Стереть твой номер (гет)

Тишина, повисшая в саду после ухода Скарамуччи, была тяжелее, чем толща воды в бассейне. Люмин все еще сидела на земле, сжимая колени руками. Её трясло — теперь уже не от холода, а от шока. В ушах набатом билась последняя фраза: «Мы расстаёмся». И еще одна, более страшная: «Ты оказалась такой же, как все».

Она чувствовала, как к горлу подступает тошнота. Ей казалось, что она испачкана. Вся эта ситуация, этот неслучившийся поцелуй, эти мокрые вещи, этот скандал — все это выглядело грязно, пошло и непоправимо.

Тарталья сделал осторожный шаг к ней.

— Люмин… — тихо позвал он. В его голосе больше не было ни веселья, ни той наглой уверенности, с которой он тянул её в воду. Только глухая, тяжелая вина. — Тебе нужно встать. Ты замерзнешь.

Он протянул руку, чтобы помочь ей подняться, но реакция Люмин была мгновенной и резкой. Она дернулась от его ладони, как от огня, и вскочила на ноги сама, едва не поскользнувшись на мокрой плитке.

— Не трогай меня! — выкрикнула она. Голос сорвался на визг. — Не подходи ко мне!

Тарталья замер с поднятой рукой, словно наткнувшись на невидимую стену.

— Люмин, послушай…

— Что послушать?! — её глаза, покрасневшие и полные слёз, метали молнии. — Что ты скажешь? Что так и должно было случиться? Ты доволен? — она судорожно всхлипнула, обхватив себя плечами. — Он ушел. Он считает меня предательницей. И он прав… Господи, он прав.

— Он не прав, — твердо сказал Тарталья, делая еще одну попытку приблизиться, но тут же останавливаясь под её бешеным взглядом. — Он манипулятор, Люмин. Он вывернул все наизнанку, чтобы не чувствовать себя виноватым за собственную измену. Ты не предавала его.

— Я почти поцеловала тебя! — крикнула она ему в лицо, и эти слова повисли в морозном воздухе белым облаком пара. — Я позволила этому случиться. Я забыла о нем, о нас, обо всем… Потому что ты… ты…

Она не договорила. Она не могла найти слов, чтобы описать ту смесь благодарности и ненависти, которую сейчас испытывала к нему. Он спас её от боли, но он же и стал причиной её краха.

— Уходи, — прошептала она, отступая назад, к выходу с террасы. — Я не хочу тебя видеть.

— Я не могу оставить тебя одну в таком состоянии, — Тарталья говорил спокойно, но в его глазах читалось напряжение. — На улице минус. Ты вся моклая. Садись в машину, я отвезу тебя домой. Обещаю, я слова не скажу. Просто довезу.

— Нет! — она мотнула головой, срывая с плеч его пиджак, который он накинул на нее ранее. Ткань шлепнулась на мокрую плитку между ними. — Мне ничего от тебя не нужно. Ни помощи, ни жалости, ни твоих оправданий. Оставь меня в покое!

Тарталья дернулся было следом. Инстинкт кричал ему догнать, схватить, затащить в свою теплую машину силой, если придется. Но он заставил себя остановиться у арки выхода.

Если он сейчас подойдет, он только подтвердит слова Скарамуччи. Он станет тем самым навязчивым кошмаром, от которого она бежит. Он остался в тени, наблюдая.

Люмин выбежала за ворота и прижалась спиной к ледяной кирпичной кладке забора. Адреналин схлынул, и холод навалился на нее с чудовищной силой. Зубы стучали так, что сводило челюсть. Мокрая одежда превращалась в ледяной панцирь, обжигая кожу.

Она попыталась достать телефон трясущимися руками. Пальцы не слушались, скользили по мокрому экрану. С третьей попытки она разблокировала его и ткнула в иконку такси. «Эконом», «Комфорт» — плевать. Лишь бы быстрее.

«Поиск машины… 2 минуты».

Эти две минуты показались вечностью. Она стояла, обхватив себя руками, и смотрела на пустую дорогу, глотая слезы. Ей казалось, что если она сейчас закроет глаза, то просто упадет и не встанет.

Наконец, из-за поворота показались фары. Желтое такси притормозило у обочины. Люмин рванула дверцу и буквально упала на заднее сиденье.

— Девушка, вы… о господи, вы же насквозь мокрая! — воскликнул водитель, глядя на нее в зеркало заднего вида. — Печку включить?

— Домой, — только и смогла выдавить она, называя адрес сквозь стук зубов. — Просто поехали домой. Пожалуйста.

Машина тронулась. Тарталья, стоявший в тени у ворот, проводил взглядом удаляющиеся красные огни такси. Он выдохнул облако пара. Хорошо. Она не пошла пешком. Она в тепле.

Но этого было мало. Таксист довезет её до подъезда, а что дальше? Она одна, в пустой квартире, разбитая и, скорее всего, заболевающая.

Он с силой сжал кулаки, чувствуя, как злость на самого себя пульсирует в висках. Он не мог поехать за ней. Она ясно сказала: «Уходи». Но он не мог и просто оставить все так.

Тарталья резко вытащил из кармана телефон. Пальцы быстро нашли нужный контакт. Гудки шли долго.

— Да? — раздался в трубке настороженный голос Кэ Цин.

— Кэ Цин, это Тарталья, — быстро заговорил он. — Слушай внимательно и не перебивай. Люмин только что уехала с вечеринки на такси.

— Что? Почему на такси? Где Скара? — голос Кэ Цин мгновенно стал жестким.

— Они расстались. Все… очень плохо, — он запнулся. — Она вся мокрая после бассейна, а на улице мороз. Она в истерике. Она запретила мне приближаться к ней, так что я не могу поехать следом.

— Что ты натворил, Тарталья? — ледяным тоном спросила Кэ Цин.

— Неважно, что я натворил. Важно, что ей нужна помощь, — рявкнул он, теряя терпение. — Я не могу к ней поехать, она меня сейчас ненавидит. Но ты должна. Пожалуйста, Кэ Цин. Езжай к ней. Прямо сейчас. Убедись, что она примет лекарства и не наделает глупостей.

— Я еду, — коротко бросила Кэ Цин, и в её голосе слышался звук ключей от машины. — А с тобой мы поговорим позже.

Она сбросила вызов. Тарталья опустил телефон и посмотрел на темный пиджак, который Люмин бросила на землю. Он поднял его, стряхнул грязь, но надевать не стал. Холод пробирал до костей, но это было меньшее из зол. Главное, что теперь к ней едет та, кого она не прогонит.

* * *

Такси высадило её у ворот общежития. Люмин с трудом расплатилась трясущимися руками, чуть не выронив телефон, и побрела к своему корпусу.

В общежитии было шумно, как и всегда в субботу вечером. Из приоткрытых окон неслась музыка, где-то смеялись компании, кто-то громко выяснял отношения по телефону у входа. Люмин проскользнула мимо вахтерши, стараясь не поднимать головы, чтобы та не заметила её состояния — мокрых волос, с которых капала вода, и бледного, как у мертвеца, лица.

Лифт не работал. Ей пришлось подниматься на четвертый этаж пешком. Каждый шаг давался с трудом, ноги были ватными, а мокрая одежда липла к телу ледяной коркой.

Добравшись до своей комнаты, она дрожащими пальцами кое-как попала ключом в замок. Дверь захлопнулась, отрезая её от шума коридора.

Темнота. Тишина. Пустота. Люмин не стала включать свет. Она просто сползла по двери на пол, чувствуя, как силы окончательно покидают её. Зубы выбивали дробь. Ей нужно было в душ, нужно было согреться, но она не могла заставить себя пошевелиться. Ей казалось, что если она сейчас снимет эту мокрую одежду, то вместе с ней сдерет с себя и кожу.

Она кое-как стянула с себя промокшие насквозь джинсы и блузку, бросив их грязной кучей прямо у порога. На ощупь нашла на стуле свою старую, растянутую толстовку и натянула её на голое тело. Ткань была сухой, но Люмин все равно колотило. Холод был не снаружи. Он был внутри.

Она забралась на кровать, с головой укрывшись одеялом, и свернулась в тугой комок, пытаясь унять дрожь. Телефон вибрировал где-то в кармане мокрых джинсов, но ей было все равно. Пусть звонят. Пусть пишут. Для неё этот мир перестал существовать.

Она не знала, сколько времени пролежала так — десять минут или час. Проваливаясь в какое-то липкое, болезненное забытье, где снова слышала плеск воды и голос Скарамуччи.

Резкий, настойчивый стук в дверь вырвал её из оцепенения. Люмин вздрогнула и зажмурилась. «Уходите. Никого нет дома». Стук повторился. Громче. Агрессивнее.

— Люмин! — голос из коридора был приглушенным, но знакомым. — Люмин, открывай!

Кэ Цин. Люмин плотнее закуталась в одеяло, зажав уши руками. Она не хотела никого видеть. Она не хотела объяснять, почему она моклая, почему она одна, почему её жизнь рухнула. Кэ Цин будет задавать вопросы. Кэ Цин будет требовать ответов.

— Люмин, я знаю, что ты там! — Кэ Цин не унималась. Она забарабанила кулаком по дереву с такой силой, что дверь, казалось, задрожала. — Вахтерша сказала, что ты вошла десять минут назад! Открывай немедленно!

— Уходи… — прошептала Люмин в подушку, зная, что подруга её не услышит.

— Если ты сейчас же не откроешь, я пойду за запасным ключом к коменданту! — пригрозила Кэ Цин. В её голосе звенела сталь, но за ней скрывалась паника. — Я скажу, что тебе плохо. Я вынесу эту дверь, Люмин! Я не шучу!

Люмин знала: она не шутит. Кэ Цин никогда не бросала слов на ветер. Если она решила войти — она войдет.

С трудом, превозмогая слабость и головокружение, Люмин спустила ноги с кровати. Пол качнулся. Она пошатнулась, схватилась за спинку стула. Её знобило так сильно, что зубы клацали.

Она подошла к двери и, не включая свет, щелкнула замком. Дверь тут же распахнулась, едва не ударив её. На пороге стояла Кэ Цин — взъерошенная, пакетом из аптеки в руках.

— Господи… — выдохнула Кэ Цин.

Её строгий взгляд мгновенно сменился ужасом. В свете коридорной лампы Люмин выглядела пугающе: мертвенно-бледная кожа, синие губы, лихорадочный блеск в глазах и мокрые, спутанные волосы, прилипшие ко лбу.

— Ты ледяная, — Кэ Цин бросила пакет на пол, захлопнула дверь ногой и шагнула к подруге. Она коснулась ладонью лба Люмин и тут же отдернула руку. — У тебя жар.

— Я… я просто замерзла, — голос Люмин был хриплым, чужим. — Кэ Цин, я хочу спать…

— Никакого спать, пока мы тебя не согреем, — Кэ Цин действовала быстро и решительно, как генерал на поле боя. Никаких лишних вопросов, никаких «как ты». Она видела состояние и устраняла угрозу. — В ванную. Живо.

— Я не могу…

— Можешь. Иначе завтра ты проснешься с пневмонией в больнице. Пошли.

Она подхватила Люмин под руку, чувствуя, как ту сотрясает крупная дрожь, и практически потащила её в маленькую ванную комнату. Кэ Цин включила горячую воду на полную мощность, наполняя тесное помещение паром.

— Раздевайся, — скомандовала она, поворачиваясь к Люмин.

Кэ Цин бросила быстрый взгляд на кучу мокрой одежды у порога. Грязные джинсы, насквозь промокшая блузка — все это валялось жалкой, бесформенной грудой, а на дешевом линолеуме уже натекла приличная лужа. Это зрелище — праздничная одежда, превратившаяся в грязные тряпки — почему-то разозлило Кэ Цин больше всего. Это выглядело как место преступления.

Люмин стояла посреди ванной, безучастно глядя на льющуюся воду. Слёзы снова покатились по её щекам, смешиваясь с каплями воды с волос.

— Он бросил меня, Кэ Цин… — прошептала она, и её плечи затряслись в рыданиях. — Он сказал… он сказал, что я предательница. А я ведь ему измену простила…

Кэ Цин шагнула к ней и крепко обняла, прижимая мокрую, дрожащую подругу к себе, не заботясь о том, что вода намочит и её одежду.

— Тш-ш-ш, — жесткость ушла из её голоса, уступив место мягкости. Она гладила Люмин по спутанным волосам. — Все потом. Сначала ты согреешься. Я здесь. Я с тобой. Никто тебя больше не обидит.

Люмин уткнулась лицом ей в плечо и, наконец, разрыдалась в голос, выпуская всю боль, страх и унижение этого вечера, пока шум воды заглушал её крик. Кэ Цин держала её, глядя в стену тяжелым, немигающим взглядом. Она вспомнила панический голос Тартальи в телефоне.

«Что бы там ни произошло, — подумала Кэ Цин, чувствуя, как дрожит в её руках подруга, — Скарамучче лучше не попадаться мне на глаза. Я его уничтожу».

* * *

Утро не принесло облегчения. Оно пришло тяжелой, свинцовой головной болью и резью в глазах. Люмин проснулась от того, что ее трясло, хотя она лежала под двумя одеялами. Горло саднило так, словно она наглоталась битого стекла.

Она с трудом разлепила глаза. Комната плыла. На стуле рядом с кроватью сидела Кэ Цин — с ноутбуком на коленях, но с темными кругами под глазами. Видимо, она не спала всю ночь, карауля подругу.

— Проснулась? — Кэ Цин тут же отложила ноутбук и приложила прохладную ладонь ко лбу Люмин. — Тридцать восемь и пять. Я так и знала.

Люмин попыталась что-то сказать, но из горла вырвался только хриплый кашель.

— Молчи. Тебе нельзя разговаривать, — строго сказала Кэ Цин, протягивая ей стакан с теплой водой и пару таблеток. — Пей.

Люмин послушно проглотила лекарство. Её взгляд скользнул по тумбочке, ища телефон. Он лежал там, черный, выключенный. Как надгробие.

— Он… не звонил? — прошептала она, и голос её дрогнул. Она ненавидела себя за этот вопрос. После всего, что Скарамучча сделал, она все еще ждала. Ждала, что он остынет. Что поймет, что перегнул. Что придет извиняться, как делал это раньше после крупных ссор.

Кэ Цин поджала губы. В её взгляде мелькнула жалость пополам с злостью.

— Твой телефон выключен, Люмин. И я советую ему оставаться выключенным.

— Кэ Цин…

— Нет, — отрезала подруга. — Никто не звонил на мой номер. Ни он, ни его друзья. Тишина.

Слова ударили больнее, чем пощечина. Тишина. Значит, он действительно все решил. Значит, он уже рассказал свою версию Итто и Томе, и они поверили. Они вычеркнули её.

Люмин отвернулась к стене, чувствуя, как горячие слезы снова наворачиваются на глаза.

— Эй, не смей, — голос Кэ Цин смягчился. — Тебе нельзя плакать, нос и так не дышит. Лучше поешь. Тебе нужны силы.

Она встала и вышла в коридор общежития, вернувшись через минуту с большим бумажным пакетом. От него пахло чем-то невероятно вкусным — куриным бульоном с имбирем, свежей выпечкой и цитрусами. Это явно была еда не из студенческой столовой и даже не из ближайшего супермаркета. Это пахло дорогим рестораном.

Кэ Цин начала доставать контейнеры: горячий суп, нарезанные фрукты, дорогие витамины, спрей для горла, который стоил как половина стипендии Люмин. Она нахмурилась, глядя на это изобилие.

— Это ты принесла? — спросила Люмин подозрительно.

Кэ Цин замерла с контейнером супа в руках. Она на секунду отвела взгляд.

— Это стояло под дверью, когда я выходила за водой, — уклончиво сказала она.

Сердце Люмин пропустило удар. Скара? Неужели это он? Слабая, предательская надежда вспыхнула в груди.

— Это он? — выдохнула Люмин, приподнимаясь на локтях. — Скара принес?

Кэ Цин тяжело вздохнула и посмотрела ей прямо в глаза. Она не умела врать.

— Нет, Люмин. Это не Скара.

Надежда погасла так же быстро, как и вспыхнула, оставив после себя пепел разочарования.

— Тогда кто?

— Тарталья.

Имя прозвучало в тишине комнаты как ругательство. Люмин отшатнулась от протянутого контейнера, словно там был яд.

— Убери это, — резко сказала она. — Выброси.

— Люмин…

— Я сказала, выброси! — крикнула она, закашлявшись. — Мне ничего от него не нужно! Это он во всем виноват!

— В чем «во всем»? — Кэ Цин поставила контейнер на стол и скрестила руки на груди. Её взгляд стал цепким. — Он сказал мне по телефону только то, что вы расстались и ты вымокла. Но судя по твоей реакции, там было что-то еще. Что произошло, Люмин?

Люмин замерла. Слёзы снова подступили к горлу, горячие и злые. Ей было стыдно рассказывать. Стыдно признаваться даже лучшей подруге, что она почти изменила. Что она дала слабину.

— Он… — голос Люмин дрожал. — Мы дурачились в бассейне. Прыгнули в одежде… Игрались… А потом… потом мы остановились. И он… он хотел меня поцеловать.

Глаза Кэ Цин расширились, но она молчала, давая договорить.

— И я почти позволила ему, Кэ Цин, — прошептала Люмин, закрывая лицо ладонями. — Я почти ответила. Но в последний момент оттолкнула. Я сказала «нет». А потом пришел Скара. Он увидел нас. И он решил, что… что все было.

— И он не поверил тебе? — тихо спросила Кэ Цин.

— Нет. Он сказал, что я предательница. Что я такая же, как он, — Люмин всхлипнула. — А Тарталья… он полез в драку. Он защищал меня, но сделал только хуже. Скара теперь думает, что мы целовались. Что я врала ему. Хотя сам же целовался с Моной!

Кэ Цин медленно выдохнула. Теперь пазл сложился. Злость на лице подруги сменилась задумчивостью.

— Значит, Скарамучча, который сам изменил тебе, бросил тебя из-за того, что ты НЕ поцеловала другого парня? — уточнила она ледяным тоном. — Потрясающая логика.

— Это Тарталья виноват, что создал такую ситуацию! — упрямо повторила Люмин, хотя в глубине души понимала, что Скарамучча просто искал повод. — Если бы он не полез ко мне с этими своими глазами, с этим… «ты красивая»… ничего бы не было! Ведь такой дружелюбный, заботливый… А я повелась… «Ой, какой хороший друг, какой хороший тренер»! Я такая идиотка…

— Ты не идиотка. Даже если бы Тарталья не полез, ты бы все равно заболела, сидя на морозе, а Скарамучча все равно нашел бы к чему придраться, — жестко парировала Кэ Цин. — Слушай меня. Я не фанатка Аякса. То, что он полез к занятой девушке — это низко. Но прямо сейчас он единственный, кто привез тебе лекарства и еду, пока твой «праведный» Скарамучча где-то развлекается, считая себя жертвой.

— Я не буду это есть, — упрямо повторила Люмин.

— Будешь, — Кэ Цин села на край кровати. — Потому что ты больна, а я не позволю тебе умереть от голода из-за мужских разборок. Мы используем его ресурсы, чтобы поставить тебя на ноги. Считай это моральной компенсацией за то, что он полез не в свое дело.

— Я не хочу быть ему должной, — пробурчала Люмин, но сопротивлялась уже слабее. Желудок предательски скрутило от голода.

— Ты и не будешь, — Кэ Цин открыла крышку, и аромат стал еще насыщеннее. — Считай, что это благотворительность. А вот если ты сляжешь в больницу, мне придется таскать тебе передачки через весь город. Пожалей хотя бы меня.

Этот аргумент сработал. Люмин не хотела быть обузой. Она с тяжелым вздохом кивнула и взяла ложку.

Первая ложка далась тяжело, словно она глотала камни. Но бульон был горячим, пряным, с идеальным балансом соли и имбиря. Он обжег больное горло, принося странное облегчение. Люмин съела вторую ложку, потом третью. Тепло разлилось по телу, немного унимая дрожь.

— Вкусно? — нейтрально спросила Кэ Цин, наблюдая за ней.

— Терпимо, — соврала Люмин, вытирая уголок рта. Она ненавидела этот суп. Ненавидела за то, что он был вкусным. За то, что его принес тот, кого она должна презирать.

Покончив с едой, она выпила еще одну порцию таблеток. Глаза начали слипаться сами собой — лекарства и сытость делали свое дело.

— Спи, — Кэ Цин поправила ей одеяло. — Я буду здесь. Никуда не уйду.

Люмин хотела что-то возразить, поблагодарить, но язык уже заплетался. Через минуту её дыхание выровнялось. Она провалилась в тяжелый, но уже более спокойный сон без сновидений.

Кэ Цин посидела еще пару минут, глядя на бледное лицо подруги. Убедившись, что Люмин крепко спит, она бесшумно встала, взяла свой телефон и вышла из комнаты в пустой коридор общежития.

Её лицо, до этого мягкое и заботливое, мгновенно окаменело. Она нашла во входящих номер, с которого ей звонили ночью. «Рыжий придурок» — мысленно окрестила она контакт, прежде чем нажать на вызов. Он ответил почти сразу.

— Как она? — голос Тартальи был напряженным, без тени его обычной игривости.

— Жива, — сухо ответила Кэ Цин, прислонившись спиной к обшарпанной стене коридора. — Температура высокая, но она выпила таблетки. Она поела.

На том конце послышался шумный выдох, похожий на облегчение.

— Хорошо. Ей что-то еще нужно? Я могу сбегать в аптеку, если что-то забыл…

— Ей нужно, чтобы ты исчез, — перебила его Кэ Цин ледяным тоном. — Люмин рассказала мне про бассейн, Аякс. Про то, как ты полез целоваться.

Тарталья замолчал. Пауза затянулась.

— Я так и думал, — наконец сказал он глухо.

— Ты воспользовался ситуацией, — чеканила каждое слово Кэ Цин. — Она была уязвима, ревела, а ты решил подловить момент. Это было низко. Из-за твоей несдержанности Скарамучча получил идеальный повод сделать её виноватой. Ты понимаешь, что ты просто дал ему козырь в руки? Теперь он жертва, а она ему «изменила».

— Я знаю, — неожиданно просто согласился он. Никаких оправданий. — Я облажался, Кэ Цин. Я видел, как он её доводит, и у меня просто планка упала. Хотел как лучше, а вышло… как всегда. Но я не хотел её подставлять.

— Но подставил, — Кэ Цин сузила глаза. — Теперь слушай меня внимательно. Спасибо за суп и лекарства. Я знаю, что это стоило недешево, и ценю, что ты потратился. Но на этом твоя помощь заканчивается. Не пиши ей. Не звони. Не карауль после пар. Дай ей прийти в себя. Если я узнаю, что ты снова на неё давишь — я тебе устрою ад. И поверь, мне для этого не нужны кулаки.

— Я не подойду, — твердо ответил Тарталья. — Пока она сама не захочет. Я обещаю.

— Вот и отлично. Держи слово.

Кэ Цин хотела сбросить вызов, но голос Тартальи остановил её.

— Кэ Цин?

— Что еще?

— Если Скарамучча… или его друзья… начнут её доставать. Или если ей станет хуже… Напиши мне. Пожалуйста. Я буду держаться подальше, но я хочу знать, что она в порядке.

В его голосе было столько неподдельной тревоги, что Кэ Цин на секунду замешкалась. Она ненавидела признавать это, но он действительно переживал, хоть и был тем еще дураком.

— Я подумаю, — коротко бросила она. Она нажала «отбой» и спрятала телефон в карман худи.

«Один идиот разбил ей сердце, второй — пытается склеить, но только больше режет ее осколками, — подумала Кэ Цин, возвращаясь в комнату. — Бедная Люмин».

Вернувшись в комнату, Кэ Цин убедилась, что Люмин все так же крепко спит. Дыхание подруги стало ровнее, хотя лицо все еще горело лихорадочным румянцем.

Кэ Цин села на соседний стул и достала свой телефон. Палец завис над иконкой мессенджера. В общем чате, где состояли все их общие друзья, висело устрашающее количество непрочитанных сообщений — «+452».

Она выдохнула, приготовившись к худшему, и открыла чат. рокрутив ленту на несколько часов назад, она нашла момент, когда «бомба» взорвалась.

Скарамучча

Всем спасибо за вечер. Жаль, что он закончился так.

Тома

Эй, ты чего? Вы куда пропали с Люми?

Итто

Мы собирались в караоке, вы с нами?

Скарамучча

Я — нет. А Люмин, наверное, занята. У неё теперь новая компания.

Синобу

О чем ты?

Скарамучча

Спросите у неё, как она провела время в бассейне с Тартальей. Пока я искал её, чтобы помириться, она развлекалась с ним в воде. Я не собираюсь терпеть измену. Мы расстались.

Кэ Цин сжала телефон так, что побелели костяшки пальцев. «Сволочь», — подумала она. — «Какая же расчетливая сволочь. «Пока я искал её, чтобы помириться»? Серьезно?!»

Дальше шел хаос.

Итто

ЧЕГО??? С ТАРТАЛЬЕЙ? Ты серьезно щас?

Тома

Скара, погоди. Ты уверен, что все правильно понял? Это на Люмин совсем не похоже. Вы оба были на взводе…

Синобу

Скара, где сейчас Люмин? Ты оставил её там?

Скарамучча

Ах, так вы теперь её защищаете? Я пишу, что видел их вместе, а вы мне не верите?

Отличные друзья. Спасибо за поддержку…

Скарамучча вышел из чата

Итто

Эээ… че это было?

Тома

Он пьян и на эмоциях. Но блин, если он её там оставил… это плохо.

Янь Фэй

Я звоню Люмин, она не берет. Что вообще произошло на этой вечеринке. @Кэ Цин, может у тебя получится дозвониться?

Синобу

Надо ждать утра. Скара сейчас наговорит, а потом жалеть будет. Главное, чтобы Люмин была в порядке

Кэ Цин, читая это, почувствовала странное облегчение, смешанное с еще большей злостью на Скару. Его план настроить всех против Люмин провалился. Друзья не дураки. Они знают, кто из них двоих королева драмы, а кто — адекватный человек.

Но сам факт того, что Скарамучча попытался «утопить» Люмин, а когда ему задали логичные вопросы — сбежал, хлопнув дверью, говорил о нем красноречивее любых слов. Кэ Цин решила остановить панику.

Кэ Цин

Для всех, кто волнуется: Люмин у себя, она заболела (температура 39). Скара бросил её одну, мокрую на морозе, поэтому она сейчас не в состоянии отвечать на этот бред. Никакой измены не было. Скара увидел то, что хотел увидеть.

Спасибо тем, кто включил голову и не поверил в эту чушь сразу.

Тома

Как хорошо, она дома. Кэ Цин, если что-то нужно — пиши. Я попробую поговорить со Скарой, когда он протрезвеет

Итто

Во дает… Ну Скара дает. Передавай мелкой, чтоб выздоравливала! Мы за неё!

* * *

Скарамучча метался по комнате, как загнанный зверь. Он уже трижды проверил телефон. Тишина. Абсолютная, звенящая тишина, от которой закладывало уши.

Мона сидела за столом с чашкой кофе и наблюдала за ним с растущим раздражением. Её терпение было не бесконечным. Он приперся к ней посреди ночи, мокрый, злой, нёс какой-то бред про бассейн, переспал с ней, а теперь вел себя так, будто она — мебель.

— Ты можешь сесть? — наконец не выдержала она. — У меня от твоего мельтешения голова кружится.

Скара резко остановился и посмотрел на нее безумным взглядом.

— Почему она не пишет? — спросил он, скорее у пустоты, чем у Моны. — Она всегда пишет. Даже когда я виноват, она пишет первая. А тут…

— Может, потому что ты её бросил? — язвительно предположила Мона, делая глоток кофе. — Обычно после этого люди не пишут.

— Нет, ты не понимаешь! — он взъерошил волосы. — Если она молчит, значит, ей есть что скрывать. Значит, она сейчас с ним! Точно с ним. Утешается в объятиях этого рыжего ублюдка. Я так и знал!

Он схватил со стола пачку сигарет, но руки дрожали так сильно, что он не мог вытащить ни одной. В голове крутилась навязчивая мысль, от которой становилось холодно в животе: «Что, если там ничего не было?»

Картинка всплыла перед глазами: Люмин, дрожащая, в мокрой одежде, смотрит на него с мольбой. «Скара… Ничего не было!»

Если она говорила правду… то он оставил её там одну. Ночью. В мороз. Она могла заболеть. С ней могло что-то случиться.

«Нет!» — он с силой ударил кулаком по стене, заставив Мону вздрогнуть. — «Я видел! Я видел, как он на неё смотрел! Она хотела этого! Она предательница!»

Ему нужно было верить в это. Иначе вина сожрет его заживо. Ему нужно было ненавидеть её, чтобы не ненавидеть себя.

— Эй! — Мона встала, с грохотом поставив чашку на стол. — Хватит ломать мою квартиру! Если ты так по ней убиваешься, то вали к ней!

— Заткнись! — рявкнул Скара, поворачиваясь к ней. Его лицо перекосило от ярости. — Я не убиваюсь! Я просто… я просто в бешенстве от того, что меня водили за нос!

— Ты в бешенстве, потому что облажался, — холодно отрезала Мона. — Ты пришел ко мне, чтобы доказать себе, что ты крутой и независимый. Но ты жалок, Скара. Ты стоишь тут, в моей спальне, и думаешь только о ней. Это унизительно. Для меня. Я не собираюсь быть запасным вариантом. Пошел вон. И не приходи, пока не придешь в себя.

— Ой, да кому ты нужна, Мона… Один раз поцеловались, и ты думаешь, у нас любовь до гроба? Чего вообще приехала, из-за тебя всё это и началось!

Звук пощечины был звонким и коротким. Голова Скары дернулась в сторону.

— Вон, — тихо сказала Мона. Её глаза горели ледяным огнем.

Скарамучча замер, прижав руку к щеке. Реальность начинала просачиваться сквозь пелену его безумия. Он умудрился за 12 часов потерять девушку, рассориться с друзьями, а теперь его выгоняла даже любовница.

— Да пошла ты, — бросил он, хватая свою куртку. — Больно надо.

Он вылетел из квартиры, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка. Оказавшись на лестничной клетке, он снова схватился за телефон

«Ну же, Люмин. Напиши хоть слово. Напиши, что я козел. Напиши, что ненавидишь. Только не молчи», — но экран оставался черным.

* * *

Скарамучча влетел в ВИП-комнату их любимого бара, где даже днем царил полумрак. Дотторе и Синьора уже были там. Дотторе лениво листал что-то в планшете, попивая эспрессо, а Синьора с идеальным маникюром помешивала коктейль.

— О, явился именинный сюрприз, — протянул Дотторе, не поднимая глаз. — Мы уж думали, ты не придешь. Стыдно, небось?

— Заткнись, Дотторе. Мне нужна выпивка, — Скарамучча рухнул на диван, игнорируя тон друга.

— Тебе нужен намордник, — ледяным тоном произнесла Синьора. Она сняла очки и посмотрела на него тяжелым, недобрым взглядом. — Ты понимаешь, что ты устроил вчера? Это был мой день рождения, Скара. Я планировала шикарную вечеринку, а получила дешевую мыльную оперу с криками и мордобоем в бассейне.

— Она изменила мне! — огрызнулся Скарамучча, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Прямо там! С Тартальей!

— Ой, не начинай, — Синьора поморщилась, словно от головной боли. — Я видела записи с камер, милый. Тарталья полез к ней, она отшатнулась, а потом прилетел ты и начал орать как резаный. Ты испортил мне финал вечера. Половина гостей уехала, потому что атмосферу ты убил напрочь.

— Ты… смотрела камеры?

— Естественно, — усмехнулся Дотторе. — Мы же должны были понять, кто платит за сломанный шезлонг. Спойлер: платишь ты.

— Так значит, вы знаете, что он к ней лез! — Скарамучча ухватился за это как за соломинку. — Значит, я был прав!

— Ты был прав в том, что Чайльд — наглый ублюдок. Мы это с детства знаем, — Синьора закатила глаза. — Но ты не был прав в том, чтобы бросать Люмин там одну и устраивать сцену ревности. Ты мог просто набить морду Аяксу и увести свою девушку домой. Как мужик. А ты что сделал? Разрыдался и убежал?

— Я не рыдал! — взвился Скарамучча.

— Ты истерил, — поправил Дотторе. — И, честно говоря, это было жалко. Аякс, конечно, поступил грязно, подкатив к ней. Но он хотя бы остался разгребать дерьмо, пока ты бежал к Моне зализывать раны. Кстати, как она? Еще не выгнала тебя?

Скара инстинктивно коснулся щеки, которая все еще горела после пощечины Моны. Дотторе заметил этот жест и расхохотался.

— Бинго! И там не сложилось.

— У Моны всегда был сильный удар, — усмехнулась Синьора.

— Вы чьи вообще друзья?! — выкрикнул Скарамучча, вскакивая. — Я думал, «старая гвардия» своих не бросает!

— Мы и не бросаем, — холодно сказала Синьора. — Мы просто говорим тебе правду, потому что остальные боятся твоих истерик. Ты облажался, Скара. Ты испортил мне праздник, ты потерял Люмин, ты получил по морде от Тартальи, затем от Моны, и теперь ты один.

— Тарталья тоже ваш друг, — прошипел Скарамучча. — А он увёл мою девушку.

— Он не увёл, — зевнул Дотторе. — Ты её выкинул. А он просто подобрал. Это разные вещи. В мире хищников, мой друг, нельзя оставлять добычу без присмотра, особенно такую вкусную, как Люмин. Ты расслабился.

— Да пошли вы, — Скарамучча понял, что здесь поддержки не будет. Здесь был только холодный анализ его провала.

— Эй, Скара! — окликнула его Синьора. — В следующий раз, когда решишь устроить драму, делай это не на моем празднике.

Скарамучча вылетел из клуба, чувствуя, как его трясет от бешенства и бессилия. Даже Синьора, которая никогда особо не любила Люмин, сейчас смотрела на него как на грязь.