ГП и Ткач-недоучка (гет)

Камин перебросил меня в Хогсмит неожиданно быстро — не успел я продрогнуть в сером зимнем небе, а чёрный зев трубы уже распахнул свою гостеприимную пасть, так что осталось только сгруппироваться. Пол ударил в подошвы, я отряхнул налипшую сажу (они принципиально камин не чистят, да?), и шагнул в снежный вечер, который распростёрся над деревней.

По улицам ещё бродили галдящие школьники, призывно светили уютным светом окна магазинчиков и кафешек, но сумерки уже начали красить в вечерний багрянец низкие облака. Посвежел воздух, и морозец, днём практически незаметный, уже начал пощипывать уши да царапать горло — самое время для возвращения в тепло факультетской гостиной, поближе к жаркому пламени и глубоким креслам.

Поэтому я не стал тратить время на разглядывание надоевших красот магической деревушки, а потопал домой, в Хогвартс. Пока я веселился в Лондоне, снег успел засыпать тропинку, и теперь аппетитно хрустел под ногами. Усилившийся сразу на выходе из деревни ветерок освежал разгорячённое лицо, а ладонь согревала палочка. Моя! Единственная!

Потом я увидел впереди одинокую фигурку в гриффиндорской мантии, ускорил шаги, и широко улыбнулся, когда понял, кто это.

— Гермиона!

Девушка вздрогнула, явно вырванная из своих мыслей, не слишком весёлых судя по её позе, обернулась, но не успела сказать ни слова, как я подхватил её на руки и закружил.

— Гермиона, как я рад тебя видеть!!

— Колин?? — пискнула порозовевшая девушка. — Ты что??

— Гермиона, у меня есть волшебная палочка!

— Правда? — она расслабилась в моих объятиях, улыбнулась, но тут же вспомнила, где находится:

— Но, Колин, ради этого не стоит поднимать меня на руки!

— Почему? Я так рад, Гермиона!

— Потому что мы не одни, Колин. Опусти меня, пожалуйста.

Я вздохнул, поставил девушку на землю, расцепил объятия:

— Так лучше?

— Не обижайся, — улыбнулась моя красавица, и тут же сунула холодную ладошку в мою. — Извини, Колин, но так будет лучше. Я ещё не готова проявлять свои чувства так... так ярко!

— Что-то случилось?

Она вздохнула, опустила голову, пряча глаза. Но тут же решительно махнула головой, подняв на меня взгляд.

— Ничего особенного, привычная ерунда. Идём лучше в замок, погреемся у камина.

И почти сразу же блеснула озорной улыбкой:

— А по дороге ты мне расскажешь всё про палочку. Что на этот раз тебе предложил Олливандер?

— Хо-хо-хо, госпожа Ходячая Энциклопедия, держись за меня крепче, ибо новая информация может свалить тебя с ног! Хо-хо-хо!

Мой незамысловатый косплей Санта Клауса её по-настоящему рассмешил:

— Я стою на ногах крепче, чем можно подумать, мистер Начинающий Рунолог! Ничто не может выбить у меня почву из-под ног!

— Тогда слушай...

И я рассказал ей историю с волшебной палочкой, умолчав о тех нюансах, что скрывал Обет. Удалось обойтись без удушья и мучительного кашля, а наградой мне послужило ошеломлённое лицо Гермионы — она действительно не подозревала, что совсем рядом какой-то любитель делает палочки не хуже признанных мастеров. Она даже не заметила, как обе её ладошки оказались в моих хитрых руках.

— Подожди, — она выскользнула из объятий ровно в тот момент, когда я начал тихонько млеть от девичьего тепла. — Ты хочешь сказать, что любитель превзошёл Мастера?

— Нет, не любитель, а такой же Мастер, который просто вышел за пределы своей узкой деятельности.

— Я должна её увидеть! — решительно заявила Гермиона и протянула руку. — Покажи!

Залюбовавшись блеском её удивительных глаз, я без задней мысли протянул умклайдет моей красавице. Что этого делать не следовало, я понял сразу — палочка налилась зловещим багрянцем, взмыла над протянутой ладонью, и оплела тонкие пальчики сеткой полупрозрачных разрядов. Это что за Палпатиновская хрень?!

Гермиона выгнулась, словно от удара током, рухнула на тропинку, белее снега под ногами.

— Гермиона?!! — я упал на колени, схватил её ладони, похолодевшие так, словно их держали в ледяной воде, — Ты как?!

— Не знаю... — прошептала она, не открывая глаз — слабость, и голова кружится...

Я лихорадочно закрутил головой по сторонам: на окраине Хогсмида виднелись фигурки школьников, которые только вышли за границы деревушки. Запретный Лес привычно чернел зловещей темнотой, а до Замка было ещё далеко, и с этой стороны на нас никто не смотрел.

Для безопасности я огляделся ещё раз, подхватил любимую на руки. Идти далеко, а после волшебного удара она не то что идти, она даже ползти не сможет. А ведь ещё по лестницам на восьмой этаж карабкаться! Так что я покрепче прижал бледную девушку, накинул Полог невидимости, и поплыл к привычному окну в Гриффиндорской башне.

Привычной жерди под ногами не было, но я просто представил, что она есть — упругость опоры, попытка самодельного артефакта выскользнуть из-под ступней, волны магической материи, которые неудержимым прибоем наплывают и проходят сквозь меня, Гермиону, пространство под ногами... И когда снег вдруг прыгнул вниз, а нижний дань-тянь тупо заныл от нагрузки, я понял, что всё получится.

Холодный ветер быстро заставил лицо онеметь, хватал ледяными пальцами за горло, как я ни старался закрыть нас обоих «тепловой подушкой», и только обострившаяся интуиция позволило почувствовать чей-то недобрый взгляд, что уставился нам в спину из Запретного Леса. Ощутив это холодное давление на магическую оболочку, я успел удивиться, что на кого-то не подействовали такие надёжные чары, и на автомате рванул в сторону от привычного карниза, чтобы не показывать наше с любимой укрытие.

Описал широкую дугу, выйдя на тыльную сторону башни, и как только ощущение недоброго взгляда пропало, нырнул в первое подходящее окно, потому что холод уже основательно заморозил тело. А что говорить про бедняжку Гермиону?!

Заклинание «тепловой подушки» в оконном проёме сорвало всё моё предыдущее волшебство, банально перегрузив магическую оболочку, так что дальше пришлось нести девушку, стараясь не закапать её кровью из носа — всё равно осталось немного. Моя красавица к этому времени начала потихоньку приходить в себя (холод — лучшее лекарство!), но попыток вырваться из объятий не принимала и глаз не открывала. Так что я добежал в нашу мини-библиотеку, послал импульс-желание в камин, чтобы активировать огонь, и опустил девушку в кресло.

Пламя радостно заплясало на дровах, те затрещали на всю комнату, овеществляя созданную ранее мыслеформу, и нас обволокло тепло волшебного очага, уютное, словно бабушкино одеяло. Я облегчённо выдохнул, опустился на колени возле любимой, смахнул с лица признаки магического перегруза, чтобы её лишний раз не тревожить, незаметно глотнул Восстанавливающее из ковчежца на поясе.

Зелья там буквально на один глоток, как раз для подростка, но сразу же, как волшебная жидкость попала на слизистую рта, тупая боль в низу живота растворилась, тело приобрело лёгкость, а в глазах прояснилось.

Гермиона тем временем настолько пришла в себя, что непослушными пальцами расстегнула воротник мантии, протянула к огню ладошки. Покосилась на мою взволнованную физиономию, произнесла негромко:

— Знаю тебя всего пару месяцев, а на руках ты меня носишь больше, чем какой-либо другой мужчина.

— Я готов носить тебя на руках всю жизнь, — вздохнул я. — Пока смерть не разлучит нас...

Щёки девушки порозовели, уголки губ дрогнули в едва заметной улыбке, и я остро пожалел, что в руках нет фотоаппарата — какой удивительный красоты кадр пропадает! Густые волосы обрамляли нежное лицо, словно рама — образ великого мастера, в глазах плясал блеск каминного пламени, а улыбка ничем не уступала Джокондовской. Мгновенье, остановись!

— Что это было, Колин? — Гермиона перевела взгляд на меня, и я чуть не утонул в её глазах. — Что меня так ударило?

— Моя прелесть, — попытался улыбнуться я непослушными губами. — Моя новая волшебная палочка.

— Позволишь посмотреть на неё ещё раз? Я хочу понять, что случилось.

Я неохотно вытащил палочку из кобуры, — ту столяр вручил, как подарок, — повесил её в воздухе. Она замерла над ладонью, стала медленно кружиться в воздухе, словно я решил поиграть нею в «бутылочку».

Видимо, нечто подобное пришло и в голову Гермионы, потому что лицо её осветила озорная улыбка, которая пропала, как только девушку протянула руку. Мой своенравный умклайдет развернулся к ней рабочим концом, и по палочке пробежали искорки, словно предупреждая: не трогай, ударю!

Гермиона закусила губу, отвела руку, и палочка вновь закружилась над раскрытой ладонью.

— Почему она так странно себя ведёт?

Я вздохнул — поймёшь ли ты, что я хочу сказать, не нарушая обетов?

— Наверное, потому что ты — девушка. Великая Богиня и её брат Великий Охотник терпеть друг друга не могут, воплощая в себе изначальный дуализм мира, а ветку для палочки я получил от Дуба, который в нашем лесу используется кентаврами, как проявление Охотника.

— И я никогда не смогу её потрогать?

— Почему же? Чем дольше мы вместе, тем больше она к тебе привыкает. Думаю, чуток терпения, и через какое-то время она ляжет в твою ладонь. Другое дело, что колдовать ты этим артефактом вряд ли сможешь...

— Она красивая... — прошептала Гермиона. — Смотрю на неё, и становится на душе тепло от такой красоты...

Девушка медленно опустила веки, откинула голову на спинку, и тихо задышала. По палочке всё ещё пробегали искорки, но руку я убрал, и теперь она висела в воздухе между нами, очень похожая на то «коромысло Морены», которым невыразимцы проверяли наш дом после атаки Пожирателей. Без особых усилий я видел, как палочка изменяет магическую оболочку девушки, словно стараясь загладить мою вину.

Почему это мою? Ну так я же позволил чужим пальцам её коснуться!

Потом сонливость накатила и на меня. Я подвинул поближе ещё одно кресло, устроился поудобнее, и опустил веки — тепло магического огня, дыхание любимой девушки рядом, и её пальчики в моей ладони — всё это наполнило душу умиротворением и спокойствием, которые быстро открыли дорогу в объятия Морфея.

Уже сквозь сон я то ли почувствовал, то ли пережил во сне, как пальчики выскользнули из ладони, как прошуршала мантия, на лице почувствовалось лёгкое дыхание, и на губах осталось тепло поцелуя. Но я не стал открывать глаза и выныривать из глубин сновидения — а вдруг это только сонные мечты? Если так, то пусть они остаются со мной подольше...

На следующее утро я постарался сбежать из спальни пораньше, так как желание попробовать новое приобретение буквально выталкивало из кровати. Хоть и вернулся я в дормиториум после отбоя, и долго ещё ворочался в постели, бороться с желанием встать так рано не было сил. Поэтому как только стало ясно, что веки больше не сомкнутся ни за какие коврижки, что одеяло стало вдруг колючее, а подушка кусучая, осталось мне только выкарабкиваться из тёплой постели в прохладу общей комнаты.

Не знаю, как у других ребят, а в нашей школьной келье по-настоящему холодно не было никогда. Да, печи в спальнях отапливаются из местного бюджета, и дрова в них подкладывают невидимые эльфы, но мне чуток поделиться магией с ушастыми коротышками труда не составляло, поэтому в нашей печке всегда хватало свежих поленьев. Даже ночью.

Я торопливо умылся, нацепил школьную форму, дабы потом не бегать по этажам, и нырнул в тишину утреннего замка, в котором слышно только собственные шаги, да ворчание просыпающихся портретов. Обожаю это время — можно представить себя полноправным хозяином Замка, который обходит свои владения утренним дозором.

Ноги меня несли к Часовой башне, и в коридоре четвёртого этажа я свернул в переход, который соединял корпуса крытым туннелем. В этом каменном коридоре, брошенном сквозь многометровую пустоту, всегда гулял ветер, и даже в самые жаркие дни царила прохлада. Теперь же здесь здесь был просто дубарь, по причине которого школьный народ сюда заглядывал только по необходимости. И поэтому же я выбрал это место для эксперимента с палочкой.

— У меня получится! — выдохнул я, когда пузырьки радостного предвкушения заполнили всё тело. — Эксперто Патронум!

Палочка выпустила облачко серебристого тумана, который тут же принял форму бублика, и уплыл в синюю даль. Эй, это что за дела, палочка, — ты куришь??

— Эксперто Патронум!

И снова появилась серебристая дымка, на этот раз явно более плотная. Ага, иду в правильном направлении, только надо ещё чего-нить добавить. Но что?

Я сконцентрировался на максимальном расслаблении тела, опустил сознание в стопы, чтобы энергия Земли беспрепятственно проникала в Юн-Цюань. И сразу же растянул её поток вдоль позвоночника до самой головы, распахнув напором свежей энергии Точку Императора на темени — начинающие часто забывают про неё, а потом жалуются то на головную боль, то на гипертонию. Однако сейчас, после активизации крайних киноварных полей осталось лишь включить центральное, объединить противоположности, соединив их Любовью-Равновесием.

Палочка вздрогнула в руках, и я даже не успел раскрыть рта, как передо мной в морозном воздухе появился суслик-байбак, толстощёкий, со складками меха на выдающемся пузе. Что-о?? Это у меня такой патронус?!

Суслик пискнул, подмигнул, крутанул сальтуху в воздухе, и замер перед глазами пухлым медвежонком — вомбатом. Я осторожно протянул к нему руку, тронул серебристый мех, почувствовал, как пальцы погружаются в упругое сияние магического сгустка. Ну, вомбат — это ничего, вон какие когти имеет — любого дементора порвут. Или расстреляет из задницы своими кубиками из волшебного дерьма — подозреваю, оно будет действовать на нежить, как разрывные пули.

Вомбат фыркнул, забавно пошевелил усами, и полез мне на руки. Я тут же ощутил, что призрачное создание довольно увесисто, несмотря на всю его эфемерность. Однако патронус не захотел сидеть смирно, тут же вскарабкался на плечо, оттуда мне на макушку — Точка Императора отреагировала на это тупой болью, — а потом исчез в яркой вспышке с громким хлопком. Голова загудела от волшебного удара, на глаза набежали слёзы. Предупреждать надо, блин!

Ещё не удалось протереть до конца гляделки, как пальцы задели нечто упругое, что появилось перед лицом. Я проморгался, и вздохнул, когда увидел перед физиономией здоровенного паука — осу, ярко-жёлтого в чёрные полоски. Ну здравствуй, Аргиона Бронниха, что-то подобное я и ожидал...

Паучок, а скорее, здоровенный паук в две моих взрослых ладони величиной, закачался перед лицом, и я , поддавшись неожиданному импульсу, погладил его волосатое пузо. Паук засучил лапками, задёргался на паутинке, и я осознал вдруг, что ему щекотно, что он смеётся. Экий ты у меня чувствительный, мохнатый дружок.

Я продолжил щекотать своего патронуса, — кто ещё может похвастаться таким? — тот едва не верещал от удовольствия, и когда мне показалось, что, пожалуй, хватит, членистоногий сгусток магической энергии ка-то странно передёрнулся всем телом, вытянулся вдоль паутинной нити и исчез.

А передо мной возникло растение — крепкий толстый стебель с розеткой кожистых листьев у основания, короткие палки-корни, а на вершине стебля большой жёлтый цветок, чем-то напоминающий подсолнух.

Подсолнух??!

Цветок на стебле вздрогнул, качнулся из стороны в сторону, и отростки корней застучали друг о друга, словно пытаясь передать какое-то сообщение. Их звук — сухой, звонкий, — напомнил перестук эскримадоров, когда бойцы филиппинских школ палочного фехтования выходят в круг, и начинают проверять крепость духа свою и партнёра, мутузя друг друга ротанговыми дубинками.

Пока я разглядывал цветок-переросток, который мягко покачивался над моей головой, палочки-корни беспокойно зашевелились, будто застоявшийся пёс нервно перебирает лапами, и цветок выдвинул из пучка ярко-жёлтых лепестков длинный зелёный хлыст, который затрепетал в воздухе.

— Ну здравствуй, триффид, — выдавил я пересохшим от волнения горлом. — Вот уж кого не ожидал увидеть, так это тебя...

По цветку-убийце пробежала дрожь, он затарахтел корнями, приблизился ко мне, и наклонил вперёд чашу цветка. Признаюсь, от страха я закрыл глаза — кто не читал про триффидов?!

Несколько мгновений ничего не происходило, только беспокойно тарахтели сигнальные отростки, потом этот нервный ритм замедлился, стал размеренным, и я ощутил на лице очень нежное, едва уловимое жжение. С чем это можно сравнить? Наверное, с ситуацией, когда к тебе ластится крапива-переросток, выросшая на твоём заднем дворе, и получившая эмоции молодого щенка. Она понимает, что может ранить хозяина, но старается изо всех сил этого не делать.

— Ну и что мне с тобой делать? — улыбнулся я, и прижал к груди удивительно тёплый стебель. Тело сразу же охватила радость — действительно щенячья, искристая, бурлящая энергией, как пузырьки газа в бокале шампанского. Она заполнила каждую клеточку моего тела, и я отдался этому потоку всеочищающего оптимизма...

— Ну как, Колин, теперь получше? — услышал я знакомый голос. Он пробился сквозь гул крови в ушах, сквозь молоточки боли, которые рассаживали виски изнутри, и я попробовал сконцентрироваться на ощущениях странно онемевшего тела. Было тепло, особенно груди и рукам, а ноги почему-то не чувствовались вовсе.

— Подожди минутку — я протру тебе лицо, и ты сможешь открыть веки. Сейчас они склеились от крови. Подожди...

Аккуратное касание ко лбу, щекам, закрытым глазам принесли облегчение, и медленные, словно после наркотического опьянения, мысли зашевелились быстрее. Так, где я нахожусь, и почему рядом Луна?

— Вот, теперь можно открывать глаза. Давай, Колин.

Я послушался девичьего приказа, осторожно поднял веки — мы оказались в том же проходе, только ветер немного поутих, да Солнце поднялось значительно выше по небосклону. Это ж сколько меня не было в теле??

— Только не шагай, пожалуйста — ноги сломаешь, а у меня костероста нет!

Я мягко отодвинул девушку, которую всё это время сжимал в объятиях, посмотрел вниз, и вздрогнул от неожиданности, когда увидел, что ноги примерно по середину голеней ушли в каменный пол. Да они в него вросли!

— Не знаю, чья это была шутка, но я её убрать не смогла, — нахмурилась Луна. — Даже наши семейные заклинания не помогли. Я хотела бежать к директору, но подумала, что надо тебя очнуть предварительно, а то придёшь в себя, задёргаешься, и что-нибудь испортишь.

— Давно ты здесь со мной? — прохрипел я пересохшим горлом. Девушка пожала плечами:

— Не знаю. Наверное, целый урок прошёл, пока тебя отогрела. У меня даже стопы начали замерзать.

— Как ты меня нашла?

— Нарги привели, — безмятежно улыбнулась Полумна. — Я искала подходящий для лунного танца класс этажом ниже, и увидела, как из потолка над головой выскакивают нарглы. Они выглядели очень беспокойными, да и само появление вдали от людей мне показалось странным. Я пошла проверить, что случилось, и увидела тебя.

Тебя тоже учили лунным танцам? Да нет, что я говорю, ты ведь из обычных людей, вы не знаете, что это такое... Но может, кто-то из предков запомнил, и передал? Просто ты стоял в идеальной позиции «жениха» — лицо отрешённое, поток силы прямой, по рукам стекает Благодать, — хоть сейчас венок на голову! Хотя, кажется, род МакГонагал наследие сиддхе воспринимает с неодобрением. Ладно, я иду за Дамблдором!

— Подожди, — вытолкнул я последние слова перед тем, как погрузиться в себя. — я попробую сам разобраться...

Снова вдох — выдох, быстрый контроль внутренних и внешних оболочек, проверка пунктов входа и выхода. Блин, и почему я не удивлён?! Реально ведь врос, — мастер, чтоб меня, укоренения! Сколько раз я «уходил» ногами в почву, когда медитировал в той жизни! Открываешь Юн-Цюань, подрабатываешь стопами, и шаг получается очень устойчивый, с опорой, такой, что не каждая подсечка сможет ногу от пола оторвать!

Вот только опять забыл я, что здесь вчерашние мечты оказываются обыденной реальностью. Ну и ладно, в следующий раз буду внимательнее.

Я сосредоточился на нижнем дань-тяне, толкнул энергию в ноги, ощутил, как они растворились в теле Замка — так он меня подкачивал, чтоб я от истощения не сдох! — стянул их в обычные границы, и перекрыл доступ энергии снизу. Потом поднял к груди правое колено, левое (тут пришлось преодолевать какое-то сопротивление даже, труднее пошло, чем правое), оттолкнулся от основы, и сразу же стукнул подошвами в холодную замковую твердь.

— Спасибо, Луна, — обратился я к довольной девушке. — Ты мне очень помогла.

Она безмятежно улыбнулась:

— Ты хороший человек, Колин Криви. Мне не хочется, чтобы ты стал ещё одним привидением.

Её щёки неожиданно порозовели:

— И ещё мне понравилось обниматься. Ты так здорово теплеешь!

В голове мелькнули неожиданные ассоциации, которые пришлось тут же прогнать от греха подальше.

— Чем я могу отблагодарить тебе за помощь?

Луна задумчиво опустила голову, провела правой стопой по полу кривую линию, медленно произнесла, словно действительно там что-то увидела:

— Дашь мне мяса весной.

— Какого?

— Неважно, — она взглянула мне в лицо своим коронным взглядом — тем самым, от которого, по словам Гермионы, у неё мурашки по спине бегут. — Главное, чтобы свежим. Детёныши фестралов по весне нуждаются в свежей крови, а школьные эльфы много мяса не дают.

— Ага. Мяса по весне. Фестралам. Договорились. Как я узнаю, что пора искать мясо?

— Я позову. А потом мы ещё раз пообнимаемся, хорошо?

Загадочная когтевранка ускакала вприпрыжку по своим непонятным делам, а я побрёл в родную башню — узнать новости, погреться у камина и подумать над тем, куда и как я сегодня вывалился из Реальности ещё один раз.

Но подумать в спокойствии так и не удалось — в тот самый момент, когда тепло живого огня согрело промёрзшее на зимнем ветру тело, и мысли начали заплетаться, — ровно настолько, чтобы осознать необходимость путешествия в койку, дабы не соблазнять старшаков на какую-нибудь пакость со спящим в гостиной телом, — ко мне подсела Гермиона.

Она обдала меня морозной свежестью, — явно по дворику бежала за нарушителями порядка, — прижалась плечом, ударила прямо в сердце взглядом сияющих глаз.

— Я тоже рада тебя видеть, Колин!

— Э?.. — выдавил я глубокоинтеллектуальную сентенцию, и моя красавица засмеялась, глядя на растерянную физиономию. — Поймала!

— На чём, о свет очей моих?

— На твоих привычных речевых оборотах. Не замечал, что регулярно повторяешь одно и тоже?

— О-о! — нахмурился я. Повторяемость ведёт к скуке, надо срочно расширять свой репертуар!

— Да шучу я, Колин, шучу, — махнула она рукой, — не бери в голову. Просто я хотела напомнить, что в субботу мы собираемся на тренировку в сам-знаешь-каком месте.. Придёшь, как обычно, последним?

— А вот это прямо обидно было, — надул я губы, и девушка снова засмеялась.

— Ладно, Колин, мне пора ребят отлавливать, а то Рон опять Выручайку с кухней перепутает.

— Так он же на запах идёт. Положи в Выручайку пирог с патокой, и ты его из коридора всю неделю не выгонишь, пока двери не откроют.

— Интересная идея. Я подумаю об этом!

Моя красавица упорхнула, а я посидел ещё чуток, наслаждаясь памятью о тепле её тела.

А на следующий день я неожиданно для себя открыл, что Рождество уже за дверями. День за днём школа готовилась к празднику, но я всё пропускал мимо сознания, а тут вдруг обнаружил, что в коридорах пахнет хвоей и воском, в коридорах словно из ниоткуда повисли ёлочные гирлянды, блестящие от мишуры и заклинаний, а совы зачастили с пригласительными письмами — у волшебников считается хорошим тоном посадить за праздничный стол пару шапочных знакомых, видимо, как искажённое воспоминание о том, что в христианских общинах за стол сажали случайных бедняков, — и даже я удостоился пары приглашений. Одно пришло от коллеги, «барсука»-фотографа, а вот второе...

Та самая Лиззи, Лизхен, или Элизабет, если очень хочется её позлить, подсела ко мне в библиотеке. Возможно, она даже ушла бы незамеченной, потому что я отчаянно жевал гранит науки, раздолбаем Криви до этого лишь небрежно надкушенный. Да отсохнут руки у автора «Предварительных рассуждений о рунах предков наших, к пользе юных волшебников написанных»! Да обсыпет чесотка пальцы его правой руки, которыми он накарябал эту зубодробительную хрень!

Я так погрузился в этот сборник полезных советов, философских размышлений и душеспасительных сентенций, что сначала даже не понял, почему схему происхождения знаков Футарка нельзя увидеть целиком. Я отодвинул предмет, который закрывал кривой рисунок — автор явно сваял его собственноручно, экономя деньги на хороших резчиках! — списал левый верхний угол, снова увидел помеху на рисунке, убрал её, и осознал, что не один, только когда меня стукнуло по голове что-то увесистое, а знакомый голос гневно прошептал:

— Мистер Криви, к вам обращается девушка! Потрудитесь оторваться от своих занятий!

Я почесал макушку, поднял затуманенный взгляд на розовое от раздражения лицо, выдал на автомате:

— Ты удивительно хороша сейчас, Лиззи. Как ты смотришь на небольшую фотосессию в классе, у окна с древним фолиантом в руках?

Когтевранка поперхнулась непроизнесённой фразой, сверкнула на меня глазами, ещё больше похорошев, толкнула в плечо:

— Не заговаривай мне зубы, Криви, я на это не ведусь.

— Моё дело предложить, — улыбнулся я, полностью вынырнув из пучин волшебной науки. — Но ты зря отказываешься. Фотография — не портрет, она позволяет в буквальном смысле ухватить мгновение, оставить его в памяти навсегда.

— То самое мгновение, которое прекрасно? — хихикнула девушка. — Я знаю про Фауста, он приходится каким-то троюродным родственником баварской ветви нашего Рода.

— Но ты всё-таки подумай про фото.

Лиззи вздохнула:

— Родственники не одобряют столь новомодные веяния, особенно, когда их автором является никому не известный фотограф.

— Узнаю снобизм обладателей «голубой крови». А когда фотограф станет известным, его фотографии повесят в большой гостиной, чтобы каждый гость их обязательно увидел?

— Ты прекрасно понимаешь их способ мышления, — кивнула девушка. — Но я думаю, что мне стоит немного сэкономить для альпийских родственников, и позволить тебе запечатлеть меня, пока твои работы ничего не стоят.

— Обожаю твою искренность, — вздохнул я. — Умеешь ты мотивировать.

Лиззи распахнула глазки в искреннем (ну ладно, почти искреннем) изумлении:

— А смой возможности лицезреть несравненную красоту наследницы старой аристократической семьи тебе недостаточно? Да любой из моих воздыхателей за такую возможность свою лучшую мантию отдал бы!

— Буду честен, моя госпожа, — сокрушённо пожал я плечами, и смахнул несуществующую слезинку. — ваш покорный слуга не относится к числу ваших воздыхателей. Ценителей — да, может, даже поклонников, но не воздыхателей. А посему отдавать мантию не буду, тем более, что она у меня всего лишь от Малкин, так что гордиться нечем.

И учитывая наше временами очень близкое (я поиграл бровями аки старорежимный сердцеед), а можно даже было бы сказать, ТЕСНОЕ знакомство, способен удовлетвориться всего одним невинным поцелуем.

— Ах ты!.. — задохнулась моя собеседница на этот раз совершенно искренне, потом не выдержала, и засмеялась вслед за мной.

Я совершенно безбоязненно позволил себе болтать с когтевранкой, потому что повесил на столик Полог безмолвия, чтобы не отвлекали разные Роны, которые с грацией носорога бродили меж стеллажей с книгами, стонали, обнаружив разыскиваемый фолиант, и не переставали душераздирающе вздыхать во время его чтения. Эта орава молодых слонопотамов со всех четырёх факультетов, загнанная в библиотеку ужасом полугодовых контрольных, мешала сконцентрироваться на и без того сложных текстах. И даже старания мадам Пинс, которая правила библиотечной империей с безжалостностью ассирийского владыки, мало помогала сохранять благословенную тишину. Вот я и начал использовать заклинания из "кабинетной" серии для удобства работы, открыв при случае, что даже пятикурсникам многим они неизвестны. Боже, ты видишь это, и не гремишь??!

— Ты чего хотела-то, Лиззи? — продолжил я, когда мы отсмеялись. — Прости за прямоту, но у меня сложный текст, который надо сегодня законспектировать, потому что на этот поток средневекового сознания целая очередь в затылок дышит.

Девушка посерьёзнела.

— Колин, где ты проводишь Рождество?

— В моей деревне, у приёмных родителей. Сегодня прислали письмо, напомнив, что ждут меня с подарками. В смысле, для меня подарками, мне им дарить нечего, разве что сладости вроде котлокексов — шоколадные жабы там понимания не найдут.

Лиззи расцвела в улыбке:

— Как замечательно! Я так за тебя рада!

— А ты хотела что-то предложить?

Девушка наморщила носик в капризной гримаске:

— Родные хотели пригласить тебя в наш манор на день — другой.

Я вытаращил глаза:

— Чего??

Лиззи смутилась, зачастила нервно:

— Это мой промах, Колин! Я слишком часто вспоминала про тебя в письмах домой, и родственники заинтересовались, что там за гриффиндорский фотограф появился возле их бесценной наследницы.

— Так меня хотели посмотреть, или отпугнуть?

— Думаю, первое. У тебя действительно начали получаться прекрасные фотографии, — я им парочку посылала, — а тут ещё Шенки за тебя встали... Было бы нудное и чопорное сидение за столом, прогулки вокруг манора и осторожное прощупывание тебя, как потенциального сотрудника, слуги или миньона.

— А почему не мужа?

Лиззи недоумённо распахнула глазки, разглядывая меня, как придурка, и неожиданно расхохоталась. Боже, как она смеялась! Когда она запрокидывала голову, и её роскошные волосы тяжёлой волной падали на плечи, как она была хороша!

Потом девушка аккуратно промокнула глаза батистовым платочком (судя по блеску волшебного орнамента, он способен не только слёзы вытирать!), глянула на меня с жалостью:

— Колин, ты такой смешной бываешь иногда. Ну сам подумай, какой из тебя жених? У тебя есть Родовые дары, манор, где можно безопасно растить наследников, портреты предков, где запечатлён опыт и память ушедших поколений? А может, взаимовыгодные связи со старыми Родами? Заметь, при этом я совершенно не вспоминаю про счёт в Гринготсе.

— Не имей сто галлеонов, а имей сто миньонов. Они тебе принесут триста галлеонов... — пробормотал я, слегка переиначив старую поговорку.

— Как хорошо, что ты сам всё понимаешь, — мягко улыбнулась девушка. — Мне тоже бывает иногда жаль, что мы не ровня — от тебя могли бы родиться талантливые дети.

— Вряд ли у нас что-нибудь хорошее получилось, Лиззи, — покачал я головой. — У меня слишком непоседливый характер. Вот закончу школу, и полечу по миру, куда только порт-ключ донесёт.

— Очень мудрое решение, Колин. Ты уже столько ног оттоптал, что лучше тебе действительно куда-то отправиться с Острова лет на десять, чтобы обиды поутихли.

— Я действительно так многим мешаю??

Лиззи вздохнула, погладила меня по плечу. Она меня что — жалеет??

— Вы, кто пришёл из мира не-магов, совершенно не понимаете, что такое древний аристократический Род, и какие пикси роятся в головах его представителей...

Но если говорить о семейных обычаях, то маг совершенно не обязан сидеть дома безвылазно. Даже скороспелки Малфои, которые так срослись с павлинами, что сами на них стали похожи, иногда отправляют мужчин в дорогу.

Я озадаченно почесал затылок — с такой стороны я на волшебную семью не смотрел. Лиззи улыбнулась, достала палочку:

— Ладно, чтобы не обижался на отказ от замужества, я попробую загладить вину. Смотри, — это наша семейная разработка, посторонним не показывай.

На пергаменте, который я использовал для конспекта, вспыхнула ярко-жёлтым сиянием схема, унеслась золотой пылью, оставив на коричневом поле чёрные линии-переплетения.

— В этой книге хватает недомолвок, — пояснила Лиззи, убирая палочку на пояс, — и некоторые важные связки волшебники объясняют только родственникам, из уст в уста. Вот здесь, здесь и здесь, например, автор даёт стандартный вариант, когда «феда» разделена на четыре «семьи». Но если посмотреть по-нашему, можно заметить кое-что интересное. Если увязать с друидами и их алфавитом.

Пользуйся расположением Дома...

— Благодарю, — серьёзно ответил я. — С меня твой портрет, как только найдёшь время для съёмок.

Лиззи ослепительно улыбнулась, и поднялась из-за стола:

— Не буду мешать учёбе, Криви. Я сообщу тебе, когда появится возможность уединиться на пару часов.

Она скользнула к выходу, а я остался со странным чувством, что меня где-то попользовали. Или только собираются?

Но схема, в которой руны были скомпонованы совсем по другому, и показаны дополнительные связи между ними, действительно оказалась полезной, так что на приближающуюся контрольную я начал смотреть с большим оптимизмом.

А Рождество рвалось в нашу жизнь всё энергичнее, вместе со свежим снегом, которого намело за одну только ночь почти по пояс, зачарованными рыбьими пузырями, которыми отдарились русалки из Озера, и которые звенели хрустальными колокольчиками, стоило на них подуть, и ещё запахом яблок, вытащенных откуда-то из подвалов школы. Свежие, словно только что сорванные с веток, они пахли мне летом и полуденным зноем, и совсем не вязались с зимой. Но это не мешало мне уплетать за обе щёки яблочные шарлотки, пироги и прочие булочки — яблоки всегда к месту!

Предрождественская суета больше всего ударила по старостам, потому что привычная активность малявок — первачков усилилась в несколько раз. Ведь предпразничный Хогвартс — это совсем новый Хогвартс, в котором появляются новые комнаты и коридоры, на месте привычных картин и ворчливых портретов возникают новые, и даже вечно дерущиеся статуи рыцарей начинают мычать костельные хоралы, особенно дико звучащие в наполненном магией замке.

Я и сам поддался этой горячке, и вместо того, чтобы сидеть у камина с другом Майклом, часами бродил по этажам с камерой наперевес, или просто садился у открытого окна на подоконник, чтобы послушать тишину зимнего снегопада. Мимо скользили огромные снежные хлопья, порывы морозного ветерка, прорвавшись сквозь «тепловую подушку», щипали лицо, а детские возгласы с внутреннего дворика лишь оттеняли это зимнее спокойствие.

Перед воротами, на обширной эспланаде, народ устраивал настоящие битвы снежками, но здесь, между стенами, на виду учительских кабинетов, школьники опасались устраивать реальные побоища, дабы не подвергать Амбридж искушению запретила ещё и прогулки в снегу. Так что наслаждаться тишиной мне никто не мешал.

Зато вечером, когда я оставался посидеть в гостиной, меня до бешенства доводил Рон. Даже не его вечное нытьё, которое начиналось, как только рыжему обалдую приходилось заниматься чем-то ещё, кроме разговоров о квиддиче или игрой в шахматы. Меня бесило, что он все обязанности старосты перекинул на Гермиону, и стоило мне увидеть, как она с тяжёлым вздохом садится возле своих парней, как непроизвольно сжимались кулаки, потому что контраст между её измученным лицом и смеющейся рыжей мордой заставлял сердце тяжело бухать в груди.

В конце концов это заметили и другие.

— Тебе нравится Гермиона? — однажды спросил меня Лонгботтом, когда мы оказались на одном диване. Остальные места заполонила галдящая толпа, обсуждавшая очередную победу над Розовой Жабой. Та попёрлась за каким-то чёртом на верхние этажи, и попалась в «болото», недавно содеянное близнецами. Сама высвободиться из ловушки она не смогла (подозреваю, по причине психоделиков, добавленных в зелье — уж очень интересные грибочки братья упоминали во время вечерних посиделок), спасли её только Флитвик со Снейпом, которых привёл испуганный завхоз, так что вся школа радостно переживала её позор.

И вот теперь, когда народ вспрыскивал сливочным пивом очередной успех отважных гриффиндорцев, мы оказались на одном диване плечом к плечу. Невилл, прихлёбывая из горла стрёмное волшебное пиво, глядел на смеющиеся лица, и в его глазах играло пламя факультетского огня. В отблесках каминного света, Невилл казался неожиданно повзрослевшим, словно, как и я, прошёл сквозь полосу страданий и потерь.

И не поворачивая головы, расслабленно, словно бы от скуки, он обратился ко мне с таким неожиданным вопросом.

— Да, нравится, — ответил я до того, как успел подумать, надо ли откровенничать.

— Мне Джинни подсказала. Говорит, Колин изменился после лета, другой стал. Про Гарри больше не вспоминает, фотографироваться не зовёт. Я посмотрел на тебя, и мне показалось, что это неспроста.

— Я вдруг осознал, что Гермиона — девушка. Красивая, умная, интересная. А я, как ты понимаешь, мужчина.

— И всё это случилось после того, как твоих...

— Да, после того, как я потерял семью, — спокойно ответил я, и хлебнул пива. Дрянной напиток, сливочное пиво это. Как они его пьют?

— У меня тоже... — выдохнул Лонгботтом.

— Знаю, — кивнул я. — Джинни летом рассказывала, по свежим следам.

— Их тоже пытали Круцио...

Я невольно поёжился, и Невилл почувствовал моё движение. Я пояснил:

— Мне просто повезло, — успел допрыгнуть до его горла, пока отец второго убивал.

— Джинни рассчитывает, что Рон будет с Гермионой.

— Она и мне об этом говорила. Но Гермиону я не отдам. Теперь — нет.

— Я люблю Джинни, — сказал вдруг Невилл, глядя в огонь. Потом повернул лицо ко мне. Я выдержал его взгляд, медленно произнёс:

— Она хорошая девушка. Но любит Гарри, а я люблю Гермиону.

— Тебе повезло, — попытался улыбнуться Лонгботтом. Он отвернулся к огню, ещё какое-то время мы тянули потерявшее вкус пиво из согретых бутылок, потом Невилл одним решительным движением вылил остатки пенной жидкости в горло.

— Я всё, — опустил он бутылку на пол. — Устал за день. Доброго сна, Криви.

— И тебе, Логботтом.

Ещё один гриффиндорский сирота двинул в спальню, и я, глядя в его упрямую спину, подумал, что друзьями с этим парнем мы не будем никогда. Потому что его родителям не удалось дотянуться до горла мучителей...

Выводы из разговора я сделал, но окончательную точку над «и» поставил разговор с Гермионой на следующий день. Когда она сунула записку в карман мантии, я не заметил, и наткнулся на неё только на Рунах, когда мы готовились к контрольной.

— Что это у вас, Криви? — удивилась преподавательница, когда я развернул скомканный отрывок пергамента, и уставился на неровные строчки, явно написанные впопыхах.

— Шпора, мэм, — брякнул я автоматически.

— Что, простите? Какое отношение клочок из кармана имеет к рыцарскому статусу?

— Это сокращение, мэм. «Шпора» от «шпаргалка», чтобы списывать. Но некоторые из них получаются такими длинными, что и рыцарские шпоры позавидовали бы.

Преподавательница снисходительно усмехнулась:

— Маггловские способы здесь не срабатывают, мистер Криви. Неужели вы так волновались, что об этом забыли?

— Вспомнил, когда уже написал. Поэтому и прячу в карман брюк, подальше от соблазна. Зато правило запомнил, пока писал!

— Вот как? — преподавательница опасно прищурилась. — Рассаживайтесь по местам, господа. И, мистер Криви, пожалуй, я присмотрю за вами. Чтобы не возникло соблазна нарушить правила.

— Благодарю, мэм.

Я ухватился за голову в немом отчаянии, народ похихикал, и под улыбку очаровательной мисс Батшебы начался полугодовой тест. Подсказка Лиззи действительно помогла упорядочить хаос в голове, и к своему удивлению, закончил я работу намного быстрее, чем рассчитывал.

Нацарапал последнюю схему перехода руны «Бытие» в «Прочность» (очень полезная цепочка, часто используется в дорогих артефактах, чтобы служили подольше и не рассыпались быстро), с тихим стоном разогнул натруженную спину, огляделся — народ всё больше корпел над пергаментом, хотя некоторые столы уже опустели. Отличники такие торопыги!

— Закончили, Криви? — преподавательница возникла за спиной бесшумно, словно Снейп. Она у него уроки не брала, случаем? Мисс Батшеба у нас дама молодая, хорошенькая, — мог Ужас Подземелий поддаться очарованию молодости, и научить тайнам беззвучного перемещения?

Пока я думал о всякой ерунде, она взяла мой пергамент, бегло пробежала взглядом по каракулям, остановилась на чём-то, мне не видном.

— Обращались за консультациями к мисс Лиззи?

— Да, мэм. Это так заметно?

Преподавательница смешливо фыркнула, став на мгновение молодой девчонкой, весело глянула на меня:

— В ваших работах да, Криви, очень заметно. Разительный контраст. Хотя чего ещё можно было ожидать от наследницы..?

Она нахмурилась, коснулась палочкой контрольной работы, и пергамент с оценкой «Отл.» поплыл к стопке сданных работ.

— Идите отдыхайте, Криви. И не забудьте поблагодарить Лизхен!

И прошептала так тихо, что услышал только я:

— А записку от девушки прячьте в следующий раз подальше!

Гермиону я увидел на третьем этаже, возле окна с видом на внутренний дворик. Место было не так чтобы популярное, потому что неподалёку висела картина с чопорной семьёй, строго наблюдавшей за школьниками в коридоре (эх, не видели школьники эту семейку на последнем матче — я столько новых ругательств от них услышал!), а с другой стороны коридора торчало несколько рыцарских доспехов, и ученики с первых недель Хогвартской жизни учились обходить такие фигуры стороной, потому что в них любил устраивать засады Пивз. Если не хочешь получить жеваной бумагой в затылок, или получить пузырёк несмываемых чернил на волосы, не поворачивайся спиной к рыцарям!

Так что Гермиона сидела в полном одиночестве, и что-то писала в толстой тетради-ежедневнике. Услышав шаги, она подняла глаза, и устало улыбнулась:

— Здравствуй, Колин. Спасибо, что пришёл.

— Торопился, как мог.Что-то случилось?

— Я хотела с тобой поговорить...

— А почему не в нашем коридоре? Там хоть не услышит никто.

Я уселся рядом настороженный, потому что начало не обещало ничего хорошего.

— О чём вы с Невиллом разговаривали вчера?

— А кто тебе про нас рассказал?

Она пожала плечами:

— Сама увидела. У вас были такие лица... Так о чём вы говорили?

— О тебе. Невилл предупредил, что ему нравится Джинни, и он не даст её в обиду.

— Так вот почему он сегодня такой хмурый... Но я-то здесь причём?

— Джинни хочет сосватать тебя Рону.

— Что-о?? Меня — Рону?!

— Ты ведь знаешь, что в мире волшебников можно влюбить без желания. Пример сидит перед тобой.

По губам девушки скользнула хитрая улыбка:

— Ты будешь удивлён...

Она сунула руку за шиворот, вытащила золотую цепочку — ту, с которой не расставалась.

— Посмотри, как ты умеешь.

Я привычно напрягся, дёрнулся, когда по глазам ударил блеск чужой магии:

— Предупреждать надо!

— Извини, — Гермиона погладила меня по плечу, — не могу привыкнуть, что ты умеешь так много.

— Давно у тебя амулет? Он только сглазы отводит?

— Мне его подарил Крам, когда мы начали встречаться. Ну, дружить, в смысле...

Моя красавица смутилась.

— Однажды я не успела избавиться от сглаза какой-то его поклонницы перед встречей, и Виктор здорово рассвирепел. Сказал, что эти куры его достали так, что сил нет. И тогда подарил амулет «от всего понемногу». Думаешь, почему после Бала я на больничную койку не угодила до летних экзаменов? У меня от взглядов его фанаток кожа на спине горела так, что думала, слезет, как после загара! Но амулет помог.

Она подвинулась поближе, взяла в пальчики мою ладонь, положила голову на плечо:

— Не волнуйся, Колин, со мной всё будет хорошо. Джинни порядочная девушка, она до такой низости не опустится.

Ну да, счастье моё, ну да — ты сама воспылала чувствами к придурку, у которого эмоциональный уровень столовой вилки. Так ведь ты сказала в каноне?

Я обнял тёплые плечи, мягко прижал к себе:

— Меня бесит, что этот рыжий хмырь пользуется всеми благами старосты, а все обязанности скинул на тебя. Хочется врезать, когда он ныть начинает, что устал.

Гермиона хихикнула:

— С артефактом в ухе это будет выглядеть забавно, потому что Рон кажется на голову тебя выше.

— Значит, сниму серьгу, чтобы он знал, куда целиться кулаками.

Она забавно поёрзала под рукой, буркнула:

— Мне стыдно сознаваться в этом, но, оказывается, это ужасно приятно, когда о тебе заботятся. Но!

Гермиона вывернулась из объятий, встала передо мной:

— Посмотри на это иначе!

— Как мне смотреть на твоё уставшее лицо, когда я даже помочь не могу?

Мягкая улыбка озарила лицо Гермионы, и мне нестерпимо захотелось её поцеловать.

— Я готовлюсь, Колин. Тренируюсь. Работать больше, чем полагается, не терять концентрацию, когда сил почти не осталось, полноценно отдыхать, когда времени на отдых остаётся очень мало, терпеть придирки всяких разных, не ожидая от них благодарности...

— Но зачем?!

— Потому что единственная для меня возможность сделать хоть что-то в этом мире — найти работу в Министерстве.

— ...!! — она закрыло мне рот ладошкой, подавив яростный вопль, и сказала близко-близко, так, что я почувствовал её дыхание:

— Я знаю, что грязнокровке придётся начинать с самого низа, с какой-нибудь затачивательницы перьев для треьего помощника четвёртого заместителя, или укладывательницы бумаг в ночную смену. Или, не приведи Мерлин, с громковещательницы в Атриуме. Но я пройду этот путь, и утру их холёные малфоевские рожи! До соплей и крови утру!

Сердце кольнуло при воспоминании о Бэкки, и Гермиона заметила, как изменилось моё лицо. Она наклонилась ещё ближе, прижалась изо всех сил:

— Пожалуйста, дай мне возможность идти своей дорогой! Не набрасывай путы излишней заботы! Рыцарь мой...

Она опустила мои веки пальчиками, и в темноте неожиданной близости я вдруг почувствовал тепло её губ. Но обнять её не сумел — девушка выскользнула из объятий , тормознула в паре шагов с пылающим лицом и глазами, которые сияли ярче звёзд.

— Это мой путь к победе, Колин! Но ты даже не представляешь, как я рада, что на этом пути меня защищает рыцарь!..