В руинах (джен)

Траурная процессия, несущая тела на импровизированных носилках из обломков досок, возвращалась в Дом Розали в полном молчании, с видом побитых собак. Ниалл шел впереди, неся Тайренна на руках. Я замыкала процессию.

Нас встречали. Открытие шлюза не могло остаться незамеченным. Новости о постигшей отряд катастрофе бежали далеко впереди. Наверное, дозорные на стене заметили процессию издалека и уже успели поднять на ноги всех обитателей Дома Розали.

Открытые окна пестрели лицами — пораженными, сочувствующими, ошеломленными и — торжествующими. Большинство братьев скорбели вместе с нами, но среди них были и те, кто не мог скрыть мрачного удовлетворения. Кому-то из них Ниалл был как кость в горле. Слишком многим претила его самонадеянность, и теперь они с удовольствием наблюдали за его крахом.

Витриол встречал нас на пороге. Сложив руки на груди, он хмуро взирал на процессию с крыльца снизу вверх.

— Это все плоды твоего воспитания, Флайвил, — процедил он высокомерно. — Я говорил тебе, что ты позволяешь себе слишком много. Я говорил тебе, что законы Храма едины для всех. Но ты считал, что тебя и твоего щенка они не касаются. Не нужно было тебе приводить его сюда!

Этот упырь просто не мог не использовать момент для импровизированной проповеди, тем более что в благодарных слушателях недостатка не было!

Я ждала, что Ниалл ответит… да все, что угодно. Ждала дерзкой отповеди или короткого, хлесткого, уничтожающего ответа… Трикстер свидетель, я бы не удивилась даже если бы он ответил первосвященнику площадной бранью или сбил бы его с ног мощным ударом. Но Ниалл не проронил ни слова. Кузнец-в-Изгнании молчал, его лицо оставалось бесстрастным, но вместо него говорило его тело: опущенные глаза, поникшие плечи, подрагивающие пальцы, крепко сжимающие пыльное одеяние мертвого ученика, гладящие одеревеневшее плечо…

Ниалл как будто признал свое поражение. Признал, что игра окончена и что дело всей его жизни обернулось прахом и дымом. То, что сложно согнуть, легко ломается. Но Ниалл не производил впечатление сломленного — скорее, выкорчеванного бурей могучего дерева.

Показалось ли мне, хотелось ли мне выдать желаемое за действительное, но мрачная покорность Ниалла поумерила пыл у сомневающихся. Плохо скрываемое торжество Витриола снова склонило чашу общественного мнения в пользу проигравшей стороны. Как бы сильно Кузнец-в-Изгнании ни ошибся, что бы ни натворил в попытках обрести утерянный Собор, он раскаивался и терпеливо принимал свое наказание.

Следующие дни были окутаны тяжелым, трагическим молчанием. Пусть Хаммериты и старались относиться к смерти легко, считая ее моментом долгожданной встречи с Создателем, потеря пятерых молодых и полных сил членов ордена выбила из колеи всех. В какой бы вере ни искал утешения человек, смерть никогда не будет желанным гостем в его доме.

Дом Розали затих. Лишь шепотки, словно сквозняки, носились по старому зданию. Слухи о том, что тела совсем не разложились, и даже брат Конрад и послушник Арчи выглядели так, словно умерли всего лишь час назад. Догадки о богомерзком проклятье. И брань в сторону ведьмы, из-за которой Создатель оставил всех обитателей Дома Розали. А может быть, это она сама и пробудила ту страшную силу, которая забирала людей? И все в таком же духе.

Ниалл страдал больше всех, и мы — Шон, Оливер и я — старались не оставлять его без присмотра. Не то чтобы мы считали, что Кузнец-в-Изгнании решит направиться к своему божеству раньше времени — ведь у Хаммеритов такое не поощрялось, — но его поведение нагоняло на нас тревогу. Он выглядел усталым и обескровленным и, похоже, мало спал: я нередко просыпалась от скрипа досок сверху и тоже долго не могла уснуть, слушая треск пола то из одного угла, то из другого.

Вылазки в закрытый квартал прекратились, как и все работы на уже отвоеванных у мрака территориях. Массивные ворота шлюза оставались плотно закрытыми. По вечерам, когда утихал городской гомон, в Доме Розали можно было слышать завывания зомби даже с тех улиц, которые Хаммериты уже давно застолбили как свои. На опустевших строительных лесах ночами посверкивали странные блуждающие огоньки. Что-то хихикало, завывало и стонало во мраке за стеной. Возвращение запретной территории оказалось сродни рытью рвов на морском песке: стоило лишь ненадолго перестать обновлять песчаный вал, и безжалостный прибой тут же уничтожил все плоды долгого и опасного труда. Темная магия снова возвращалась на свое законное место, и челюсти сводило судорогой от постоянного присутствия злой потусторонней воли совсем рядом. Чего-то ужасающего и смертоносного, о чем ни Хаммериты, ни Хранители не знали ровным счетом ничего. Существа, которое приходило в дождливую погоду и вырывало еще трепещущие души жертв прямо из их скорчившихся в ужасе тел.

Ниалл скорбел, горбясь под грузом вины за то, что затеял это самонадеянное предприятие. Больше он не проронил ни слезинки. Молчал. Подолгу сидел на кровати Тайренна, глядя на открытый сундук с его нехитрыми вещами. И сам вызвался готовить своего ученика к погребению. Никто не посмел возразить.

Я снова полулежала-полусидела в кресле перед камином, отстраненно пялясь на пляшущие языки пламени, когда раздался стук в дверь. Не Ниалл. Он барабанит в дверь так, что, кажется, вот-вот раздастся грозный окрик: «Вы окружены! Выходите по одному с поднятыми руками, и никто не пострадает!». Но этот стук был легким и дробным, как звук падающих на пол стеклянных шариков.

— Войдите, — крикнула я, не отрываясь от затухающего танца рыжих всполохов.

— Привет.

— А, это ты, Шон. Привет.

Я не пошевелилась. Не повернула голову в его сторону. Это не Ниалл. Значит, мне плевать.

Инженер присел на корточки рядом со мной.

— Как ты?

— Плохо. А ты?

— Не лучше, — он немного помолчал. — Ниалл зовет тебя.

Мы встретились в холодильной камере, где тела погибших дожидались своего последнего путешествия. Тайренн лежал отдельно, почему-то накрытый теплым одеялом, а не ткаными погребальными полотнищами, как остальные. Кто-то отцовским жестом укрыл от холода мертвого юношу, которому уже было все равно. И заботливо подоткнул одеяло. На глаза навернулись слезы.

Я вспомнила, как послушник шептал, еле шевеля губами: «Я не хочу умирать!».

Но это все же произошло. Юркий, как капелька ртути, наивный и в то же время мудрый, Тайренн теперь лежал на импровизированном смертном одре из нескольких составленных ящиков. Мы, считавшие себя взрослыми, сильными, опытными и знающими, не смогли уберечь его.

Ниалл стоял в темном углу, не шевелясь, как каменный истукан. Я знала, что ничем не могу утешить его, но все же мне захотелось обнять его, подставить плечо, в которое можно было бы выплакаться, и жестом утешения прикоснуться к густым черным волосам. Вместо этого я опустила голову и тихо, почти шепотом, проговорила:

— Здравствуй.

Ниалл громко вздохнул.

— И ты здравствуй. Я считаю, что ты имеешь право попрощаться с ним.

— А вот остальные так не думают, да? — взвилась я, но тут же одернула себя. Сейчас не время для выяснения отношений. Настала пора скорби и запоздалых сожалений.

Я опустилась на колени рядом с телом Тайренна. Бледно-серый, оледеневший, он лежал передо мной с подвязанной челюстью и двумя тяжелыми ритуальными монетами с символом молота на глазах. Никто не смог до конца убрать леденящий душу оскал страха с его лица.

Рядом с телом, на небольшом ящике, стояла миска с водой, в которой плавал кусочек красной ткани.

— Когда мы провожаем братьев в последний путь, близкие люди проводят ритуальное омовение. Ты тоже была для него близким человеком, и должна принять в этом участие. Просто возьми ткань из миски и коснись его рук.

Я откинула одеяло. Мертвые ладони стиснули священный символ в оставшейся без ответа просьбе помочь и защитить. На них виднелись пустые бескровные раны: Тайренну надрезали сухожилия, чтобы распрямить, наконец, застывшие руки, прижатые ко рту. Вот только обмыли его не очень тщательно. Я коснулась серебристой пыли на мертвом лице, и только потом осознала.

— Это же седина! — выпалила я.

— Он поседел везде. Каждый волосок, — глухо отозвался Ниалл.

Я закрыла лицо руками. Как будто услышав мои молчаливые мольбы, Кузнец-в-Изгнании накрыл лицо своего ученика одеялом и тронул меня за плечо.

— Пойдем. Мертвым наши слезы ничем не помогут.

В полном молчании мы вышли в небольшой закуток перед холодильной камерой. Думаю, что мы оба в этот момент задавались вопросом о том, с каким же порождением тьмы мы столкнулись? Да по сравнению с этим чудовищем огненная тень казалась просто невинным младенцем.

— Спасибо, что остаешься рядом, — неожиданно нарушил молчание Ниалл все тем же блеклым голосом.

— О чем ты? Я всегда готова тебя поддержать… — робко начала я.

— Я не нуждаюсь в твоей поддержке, — отрезал Ниалл, но тут же поправился, видимо, увидев мой разинутый от возмущения рот. — Я знаю, о чем вы все беспокоитесь. Этого не случится, по крайней мере, до тех пор, пока я не отправлю эту тварь туда, где ей самое место. Я больше не дам никому уйти туда. Никогда и ни за что.

Я снова вспомнила тот всепоглощающий страх, который накрыл меня в переулке, и гримасу на лице Тайренна. Почему-то слова Ниалла, хоть и были произнесены с его обычной уверенностью, на этот раз не возымели на меня никакого действия. Глупый, самоуверенный Хаммерит, который считает, что молот и молитва защитят кого угодно от чего угодно.

Для того, чтобы справиться с обитающим в особняке созданием, нам потребуется что-то более серьезное. Куда более серьезное.

Тайренн навсегда покинул Дом Розали на похоронных дрогах на третий день, после всех необходимых ритуалов. На наше счастье, несколько следующих дней хоть и были пасмурными, но без дождя. Иногда в отдалении рокотало, на горизонте собирались темные тучи, и робкие капли падали в сухую городскую пыль, но в итоге облака обходили нас стороной, проливаясь где-то за городом.

— Скажешь что-нибудь? — вполголоса обратился ко мне Шон, когда мы шли обратно.

— В последний день не будет слов, — пожала плечами я.