Неправильно... или - 7? Мир, дружба, мутанты. (джен)

Смирнов передал ему очередную папку с бумагами в тот самый момент, когда распахнулась дверь.

— Мельник, я придумала, как… Ой… Извините… — когда Айрин заметила, что у него гость, громкость ее голоса понизилась до минимума, а скорость движения снизилась до полной остановки.

— Выйди. И зайди, как положено, — бросил он. После чего снова повернулся к подчиненному.

— Новички? — понимающе спросил он.

Мельник кивнул, привычно придавая лицу раздраженно-уставшее выражение.

Хоть тут Айрин не выбивалась из окружения — львиную долю сталкеров, присоединявшихся к Спарте в последние годы, приходилось буквально с нуля обучать хоть каким-то основам субординации. Поначалу многие бойцы терялись, явно не понимая, когда можно вести себя «нормально», а когда «по-военному». Это было одно из многих отличий любого новичка от спартанца старой закваски.

Стук в дверь, после чего та чуть приоткрывается и в образовавшуюся щель просовывается голова с двумя хвостами.

— Это Катя Андреева, можно мне войти?

— Нет, нельзя. Зайдешь, когда позову.

До него доносится тяжкий вздох, после чего дверь закрывается. Из-за нее доносится бурчание:

— В школе учили-учили, в «семерке» учили-учили, в Хогвартсе учили, в Башне Бдения учили, еще и тут, в сказке после смерти, навалились, понимаешь ли…

Смирнов этого слышать не может, а вот Мельник разбирает все слова весьма отчетливо. И ставит в памяти зарубку — сделать очередное явно безрезультатное внушение этому невозможному существу. Разобравшись с заданием Смирнова и пожелав тому удачи, полковник сказал ему, чтобы позвал девчонку, когда будет выходить.

— Нет ее здесь, — растерянно произносит сталкер. Мысленно сосчитав до десяти, полковник решает, что надо будет сделать целых два безрезультатных внушения чертову альтернатору.

Носач с ней. Никуда не денется, найдется. И раз уж не стала его ждать, а до этого — не настаивала на срочности дела, из-за которого явилась к нему, то все ее вопросы можно будет решить потом. Сама придет.

Так и произошло — каких-то полчаса спустя в дверь снова постучались и, дождавшись его «открыто» на пороге снова возникла Айрин.

— Товарищ полковник, вы не поверите, что я только что узнала. Ну, не только что, а час назад, но вы мне все равно не поверите!

— Выкладывай.

— Короче, есть одна тема, как можно провернуть ритуал Хантера без всей этой хуйни с «будем белыми, пушистыми и никого не убьем». Верней, с поправкой. Убивать можно и даже нужно, но только тех, кто, как говорится, с мечом к нам пришел. Ну, или с автоматом.

— А вот это мне уже больше нравится. Выкладывай давай.

— Сейчас разонравится, — фыркнула Айрин, после чего развернула перед ним на столе карту, на которой карандашом были отмечены какие-то точки.

— Это у тебя откуда? — уточнил он.

— Я не знаю. Спросите Кэт — это у нее привычка тырить все, что не приколочено, а что приколочено — отдирать и тырить. Да и неважно сейчас это. Смотрите сюда. Вот это — один из ритуалистических символов.

— Вот в этом я уже не сомневался, что без этой твоей ритуалистики тут хоть что-то обойдется. Скажи, а есть что-то нормальное? Научно-технические методы, я не знаю… Прогресс, фантастика, полеты в космос, нет?

Его колкость Айрин пропустила мимо ушей, начав разъяснения.

— По сути, это аккумулятор энергии собранных душ. Вам ведь уже рассказывали, что после смерти мы сначала попадаем куда-то типа отстойников, где ждем своей очереди на воплощение, ну, а потом, собственно, улетучиваемся по заданному адресу? — дождавшись его кивка, Айрин продолжила пояснять. — Так вот, в этих отстойниках собирается большое количество энергии, производимой душами. По сути, существо, которое владеет одним из таких отстойников и затаскивает туда хоть на временную, хоть на постоянную побывку души убитых врагов, получает нехилое преимущество именно в случае энергетической войны с другим существом. Что-то вроде создания собственного эгрегора, но при этом — чуть менее сложно. Создавать такие штуки я не умею, но у нас есть уже что-то подобное в этом мире. Осталось только найти хозяина, договориться с ним полюбовно или путем насилия, ну и получить этот самодельный отстойник в личное пользование. А дальше — все так же, где-то год на аккумуляцию энергии и подготовку на ее перенаправление, ну и гудбай, сеточка. Правда, при этом никому не надо шкериться по уголкам от вероятных противников.

— Выражения выбирай.

— Ой, извините, ваше величество. Как будто если я скажу по-другому, то суть от этого поменяется, — Айрин закатила глаза и указала пальцем на семиконечную звезду. — Вот это — реальный шанс избавиться от проблем. И мы трое планируем им воспользоваться.

— Что нужно от меня?

— Освободить нас от данного слова, — пожала плечами девочка. — Вы что, не заметили? — ее палец приблизился к центру пентаграммы. Только тогда Мельник понял, что было центром символа.

— Даже не думай, — ни слова больше не сказав, он сворачивает карту и протягивает ее девчонке.

— Но…

— Я сказал. Не. Мечтай. Точка. Что тебе еще непонятно? Ты же должна быть умней десятка других людей, вместе взятых, но почему-то именно тебе я должен все разъяснять по десять раз. Сказал — к больнице не приближаться. Ни «посмотреть», ни «одним глазком», ни «одной ногой в том направлении».

— Мельник… — в голосе девочки было что-то такое, заставившее чуть ли не вздрогнуть. — Чего вы боитесь? Поверить не могу, что кого-то вроде вас можно запугать только тем фактом, что никто не вернулся из определенного участка.

— Я не…

— Вы боитесь. Я это вижу и чувствую. Каким бы вы ни были клевым ГРУшником, физиологические проявления страха от меня не спрятать. Я в какой-то степени наполовину зверь, забыли?

Айрин села на один из стульев, сложив руки на груди, после чего принялась говорить.

— У вас что-то есть. Какая-то информация про эту больницу. Выжившие? Нет, маловероятно, иначе бы не было столь категорического «никто не выжил». Тогда что это? Может… запись сообщения, на которой есть что-то абсолютно ненормальное?

— Ничего у меня нет! Теперь нет. Запись я сжег, чтобы никто не нашел и не развел тут панику. Что там было? Ну, вкратце я тебе опишу. А хочешь — сама посмотри, — сталкер протянул руку вперед. Девочка с готовностью ее схватила, после чего перед глазами замелькали кадры из прошлого.

Собственно, длилось все не более тридцати секунд — на связь тогда вышел один из людей. Среди панических воплей «я не хочу умирать» было отчетливо слышно только одно — детский смех, а после — предсметртные крики людей. В конце записи незнакомый голос произнес:

— Я приду и за тобой, свин с оружием чужой, — снова детский смех и неразборчивое бормотание, а следом — писк и треск, после которого связь обрывается.

— Я приду и за тобой, свин с оружием чужой… — едва слышно прошептала Айрин, когда они вернулись в реальность. — Свин с оружием чужой. А ведь все верно, — прикусив нижнюю губу, девочка подняла палец вверх. — Откуда там детям взяться? Впрочем, если там действительно на момент катастрофы были дети и остались их души… Тогда понятно, что случилось с вашими людьми и почему никто не вернулся. Зная это, можно…

— Я запрещаю, — упрямо произнес он. — Знаешь, Айрин, со времен апокалипсиса я повидал достаточно дерьма. И много сообщений, когда моих людей расстреливали буквально в прямом эфире, а я ничего не мог сделать. Так вот, когда это делают люди, или мутанты — это страшно. Но это, блять, объяснимо. А вот эту хрень никто ни понять, ни объяснить так и не смог. И в эту паранормальную бредятину я никого не пущу, поняла? Хватит с меня трупов. Хочешь подохнуть — можешь найти ближайшую стаю носачей, а не огород городить с этой больницей.

Прежде, чем Айрин открыла рот, чтобы что-то возразить, в комнату зашел Хантер.

— Я присоединяюсь к Мельнику. Айрин, использование символов данной ритуалистической группы наказывается Сениором по всей строгости закона. Я уже молчу про то, что насильное использование энергии разумных душ — это по меркам Творцов одно из самых тяжелых преступлений.

— А кто сказал, что я собираюсь использовать их насильно? — Айрин прищурилась.

— Но…

— Хантер, я смотрю, ты тут вырос, но все никак не повзрослел и остался на уровне детсадовских войнушек «у кого пушка больше, тот всех и нагибает». А я предпочитаю в большинстве случаев использовать свой вербальный аппарат. Вербальный, Хантер. Это значит, что сначала я говорю с призрачным народом из больницы, прошу дать мне доступ к алтарю, рассказываю о возможных последствиях для них, при этом не исходящих от меня в качестве угрозы, а закономерно следующих за дальнейшим воздействием сетки на этот мир. Потом я говорю с захапанными в отстойник душами, а заодно — с теми же призраками, которых тут миллионы вокруг бродят и даже если процентов десять согласится нам помочь — уже будет толк.

— В больнице? Ты как с этими тварями договориться собралась, Шепард? Взрослые мертвецы опасны, а дети — и того страшней. Детские души никогда не осознают факт своей смерти. Детские души не знают четких границ реальности, а значит — не связаны теми рамками и условностями, что обычно сковывают взрослых. Это значит — все нереалистичное, кошмарное и смертельно опасное воплощение их энергии выльется на голову любого, кто сунется к ним поближе. И мы даже не знаем, в какой форме это произойдет. Там не то что местные — там даже наш народ бессилен что-то предугадать и просчитать.

— Я читала те же учебники, что и ты. Хантер, просто… Поставь себя на их место. Тогда, может, что-то поймешь. На этом разговор считаю завершенным — помощи весомой вы мне на данном этапе все равно предоставить не можете, так что сама попытаюсь все разрулить.

— Я тебе запрещаю.

— Думаете, имеете право? И какое же, интересно? — Айрин сделала шаг по направлению к нему, глядя снизу вверх. — Вы мне отец, а я несовершеннолетняя девочка? Нет. Вы мне начальник? Тоже нет. Пусть я уважаю вас и временно присоединилась, но даже если вы меня за это из Ордена выгоните — особо не расстроюсь. Право сильного? Вообще в отношении меня не рекомендую использовать.

— Я и не собирался, — мягко произнес он. — Просто не хочу, чтобы ты подохла не за хрен собачий. Не чужой человек, учитывая все произошедшее. Не забудем еще про то, что так или иначе, но ты самый вероятный кандидат на обработку сетки. Если ты не осознаешь ответственность в силу возраста или природного скудоумия…

— Осознаю, — девчонка насупилась. Судя по всему, она ожидала агрессивной перепалки и сейчас не знала, как реагировать на вполне спокойную реакцию с его стороны.

— Давай сделаем так, — Мельник сделал шаг вперед, сокращая расстояние между ними так, чтобы оказаться вплотную к девчонке. — Сначала мы проведем этот самый ритуал Хантера и определим основную и резервную пары на случай снятия сетки. Тем временем Ульман возьмет группу и тебя, после чего вы все вместе прошвырнетесь по лучам этой пентаграммы. Даже если использовать ее не доведется, то аномальных зон на карте будет меньше. Соберешь данные, постараешься выяснить, кто эту пентаграммку вообще нарисовал. И когда будет больше информации — снова соберемся, как сейчас, и подумаем — надо ли лезть в эту больницу, будь она неладна и как именно действовать, если все-таки лезть. Бросаться очертя голову в смутно понятное пекло сейчас не лучшая идея и, кажется, ты это тоже понимаешь, иначе бы не ко мне сейчас пришла, а прямиком в больничку поперлась на разведку. На кордоны тебе наплевать, на мои приказы, как я понял, тоже. Но к собственному разуму так относиться не надо, он иногда дельные вещи подсказывает, понимаешь?

— Ну…

— Не слышу?

— Так точно, товарищ полковник. Я пойду?

— Иди. Приятных тебе снов, вкусных крыс и да не облысеет твой хвост.

Девчонка тираду не дослушала, скрываясь за дверью. Только когда ее шаги стихли в отдалении, Мельник перевел взгляд на Хантера и спросил.

— Вот скажи, за каким еб… Какого х… Зачем я с ней связался вообще?

— Ну, я…

— И ты зачем с ней связался? Понимаю, почему твое ведомство не питает к ней особой любви.

— О, ты еще не понимаешь, — едва слышно произнес приятель.

— Думаешь, будет еще хуже? Так хуже вроде быть не может…

— Для тебя хуже? Нет, пожалуй. Но знаешь… Что-то в этом есть. Напоминает мне попытки управлять несущимся на нас цунами… Или тайфуном, — Хантер мечтательно зажмурился и приземлился на стул, который раньше занимала Рин.

— И почему у тебя такой довольный голос?

— Я научился познавать дзен. Должен сказать, на основе ее личностной психоматрицы подобное сделать — раз плюнуть. Покой и умиротворение, — практически пропел Хантер в издевательской манере и, закрыв глаза, расплылся в блаженной улыбке.

— Еще один клоун на мою голову, — Мельник выругался и принялся перебирать документы на столе. Оставленную Айрин карту он скрутил в рулон и убрал в один из самых темных углов комнаты. Пускай там пока что полежит…

* * *

Арэйн и Айрин давно спали, а я осталась бодрствовать и разрисовывать карту района, выбирая наиболее подходящие места для ближайшего рейда. Сидеть под землей было очень скучно и больше всего хотелось обратно на поверхность. Под любым предлогом. Как я уже говорила — большие скопления людей немного не для меня. Это Айрин тут, как рыба в воде, а мне бы куда-то на Пустоши, с недельным запасом провианта, верным оружием и приличным боезапасом. Увы, но пока что это сделать не получится, ведь часть группы временно небоеспособна (это я про Павла и Бориса. Первый-то уже оклемался, а вот второй будет сидеть в тепле и уюте еще пару дней минимум). Да и тем, кто был в Д-6, отдых не помешает. Молчу уже про то, что Ульману и Степану явно хватило впечатлений от Севастопольской.

Казарму освещала лампочка над кроватью Данилы. Парень что-то читал и явно не стремился вступать со мной в разговор. Впрочем, чего ему говорить-то? Друзьями мы никогда не были, Мельнику он то предупреждение насчет Черного Жнеца доставил, а так…

Лампочка погасла. Обычно народ из уважения сообщал, что собирается выключать свет, если конкретно их лампочка была единственной включенной. Планировалось, что люди, чем-то занимающиеся при тусклом свете с противоположного конца комнаты, включат освещение где-нибудь поближе к себе и только потом погаснет предыдущая лампочка. Даниле вежливость была чужда. А нам — чужд дискомфорт, который вызывает у других людей темнота. Выключенный свет я замечаю только когда цветовосприятие снижается до уровня «один предмет темней другого, а вот цвет их хрен угадаешь».

Спать не планирую. Похоже, от нашего странного разделения есть еще один большой плюс — пока хоть кто-нибудь стоит «у руля» общего тела, сон этому телу не нужен. Хотя с точки зрения биологии это странно, ведь чисто физическая усталость присуща любым живым существам и рано или поздно они начинают нуждаться в отдыхе. И, по идее, раз тело не отдыхало, то и я должна себя чувствовать не айс, но вот удивительно — благополучно продрыхнув в глубинах общего подсознания какое-то время, я сейчас чувствовала себя, будто только что проснулась.

Пару часов спустя карта была закончена и убрана до тех пор, пока я не найду чего-нибудь новое, что надо будет на карту нанести. Добрым словом поминая Рейли, из-за которой и проявились в полной мере мои навыки картографа, я принялась соображать, как бы нам обследовать как можно большую территорию, при этом как бы невзначай осмотреть хотя бы окрестности этой больницы. Не дает она мне покоя. Впрочем, судя по всему, она тут не только мне «глаза мозолит». Аристарх явно не прочь запустить зубы в довоенное оборудование… И я его понимаю! Судя по тому, что я успела заметить, с оборудованием тут негусто. Насколько я помню, в начале двадцать первого века уже вовсю применялись эндоскопические аппараты для оперативных вмешательств, молчу уже про диагностическое оборудование всех мастей… А здесь что? Какой-то древний рентгеновский аппарат, ну, а операции вообще, судя по всему, чуть ли не кухонным ножом делают. И давайте при этом учтем, что я сейчас нахожусь чуть ли не в столице метрополитена.

Почему так Павел за поход в больницу ратует? Ну, учитывая, что я про него тут узнала… Чем невыполнимей и абсурдней затея, тем выше вероятность, что приятель Ульмана ее подхватит. Кстати, Ульман тоже объяснения Айрин слушал с неподдельным интересом. Видимо, у местных крутое медоборудование — это какая-то голубая мечта. Было бы неплохо добыть что-нибудь эдакое… Хотя есть шанс, что в интересующей нас больнице не окажется ничего рабочего. Все-таки, ядерные взрывы, электрические импульсы, да и двадцать лет в разрушенном здании…

Короткий вскрик заставил соскочить с койки и, моментально оказавшись у источника звука, схватить человека за плечи и встряхнуть. Только потом я сообразила, что и с кем делаю. Привычка, мать его. Находясь на вылазках в Пустошах, в полуобвалившихся тоннелях вашингтонского метро, в довоенных бомбоубежищах и уцелевших зданиях самое главное было — не производить шума. Даже во сне. Потому что могут услышать враги, могут перепугаться союзники (и с перепугу либо пальнуть не туда, либо случайно подбросить телекинетической волной на пару-тройку метров вверх), могут обвалиться какие-нибудь гнилые перекрытия…

Вот и сейчас я привычно метнулась к заоравшему во сне своему прежде, чем сообразила, что кроме Данилы орать некому. В момент, когда я схватила парня за руку, меня словно выдернуло из тела и потащило куда-то вниз. Ай, блять, забыла…

Мы оказались под открытым небом. Судя по разрушенным зданиям вокруг — это все еще была Москва. Может быть, где-то рядом даже вход на одну из станций. И может быть даже — на нашу, местность я знала плохо, а из памяти приятелей скопировать ничего не додумалась. Блин, хорошая мысля приходит опосля…

— Что это? — я оборачиваюсь к Данилу.

Парень поворачивается ко мне, его лицо искажает гримаса бешенства. Только сейчас я понимаю, что он склонился над телом человека в броне Ордена. Прежде, чем меня поволокло наверх, я успела увидеть лицо того самого человека, что был сегодня «на ковре» у Мельника.

Возвращение в реальность сопровождалось привычным в таких случаях подташниванием и головокружением. Впрочем, проходили такие вещи быстро и, глубоко вздохнув, я смогла без проблем встать на ноги.

— Какого хера тебе надо? — зло рыкнул на меня Данила. Учащенный пульс под рукой и то же затравленное выражение лица, что было у него во сне, навели на размышления о том, что эта сволочь все еще под впечатлением ото сна.

— Утибоземой, какие мы нервные. Что, трупы во сне лицезреть — это тебе не девочку незнакомую обзывать — яички скукоживаются? — презрительно процедила я.

Реакция не подвела — удар я заблокировала интуитивно, после чего резко перехватила руку парня своей и чуть вывернула ее. Ну ладно, не прямо-таки «чуть», скорей «еще чуть-чуть — и вывих со смещением».

— Кажется, я уже дала понять, что являюсь не самой подходящей целью для вымещения злости из-за кошмаров.

— Пусти меня, тварь, — прорычал парень. Губы раздвинулись в усмешке. Полковник, конечно, этого не одобряет, но рядом же никого нет, да и пацан сам первый начал.

— Ну зачем ты так? Я по доброте душевной разбудила, помочь хотела, а ты в своем репертуаре. Воспитанием твоим заняться, что ли? — в свободной руке я создала разряд энергии.

— Давай, занимайся. Таким, как ты, все равно — трупом больше, трупом меньше, значения уже не имеет, — во взгляде парня мелькнул страх, но в следующий момент он вскинул голову и прямым взглядом уставился на меня.

— Таким, как я? — обескураженно произнесла я, невольно выпуская конечность парня. Тот, вопреки опасениям, не полез снова в драку, вместо этого рухнул на койку, обхватив руками голову.

Понимая, что продолжения разговора не будет, я отхожу к нашим с Ульманом двухъярусным «нарам». Почему-то пассаж про «таким, как ты» зацепил. Впрочем, стоит ли мне обращать внимание на слова человека, который от обычного сна в неадекват вылетает…

— Обычный?! По твоему, каждый раз видеть чужую смерть и не иметь возможности ничего сделать — это «обычный сон»? Я от всей души тебе желаю, чтобы именно так проходил твой каждый сон… — голос парня сорвался на рык, а у меня в голове что-то щелкнуло.

— Постой… Это было… Взаправду?

Данила лишь саданул кулаком по стене, зашипев от боли. Взгляд зацепился за что-то на его руке.

— Стой! — подскочив поближе, я схватила его за запястье, разворачивая к себе циферблат часов. — Это точное время?

— Да.

— И у всех ваших часы одинаково идут. Часто ведь сверяетесь?

— При чем тут это…

— Капец ты балда. На часах трупа два ноль восемь. На твоих — час сорок. Место отсюда далеко? Покажешь?

— Что? — Данила вскочил на ноги, глядя на меня широко открытыми глазами. — Быть этого не может! Всегда видно только после того, как… Как все произойдет. Или видно, что произойдет, но не видно, когда, или…

— Давай о том, что тебе обычно видно и чем отличается происходящее сейчас, мы поговорим позже. Сейчас валим на поверхность, у нас всего минут двадцать, судя по всему…

— Полковник нас убьет, — под нос пробормотал Данила, подрываясь с койки и вперед меня кинувшись в сторону оружейной. — Закрыто! Ах ты черт…

— Дай-ка я, — заколка появилась из кармана сама по себе. На Пустошах мне столько раз приходилось взламывать замки разной степени сложности, что местный «защитный пост» пал буквально за три секунды.

— Ты что дел…

— Да нас же все равно полковник убьет. Давай бери, что тебе надо, и вали. О, а вот и мое барахлишко. Итс гуд, а то заебцо будет, если трансформация — а на мне ваши шмотки. С голым задом, знаешь ли, щеголять… — последнюю фразу я произнесла, через голову одним движением стягивая водолазку.

Поперхнувшись, Данила поспешил отвернуться и принялся закреплять на себе бронежилет. Ровно сорок секунд спустя я сообщила, что готова. Данила как раз закончил проверять оружие свое и заодно — мое.

— Нас на КПП пропустят?

— Пропустят. Я скажу, что полковник навстречу Смирнову послал. Но он нас потом убьет.

— Я тебе одолжу свой вазелин, у меня его целая цистерна, я на одном медицинском заводике в свое время спиздила…

Бегом кинувшись к гермоворотам, мы с трудом дождались, пока створка хоть немного, да приоткроется, и бегом кинулись наружу.

— Время? — на ходу спросила я, на мгновение оказываясь рядом с Данилой.

— Два ровно.

— Место?

— Минут пятнадцать, — рыкнул боец.

— Держись крепче.

— Что? А, что за…

Да, согласна, когда тебя хватают сзади за пояс, а потом земля быстро уходит из-под ног — это немного пугает. Я потом извинюсь. Обязательно извинюсь. Хотя вру — не буду я перед этим мудаком извиняться.

Примечания:

Ну, в этот раз недолго ржавела:). Народ, кто знает годный сервак, проставляющий "tab"ы? Ссылка на барнауловский конвертер больше не работает и непонятно, временный это глюк, или навсегда.