Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

Я подозревал, что выходка с Блэком не пройдёт для меня даром, но не был готов к тому, что, едва я сяду в машину, Паркер сообщит:

— Мистер Дженкинс очень настойчиво просит немедленной аудиенции.

— Я только с поезда!

— Понимаю, Ваше Высочество, вы бы хотели освежиться и переодеться. Однако, если позволите совет…

Я посмотрел в хитро прищуренные глаза пресс-секретаря и обречённо вздохнул:

— Вероятно, вопрос мистера Дженкинса очень срочный.

— Не сомневайтесь, в противном случае он не стал бы вас беспокоить, — улыбнулся Паркер и, едва я откинулся на спинку сидения, как он засвистел что-то незнакомое. Заснуть под этот аккомпанемент я бы всё равно не смог, да и не стоило расслабляться перед встречей с Дженкинсом, так что я спросил:

— Откуда это?

— Это? Из фильма «Телохранитель», прошлого, что ли, года… Отличное кино, думаю, через год-два вы с удовольствием его посмотрите.

— Почему только через год-два?

— Многовато любви, маловато драк, — фыркнул Паркер, — вам пока неактуально.

От его слов я слегка покраснел и отвернулся в окно. Да уж, про любовь мне сейчас совсем неактуально.

— Или я чего-то не знаю? — тут же встрял Паркер.

— Нет, — я помотал головой, — нет ничего и ни с кем. Просто подумал… — Я кинул взгляд на затылок мистера Кларенса сквозь перегородку и решил, что стекло всё же достаточно толстое, чтобы нас не слышали. — Подумал, а что, если я однажды влюблюсь? — эти слова я произнёс совсем-совсем тихо, но Паркер их разобрал.

— Не если, а когда, Ваше Высочество.

— И что тогда? А вдруг она будет из неподходящей семьи или…

Я услышал негромкий смех и хотел было возмутиться, но Паркер проговорил мягким тоном:

— Сэр, в ближайшие лет десять вы можете влюбляться в кого угодно. Главное, чтобы вы не пытались делать предложение и случайно не одарили девушку, кхм, бастардом. Ну, и я лично буду вам очень признателен, если вы не станете участником слишком уж громких скандалов.

— Слишком уж громких, — поворачиваясь к собеседнику, повторил я.

— Небольшие скандалы неизбежны и даже полезны. Просто… всё хорошо в меру. Не

переживайте, Ваше Высочество, никто не ждёт, что вы будете образцом благоразумия в четырнадцать. Или, уж тем более, в шестнадцать.

Щёки у меня горели, но разговор оставил ощущение облегчения. А ещё — прекрасно отвлёк от мыслей о встрече с Дженкинсом, за что Паркеру отдельное спасибо. Если бы я думал об этом всё дорогу, точно накрутил бы себя до паники. Дженкинс уже ждал меня в гостиной, примыкающей к моим комнатам. С прошлого раза он ничуть не изменился — тот же костюм, та же висящая кожа, те же черепашьи, глубоко сидящие глаза. Он поклонился мне учтиво, а заговорил — резко и строго:

— Знаете, Ваше Высочество, мы планировали дать вам ещё хотя бы пару лет комфортной жизни, хотя бы немного детства! Но нет, вы решили вмешаться именно в ту ситуацию, от которой вас просили держаться подальше!

— Что, мне стоило смотреть, как казнят невиновного?! — вскинулся я.

— Вам вообще не следовало знать, что там происходит с Блэком! Разве не об этом вас просил мистер Паркер?

— Справедливости ради, — вмешался Паркер, занявший место у окна, — я просил не пытаться его найти или арестовать. Про спасение ничего не говорилось.

— Держаться подальше! — прошипел Дженкинс. — Вот и всё, что требовалось! Вы понимаете, какой скандал устроили?

— Небольшой скандал идёт на пользу, — отрезал я, бесстыдно воруя слова Паркера. Во мне поднималось раздражение. Как смеет Дженкинс отчитывать меня. Я что, несмышлёный ребёнок?! Будто угадав мои мысли, Дженкинс заявил:

— Вы — ребёнок. Ваше дело — учиться, заводить знакомства и, в крайнем случае, агитировать за спасение разнообразной флоры и фауны. А вас едва не убил преступник, находящийся в розыске.

— Ни Блэк, ни Петтигрю не пытались меня убить. В отличие от Люпина. Вы знали о том, что у меня в школе преподаёт оборотень?

Я взмок от волнения. Может, дело было в усталости или в недавнем нервном перенапряжении, но мне отказывало спокойствие: я повышал голос, хотя, конечно, не переходил на крик.

— Нет, сэр, — коротко ответил Дженкинс. — Это стало для нас неприятным сюрпризом. Тем не менее…

— Ну, хватит давить, — проговорил Паркер со своего места, — принцу и без того досталось за последние дни, и лето будет не проще.

Дженкинс поджал губы, пошевелил ими и кивнул.

— Что ж, да, не проще. Мистер Паркер прав, — он заложил руки за спину и прошёлся вдоль дивана. Только тогда я сообразил, что не предложил никому сесть, да и сам остался стоять. — Видите ли, Ваше Высочество, чтобы ваши показания по делу Блэка имели больший вес, вам нужно стать публичной персоной в волшебном мире. Времени немного, но, на удачу, в августе Британия будет принимать у себя Чемпионат мира по квиддичу. Вы, как большой поклонник этой игры…

Я прикусил язык и умолчал о том, что фанатею от квиддича ничуть не больше, чем от футбола, и, в целом, скорее уж поддерживаю Блейза в его мнении насчёт идиотов на гоночных мётлах.

— Да, — продолжил Дженкинс, — как большой поклонник, вы, конечно, не можете остаться в стороне. Тем более, что, по нашей просьбе, в организации мероприятия будут принимать участие члены Общества защиты магглорождённых, находящегося под личной протекцией её Величества. Будет уместно, если вы покажете большую заинтересованность в подготовке, дадите несколько интервью, пообщаетесь с… Как его, мистер Паркер?

— Людо Бэгменом, — охотно подсказал тот. — И с мистером Краучем, разумеется.

Знакомство пойдёт на пользу и в будущем… в ближайшем будущем.

— Действительно, — согласился Дженкинс, оставив меня в лёгком недоумении. — Вам предстоит посетить строящийся стадион, отдел волшебный игр и спорта в министерстве магии. И, может, позднее… Да, пожалуй, уже пора — Косую аллею.

Дженкинс посмотрел на Паркера, он кивнул и перехватил инициативу, проговорив:

— Конечно, сэр, мы беспокоимся о вашей безопасности. Одно дело — отпустить вас одного в школу, защищённую большим количеством заклинаний, другое — позволить вам одному или почти одному бывать в людных местах. Я, сами понимаете, на роль охраны не тяну. К счастью, профессор Дамблдор дал блестящую рекомендацию отставному аврору. Мы его проверили — безупречная репутация. Он скорее сам умрёт, чем позволит волосу упасть с вашей головы. В общем, поздравляю: у вас появился новый телохранитель.

— А мистер Кларенс? — спросил я спокойно. Когда я учился на первом курсе, меня даже не спросили, хочу ли я оставить при себе людей, которые были рядом половину моей сознательной жизни. Теперь, по всяком случае, меня ставят в известность.

— Он по-прежнему будет сопровождать вас в маггловском мире, — заверил меня Паркер, — мистер Дженкинс и его коллеги умеют учиться на своих ошибках.

— Ну, и где он? — спросил Дженкинс прохладно-раздражённым тоном, наверняка недовольный упоминанием об ошибках.

— Если не перебил провожатых и не заблудился в галереях… — протянул Паркер, глядя на часы, и тут мы услышали за дверью сначала отдалённый, а потом всё приближающийся звук. Клац, клац, клац — размеренно, небыстро, но как-то неотвратимо. Звук подобрался к самой двери, и она

распахнулась.

На пороге стоял человек очень странной наружности. Он был довольно высокого роста, одет в тёмно-серый кожаный плащ, который одинаково уместно смотрелся бы и в волшебном, и в маггловском мире. Опирался человек на длинный посох. Седые волосы были подстрижены коротко. Но все эти детали легко ускользали из памяти, стоило взглянуть ему в лицо. Серо-жёлтая кожа была вся испещрена рубцами и шрамами, вместо губ — косой разрез рта. Значительная часть носа отсутствовала. Под нависшими бровями сидели два разных глаза: один маленький, тёмный, прищуренный, другой — круглый, голубой, размером больше футовой монеты. Этот голубой глаз постоянно двигался в глазнице, пока, наконец, не остановился на мне. Паркер улыбнулся странному человеку как давнему знакомому, подскочил и радостно воскликнул:

— Ваше Высочество, позвольте представить вам вашего нового телохранителя. Мистер Аластор Грюм, также известный как Грозный Глаз Грюм! Выдающийся аврор.

Я не успел даже рта раскрыть, чтобы поприветствовать его, как мистер Грюм

рыкнул:

— Этот принц, что ли?

— Боюсь, — добавил Паркер, — мистер Грюм не большой знаток протокола.

— Эт’ верно, — согласился Грюм, сделал несколько шагов вперёд, слегка хромая, и я понял, что клацающий звук издаёт его левая искусственная нога. — Мне начхать на протокол, поклоны и танцы. Моя работа, чтобы ты, парень, остался жив, цел и невредим, хотя враги не дремлют.

— Добро… — начал я, но в этот раз меня прервал Паркер, который обошёл нас с

Грюмом и заметил:

— Конечно, вам придётся переодеться. Я подниму контакты в Мунго, ваш протез

должен быть бесшумным, кроме того…

— А ну, два шага назад, хорош мельтешить! — прорычал Грюм зычным голосом. — Ты, — он кивнул в мою сторону, — хочешь жить — будешь делать то, что скажут. Никаких отлучек, никаких выходок.

— Шаг влево или вправо — попытка к бегству, прыжок на месте — провокация, — вздохнув, произнёс я. — Я знаю, мистер Грюм, я вырос с телохранителями. Мистер Кларенс тоже бывает очень строгим.

— Кларенс? Который за дверью сидит? Неплохой парень, явно бывший военный. Но

против Империуса он будет бессилен. Ладно, сработаемся.

И, совершенно внезапно, Грюм подмигнул мне маленьким глазом, в то время как большой повернулся белком в нашу сторону, заглядывая куда-то внутрь черепа. Выглядело отвратительно, но я заметил, что моя выдержка за последнее время сильно возросла. Так что я просто протянул новому телохранителю руку, которую он небольно, но крепко пожал мозолистой ладонью. После чего залез во внутренний карман плаща, вытащил серебристую флягу, глотнул и передёрнулся всем телом.

— Мистер Грюм не пьёт из чужой посуды, — миролюбиво пояснил Паркер, хищным

взглядом изучая плащ Грюма. Пожалуй, в этой схватке я бы поставил на Паркера.

Уже завтра Грюм будет одет так, чтобы не вызывать недовольства моего

пресс-секретаря (и немного ангела-хранителя).

* * *

Клац, клац, клац — тише, потому что по коврам. За мою охрану мистер Грюм взялся с таким рвением, которого никогда не показывал Кларенс, и меньше всего на свете Грюма можно было назвать незаметным. Нет, он производил много шума, клацал деревянной ногой, отстукивал рваный ритм посохом, с которым не желал расставаться, и запрещал мне входить в комнату прежде, чем он её осмотрит. Плюс в том, что для этого Грюму не нужно было никуда идти — его искусственный глаз отлично видел сквозь стены. А также сквозь мебель, потолки и одежду, но о последнем я старался думать пореже. Он действительно сменил одежду и теперь носил строгий костюм. На улицу поверх него надевал кожаный плащ — новее и опрятнее старого, — и фуражку, если мы выходили в маггловский мир. По идее, среди обычных людей меня должен был по-прежнему охранять мистер Кларенс, но тут возникла загвоздка: Грюм не желал выпускать «объект» из вида. В итоге они ходили за мной вдвоём и, кажется, даже нашли общий язык.

Не оставлял меня ни на минуту и Паркер — слишком много всего мне нужно было немедленно изучить, понять и просто зазубрить наизусть. С первого же дня на меня насели преподаватели иностранных языков. Не скажу, что французский и немецкий у меня находились в плохом состоянии, но всё же в школе практиковаться возможности не было — пришлось навёрстывать. От французских окончаний и немецких склонений у меня слегка трещала голова, но этого оказалось Паркеру мало! Мне требовалось немедленно освоить азы болгарского и заучить десять приветственных фраз на ирландском. При этом — научиться узнавать по движущимся фотографиям всю правительственную верхушку британского, болгарского и ирландского министерств магии, нескольких важных французов и два десятка представителей Международной конфедерации магов. А параллельно, конечно, я должен был заделаться знатоком квиддича.

Через неделю такой жизни я взвыл и спросил, нельзя ли мне обратно в Хогвартс, сдавать сессию? Пять экзаменов по зельям у Снейпа? Четыре трансфигурации подряд? Нет? Точно?!

— Так и быть, Ваше Высочество, завтра перерыв с теорией, займёмся практикой, — ободрил меня Паркер. — Как вы смотрите на поездку в Министерство магии?

На самом деле, о Министерстве — главном управляющем органе магической Британии — я знал довольно мало. Знакомство с министром Фаджем меня совершенно не впечатлило, а в остальном — я был в курсе, что отец Рона работает в отделе противозаконного использования изобретений магглов, а отец Драко время от времени консультирует финансовый департамент и заглядывает к министру. В общем-то, и всё.

— Нанесём любезный визит мистеру Краучу, — сказал Паркер, когда я спросил, что мы будем делать в министерстве.

Бартемиус Крауч, судя по фотографии и короткому досье, был строгим педантичным мужчиной слегка за пятьдесят, с чёрными с проседью волосами и усами-щёткой. Приверженец железной дисциплины и неукоснительного порядка, он возглавлял Департамент международного магического сотрудничества. В прошлом он был главой Департамента магической безопасности, его перу принадлежали самые суровые законы времён войны с Волдемортом. Не было никаких сомнений, что он займёт пост Министра магии. Но прямо перед выборами на суде вскрылось, что единственный сын Крауча — тоже Бартемиус — состоит в организации последователей Волдеморта. Свидетельские показания гласили, что он был виновен в пытках и убийствах. Старший Крауч отправил его в Азкабан, но его репутация оказалась подмоченной. Выборы выиграл либерально настроенный, неприметный, но ничем не запятнанный Фадж, а Крауч перешёл в сферу международных контактов. Этому способствовало то, что Крауч в совершенстве владел более чем пятьюдесятью языками, в том числе — языками малых волшебных народов, русалок и гоблинов.

— Готовы, Ваше Высочество? — спросил меня Паркер, когда я закончил одеваться. — У нас есть немного времени, так что, думаю, мы переместимся камином в центральный холл, а оттуда поднимемся в переговорную комнату. Вам это будет интересно.

Я молча кивнул, расправляя мантию. Позвольте, мой уважаемый читатель, здесь сделать небольшое отступление, посвящённое предмету, не слишком интересному, но, к моему стыду, занимавшему меня в то время. А именно — к моему внешнему облику.

Поступая в Хогвартс на первый курс, я выглядел как мышонок в человеческом обличии и так же себя ощущал. Прошедшие три года не добавили мне особой внешней привлекательности, но изменили меня существенно. Я вырос до пяти футов и четырёх дюймов. К сожалению, и в будущем мой рост только незначительно превысит эту цифру. Моё лицо несколько удлинилось, нос приобрёл более выраженную семейную форму. Волосы потемнели до русого, что я, за неимением лучшего, от души приветствовал. И я находил, что голубые глаза — самое интересное, что во мне есть.

В то время, когда мне ещё не исполнилось и четырнадцати, признаюсь, я то и дело заглядывал в зеркала. Мне хотелось быть больше, взрослее, внушительнее — потому что я не мог представить, чтобы настолько невзрачное существо было способно производить хоть сколько-нибудь сильное впечатление. А производить его следовало — даже не до конца представляя, с чем столкнусь в ближайшее время, я осознавал, что мне придётся встречаться и общаться с большим количеством самых разных, преимущественно взрослых людей.

Перечитав эти абзацы, я едва не вычеркнул их целиком, но потом всё же решил оставить — как свидетельство моего душевного состояния в то время, о котором я рассказываю.

Итак, собравшись, я сообщил Паркеру, облачённому в тёмно-синюю свободную мантию, что готов отправляться. Грюм, который молча ждал, пока я оденусь, сидя на стуле у двери, с кряхтением поднялся, сделал глоток из своей неизменной фляжки и пошёл за нами следом. На машине мы доехали до непримечательного домика на берегу Темзы, зашли в скромно обставленную гостиную, и Паркер пояснил:

— Это самый близкий из доступных нам каминов. Не считая того, который расположен в специальном отделе Дома-на-Реке, но там вам делать нечего. Прошу вас, Ваше Высочество…

— Ну, нет! — прохрипел Грюм, обходя меня и зачёрпывая из мешочка, который держал Паркер, внушительную горсть пороха. — Пойду первым. Если враги поджидают на выходе…

— Сомневаюсь, что враги затаились в Министерстве магии, — заметил Паркер, — но вам, конечно, виднее, мистер Грюм.

— Враги повсюду, — прорычал он. — Наш единственный шанс остановить их, это… ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ!

Уже наученный горьким опытом, я вовремя втянул голову в плечи и заткнул уши, но басовитый голос Грюма всё равно достиг моих несчастных барабанных перепонок.

— Ты его специально провоцируешь! — воскликнул я, когда Грюм унёсся в вихре изумрудного пламени.

— Именно так, Ваше Высочество, — согласился Паркер. — Но я не буду делать этого при вас, если пожелаете.

Я подумал, прикинул варианты, улыбнулся и ответил:

— Нет уж, продолжай. Это довольно забавно.

— О том и речь, сэр. После вас. Адрес помните?

— Атриум Министерства магии, — назвал я и повторил те же слова, бросая под ноги летучий порох. Мне не нравилось путешествовать по камину! Очень сильно не нравилось! Неведомая сила несла меня вперёд, тащила за собой, кружила так, что начинало тошнить. Хуже морской качки! К счастью, я не успел даже подумать о том, что будет, если меня вырвет прямо в трубе — полёт закончился, и жёсткая рука Грюма ухватила меня за локоть, помогая удержать равновесие.

— Эскуро, — проворчал Грюм, небрежно указывая на меня палочкой. А потом закатил лекцию о том, что я не должен был позволять ему тыкать в меня палочкой. Вдруг это и не он вовсе, а самозванец, скажем, под оборотным зельем? Что значит — я не знаю, как работает оборотное зелье? Может, я ещё и об Империусе не знаю?

Меня спас Паркер, которому Грюм тут же устроил допрос: как выглядит его дом, где они с Грюмом впервые встретились. И добавил, к счастью, тихо:

— Постоянная бдительность!

— Она самая, — подмигнул Паркер, а я наконец-то огляделся. Атриум министерства был довольно большим и просторным. Паркетный пол блестел, стены из тёмного дерева напоминали мне фотографии здания Парламента изнутри — не хватало только бархата. Синий потолок украшали золотые символы. Они постоянно перемещались, то и дело складываясь в слова или целые фразы. Я прочитал прогноз погоды, результаты последнего квиддичного матча и какие-то совершенно непонятные арифмантические теоремы.

В центре атриума обнаружился внушительный золотой фонтан. Стилистикой он напомнил мне мемориал Виктории перед Букингемским дворцом, вернее — верхнюю его часть, только золотые фигуры без мраморного постамента. В центре круглого бассейна стояли Величественные золотые статуи волшебника и волшебницы в длинных струящихся мантиях. Возле них замерли, глядя с искренним восторгом, кентавр и два небольших существа. В одном я узнал домового эльфа. Прототипов второго я не встречал ни разу, но догадался, сопоставляя образ статуи и рисунки в учебнике истории, что это гоблин. Как по мне, выражение лица этого гоблина было слишком уж подобострастным. История утверждала, что гоблины не очень-то любят волшебников.

— Отойдёмте, сэр, — попросил Паркер, и мы прошли к фонтану, чтобы не загораживать камин. Каминов, кстати, было множество — перед некоторыми выстраивались небольшие очереди, другие пустовали, один и вовсе был обнесён сияющими золотыми перегородками.

— Личный камин министра, — пояснил Паркер. — А это, как вы могли бы заметить, Фонтан магического братства. Видите монеты внизу? Все средства отправляются в Госпиталь святого Мунго.

На дне фонтана действительно блестели монеты — мелкие медяки, серебряные, покрупнее, и очень большие золотые.

— Мы можем сделать пожертвование? — спросил я, переводя взгляд на фонтан и пытаясь понять, что мне в нём не нравится.

— Конечно, — кивнул Паркер, — это будет даже очень уместно. Пожалуйста… — он достал из кармана толстый кошелёк, открыл отделение для монет и вытащил стопку золотых, которые явно не могли бы поместиться внутрь иначе, как при помощи магии. — Прошу, это галлеоны.

— Слышал, видел, — заметил я, стараясь, чтобы мой ответ прозвучал без укора. Тяжёлые галлеоны легли мне на ладонь, прохладные, внушительные. На аверсе значилось на латыни: «Один галеон», на реверсе был изображён раскинувший крылья дракон. Под моим взглядом он поводил головой и выдохнул струю нарисованного огня.

— Этим летом вам предстоит научиться обращаться с деньгами, Ваше Высочество, — равнодушно произнёс Паркер, — иначе как вы будете расплачиваться в Хогсмиде за нелепые покупки?

Подойдя к фонтану, я опустил руку и разжал пальцы. Подняв брызги, галлеоны по одному упали на дно. Десять штук. Я вытер пальцы платком и постарался сделать вид, что слова Паркера вызвали у меня прилив искреннего восторга. Атриум был полупустым. Как пояснил Паркер, до обеда ещё два часа, так что те, у кого работа не разъездная, сидят по кабинетам. Миновав фонтан, мы пошли к высоким дверям. По ходу Паркер указал на золотую стойку с надписью: «Проверка

палочек», и пояснил:

— Будь мы обычными посетителями, нам нужно было бы подойти на стойку и предъявить палочки. Это вместо удостоверения личности. Хотя, в целом, мы считаем систему безопасности министерства неудовлетворительной.

— Почему?

— Потому что с тех пор, как отменили законы Крауча, тут шастают все подряд, — вместо Паркера прорычал Грюм. — Видите ли, их оскорбляет необходимость всякий раз проходить через «Гибель воров».

— А потом сушить мантию и заново накладывать чары, маскирующие лысину и второй подбородок, — фыркнул Паркер. — Или кое-кому очень не хочется платить гоблинам за поставку этой самой «Гибели воров». Прошу вас, Ваше Высочество…

Мы покинули Атриум и по просторному коридору дошли до лифта с золотыми створками. Они распахнулись, мы прошли внутрь — втроём, больше никого не было, — и Паркер нажал на кнопку с цифрой пять. Лифт неспешно двинулся вниз, а когда остановился, прохладный женский голос сообщил:

— Пятый уровень, Департамент международного магического сотрудничества.

Двери лифта разъехались в стороны, мы вышли, а в лифт влетела стайка бумажных самолётиков.

— Быстрая связь между сотрудниками, — пояснил Паркер, — старожилы утверждают, что раньше тут летали совы, но…

— Их убрали, когда одна нагадила на голову миссис Багнолд, — добавил Грюм с оттенком удовольствия в голосе. — Ну, и шума было!

— Миссис Багнолд — это… — начал Паркер, но я сказал:

— Прошлая министр магии, я в курсе.

Паркер удовлетворённо покивал и заметил:

— Почти на месте.

— Перси? — удивился я, когда из одного из кабинетов нам навстречу вылетел старший брат Рона. Немедленно сбавив шаг, он подошёл к нам и поклонился, глядя мне в глаза с каким-то странным, полным восторга выражением:

— Ваше Высочество! Мистер Крауч доверил мне проводить вас… Если бы я знал, что вы уже прибыли!

— Не волнуйтесь, мистер Уизли, мы приехали заранее, чтобы его Высочество успел осмотреться.

— Как поживаешь, Перси? — вежливо спросил я, не очень точно понимая, как бы намекнуть ему, что короткого поклона достаточно, и не надо продолжать гнуть спину. Не найдя подходящих слов, я протянул ему руку, но Перси, исхитрившись, сумел её пожать всё в той же позе.

— Просто превосходно, Ваше Высочество! Так любезно с вашей стороны… Мистер Крауч доверил мне…

— Ну, хорош кривляться, парень, — осадил его Грюм. — Ты, что ли, будешь сын Артура Уизли?

— Да, мистер Грюм! — бодро воскликнул Перси, по счастью, выпрямляясь.

— Хороший он человек, твой отец. Ну, веди нас, куда там надо.

Я посмотрел на Паркера, тот мне подмигнул, и мы двинулись по пути, который указывал нам Перси Уизли. Он старался не поворачиваться ко мне спиной, но выглядело это так неловко, что мне стало искренне жаль парня. Я задумался, как бы его подбодрить, но ничего придумать не успел: толкнув плечом тяжёлую дубовую дверь, Уизли посторонился, и мы оказались в круглом помещении. Обстановка тут была очень официальной: стол в центре, стулья вокруг, небольшой чайный столик и несколько кресел возле камина, закрытого экраном. Всё — старая добротная мебель, заново отшлифованная, но неброская. Свет давали бронзовые лампы.

Едва мы вошли, из кресла нам навстречу поднялся мистер Крауч. Вживую он оказался невысок ростом, но мне подумалось: это человек, с которым нужно считаться.

— Благодарю, вас… — он на мгновение нахмурил брови, словно вспоминая имя Перси, — Уэзерби, можете быть свободны. Ваше Высочество, — обойдя стол, Крауч остановился в двух метрах от меня, слегка поклонился и тут же распрямил спину, — большая часть.

— Напротив, мистер Крауч, — сказал я, справляясь с безотчётной дрожью, — это для меня честь познакомиться с легендарным главой Департамента международного магического сотрудничества. Вероятно, вы уже знаете моего пресс-секретаря, мистера Паркера. И моего телохранителя…

— Уж конечно, мы знакомы, — проворчал Грюм.

— Мистер Грюм — выдающийся аврор, — заметил Крауч и слегка улыбнулся, будто показывая, что и не ожидал от старого коллеги неукоснительного соблюдения правил приличия. Голос у Крауча оказался сухой, не слишком низкий. — Вам повезло его заполучить.

— Именно так, — согласился я и предложил всем садиться. Бумаг подписывать не требовалось, так что я предпочёл расположиться возле камина. Крауч опустился в кресло напротив и заговорил:

— Чемпионат мира по квиддичу, который принимает Британия в этом году, мероприятие не только и не столько спортивное, Ваше Высочество. Вам следует знать, что волшебники нечасто собираются в таком количестве в одном месте. Мы ожидаем делегации как минимум из девяти стран. Ваше присутствие на матче одновременно выгодно нам, и крайне неудобно.

Паркер, занявший кресло возле меня, с намеком кашлянул.

— Я не буду врать Его Высочеству, — отрезал Крауч, кладя ладони на подлокотники кресла. — Нам лестно, что Её Величество королева Елизавета интересуется жизнью магического сообщества. В то же время мы понимаем, что для некоторых категорий граждан это может показаться опасным. До сих пор мы почти не соприкасались с маггловским миром, а монархи Британии, которым мы формально подчиняемся, не выражали желания вникать в наши дела.

— Вы забыли упомянуть, мистер Крауч, — добавил Паркер, откидываясь назад в кресле, — что до сих пор у монархов Британии не было возможности в эти дела вникать. Теперь, благодаря Его Высочеству принцу Альберту, эти возможности появились.

— Разумеется, — согласился Крауч, — но мы не можем допустить волнений. Достаточно разговоров в кулуарах. Не то, чтобы я считал мистера Малфоя человеком, к чьим словам стоит прислушиваться… — он не договорил, а я слегка поёжился: с мистером Малфоем-старшим мне бы не хотелось встречаться, особенно после прошлого года. — Но он не один. Мы с радостью дадим слово его Высочеству, но речь должна быть строго выверена. Вы понимаете, сэр? — он посмотрел на меня, и я встретился взглядом с его серыми холодными глазами.

— Да, сэр.

— Также, — продолжил Крауч, слегка отводя взгляд и внезапно переходя на французский, — речь идёт о том, чтобы представить вам некоторых спортсменов и чиновников из других стран.

— Для меня будет честью и полезным опытом познакомиться с ними, — отозвался

я, очень боясь, что прямо сейчас немецкий и французский окончательно перемешаются в моей голове. И Крауч ничуть не помог мне, когда добавил на немецком:

— Болгары — довольно жёсткие республиканцы. Они будут вести себя корректно, но особого почтения к вашему титулу ожидать не стоит.

— Они не подданные Её Величества, но я с уважением отношусь к особенностям других культур, — сказал я тоже по-немецки. Господи! Совсем недавно я столкнулся со стаей дементоров и выжил! Почему теперь я трясусь как лист на ветру во время обычного разговора?

— Ещё кое-что, Ваше Высочество, — продолжал по-немецки Крауч, — эта ваша школьная акция в поддержку домовых эльфов…

— Мистер Крауч, — немедленно влез в разговор Паркер, демонстрируя свободное владение языком, — напоминаю, что это не школьная акция, а позиция, которую полностью разделяет Её Величество и премьер-министр, разумеется. Видите ли, в двадцатом веке рабство по всему миру считается недопустимой практикой, и сохраняется только в глубоко отсталых странах третьего мира.

— Мы не можем говорить волшебникам о том, что им придётся отпустить на

свободу эльфов, и ожидать поддержки, — прохладно заметил Крауч. — Я сам, что уж

скрывать, владею эльфом, она незаменима в хозяйстве.

— Вы ориентируетесь на людей прошлого, — произнёс Паркер негромко. — Его Высочество обращается к будущему поколению. Последний опрос показал, что восемьдесят шесть процентов учеников Хогвартса категорически осуждают рабство домовых эльфов. Шестьдесят три процента ответили, что, став взрослыми, намерены предложить своим эльфам зарплату и свободу перемещения. Тридцать два процента считают, что освобождение эльфов должно входить в десять ключевых вопросов внутренней политики министерства на ближайшие пять лет.

— Да, опрос в школьной газете, — сдержанно произнёс Крауч.

— И как скоро эти люди станут частью вашего электората?

Я молчал, прикусив язык, позволяя Паркеру говорить от моего имени — и от имени Короны. Крауч тоже замолчал, поигрывая пальцами, а Паркер продолжил мягко, снова переходя на английский:

— Мы не будем кричать о домовых эльфах на каждом углу. Но его Высочество выскажет своё мнение, если об этом зайдёт разговор.

— Хотя бы так, — с недовольством согласился Крауч и, круто сменив тему, спросил, когда я планирую посетить стадион.

— Его Высочество в сопровождении прессы осмотрит площадку послезавтра. Там же пройдёт его знакомство с официальным представителем Общества защиты магглорождённых.

— Будьте аккуратнее с Ритой Скитер, у неё есть покровители.

— Что вы! Никакой Скитер! — возмутился Паркер. — Будут Малькольм от «Пророка», Андерсон от «Квиддич сегодня» и ещё два-три человека из спортивных листков.

— Хорошо, — смягчившись, слегка улыбнулся Крауч, — какие планы дальше?

— Потом Его Высочество отвлечётся на несколько экологических маггловских инициатив, чтобы появиться в волшебном мире в день суда над Блэком. После заседания принц даст интервью в защиту Блэка, где похвалит бдительность правосудия и чуткость министра Фаджа. Дальше по плану у нас интервью о любви к квиддичу…

Я, слегка расслабив спину, слушал планы на собственное лето и гадал — будет ли у меня возможность хотя бы вздохнуть без прицела камер? Про домашние задания даже думать было страшновато, они высились вдали чёрной горой.

— Пресс-конференция на стадионе, разумеется, вместе с вами, министром и мистером Бэгменом. И, наконец, сам чемпионат, — закончил перечисление Паркер, — где его Высочество будет рад встретиться с друзьями и пригласит их в свою ложу. Перед началом он выступит с речью от имени королевы, а после игры посетит министерскую ложу. Потом ещё одно интервью об итогах игры — и всё, сентябрь. Возражения, мистер Крауч?

По лицу Крауча было сложно прочесть хоть что-то, но мне подумалось, что он смотрит на меня как на источник тяжелейшей головной боли.

— О том, что будет в сентябре и дальше, обсудим позднее, — решил он, а я содрогнулся. Что там будет «дальше»?! Мы ещё немного поговорили о погодных условиях, квиддиче и болгарских традициях. Причём, говоря «мы», я скорее подразумеваю «Паркер с Краучем». Я ограничился несколькими репликами и испытал огромное облегчение, когда мы покинули приёмную. Провожал нас не кривляющийся Перси Уизли, а пожилой подтянутый мужчина в серой мантии.

— Думаю, дальше мы сами, — улыбнулся Паркер у дверей лифта и, едва мы остались одни, шепнул:

— Это было прекрасно, Ваше Высочество!

Несколько записок вылетели, лифт пополз наверх, но остановился почти сразу — на четвёртом этаже. Двери открылись, и мы оказались лицом к лицу с мистером Люциусом Малфоем. Он ничуть не изменился с нашей прошлой встречи в кабинете директора в тот день, когда мы вернулись из Тайной комнаты: всё такая же расшитая золотом и украшенная драгоценными камнями мантия, те же роскошные платиновые волосы, собранные в низкий хвост, то же длинное холёное лицо. Он замер в дверях, и его взгляд — не менее цепкий, чем у мистера Крауча, но куда более холодный — остановился на мне.

— Ты, Малфой, в дверях не стой. Решай, туда или обратно, — проворчал Грюм, делая шаг вперёд, чтобы, видимо, не дать Малфою до меня добраться (хотя я сомневался, что он планировал делать нечто подобное).

— Мистер Грюм, рад встрече, — ответил Малфой, заходя в лифт. — А вы, сэр, должно быть, мистер Паркер, — ему удалось произнести это вежливо, но с заметным отвращением.

— Раз уж вы меня знаете, — сориентировался Паркер, — то я, пожалуй, возьму на себя смелость и представлю вас… Мистер Грюм, я ценю вашу бдительность, но не могли бы вы немного отойти в сторону? Спасибо. Ваше Высочество, разрешите представить вам мистера Люциуса Малфоя.

Лифт звякнул, женский голос сообщил, что мы достигли Атриума, так что я ответил только после того, как мы все вышли в коридор. Малфой-старший вызывал у меня глухое раздражение. Это он был виновен в смерти Клювокрыла — настоял на казни, даже при том, что родной сын умолял о пощаде. Но нет, амбиции превыше всего. И это даже не говоря о том, что кричаще-дорогая мантия напоминала мне политическую байку: «Он недавно купил себе новый мебельный гарнитур!»

— А вы здесь какими судьбами? — спросил Паркер, когда мы обменялись приветствиями.

— Навещал Фаджа, — широко, масляно улыбнулся Малфой, — он пригласил меня в министерскую ложу на чемпионате. Конечно, я не мог отказать.

«А сколько стоит по нынешнему курсу приглашение Министра магии?» — захотелось спросить мне, но я усилием воли придержал язык. Возможно, придёт время, и мне, как дедушке, будет позволено отпускать подобные комментарии. Но, увы, до него ещё далеко. Поэтому я сказал:

— Надеюсь, поездка на чемпионат отвлечёт Драко от той ужасной истории с казнью гиппогрифа.

— Мой сын давно забыл об этой нелепице, — отрезал Малфой, а я, проклиная собственную несдержанность, уточнил:

— То есть он так легко забыл о допущенной несправедливости? Жаль это слышать.

— Он отлично знает, что решение комиссии было верным. Прошу меня простить, Ваше Высочество, вынужден откланяться.

Когда он скрылся за одной из неприметных дверей, Грюм заметил довольно:

— Так его, парень!

— Сэр, — вздохнул Паркер, — это было неблагоразумно. У нас пока нет намерения ссориться с Люциусом Малфоем.

— А зря, — встал на мою защиту Грюм, — с этой поганью надо пожёстче. Он и так, и эдак крови ещё попьёт. До сих пор жалею, что его судили уже при Фадже. Поймал бы его раньше…

Но, несмотря на слова Грюма, мне было неловко. Всё же я говорю не только от своего имени, а значит — не могу позволить личным интересам управлять моим поведением.