим и немного печальным:

— Мы нашли их, когда все уже было кончено, и замок лежал в руинах. Поверь, если бы можно было чем-то помочь, мы бы сделали все, что в наших силах. Но было уже поздно.

Алекс сделал вдох и выдох, ощущая, как в груди все колет, и дрожит горло.

— Они…

— Они там, все вместе.

— Я хочу побывать в Малфой-Меноре, — прошептал Алекс, — пожалуйста, сэр.

Отец Лили замолчал на несколько минут, и эти минуты протянулись тягучими часами. Наконец, заметно колеблясь, он медленно произнес:

— Я попытаюсь устроить внеочередной осмотр Малфой-Менора. Для этого нужно разрешение Министра и Главы Аврората. Естественно, сам себе я это разрешение дам, но Министр может воспротивиться.

Алекс едва не задохнулся от горячей надежды, затопившей сердце.

— И я пойду с вами?!

Мужчина взглянул в побледневшее от волнения лицо и расширившиеся глаза Алекса.

— Если разрешение будет дано.

— Папа, мы тоже, тоже! — подскочила на месте Лили, подтолкнув Рейна.

Мистер Поттер нахмурился.

— Нет, исключено.

— Что?! Как это? Но папа! Это ведь я вытащила Алекса ночью, он бы не нашел тогда этого диктофона! И я показала ему Выручай-комнату, где мы прослушали запись! И это я убедила его в том, что надо все показать тебе!

— Не думаю, что это большие заслуги.

— Папочка, пожалуйста! — Лили чуть не плакала, — мы же помогали, мы все делали вместе! Все старые газеты перекопали, мадам Филч нас чуть не растерзала!

— Дядя Гарри, это нелогично. Мы же друзья, и все, что касается Алекса, имеет значение и для нас.

Мистер Поттер едва заметно улыбнулся краешком губ.

— Доводы ваши, уж простите, построены на зыбком фундаменте. Если желание Алекса я могу еще понять и признаю его право посетить Малфой-Менор, то вам там совершенно нечего делать.

Лили вдруг вскинула голову, глаза ее полыхнули синим огнем, а голос зазвенел неприкрытым гневом.

— Ты рассказывал мне, что вы с дядей Роном всегда были вместе. Что он всегда прикрывал тебе спину и приходил на помощь в самые трудные минуты. Что без него ты бы не победил Волдеморта. Что было бы, если дяде Рону бабушка запретила дружить с тобой или помогать тебе? Если бы дедушка сказал маме, что ей совершенно нечего делать рядом с тобой? Папа, ты считаешь, что твоя дружба намного важнее и серьезнее нашей? А мы так, просто? Нашу дружбу ты называешь «зыбким фундаментом»?

Не ожидавший от Лили таких запальчивых речей Рейн вытаращил глаза, поперхнулся на полувдохе и закашлялся, Алекс ощутил горячее желание присесть, потому что ноги не держали. А Лили продолжала:

— Или ты хочешь, чтобы мы предали нашу дружбу, как ты предал свою? Ведь мама Алекса была твоим другом, вы были вместе с первого курса на всех колдо-фотографиях в твоем альбоме. А сейчас ты запрещаешь даже упоминать ее имя и….

— Лили!

Девочка замолчала, но голову не опускала и смотрела на отца яростно и упрямо. На скулах мистера Поттера играли желваки, рот превратился в узкую щель.

— Полагаю, на этом разговор можно завершить. Скоро ужин…

— Ты знаешь, что я права, папа, — перебила его Лили и ушла из кабинета, всей своей неестественно прямой спиной и гордо вскинутым подбородком выражая свое мнение.

Рейн и Алекс переглянулись, каждый не знал, что делать.

— Идите, — неожиданно устало и мягко сказал мистер Поттер, — Алекс, обещаю, я поговорю с Министром и скажу тебе, что он решил.

— Спасибо! — с порога благодарно тихо сказал мальчик, и мужчина кивнул.

Когда, закрывая за собой дверь, Алекс обернулся, то увидел, как опекун опустил плечи и обхватил голову, словно измученный этим разговором.

* * *

— Что творит эта девчонка? У нее за каникулы совсем мозги засохли? — шипел Рейн, взбегая на третий этаж и несясь к комнате Лили. Алекс едва поспевал за ним.

Он думал, что Лили запрется, но она открыла дверь сразу же, видимо, услышала их шаги. Лицо ее было спокойным, но глаза подозрительно блестели и ресницы были влажны.

— Что ты наговорила дяде Гарри? — напустился на нее Рейн, — он же нас теперь точно не возьмет! Нельзя было просто просить? Мило улыбаться и трещать, как ты прекрасно умеешь делать!

— Я сказала правду, — твердо оборвала его Лили, — я всегда говорю папе правду, и он это знает. Просто подумай, Рейни, и ты сам поймешь, что все так, как я сказала.

— А нельзя было изливать свою правду в другое время и при других обстоятельствах? — не мог успокоиться Рейн, — мы столько сделали для того, чтобы узнать тайну диктофона и перстня, а теперь что? Вдруг он теперь даже Алекса не захочет взять? Да и вообще сдаст диктофон и перстень папе в Отдел Тайн и все, финита ля комедия, все забыто и шито-крыто.

— Папа пойдет до конца и не успокоится, пока не разберется что к чему, — уверенно сказала Лили.

— Да, но если бы не ты, идиотка…

— Что-о-о?!

— Так, ребята, давайте успокоимся, — встал между разъяренными кузенами Алекс, — что сделано, то сделано. Мы сейчас уже ничего не можем изменить. Просто будем ждать и все. Мистер Поттер сказал, что все зависит от решения Министра. И может быть так, что Министр не разрешит. А если разрешит, то… — он осекся.

Он хотел, безумно хотел побывать в Малфой-Меноре, но тем не менее отдавал отчет себе в том, что сейчас скажет друзьям.

— Я не пойду без вас. Пусть осмотрят замок, вдруг найдут что-нибудь. Мистер Поттер нам наверняка все расскажет.

Лили и Рейн с одинаковым удивлением смотрели на него.

— Но ты же хочешь. И ты и вправду имеешь право побывать там, ведь это, в конце концов, родовой замок твоей семьи, — тихо сказал Рейн.

— Я не пойду без вас, — повторил Алекс, и тоска, муторная и безнадежная, холодными пальцами сжала сердце.

* * *

Когда за детьми захлопнулась дверь, Гарри подошел к открытому шкафу у окна, взял с его полки небольшой глобус на ножке, и, открутив потайной винтик, открыл одну половину. Внутри него в глубоком секрете от Джинни и Габи хранились сигареты Рона, бросавшего курить по настоянию жены, а потому сделавшего тайные припасы везде, где только можно.

Гарри чуть приподнял створку окна, вытянул из пачки сигарету и неумело прикурил ее от палочки. В своей жизни он поддерживал друга в его вредной привычке лишь пару-тройку раз, в самые черные и тяжелые моменты. Похоже, сегодняшний день можно было причислить к таковым.

Он невольно бросил взгляд на мантию на спинке стула, в кармане которой лежал один из самых невероятных предметов, которые он когда-либо держал в руках. Да и все, что рассказали дети, было невероятным и не укладывалось в голове. Он едва держал лицо. Хотя нет, не сдержался, когда Лили бросила ему в лицо обвинения. Его честная и храбрая девочка, настоящая гриффиндорка, готовая броситься в битву, защищая друзей.

Сигарета тлела в пальцах, тонкий вьющийся дымок словно обрисовывал силуэты других детей, другой троицы, так внезапно повторившейся в своих сыновьях и дочерях через годы — всегда уверенная Гермиона с неизменной книгой в руках, категоричный и немного резковатый Рон, и сам он, вечно смущающийся, в круглых очках, заклеенных скотчем, которые в одну секунду починила Гермиона. Гермиона, какой бы она была сейчас, если… Что было бы с ними, с ней, если… Слишком много если. Не думать об этом, совсем не думать — сколько раз он повторял это себе на протяжении многих лет! Только не получалось. Так или иначе, но память упрямилась, не хотела забывать.

«Ты хочешь, чтобы мы предали нашу дружбу, как ты предал свою?»

Нет, Лили, мог бы ответить он, мы не предавали. Нас просто развела трижды проклятая война. Да, мы извергали громкие слова и совершали непродуманные проступки, когда из троих нас стало двое и одна, но мы не предавали. Я сейчас могу сказать так, я осознал это в полной мере, когда появился Алекс. Рон до сих пор горячится, но и он в глубине души знает, что мы были верны друг другу. Мы просто закрыли дверь в прошлое, чтобы было не так больно. И это произошло не тогда, когда объявили, что Гермиона Грейнджер присягнула Волдеморту и стала женой Драко Малфоя, а когда умирала на моих руках Нарцисса Малфой, когда мы вошли в тот выгоревший дотла зал, когда в фамильной малфоевской усыпальнице стало сразу на четыре имени больше. Мы хотели забыть, но воспоминания все равно просачивались, обретали краски, звуки и плоть. Если бы ты знала, девочка моя, как же тогда становилось невыносимо больно, и как трудно было вытерпеть эту боль. Иногда мы срывались. Зачарованный гобелен Блэков сгорел, когда я заметил на нем ее годы жизни и смерти, а дом был заколочен. Однажды на улице мы услышали имя и до полусмерти напугали смуглокожую девушку с пышными темными волосами. Она была милой, но совершенно не походила на нее. Поэтому мы молчали, мы с Роном запретили друг другу все, что напоминало о ней, и год от года наращивали слои кокона на памяти. Чтобы не думать, не вспоминать, не терпеть муки раз за разом. Это можно назвать трусостью, но не предательством.

Сигарета слишком быстро кончилась, и он вытащил из пачки другую.

На что рассчитывал Малфуа, обвиняя его в преднамеренном убийстве? Что запудрит мозги ребенку, и тот окажется полностью в его власти? На суде Визенгамота Гарри не разрешил вызвать на допрос Алекса, решив, что мальчик слишком слаб и хватит с него общения с «дядей». Улик и доказательств хватало. Малфуа же утверждал, что паучиха вырвалась из-под контроля и напала «на гостящего в его доме племянника». Едва не со слезами на глазах каялся в своей алчности, клялся, что пребывал в состоянии аффекта. Его адвокаты хорошо потрудились, и ему инкриминировали попытку непреднамеренного убийства и незаконное содержание опасного магического существа. Тогда при вынесении приговора Гарри был в принципе удовлетворен, но сейчас скрипел зубами — надо было засадить эту мразь до конца его дней. Никакого аффекта не было в помине, действовал Малфуа расчетливо и хладнокровно. Видимо, предварительно решил устроить все миром, а потом, когда не получилось (Алекс, скорее всего, был недоверчив и осторожен; возможно, потребовал доказательств), жестоко отдал ребенка на корм паучихе и наблюдал, как медленно угасает в нем жизнь.

Он судорожно затянулся сигаретой, только сейчас поняв, через что прошел летом его воспитанник. Сколько Алекс пробыл в доме Малфуа до того, как его скормили «болотной фее» — три или четыре дня? Дни, полные фальши, обмана и лжи, попыток перевернуть все с ног на голову, одурманить, заставить посмотреть на правду в кривом зеркале. Малфуа убивал мальчика не только физически, но и психологически. Если учесть, что Алекс знал о том, кем были его родители, пытался узнать о них больше при скудости и однобокости имеющейся информации (а Гарри, разумеется, был осведомлен о том, что написано в доступных ученику Хогвартса книгах, учебниках, справочниках и мемуарах о второй магической войне и Пожирателях Смерти), молчании и недосказанности от него самого, то в доме Малфуа он мог сделать совершенно определенные выводы. Чудо, что он сохранил способность мыслить непредвзято, что устоял, не утратил доверия к взрослым, к нему!

Гарри ощутил и приступ бессилия от того, что сложилось так, ничего уже не изменишь, не помешаешь Малфуа, не заткнешь ему рот, и странное чувство гордости мальчиком, сумевшим выстоять против взрослого мага, пытавшегося сломить его волю.

Он уничтожил окурки палочкой и немного постоял, прислонившись лбом к холодному стеклу. Солнце почти село, закат окрасил белый снег и бледно-голубое небо нежно-розовым, рисуя импрессионистскую картину. Но у дома уже сгущались сумеречные тени, а с севера медленно надвигалась синяя мгла. В ней зажигались первые звезды, пока еще неяркие и редкие. Мысли понемногу успокоились и вновь обратились к тому, что лежало сейчас в кармане его мантии. Он вернулся к столу, достал бумажный пакет, вытащил из него диктофон и положил перед собой. Подумав, осторожно развернул сверток из пергамента и аккуратно вытряхнул перстень рядом с ним. Два предмета лежали перед ним, совершенно заурядные на вид. Самый простой магловский диктофон уже устаревшей модели. Самый обычный перстень, принадлежащий семье чистокровных волшебников. Но магловский диктофон записал разговор магов — Пожирателей Смерти и вдобавок был зачарован. Перстень же словно хранил этот предмет от попадания в чужие руки.

Гарри прикрыл веки, восстанавливая в памяти те моменты рассказа Алекса, от которых у него буквально перехватило дыхание, а по спине пробежал холодок. Рыжий книзль. Свободный домовик. Сочетание магловского и магического. Неординарное волшебство, на которое способен редкий волшебник. Все это ассоциировалось только с одним, вернее, той одной, чей сын сегодня смотрел так умоляюще и так жестко сказал, что хочет найти доказательства.

Что, если, действительно, существуют эти доказательства, и все, что они знают, в чем так уверены столько лет, может оказаться иным?

* * *

— И что ты скажешь об этом?

— Шикарная работа, Гарри! Ювелирная и совершенная! Никогда не сталкивалась с подобным! — Салли-Энн Вуд не жалела эпитетов и восклицательных знаков.

Улыбчивая, хрупкая, невысокого роста, она едва достигала Гарри до плеча и производила впечатление милой домохозяйки, ни с того, ни с сего устроившейся на работу и ни в чем не разбирающейся. Но это впечатление было абсолютно обманчивым. Она была одной из самых сильных и искусных волшебниц, знакомых Гарри, великолепной заклинательницей, и не счесть сколько боевых заклятий принадлежало ее авторству. Сейчас Салли-Энн была главным специалистом Комиссии по экспериментальным чарам и возглавляла Особое отделение Отдела тайн по футурологической магии. Так что раздумывать, к кому отнести диктофон, Гарри не стал и, придя на работу, сперва зашел в архив, а потом спустился на девятый уровень.

— Удивительно! — Салли-Энн бормотала заклинания, диктофон медленно кружился под прицелом ее волшебной палочки. Раздался щелчок, и диктофон превратился в серебряную статуэтку — птицу, которая несколько взмахнула крыльями, подпрыгнула и с тем же щелчком трансфигурировала снова в диктофон.

— Чары необычайно устойчивые, резистентность достигает почти 100 процентов. Выделяются Трансфигурационные, с ними сплетены Маскировочные. В основе же — чары Мергера с какой-то пока непонятной мне константой, которая все связывает воедино.

— И что это значит?

— Значит, что накладывал заклятья на этот предмет искуснейший маг, который превосходно разбирался как во многих направлениях магии, так и в магловской технике. И знаешь, что еще? Эти чары очень похожи на американские. Вернее, американские похожи на эти, но грубее и примитивнее. Но почерк один, — волшебница призадумалась, — такое ощущение, что наши американские коллеги пытались повторить эти чары, но не имели на руках всей информации, и у них получилось намного топорнее. Гарри, оставь нам его. Мы разберемся и утрем американцам нос. Это будет прорыв в магии! Сейчас же позову Сьюзи и Ричи, будем думать.

Глаза Салли-Энн горели энтузиазмом, но Гарри поспешил охладить его.

— Пока диктофон нужен мне, к тому же надо показать его Министру.

Волшебница огорченно и разочарованно вздохнула.

— Но потом ты отдашь его нам?

— Постараюсь, — пообещал Гарри.

Он попрощался с Салли-Энн и вышел из ее кабинета, за окном которого бушевала вьюга, хотя на самом деле на улице стоял ясный морозный день. Видимо, метеомаги, наводившие погодные мороки, опять намекали на прибавку жалованья. Заглянул к Рону, но секретарша сказала, что он на совещании у шефа Бруствера. Прилетела служебка, в которой говорилось, что заказанные им документы готовы, поэтому из Отдела Тайн он направился снова в архив и засел в примыкающем зале с кипой подшитых отчетов и докладных двенадцатилетней давности.

Спустя три часа Гарри почувствовал, что проголодался, в глаза словно насыпали песка, а спина и шея затекли так, что он невольно посетовал на преклонный возраст тридцати шести с половиной лет. Но то, что он искал, нашлось. Разрозненные обрывки, крупицы, крохи — в свете того, что он знал теперь, все связывалось в одну цепь. Упоминания о том, что при обыске в том или ином доме взорвался какой-то совершенно обычный на вид предмет обихода. Несчастный случай произошел всего один — в доме Долохова с Флавиусом Белби, которому выбило глаз. И тогда же было зафиксировано единственное свидетельство о том, что вещь превратилась в откровенно магловский предмет. Но этому не придали значения, маглорожденный волшебник, отметивший это в докладе, не стал докапываться до сути, а через два года и вовсе уволился и перебрался в Новую Зеландию. В других же случаях все списывалось на темномагические проклятья, что было неудивительно, поскольку все инциденты происходили в домах самых высокопоставленных и близких к Волдеморту Пожирателей Смерти. Но ни одного случая в замках самых преданных и самых известных его слуг — Малфоев. Ни одного. И это наводило на размышления.

Решив пообедать в кафе при Министерстве, он опять зашел к Рону, но тот уже отправился на обед домой.

После обеда уже в своем кабинете он опять просматривал выписки, сделанные из отчетов, систематизировал в голове всю информацию. И понимал, что уже подсознательно готовится к тому, чтобы идти к Министру и просить разрешения на осмотр Малфой-Менора. Внутри будоражило и подталкивало к действиям жгучее и не совсем приятное предчувствие чего-то неизвестного, странного и важного.

— Сэр, к вам посетитель, — оборвала его размышления Аврора.

— Проведи.

За секретаршей показался Корвус Робардс, подтянутый, аккуратный и, как обычно, во всем черном.

— Добрый день, мистер Поттер, прошу прощения за беспокойство.

— Здравствуйте, Корвус, — Гарри шутливо поднял руки вверх, — вы пришли, чтобы устроить мне выволочку за затянувшийся просмотр бумаг по рудникам? Даже моя сова встала на вашу сторону и вчера безмолвно, но вполне понятно выговорила мне за промедление.

— Нет, мистер Поттер, никакой выволочки, — усмехнулся Корвус, — но все-таки передайте вашей сове мою благодарность за ускорение процесса. А пришел я к вам вот по какому деликатному и неожиданному поводу. Речь идет о недвижимости мистера Грейнджера Малфоя — замках Малфой-Менор и Дравендейл.

— А что с ними? — насторожился Гарри, — они вроде бы конфискованы, насколько я знаю.

— В том-то и дело. Я внимательно ознакомился со всеми документами и пришел к выводу, что замки неотчуждаемы, они не могут быть конфискованы по определению.

— Как это?

— Очень сильная магия, мистер Поттер, и очень древние чары, замешанные на чистой волшебной крови. Пока есть законный наследник и прямой продолжатель рода, Дравендейл и Малфой-Менор будут принадлежать только ему и никому более. Наследник есть, следовательно, и замки его.

— Так.

Гарри невесело подумал, что скоро у него распухнет голова от всего, что свалилось на нее за эти несчастных два дня. А ведь год начался так тихо, мирно и покойно…

— Но на протяжении всех этих лет мы спокойно перемещались в Малфой-Менор и второй замок, были обыски. Да что говорить, Последняя Битва была в Малфой-Меноре! Если бы замки принадлежали Алексу, чужие не смогли войти в них, разве не так? Они же ненаходимы.

— Верно. И это странно. Я не нашел этому объяснения, мистер Поттер. Возможно (это только мое предположение), это как-то связано с тем, что с замков были сняты некоторые защитные чары, и доступ к ним был открыт. Но в любом случае, что бы ни делало Министерство, они все равно принадлежат Александру, это частная собственность.

Гарри чертыхнулся про себя. За последние полтора года благодаря своему статусу опекуна наследника чистокровного рода ему пришлось во многое вникать, и с каждым разом всплывали какие-то непостижимые вещи — магические условия, хитросплетения законов, старинные традиции и устарелые обычаи. Все это иногда ввергало его в легкий ступор, иногда злило, иногда будило желание махнуть рукой и забыть к чертям. Что, впрочем, никогда не удавалось, и приходилось разбираться во всех мелочах.

— Кто у нас в Министерстве занимается такими делами?

— По моим сведениям, после войны в структуре Департамента по магическому соцобеспечению был сформирован специальный Комитет по имущественным вопросам, и занимался он в основном вопросами конфискации и возвращения недвижимости, лишения и возврата прав собственности и прочим. В начале декабря я, как управляющий мистера Грейнджера Малфоя, посылал им запрос, но, увы, ответа нет до сих пор. Поэтому пришлось побеспокоить вас.

— Так-так. Вовремя вы пришли, Корвус. Меня сейчас как раз занимает Малфой-Менор.

Гарри вызвал секретаршу и попросил узнать, кто сейчас возглавляет Комитет по имущественным вопросам. Она пожала плечами:

— А что тут узнавать? Габриэль Трумэн, выскочка и карьерист. Поговаривают, он подставил Роберта Хиллиарда, чтобы занять этот пост. Хиллиард куда умней и толковей, но совершенно не умеет заводить нужные знакомства, поэтому обречен ходить в вечных замах. А еще…

— Спасибо, Аврора, достаточно, вы нам очень помогли, — поспешно вставил Гарри и не удержался от подколки, — размах вашей осведомленности просто поражает.

— Это моя работа, сэр. Я ведь секретарь не абы кого, а Главы Аврората, — не осталась в долгу Аврора и, поджав губы, с достоинством удалилась.

Корвус тщательно спрятал улыбку, а Гарри в некотором конфузе взъерошил волосы и решительно встал.

— Идемте, Корвус, на месте выясним, что там с конфискацией.

В Департаменте магического соцобеспечения вечно было многолюдно, клокотали споры и распри, бурлили магические завихрения проклятий и сглазов, а его работники со своим главой Пенелопой Энвистл всегда выглядели усталыми и ошалелыми совами. Комитет по имущественным делам располагался в отдельном закутке, и там, как ни странно, было куда тише. Пресловутый карьерист Трумэн сидел со своими подчиненными в одном офисе, отгородив себе небольшое личное пространство полупрозрачной стеклянной перегородкой. Впрочем, и его импровизированный кабинетик, и вся просторная комната, вернее, почти зал, были завалены ворохом бумаг, возвышающихся на столах и стульях, в шкафах и на шкафах, громоздящихся в углах прямо на полу. Воздух просто кишел служебками. Гарри и Корвус невольно приостановились на пороге, а сотрудники даже не обратили на них внимания, полностью поглощенные своими делами.

— Мистер Поттер, рад вас видеть! Чем обязан? Проходите же, проходите, прошу вас! — выскочил им навстречу энергичный крепыш в твидовой мантии, пышущий здоровьем и воодушевлением, — к нам редко заглядывают коллеги, далековато сидим. Но так даже и лучше, не находите? Пенелопа, то есть я хочу сказать, мадам Энвистл всегда повторяет, что тишина — лучшее условие для плодотворной работы, хе-хе. Мерлин всеблагой, я даже не представился! Габриэль Трумэн, к вашим услугам. Разумеется, вас, мистер Поттер, я прекрасно знаю. Ваш спутник — тоже наш коллега? Что же понадобилось от нашего скромного Комитета аврорам? Надеюсь, это не что-нибудь серьезное, иначе даже страшно подумать.

Болтливый Трумэн, не закрывая рот ни на секунду и не давая вставить слово, провел их в свой кабинет. Там Гарри наконец сумел вклиниться в непрерывный поток.

— Мистер Трумэн. Мы не по служебным делам, а по сугубо личным.

— О, я рад, а то, знаете ли, немного неуютно. Все знают, какими делами занимается Аврорат…

— Мистер Трумэн, не беспокойтесь, — Гарри был вынужден снова оборвать болтуна, повысив голос, — повторяю, я по личному делу. Я являюсь опекуном Александра Грейнджера Малфоя, присутствующий мистер Робардс — его управляющий со всеми подтвержденными полномочиями, вплоть до права подписи.

Румяное жизнерадостное лицо Трумэна вмиг словно побледнело и исхудало. Столь известные фамилии явно произвели на него такой обескураживающий эффект, что он даже не сделал попытки что-то сказать. Гарри с тайным облегчением продолжил:

— Мистер Робардс выяснил, что есть некоторые не совсем ясные моменты, касающиеся имущества моего опекаемого. Я также не в курсе этого дела, поскольку никогда не сталкивался с подобным. Мистер Робардс посылал запрос в ваш Комитет, но, к сожалению, не дождался ответа. Поэтому мы с ним решили лично все выяснить.

— Запрос? Да-да, он, скорее всего, есть… был, да. У нас так много дел, столько всего приходится успевать, на столько писем и запросов отвечать… Софи! Софи! — заорал Трумэн так, что Гарри с Корвусом вздрогнули.

— М-м-м?

Из-за ближайшего стола выскочила девица в огромных очках, не отрывавшая взгляда от длиннющего свитка, волочившегося сзади нее на добрых два ярда диковинным шлейфом.

— Поступал запрос по имуществу… эм-м-м… мистера Грейнджера Малфоя? Где он? Кто с ним должен был работать?

— Да. В обработке. Бэгмен, — лаконично доложила девица, не соизволив даже поднять взгляд.

— Бэгмен, хм… да, хорошо… Позови Бэгмен! — снова истошно завопил Трумэн, как будто она находилась в другом конце комнаты.

Гарри хмыкнул про себя. Странные методы работы и странные взаимоотношения тут у них.

— Она ушла больше месяца назад. На ее место никого еще не взяли, вакансия до сих пор открыта.

— Вы, начальник Комитета, не знаете, что ваш сотрудник давно уволился? — поднял брови Гарри, начиная раздражаться.

Трумэн забегал глазами и засуетился.

— Конечно же, мне об этом известно, мистер Поттер. Просто из головы вылетело, хе-хе-хе. Столько дел, столько дел! Я даже иногда забываю, как выглядит моя собственная супруга, хе-хе-хе. Что уж тут говорить о Бэгмен.

— Да она безвылазно сидела в своем углу, приходила раньше всех, уходила позже всех. Серая мышь, не мудрено и забыть, — девица наконец подняла глаза, за толстыми стеклами очков казавшиеся огромными, как у стрекозы, — работу свою делала аккуратно, но в последний год-полтора у нее все из рук валилось. Потому, наверное, и ушла.

— В таком случае судьба запроса ясна. Поскольку дела мисс Бэгмен никому не переданы, наверняка, он лежит на ее столе. Хорошо, мистер Трумэн, но нам все-таки хотелось бы прояснить те моменты, о которых я говорил в начале нашего разговора.

— Конечно-конечно, я к вашим услугам!

— Миссис, — вставила девица, снова уткнувшаяся в свиток.

— Что, простите?

— Она миссис Бэгмен. Тамсин Трэверс Бэгмен.

— Ах да, точно, вспомнил ее! Она невестка Людо Бэгмена, жена его брата Отто! Старина Людо, мы недавно обедали вместе. Все такой же здоровяк и заядлый квиддичный болельщик.

— Теперь, когда все выяснено по поводу миссис Бэгмен и ее родственников, полагаю, мы можем перейти к нашему вопросу? — уже со злостью процедил Гарри. Его выводили из себя подобная халатность, безответственность и экивоки, не имеющие отношения к делу.

Девица меланхолично вернулась за свой стол, Трумэн снова захехекал. Гарри кивнул Корвусу, чтобы тот все изложил.

— Итак, по имеющимся у меня документам, опекаемый мистера Поттера Александр Грейнджер Малфой является официальным владельцем замков Дравендейл и Малфой-Менор с прилегающими угодьями на основании завещания своего отца Драко Люциуса Малфоя, по майоратному праву и праву наследования, подтвержденному магически. Однако, как известно, после окончания второй магической войны, вышел закон о конфискации личного имущества магов, называемых Пожирателями Смерти, а из этого следует, что замки Малфоев должны быть конфискованы и отойти в собственность Министерства Магии. Парадокс в том, что этого не произошло, и это совершенно невозможно. Изначальная родовая магия не допускает другого владельца, кроме представителей рода Малфой. В связи с этим нам бы хотелось взглянуть на официальные исполнительные документы по конфискации. Если их не окажется в наличии, а я в этом не сомневаюсь, то нам предстоит решать крайне щекотливые вопросы.

— Разумеется, они есть! — Трумэн замахал руками, — у нас с этим все строго, мистер…эээ… Робардс. Я уверен, что все необходимые процедуры выполнены, исполнительные листы подписаны, аккуратно подшиты и лежат там, где надо! Да, должны. Наверняка, есть, да, хе-хе.

— Одним словом, вы не знаете, — сухо констатировал Корвус.

— Мы сейчас все выясним! Роберт! Роберт! — Трумэн снова применил свой метод связи с подчиненными, заключающийся в напряжении голосовых связок до отказа.

К стеклянному кабинетику подошел сухопарый маг с длинным и до чрезвычайности унылым лицом, однако взгляд его темных глаз, скользнувший по Гарри и Корвусу, был умным и острым.

— Да?

— Кто у нас занимался документами по конфискации имущества…эээ… Малфоев?

— С самого начала это дело вела Бэгмен.

— Опять Бэгмен, да что же это такое!

Трумэн начал нервничать уже всерьез, даже промокнул лоб несвежим носовым платком.

— Принеси эти документы, Роберт. Ты же знаешь, где они находятся?

— Скорее всего, в шкафу Бэгмен или в нашем архиве.

— Мы подождем.

Гарри в подтверждение своих слов устроился на стуле поудобнее. Корвус же сидел так, словно проглотил волшебную палочку. На его спокойном лице не было даже тени недовольства. Трумэн ерзал в своем кожаном, неприятно скрипевшем кресле, пробовал болтать, но, наткнувшись на каменную холодность Корвуса или раздраженный взгляд Гарри, замолкал.

Роберт появился через полчаса и выглядел слегка обескураженным.

— Папка по делу Малфоев заведена и зарегистрирована, но в ней нет никаких документов, кроме этого.

Он положил на стол Трумэна лист пергамента с вычурной рамкой и гербом наверху.

— Я просмотрел все дела, которые вела Бэгмен, раскопал завал на ее столе, нашел запрос от мистера Робардса, но ничего более! Возможно, она сдала все в архив, но папка почему-то стояла в ее шкафу. И опять-таки нет описи сданных документов. Я просто изумлен подобной небрежностью.

Тем временем Трумэн принялся за чтение пергамента, долго шевелил губами, затем снова спал с лица и дрожащими руками протянул его Гарри. От желтоватого плотного листа явственно шло ощущение магии, чуть покалывавшей кончики пальцев, и первым, что бросилось в глаза Гарри, был герб — на темно-сером поле бегущий серебристый волк с добычей в зубах. Продравшись через готическую антикву, он выдохнул и, приподняв очки, потер переносицу. Документ подтверждал право собственности Александра Грейнджера Малфоя на замки Малфой-Менор, Дравендейл и безымянный коттедж и был датирован 24 октября 2004 года. В тот день, когда погибли старшие мужчины семьи, двухмесячный младенец вступил в наследство, защищенное родовой магией. И этот важнейший документ пролежал здесь безвестным двенадцать лет!

Гарри передал пергамент Корвусу, остро ощущая, как ему хочется взять Трумэна за воротник и хорошенько встряхнуть так, чтобы клацнули зубы.

— Что я и предполагал, — удовлетворенно кивнул молодой управляющий, не в пример ему бегло пробежавший глазами по тексту.

— Это, наверное, какая-то ошибка, мистер Поттер! Уверен, что ошибка! Скорее всего, исполнительные листы по конфискации отправлены в наш архив. Мы найдем их, да-да, сейчас же распоряжусь.

Корвус скептически хмыкнул, но промолчал.

— Что за бардак вы развели в вашем Комитете, мистер Трумэн? — ледяным тоном прошипел Гарри, едва унимая свою ярость, — вы понимаете, что отсутствие документов по конфискации такого замка, как Малфой-Менор, означает саботаж и подрыв работы Министерства? Вы осознаете, что двенадцать лет ваш Комитет по безобразнейшей халатности и пренебрежению не предоставлял корректную информацию, тем самым оставляя в неведении самого Министра и подвергая опасности Аврорат, проводящий ежегодные проверки? Что еще у вас творится интересного, мистер Трумэн?

Губы бледного, как мел, волшебника дрожали. Роберт уже давно благоразумно испарился. Через стекло было видно, как сотрудники, видимо, услышав о происходящем в кабинете начальника, словно испуганные суслики выглядывают из-за завалов бумаг и пергамента на своих столах.

— Но я… я же на должности главы Комитета всего лишь полгода! Это было до меня! Я ни при чем!

— Тогда начинайте наводить порядок, иначе Служба внутренней безопасности начнет интересоваться тем, что у вас тут происходит.

* * *

Оставив почти бездыханного Трумэна, все еще кипевший от злости Гарри и по-прежнему невозмутимый Корвус вернулись в Аврорат.

— Нам предстоит много дел, мистер Поттер, — задумчиво сказал управляющий, — но, признаюсь, я пока не знаю, как подступиться к ним. Слишком все… неоднозначно.

— Обождите, Корвус, немного обождите, — попросил Гарри, меряя шагами кабинет, — мы с вами пока выяснили, что Малфой-Менор и как там его… Дравендейл точно не конфискованы и принадлежат Алексу. Давайте на этом остановимся. Я тоже не представляю, каким должен быть наш следующий шаг. Я должен все обдумать.

Корвус согласно кивнул и направился к двери.

— Известите меня о вашем решении, мистер Поттер, буду ждать. Со своей стороны гарантирую, что по юридической части все будет безукоризненно. Передавайте привет Александру. Надеюсь, ему понравился мой рождественский подарок.

— Еще бы! Для Алекса лучший подарок — книга, а если это «История Хогвартса» в специальном подарочном издании, то даже говорить не буду, как он был рад, и так ясно.

— Хорошо, — Корвус сдержанно улыбнулся напоследок и вышел.

Дверь почти сразу открылась снова, впуская Рона.

— Мерлиновы подштанники, где ты был? — тут же напустился он на Гарри, — у меня уши пухнут, а твоя церберша не пускает без тебя!

Он трансфигурировал один из Проявителей врагов обратно в пачку сигарет, тут же вытащил сигарету и с блаженным выражением затянулся.

— И тебе привет, — усмехнулся Гарри, — я тоже очень рад тебя видеть, мой друг.

Рон скорчил добродушную гримасу и пояснил:

— Сегодня Габи к обеду явилась ко мне на работу, обыскала кабинет сверху донизу и изъяла все мои секретные запасы. Ничего не оставила! Я даже не успел ничего перепрятать. Как там у тебя? Джинни ничего не нашла?

Гарри покачал головой.

— Нет, да она и не искала. Можешь быть спокоен.

Друг удовлетворенно вздохнул и выпустил кольцо сизого дыма.

— А почему ты такой смурной? СиДи устроил Аврорату разбор полетов? Сегодня с утра он вызывал Кингсли, а после приема у Кингсли резко испортилось настроение, и в итоге половина отдела сидит в Зале пророчеств, занимаясь инвентаризацией.

— СиДи тут ни при чем. Дело касается Алекса и Малфой-Менора, — нехотя ответил Гарри. Но другу надо было все рассказать. Рон должен был знать об этих странных находках.

— Опять? Да у тебя с ним хлопот больше, чем со всеми детьми вместе взятыми, — хмыкнул Рон, — что на этот раз случилось? Кто проклял? Похитил? Эй, подожди-ка, сегодня за обедом Рейн говорил, что хочет вместе с ним, Лили и тобой пойти в Малфой-Менор. Взахлеб рассказывал о каком-то диктофоне и клялся, что это самая настоящая тайна, которую надо разгадать. Честно говоря, я спешил и поэтому не вник. Что это за идея о прогулке в Малфой-Менор?

Гарри без лишних слов выложил на свой стол перед носом Рона перстень и диктофон, прокрутил запись и несколько минут любовался на его ошарашенное лицо.

— Это что еще такое? — обрел дар речи друг, — это Пожиратели? Это же невозможно! Это шутка Фреда?

— Нет, не шутка, к сожалению. Салли-Энн готова убить за него, чтобы расшифровать наложенные заклятья.

Гарри рассказал все, что услышал от детей, что нашел в архиве, потом добавил сегодняшний случай с выяснением конфискации. Рон внимал, не перебивая, а глаза его становились все круглее и круглее.

— Так, подожди-ка немного, — пораженно и неверяще протянул он, — то есть эта магловская хреновина работала в Хогвартсе? На хогвартской кухне завалялась родовая и притом зачарованная побрякушка Малфоев? Вы проводите свои проверки в Малфой-Меноре незаконно, а этот гадюшник так и остался частным владением, потому что Министерство за столько лет не удосужилось разобраться в документах? Что еще я забыл?

— Свободный эльф-домовик принес эти хреновины и побрякушки двенадцать лет назад. В окрестностях Хогвартса гуляет умный рыжий книзль с ошейником, появившийся те же двенадцать лет назад, — с напором добавил Гарри, — соедини детали вместе и назови имя, которое придет тебе в голову первым.

— Нет, не может быть, что… — Рон осекся и отвернулся, нервно вытаскивая из пачки сигарету. Сигарета сломалась, он чертыхнулся, палочкой вытащил новую и затянулся.

— А если да?

— Не напоминай! — тихо попросил Рон.

— Ее сын живет в моем доме и крепко дружит с нашими детьми. Я просто не могу не вспоминать.

— Гарри, все, что было — прошло и быльем поросло. Зачем тревожить память и снова сходить с ума?

— Я не могу иначе. Мы уже не вспыльчивые мальчишки, а она все-таки заслуживает справедливости.

— Ты хочешь сказать, что она имеет отношение к этому? К этой записи, на которой обмениваются любезностями треклятые псы Волдеморта?

— Не знаю, Рон. Не знаю, что и сказать, у меня сумбур в голове, — Гарри взъерошил волосы, — твой сын спросил, не является ли это шпионским приспособлением. И чем больше я думаю, тем больше склоняюсь к мысли, что это возможно. Тебе не кажется, что она могла быть тем человеком, той волшебницей, которая вполне могла придумать, как и какие наложить заклятья на магловскую технику?

Рональд побелел так, что веснушки на лице почти выцвели, сжал в руке пачку, безжалостно сминая в труху сигареты. Гарри призвал из своего сейфа почти полную бутылку огневиски, плеснул в стакан на три пальца и протянул ему. Он с сочувствием смотрел на друга, понимая его состояние. Рон опрокинул стакан, знаком попросил налить еще.

— То есть может быть так, что все окажется по-другому? — выдавил он, уставившись отсутствующим взглядом в угол кабинета.

Гарри покачал головой.

— Давай пока не делать преждевременных выводов. Это все наши домыслы и предположения. Нужны доказательства повесомей одного диктофона. Поэтому мне хотелось бы побывать в Малфой-Меноре. Пока не знаю, что хочу искать, что найти, но что-то мне подсказывает, что мы прошли мимо чего-то важного.

— Мы перевернули замок верх дном, в нем был пожар, там не осталось ничего целого, одни руины. Ты сам натаскивал авроров в ежегодных проверках. Мимо чего мы могли пройти? — криво усмехнувшись, Рон осушил второй стакан огневиски.

— Не знаю, — повторил Гарри, ощущая, как растет внутри чувство смутной тревоги и жажды действий, грызет червем, копошась в мыслях, — ты со мной?

Рон помолчал, прикрыв глаза, словно прислушиваясь к себе.

— Да.

* * *

— Здравствуй, Мэнди, он у себя? Один?

Гарри и Рон пересекли просторную министерскую приемную, пустую в седьмом часу вечера.

— Да, Министр еще не ушел. Сейчас доложу, — секретарша изящно упорхнула в кабинет, потом появилась и сделала приглашающий жест.

— Прошу, Министр Дирборн ждет вас.

Карадок Дирборн широко улыбнулся, завидев их.

— Рональд, Гарри, рад вас видеть. Похоже, сегодня приемный день для Аврората и Отдела Тайн. У нас с Кингсли было очень насыщенное рабочее утро.

— Похоже, вы с ним слегка повздорили, сэр, и это имело суровые последствия для рядовых сотрудников, — пробормотал Рон, усаживаясь в удобное кресло для посетителей.

— Да, Кингсли упрям, как тысяча ослов, и, составив для себя определенное мнение, не спешит его менять в угоду другому. Впрочем, наверняка, вы пришли не для того, чтобы обсудить черты характера Бруствера. Итак, слушаю.

Друзья переглянулись, и Рон молча кивнул. Гарри уже во второй раз рассказал всю историю с диктофоном, замком, перстнем, экспертизой Салли-Энн, конфискацией и прочим, снова прогнал запись. Министр, в отличие от Рона, выслушал все с почти безмятежным лицом. Впрочем, о хладнокровии и выдержанности СиДи ходили легенды еще во время войны.

— М-да, в конце рабочего дня — и такое. Ты прав, Гарри, это не рядовая находка, что-то за ней кроется. Как я понимаю, у вас уже есть какие-то догадки?

— Очень смутные, сэр, и пока ничем не подтвержденные, кроме этого диктофона, — Гарри очень осторожно подбирал слова, — мы полагаем, что кто-то, великолепно владеющий магией и разбирающийся в магловской технике, зачаровывал ее, маскировал и с определенной целью подкидывал в дома Пожирателей Смерти.

— Шантаж? — поднял брови Дирборн.

— Возможно, не отрицаю такой возможности. Но это мог быть, например, и шпион, передающий сведения Сопротивлению.

— После войны этот маг сделал бы себе состояние, пустив заклятья в широкий оборот. Однако мы имеем дело с американскими чарами.

— Шпион, скорее всего, погиб, не дожил до конца войны. Мы даже не узнаем его имя, чтобы воздать должное его вкладу в победу, — медленно сказал Рон, и в кабинете стало тихо.

Министр раздумывал, лицо его заметно посуровело.

— Поэтому, сэр, мы и просим разрешения осмотреть Малфой-Менор, — нарушил тишину Гарри.

— Гарри, ты уже не юный и горячий аврор, рвущийся навстречу опасности с палочкой наперевес. — Дирборн нахмурился, — для осмотра и проверки Малфой-Менора вполне хватает пятерки Криви. Тем более, они и так это делают каждый год. Зачем Главе Аврората самому отправляться туда, куда он может послать своих людей? Ты им не доверяешь? И что вообще даст этот осмотр?

— Сэр, мои авроры прекрасно выполняют свою работу. Но у меня сейчас возникло ощущение, что мы что-то просмотрели, упустили, не заметили. Помните, как тогда в доме Долохова нашли тот странный предмет, который взорвался, и Белби выбило глаз?

— Это была случайность.

— Не думаю. Таких случаев было немало, это я проверил по архивным сведениям.

— Тогда тем более не понимаю. Пойми, в твоей компетентности и подготовке я не сомневаюсь, но ты идешь с Рональдом, который уже давно отошел от подобных дел, он больше не аврор. Прости, Рональд, но это правда.

«А еще я намереваюсь взять с собой троих детей, которые и толкнули меня на этот поступок!» — подумал Гарри.

— Я был аврором и все еще назубок помню основные боевые заклятья, вколоченные Грозным Глазом в подкорку, — пожал плечами Рон, — кроме того, работа в Отделе Тайн не располагает к лени и потере боевой формы, уж поверьте.

Дирборн колебался, но в конце концов, видимо, взвесив «за» и «против», склонил голову.

— Ладно, разрешаю, можете идти, только будьте осторожны. Хотя не мне вас учить. И все-таки, Гарри, возьми с собой Криви и его людей.

Голос Карадока был понимающим и сочувствующим. И Гарри на мгновение обожгло стыдом за свою ложь, вернее, даже не ложь, а недосказанность. Если что-нибудь случится, это будет в ответственности Министра, но виноват-то будет он, Гарри!

— А что за прецедент с конфискацией замка? Насколько я помню, Комитет по имущественным вопросам был создан как раз для подобных дел. Они никогда не докладывали о проблемах, связанных с Малфой-Менором.

— В первые год-два после Волдеморта, вы помните, была полнейшая неразбериха и хаос. Пока все привели в порядок, наладили нормальную работу Департаментов, все шло со скрипом. А потом все было по умолчанию, сэр. Эта женщина, которая должна была согласно закону и постановлению официально оформить исполнительные листы, она просто ничего не сделала. Впрочем, возможно, она ничего и не могла сделать, поскольку там магическая закавыка с правом собственности. Но в любом случае она своим молчанием явно намеренно дезинформировала всех нас.

— Гарри, как ее фамилия, ты говорил? — вдруг напряженно спросил Рон.

— Бэгмен по мужу. Тамсин Трэверс Бэгмен, — ответил Гарри, и вдруг его осенило. Видимо, та же мысль пришла в голову и Рону.

— Она Трэверс! Возможно, родственница Пожирателю Смерти Трэверсу.

— Который был осужден Визенгамотом на Азкабан, — подхватил Рон, — дьявол, это что, ее месть?

Министр покачал головой.

— Я завтра же поручу Пиксу и СВБ проверку этого Комитета. Один Мерлин знает, что там творится, если всплывают столь вопиющие вещи.

Гарри и Рон вышли из кабинета, медленно пошли по пустым коридорам. Мимо пробегали задержавшиеся сотрудники Министерства. Рон свернул в закуток с окном, присел на подоконник и закурил единственную оставшуюся целой сигарету. Гарри прислонился рядом к стене, массируя шею.

— А что будем делать с этой троицей следопытов и шерлоков холмсов, сующих носы куда не следует? — спросил Рон, на что Гарри тяжело вздохнул.

Они совсем еще дети, им нельзя туда, там опасно, а он несет огромную ответственность за дочь, за своего опекаемого. Но много ли было им — Гарри, Рону и ей, когда они защищали философский камень? Когда он в первый раз встретился с Волдемортом? Когда они играли в заколдованные шахматы, пили неизвестные зелья, защищали гиппогрифа, сражались с драконами и собственными страхами, искали крестражи по всей стране? Когда упрямо шли вперед, и никто не верил им, называя лжецами и обманщиками? Наверное, для себя он решил этот вопрос еще у Министра.

— Алекса и Лили я беру с собой, — твердо сказал он, — насчет Рейна думай сам.

— Предчувствую нелегкую жизнь, если он не присоединится к своим друзьям. Он съест мой мозг чайной ложечкой, повязав себе салфетку на шею. Выяснится, что я нарушаю права ребенка, права личности, права мага и еще целый кодекс других прав, о которых я даже понятия не имею, — фыркнул Рон, — кстати, а что ты сказал Джинни? Она вообще в курсе всего этого?

— Не трави душу, а? — взмолился Гарри, — я еще ничего не сказал, все слишком быстро завертелось. Чую, она мне голову открутит.

— Конечно, и будет совершенно права. Знаешь, мне не кажется хорошей идея, что они побывают в Малфой-Меноре. Зрелище не для детских глаз.

— Может им и надо это увидеть, Рон? Увидеть собственными глазами, пройтись там, где шла битва, почувствовать то, что было когда-то и нашло свое упокоение.

— Зачем?

— Чтобы не было недомолвок и лжи.

Рон смолчал, щелчком пальцев отправил окурок в пепельницу, и друзья направились к каминам. У фонтана Гарри заметил невысокую женщину, которая заметно выделялась среди спешивших с работы министерских волшебников магловской одеждой.

— Здравствуй, Серафина.

— Здравствуйте, Гарри, Рон. Как поживаете? — она обрадовалась, просияв теплой улыбкой двум мужчинам

— Спасибо, хорошо. Как ты?

— Тоже ничего. Вот, участвовала в ежегодной конференции.

— Ах, да, я и забыл про нее. Что, как прошло?

— Как всегда, было что-то интересное, что-то нужное, а что-то страшно нудное. К моему стыду, я не выдержала и сбежала, не досидев до конца.

— Речь мисс Арабеллы Фигг? — понимающе кивнул Рон, — она все еще в состоянии вскарабкаться на кафедру?

— И еще как! Она пышет энергией и… кошками. Если учесть, что я сидела на первом ряду перед кафедрой, то это было тем еще испытанием.

Мужчины рассмеялись, попрощались и ушли через камин. Женщина задумчиво смотрела им вслед, не замечая, как удивленно на нее смотрели маги, а дежурный волшебник то и дело подозрительно косился. Потом решительно встряхнула головой, отгоняя видения прошлого, и твердой походкой направилась к выходу-витрине.

* * *

Джинни понимала, что выглядит крайне сердитой, но не могла сдержаться — она и была сердита. Она молча накрывала стол не руками, а волшебной палочкой, что показывало крайнюю степень ее гнева. Чашки со звоном падали на стол, ножи и вилки веером расшвыривались в разные стороны, чайник очень опасно плюхнулся на плиту, а блюдо с тостами и булочками шмякнулось на середину стола, потеряв по пути половину из них. Виновник всего этого с удрученным видом пил кофе. Алекс с Лили почти одновременно скатились вниз по лестнице, ворвались в кухню и тут же тихонько заняли свои места за столом. Они робко проглотили по тосту с джемом и улизнули подальше, в безопасную гостиную.

Через полчаса прибыл Рон с семьей. На лице брата было оживление, племянник старался казаться равнодушным, но глаза его возбужденно сверкали, а вот Габриэль выглядела обеспокоенной и подавленной.

Допив кофе, Гарри вышел во двор, за ним потянулись все остальные. Исподтишка косясь на Джинни и Габи, он нарочито громко и строго повторил правила поведения:

— Запомните, молодые люди, никакого своевольства в Малфой-Меноре, держаться вместе, не отходить от нас, ничего не трогать и не брать в руки. Быть готовыми, если вдруг придется срочно уходить.

Затем он вытащил из кармана небольшой камень — портал, велел всем взяться за него, и через мгновение во дворе уже никого не было.

— Пойдем, Габи, будем ждать их.

Джинни вздохнула и повернулась, чтобы зайти в дом. Она эту безумную эскападу не одобрила, сопротивлялась изо всех сил, даже пробовала кричать, чем немало ошарашила Гарри, но не смогла отговорить. Если уж любимый супруг вбил что-то себе в голову, то от своего не отступится. Вот и Рона взбудоражил, и детей потащил, а ради чего?

«У меня такое ощущение, что мы что-то упустили, чего-то не нашли и даже не пытались искать, понимаешь? Эта находка Алекса, перстень, домовик и книзль… Все слишком странно и выглядит просто безумно, если предположить то, что не выходит теперь у меня из головы. Нет, Джинни, я не могу просто перепоручить это кому-нибудь другому. Не бойся за детей, клянусь, мы сумеем их защитить».

Легко говорить! Конечно, она боялась и еще как! Прогулка в Малфой-Менор — это не развлечение, не поход в Хогсмид. Что хочет найти ее неугомонный муж? Да, это его работа — следить, охранять, быть настороже, не допускать новой угрозы, но зачем ворошить понапрасну прошлое? Ведь сам не раз повторял, что не желает туда возвращаться, слишком тяжело. Оплавленные и расколотые камни разрушенного замка, наверное, насквозь пропитаны чужой болью, чужими смертями, предсмертными проклятьями, зачем их тревожить? Не место там детям. Ох, ну что же это такое?!

Ее слабо успокаивало лишь то, что этот проклятый замок находился под постоянным наблюдением, авроры всегда были начеку, а за прошедшие годы ничего странного, подозрительного или опасного в нем не происходило. Замок был мертв, так же, как и тот, чье имя даже сейчас упоминалось с опаской.

Сколько всего она передумала за эту ночь. Гарри хочет помочь мальчику, она тоже, но как? Она понимает Алекса, так, по крайней мере, ей кажется. Гарри говорил, что он нечаянно услышал их с Анджелиной разговор. Это, конечно, было неразумно с ее стороны — говорить о Гермионе Грейнджер, зная, что ее сын здесь, в этом же доме. Однако сделанного не воротишь, от сказанного не откажешься.

Стоит признаться, Алекс занял в ее сердце какое-то особенное место. Прошло всего лишь полтора года, как они с Гарри узнали о том, что у Гермионы Грейнджер и Драко Малфоя есть сын, а сейчас он живет в их доме. Глядя на него, весело болтающего с Лили, возящегося с Лин, хохочущего с Джеймсом и Сириусом, у Джинни не возникало ни чувства отчуждения, ни чувства опаски. Ее инстинкты молчали, признавая, что мальчик не представлял опасности для ее детей, в то время, как она не могла оставить их, например, на Одри с Перси, взрослых людей, родственников, просто не доверяла им никогда. Ей казалось, что Одри займется своими делами и забудет про них, а про Перси и говорить нечего, дети для него были существами с другой планеты.

И она невольно вспоминала первую встречу — первое смутное удивление, шок от понимания, неприятное замешательство, противное трусливое смятение. А потом она ругала себя за глупость и предвзятость. Он был самым обыкновенным мальчишкой. Он жил в том же мире, что и ее дети. Их мир знал о второй магической войне только со страниц книг, для него имя Волдеморта становилось всего лишь именем. Этот мир не знал и не желал знать о тех, кто когда-то жил, любил, к чему-то стремился, о чем-то мечтал. Эти мечты и жизни были безжалостно развеяны в прах лишь одним мановением волшебной палочки в руках мага, претенциозно называвшего себя Темным Лордом. Они стали прошлым, они должны были утонуть в холодных водах реки Забвения. И Джинни казалось, что это верно, хотя бы потому, что в том, старом мире было слишком много зла, горя и ненависти.

Заваривая свежий чай, она улыбнулась Габриэль, невольно отметив ее отрешенный вид. А как Габи согласилась? Впрочем, Джинни прекрасно знала Рона и его методы убеждения, которые заключались лишь в том, что он с непререкаемым видом и не терпящим возражения тоном объявлял: «Будет по моему, а не иначе!». Неудивительно, что Габриэль отпустила их — возражать мужу она не любила и почти никогда этого не делала. Даже странно, если вспомнить, какой она была в юности.

Невестка взяла чашку с чаем, отпила глоток, помолчала все с тем же отсутствующим видом и, внезапно со звоном поставив чашку на блюдце, спросила дрожащим голосом:

— Это все из-за нее, да? ‘Гон отп’гавился туда из-за нее?

В первую минуту Джинни непонимающе хлопала глазами.

— Из-за кого, Габи?

— Из-за этой, вашей… как ее… Э’мионы!

Если бы перед ней сейчас появилась сама Гермиона Грейнджер, Джинни, наверное, была бы изумлена меньше. Что за бред несет Габи?

— Что ты говоришь, Габи?

— Джинни, я все знаю! — Габриэль опустила глаза и повторила, — я все знаю. ‘Гон любил ее и любит до сих по’г, не может п’гостить и п’годолжает любить! А я для него п‘госто, п‘госто…

— Ты с ума сошла! — Джинни хотелось одновременно и заплакать, и рассмеяться, — как это тебе в голову пришло? Ты — его жена, мать его сына, он любит тебя и никого другого!

— Нет! — упрямо прошептала невестка, и из ее голубых глаз потекли слезы, — мне Од’ги ‘гассказала. Она сказала, что ‘Гон чуть не сошел с ума, когда пропала Э’миона Г’эйндже’г и… что они соби’гались пожениться… и…

Джинни в ярости едва не взорвала фарфоровый чайник, вовремя удравший от нее на другой конец стола.

— А ты, значит, веришь ей, а не мне?! Да что она знает, эта Одри? Эта заносчивая, самовлюбленная, напыщенная дурочка, которая собственного мужа зовет «мой сладкий Персичек» и кудахчет над ним, словно он собрался через минуту помирать? Которая всю войну беззаботно прохлаждалась где-то в Бразилии, а потом на всех углах нагло кричала, как она отважно помогала Ордену Феникса?! Пошла она ко всем дементорам со своими россказнями! Нет, я сразу сказала маме, что ТАКУЮ дуру еще поискать, и что Перси — слепо-глухо-немой болван, у которого мозгошмыги сожрали мозг еще в младенчестве!

— Ты меня утешаешь, Джинни, — Габриэль по-детски шмыгнула носом и всхлипнула, — не надо. Лучше знать п’гавду, какой бы го’йкой она не была.

— Ты хочешь знать правду? Ну так слушай меня внимательно, Габриэль Патриция Делакур Уизли!

Внутри Джинни все бурлило и клокотало от негодования. Эта Одри, эта гадина, как она посмела!

«Ну погоди, сегодня же отправлюсь к вам и выскажу, уж будь уверена, все выскажу о таких правдолюбицах, как ты, о таких сплетницах, которые слышат звон, да не знают, откуда он!»

Она со скрежетом пододвинула стул и села напротив Габриэль, с трудом разжала ее крепко сцепленные руки, взяла узкие изящные ладони в свои. Вдруг подумалось:

«Такое уже было когда-то, я помню…»

И вправду ведь было, столько лет назад, когда они тоже ждали, нервничая, пили ромашковый чай, и Габриэль также жалко и потерянно сжимала руки и почти неслышно шелестела:

«Когда же они ве’гнутся? Когда? Когда? Когда? Пусть с ним ничего не случится! Я не смогу жить без него!»

Теперь они обе не любили ромашковый чай с его терпким травяным вкусом тревоги и неизвестности. И Джинни захотелось отколотить Рона, ударить его Конфундусом, Ступефаем или, на худой конец, вспомнить молодость и шарахнуть изо всей силы Летучемышиным сглазом. Дурак, идиот, болван! Что он натворил, наговорил, если Габриэль кинулась к Одри, поверила всем ее глупым сплетням и сейчас словно не в себе?!

Она заговорила, тщательно подбирая слова:

— Рону на самом деле была очень дорога Гермиона Грейнджер, но они не собирались пожениться. Он даже не признался ей, и очень переживал, когда она… когда произошло то, что произошло, — она пытливо взглянула на невестку, стараясь по лицу понять, как та реагирует, — он ходил по краю и балансировал на грани безумия. Он потерял себя и забыл все хорошее, что было в его жизни, разучился радоваться. Ему казалось, что он никому не нужен, и вокруг царит только смерть, горе, разрушение, предательство. И никто не мог ничего сделать с таким Роном. Ни мама, ни отец, ни я, ни Гарри, никто! Ему было на все и на всех наплевать. И только ты, слышишь, только ты смогла вернуть мне брата! Только ты снова вдохнула в него жизнь, подарила новую надежду и сумела сделать так, чтобы он вспомнил, какое бывает на вкус счастье! Габи, милая, то, что было когда-то — было. И закончилось. Прошло столько лет, и той, о ком ты говоришь, уже давно нет в живых. А мы идем вперед, стремимся к будущему, но если при этом не отпускать прошлое, плохо будет всем нам. Поверь мне, Рон давно отпустил свое прошлое, и оно всего лишь сухой листок на дереве его памяти. Он любит тебя и только тебя. Ты родила ему сына, которого он обожает. Он дорожит семьей. И я тебя не утешаю. Это правда.

У Джинни запершило в горле от долгого монолога.

О, Мерлин, неужели Судьба никогда не забывает даже мелочей? Много лет тому назад она боялась этого разговора, расспросов Габриэль, не знала, что ответить. И вот он ее настиг. И наверное стоит сказать «спасибо», что разговор этот состоялся именно сейчас, когда она уже не молоденькая девчонка, нетерпимая и безапелляционная. Когда холодные воды Времени остудили жар горячности, поспешности, торопливых решений и безоглядных поступков.

Она надеялась, что убедила Габи, вырвала с корнем сорняки подозрений, полуправды и недосказанности. Видимо, убедила. Или, по крайней мере, задавила. На прекрасном лице Габи застенчивым солнечным зайчиком промелькнула улыбка.

— Ты не лжешь мне?

— Во имя всех святых, зачем? — Джинни развела руками в немного наигранном удивлении (внутри все продолжало кипеть от злости на Одри и Рона), — Габи, ты меня знаешь много лет и знаешь, что я всегда предпочитала говорить правду. Потому что так честнее. И легче. Не верь Одри, у этой курицы самомнение павлина и столько же мозгов. Кстати, хочу тебе выговорить за Рона! Он меня достал! Почему ты его отпускаешь в эти ужасные пабы? Он повадился таскать с собой Гарри, и мой муж возвращается оттуда изрядно навеселе и отвратительно воняющий табачным дымом!

Габи тихо хихикнула, прижимаясь к золовке. И Джинни снова гладила ее по серебристым волосам, словно девочку, как давным-давно, чувствуя себя старше и мудрее. И непрошенные слезы, слезы обиды за Габи, слезы непонятной немой вины перед ней, слезы страха за этих сумасшедших, отправившихся в Малфой-Менор, туманили глаза, и предметы в ее чистой уютной кухне расплывались и меняли свои очертания.

Вбежала Лин, остановилась, увидев их, и удивленно спросила:

— Мамочка, почему тетя Габи плачет? Ее кто-то обидел?

— Нет-нет, — замахала руками Габи, — нет, малышка, пг’осто… пг’осто со’гинка в глаз попала.

Девочка подбежала к ней, взобралась на колени и ласково обняла за шею, уткнувшись носиком в мокрую щеку.

— Не плачь, пожалуйста, тетя Габи! Хочешь, я нарисую тебе картинку? Я красиво рисую, правда! Только не плачь, ладно? Ведь взрослые не плачут.

— Вз’гослые не плачут, — повторила Габи, смахивая слезы, — ты п’гава, моя хо’гошая. Только иногда так хочется побыть ’гебенком и забыть, что на свете есть этот ужасный вз’гослый ми’г.

От громкого вопля, донесшегося с заднего двора, все трое невольно вздрогнули.

Джинни поспешно выглянула в окно и ахнула. Во дворе у большого дуба разыгрывалась драма, достойная пера Шекспира. Джеймс и Сириус о чем-то ожесточенно спорили, готовые кинуться друг на друга с кулаками. К дубу было привязано какое-то непонятное существо. На голове его торчало яблоко, сплошь утыканное стрелами. Приглядевшись, Джинни не без труда опознала в нем Добби. Только почему-то размалеванного ее косметикой, одетого в платье (явно позаимствованное из гардероба Лин) и накрепко привязанного к толстому стволу. А ее сыновья были разряжены не менее причудливо. Джеймс был в чем-то, издалека напоминавшем рыцарские латы, и размахивал коротким игрушечным мечом и луком, подаренными еще на позапрошлогоднее Рождество и, казалось бы, уже давно и прочно забытыми. Сириус облачился в парадную темно-зеленую мантию отца, волочившуюся за ним по земле и уже изрядно испачканную, и потрясал волшебной палочкой. Волшебной палочкой?! Сердце Джинни ёкнуло. Эти двое и без палочки умудряются такое вытворять… без Успокоительного зелья страшно воспоминать.

— Сириус Поттер, немедленно принеси сюда палочку и объясни, что у вас происходит! — крикнула она, открыв окно.

Сириус вздрогнул и обернулся. Добби снова издал тот протяжный вопль, который привлек их внимание.

— А они в Мерлина и Артура играют, — объяснила Лин, которую держала на руках Габи, — правда, интересно, да? Добби — коварная Дева Озера, которая хочет утащить Мерлина, но Артур его спасает. Джим сперва хотел, чтобы я ею была, а я сказала, не буду. Он тогда Добби притащил.

— Не спросив его, хочет ли он играть с малолетними шалопутами, разумеется, — вздохнула Джинни и снова крикнула, — Сириус, я жду.

Сириус завопил в ответ, не двигаясь с места:

— Ма, мы просто кое-что обсуждаем с Добби. А палочка не настоящая, а из дядиного магазина.

— Тогда тем более неси сюда! О, Мерлин, еще не позавтракали, а уже безобразничают.

Габриэль тихо рассмеялась:

— С мальчишками всегда много хлопот, ве’гно? Хотя ‘Гейни не такой хулиган, как Джим и ‘Гус, но иногда он п’госто невыносим! А девочки ласковые и мягкие, с ними легче.

Она поцеловала Лин, которую все еще держала на руках, и прибавила:

— Я надеюсь, у ‘Гейни будет сест’генка.

— Девочки ласковые и мягкие? Моя старшая под эту категорию не подпадает, настоящая маленькая разбойница, — машинально ответила Джинни, — что? Габи, ты…?

— Да, да, да! — часто закивала Габи, зардевшись нежным румянцем и от этого став еще краше, — ‘Гон еще не знает.

— Немедленно опусти Лин на пол, она тяжелая! Ты была у целителя?

Она засыпала невестку вопросами, Габи нежно улыбалась и словно светилась, шутливо отмахивалась, напоминая, что если Джинни не помнит, двенадцать лет назад у нее появился Рейн, так что опыт уже есть. Джинни все тараторила, в душе облегченно выдыхая. Это все гормональный всплеск, обычный для беременности. Слава милосердной Моргане, Габи сейчас просто воспринимает все слишком эмоционально. Наверняка, Рон чем-то невольно обидел, услышала какой-то обрывок разговора, обратилась к этой дуре, а та, рада стараться, наговорила всякого («Ну доберусь же я до тебя, милая Одри, ох доберусь!»). Все уладится. Вот они вернутся, она поговорит с безголовым братцем, и все будет хорошо. Призраки прошлого не будут тревожить настоящее. Им здесь нет места.