Берег моей надежды (гет)

Шла уже вторая серия звонков. Яков вздохнул, осторожно вылез из-под одеяла и нехотя пошлепал в ванную комнату.

— Да, Мария Тимофеевна, здравствуйте еще раз, — выдохнул он.

— Яков Платонович, вечер добрый. Где моя дочь? — немного надменно спросила мама Анны.

— В соседней комнате, — спокойно ответил Яков.

— Почему Анна, вернее ее телефон, не доступен? — напряженно спросила женщина.

— Анна спит. Может, ее телефон разрядился. Он выключен, стоит на зарядке.

— Так включите!

— Если Анне потребуется, она включит. Я так понимаю, она просто хотела отдохнуть.

— Разбудите ее, я хочу знать, что все в порядке, — нервозно приказала Мария Тимофеевна.

— Все в порядке, — не дрогнул Штольман.

— Яков Платонович, честно говоря, я просто в ужасе. Как вы посмели? — выпалила мама Анны, переводя тему разговора.

— А что я посмел? — попытался сохранять спокойствие Штольман.

— Увезти нашу дочь куда-то за город, подальше. Вы — преподаватель, решились на отношения со студенткой. Будет скандал на весь город, — перечисляла, обвиняя, женщина.

— Я не вечно буду преподавателем. Это — не предел моих мечтаний. Скандал на весь город — ну и что? Вы еще комитетом по этике мне пригрозите, — разозлился Яков.

— Что вы злитесь, Яков Платонович! За живое задело? Вы не боитесь никого, но подумайте о девочке! Моя дочь — юная, неопытная. А вы — убежденный холостяк. Что вы хотите? Потешить свое мужское самолюбие?

— Мне нравится Анна, — холодно ответил Штольман.

— И что?! На что это дает моральное право?

— Хотя бы на то, чтобы предложить ей выбор, строить со мной отношения или нет.

— Вы уже соблазнили ее? — задала невообразимый вопрос Мария Тимофеевна.

— Я не буду отвечать на этот вопрос. Он касается только меня и вашей дочери, захочет Анна, расскажет, — опять разозлился Яков.

— Передайте МОЕЙ дочери, когда проснется, что мы с папой ждем ее звонка. Не перезвонит, мы сами приедем в этот ваш глемпинг...

Яков молчал. Мария Тимофеевна пыталась вывести его на эмоции, но он слышал в ее голосе только материнскую ревность.

— Мы завтра рано утром будем в городе. Я привезу ее домой, в целости и сохранности, — вздохнул он.

"Только слушая эту истерику, хочется увезти ее подальше".

"Господи, до чего же кошмарная, деспотичная женщина" — мысленно продолжал ужасаться Яков.

Закончив разговор, он скинул махровый халат, выставил на обогревателе температуру чуть выше и нырнул под одеяло. Анна спала в прелестном розовом спортивном белье, которое очень ей шло.

"Может, она меня разыгрывает и просто не хочет... продолжения? Боится, не доверяет? Может, и нет никаких критических дней?" — вдруг подумал он и осторожно пощупал ластовицу ее трусиков. Прокладка зашуршала.

Анна, просыпаясь, поймала его руку и зажала бедрами.

— А что это ты делаешь? — зашептала она.

— Ээээ, хотел убедиться, что у тебя действительно...

— Не продолжай. Все, ты меня поймал. У меня действительно нет критических дней, а прокладка для отвода глаз! — приподнявшись на локте, начала возмущаться Аня.

Яков от стыда за себя прикрыл глаза.

— Все, не нужно, мне самому стыдно, — улыбаясь, произнес он.

— В самом деле? Ну... ладно, хорошо, — тут же простила его девушка и легла поближе, положив пойманную в плен руку себе на живот. Повозившись, Анна уютно устроилась и замерла.

Его пальцы тут же начали поглаживать ее нежную кожу.

— Ты зачем телефон выключила? Мама до тебя не дозвонилась. Нашла мой номер, — прошептал Яков задумчиво.

— Ругалась? — насторожилась Аня.

— Основательно со мной побеседовала.

— Мне неловко.

— Ничего страшного. Мама есть мама, — заверил ее Штольман. — Со временем ее нелестное мнение обо мне должно перемениться. А пока, наверное, у нее есть причины относиться ко мне настороженно.

Они молчали. Яков по-прежнему гладил низ живота девушки.

— Ты очень недоверчив... — призналась в своем мнении Анна. — Я бы никогда не стала тебя обманывать.

— Я просто никогда не встречал таких, как ты. Добрых, искренних. Зато ты, в отличии от меня, очень доверчива. Но это не страшно. Я никогда не позволю по отношению к тебе ничего дурного и от других буду оберегать.

Обнимая девушку со спины, он осторожно целовал ей шею.

Аня молчала.

Когда Яков судорожно прижал ее к себе, она вдруг прошептала "Я люблю тебя. Очень люблю".

Яков вдруг замер, осмысливая услышанное. Он молчал. В голове не укладывалось.

До рассвета у них было еще несколько часов наедине. Можно было говорить, целоваться, смеяться, словом, проводить время так, как проводят его влюбленные люди. В ответ на признание Анны Яков много раз сказал ей о своей любви, доказывая силу чувств сотнями ярких поцелуев. Наверное, не скажи она, молчал бы и он, не желая смущать и вынуждать говорить что-то в ответ.

Но признавшись, Аня просто подорвала всю плотину его эмоций. Яков засыпал, после ночи любви, ночи откровения, впервые за много лет чувствуя себя абсолютно счастливым.