Нарния или Англия? (гет)

Несчастная книжка всё никак не читалась. Может, просто не моё, может, не доросла я ещё. Хотя рано делать такие выводы, когда даже одну страничку осилить не можешь.

Я мельком взглянула на Сиэля, потом обратно на книжку, потом снова на него. Что-то меня очень сильно беспокоило, и это что-то было связано с ним, но далее этого я ничего не смогла определить. Какие-то черви в душе копошились по ощущениям каждый раз, как я пыталась оставить эту тему в покое и сосредоточиться на расширении своего английского лексикона.

Потихоньку холод начинал завоёвывать не только улицу, но и помещения, поэтому сейчас мы оба сидели в своих креслах у маленького круглого столика перед горящим камином. Вот только он и освещал моё чтиво сейчас, потому что уже успело свечереть. Была ещё, конечно, свеча, но света от неё мне не хватало, поэтому, убедившись, что Сиэль больше не в состоянии давать оценку происходящему, я погасила её и села на пол прямо напротив огня, поджав к себе ноги. Так ещё и теплее было.

Приятная, комфортная атмосфера настораживала. Я и дома-то себя редко так чувствовала, а здесь... Возникало ощущение, что я во сне. Жестоком своей мягкостью сне, потому что если я сейчас проснусь, то с кипой смешанных чувств, которые будут включать нежелание жить после осознания того, что эти ощущения и эмоции не были реальными. А ещё непонимание, как я вообще могла даже в самых диких фантазиях вообразить себе, что способна чувствовать себя как дома в поместье Фантомхайв. Рядом с Сиэлем.

Сиэль сидел чуть правее меня, скрестив руки на груди. До его лица доходил лишь бледный рассеянный тёплый свет огня, освещая мирно спящее лицо, повёрнутое боком ко мне.

Мирно. Спящее. Лицо. Сиэля.

Какое же сильное впечатление оно производит. Ведь когда он в сознании, то постоянно хмурится, поджимает губы, стискивает челюсть и в целом держит лицо серьёзным и сосредоточенным, если вовсе не бдительным к любой пакости, которая может с ним случиться. А сейчас выглядит... просто красиво. Мило. Да, мило! Увидь эту картину Элизабет, точно бы назвала его миленьким, и была бы права. Главное — вслух ему об этом не говорить, он явно не оценит, что его рассматривают в уязвимом состоянии.

И как только умудрился уснуть передо мной... Я в полном одиночестве этого сделать не могу, а он... перед какой-то девочкой, постоянно учиняющей неприятности! Да ещё и сидя! Как дед какой-то. Со скрещенными руками и слегка откинутой назад головой он только сильнее на него походит.

Шея же потом болеть будет. А с его головными болями это только ухудшает ситуацию.

Мы провели вместе весь день. Он всё же немного поработал, затем мы сыграли несколько партий в шахматы, я показала ему кое-какие приёмы из учебников... В общем, мы делали всё, чтобы заполнить внезапно образовавшиеся пустоты в нашем расписании из-за этого цирка. Я ему снова выбалтывала всякую всячину про будущее, на сей раз это была история. Сиэль сказал, что коммунистические идеи абсурдно-утопичны, а королева Виктория всё предвидит, ведь не зря сейчас пытается тормозить развитие военной мощи Германии. Забавно.

Для меня весь день походил на нахождение в детском лагере: все должны держаться вместе, и вроде бы собраны тут не по своей воле, но быстро с этим примирились и даже научились получать от этого удовольствие. Не хватало только гитары для полного погружения.

И всё же я не могу сосредоточиться на книге. Не подходящий сегодня для неё день, наверное. Тем более когда перед тобой такая картина маслом. Умела бы рисовать — уже запечатлела бы.

А, кстати, телефон... Вот блин, Себастьян забрал!

Я чертыхнулась про себя, потому что уже успела обрадоваться, что сейчас запечатлею это, а потом, вернувшись домой, буду вечерами смотреть на эту фотографию и тосковать по мёртвому мальчику. И эта фотография будет до конца дней вызывать у меня слёзы. Потому что, думаю, каждая фанатка Тёмного Дворецкого хотела бы, чтобы в конце Сиэль остался в живых... Но это явно не наш случай. Тут уже всё решено.

Я тряхнула головой, смаргивая слёзы от внезапно защемившего сердца, и поднялась на ноги, чтобы тронуть за плечо Сиэля. Он вопросительно замычал, взглянув на меня затуманенным снами взглядом.

— Давай-ка ты в постели будешь спать, — тихо полупредложила-полуприказала ему я.

Он зевнул, прикрыв рот ладонью.

— Я подожду, пока Себастьян вернётся.

От его сопротивления мне захотелось глаза закатить.

— Ты зубы сам не умеешь чистить?

Вопрос был искренним, без поддёвки, тем более, что ответ на него я уже знала, но Сиэль как будто выстрел услышал: распахнул глаза и выпрямился в кресле; может, даже зарделся немного? В полутьме такое сложно точно разглядеть.

— Какая чушь! Просто я не могу оставить тебя одну, пока его здесь нет.

Ладно, резонно. Не будем же мы спать в одной кровати, в конце концов... А вдруг Себастьяна всю ночь не будет? Выгоню спать Мистера Честь, Гордость и Достоинство на коврик, чтобы потом ему краснеть перед невестой не приходилось, что делил ложе с другой девицей.

— Я рядом с тобой на стульчике посижу, — ответила я буднично.

Сиэль отвёл взгляд, недовольно хмуря брови.

— Ещё чего придумала.

— Я спать всё равно не хочу. Я вообще-то привыкла к тому, что не могу заснуть всю ночь, а ты... — я запнулась, пытаясь придумать аргумент, — Ты более занятой человек. На тебе больше ответственности. Не хочешь же потом неделю ходить как зомби?

Повисла пауза. Хмурость Сиэля стала ещё сильнее. А я почувствовала, что сейчас уже откровенно начала вести себя как мамочка, но и останавливаться не собиралась, потому что не хотела, чтобы он из-за каких-то глупостей отказывался от своего комфорта.

Внезапно он хмыкнул и смягчился: взгляд, переведённый обратно на меня, стал менее возмущённым и чуть более насмешливым.

— «Я привыкла к тому, что не могу заснуть всю ночь»? Ты слышишь, что говоришь?

Поняв, как это может звучать для человека, который не переживал все прелести бессонницы, я неловко поджала плечи. В ушах начало теплеть, и слава богу, что волосы их закрывали.

— Не лежать же мне в постели весь день!

— Почему ты не говорила ничего Себастьяну?

На мгновение я застопорилась, задав этот вопрос самой себе, но тут же скривилась: от одной мысли о том, чтобы лишний раз связываться с этим чудищем, грудь протестующе сдавливало неподъёмной невидимой плитой.

— Ни за что, — просипела я бездыханно.

Затем кое-как набрала грудью воздух. Пришлось внимательно обдумать свои следующие слова: хотелось высказать простую неприязнь к нему, но без внятного объяснения это звучало бы как обычное уничижение.

— Чужой демон всё равно что чужая агрессивная собака.

Сиэль расплылся в улыбочке от этой фразы.

— За два месяца собака могла и принюхаться к новой хозяйке.

Я невольно вытаращила на него глаза:

— Хозяйке?

— Почему нет? — он буднично повёл плечами, будто не навёл сейчас одной фразой полный бардак в моей голове, — Как Себастьян вернётся, скажу ему, чтобы он с этих пор исполнял все твои приказы.

Я прикрыла рот ладонью, ошалело глядя на Сиэля. В голове было много вопросов, но все были обрывочными и плохо сформулированными: его слова ураганом прошлись по моим мыслям. На языке вертелся вопрос «Ты нормальный?», но я проглотила его, прекрасно зная, что из нормального в поместье могут быть только коты в шкафу Себастьяна.

— Откуда такое доверие?

Сиэль изогнул бровь:

— Доверие? Не то что бы я много даю тебе этим жестом: с твоей нынешней властью это капля в море, так что ни о каком доверии не может идти и речи. Но, может, ты хоть так успокоишься и начнёшь нормально спать по ночам, зная, что собака у тебя на привязи.

Мне пришлось отойти от него на шаг, переваривая новую информацию.

— Какая ещё власть?..

Он цокнул, заставив меня снова поморщить нос. Будто это самый глупый вопрос в мире.

— Я мог бы раньше догадаться, что ты не замечаешь слона в комнате.

У меня ощущение, что шестерёнки в моей голове медленно и с натугой крутились. Мой взгляд упал на пол, быстро перебирая варианты того, о чём он мог говорить, пока меня не осенила догадка:

— Ты о том, что я знаю?..

Сиэль пристально посмотрел на меня, не говоря ни слова. Молча намекал мне, что я тупица.

Я всё ещё не поняла. С чего он взял, что это даёт мне хоть какую-то власть? Можно сказать, я величайшая манипуляторша. Играюсь людьми вокруг меня, будто кукловодка. Да я едва ли выкручиваюсь каждый раз, когда кто-то начинает подозревать меня в чём-либо, причём неважно, за дело меня обвиняют или нет! Недостаточно у меня ума, чтобы располагать своей «силой» так, чтобы чувствовать себя обладательницей хоть какой-либо полноты власти. Он меня переоценивает.

— Тебя послушать, так я божество, управляющее людьми.

Я почти что сплюнула эту горчащую мысль с хмурой улыбкой.

— Мойра.

— Ась?

Сиэль махнул рукой, моментально теряя интерес к сказанному. Я решила не переспрашивать, что он только что сказал, вместо этого приземлившись обратно в своё кресло.

— Со сном надо что-то решать.

— Я ещё недостаточно отчаялся, чтобы позволять тебе нависать надо мной таким образом.

Догадка по неясной для меня причине кольнула сердце, и я сделала усилие, чтобы спросить это дразняще:

— Не доверяешь?

Сиэль помедлил с ответом.

— Дело не в этом.

— А в чём тогда?

— Чего ты пристала? — ощетинился он, — Разве не очевидно, что это просто странно?

Я закатила глаза.

— А если Себастьян до утра не вернётся?

Сиэль не ответил: в полной тишине раздался быстрый стук каблуков, и мы оба выглянули из-за спинок кресел назад, в сторону входа в зал. Дверь была приоткрыта, поэтому звук в коридоре был слышен отчётливо, пусть и издалека. Незнакомый ритм ходьбы наводил жуть: Себастьян всегда расхаживал нерасторопно. Наверное, старался казаться грациозным и гордым, словно его любимые кошки. А тут будто кто-то на шпильках торопился сюда изо всех сил, едва не переходя на бег.

Взгляд упал на Сиэля, уже засунувшего руку в кобуру. Он одним взглядом указал мне на спинку кресла. Конечности похолодели. Я спряталась обратно; не выдержав, поджала к себе колени и уткнулась в них носом.

Став совсем близким, шаг замедлился. За последним стуком каблуков, теперь отразившихся от стен гостиной, последовала оглушающая тишина.

— Не уж то вы тут одни?

Незнакомый мне глубокий голос поставил в тупик. Такого голоса не было у Грелля, Рональда... Неужели Уилл?

— А где этот... Себастьян?

Только теперь до меня дошло, что голос вообще-то женский. Снова глянула мельком на Сиэля — тот невозмутимо вытянул перед собой пистолет.

— Кто вы такая? — вопрос прозвучал холодной сталью, от которой даже у меня пробежали мурашки.

И снова тишина.

— Давай ты уберешь эту штуку. Мне совсем не комфортно в таком положении разговаривать.

Сиэль поморщил нос от отвращения:

— Сначала представьтесь.

Женщина драматично вздохнула.

Я расслабила плечи и решила рассматривать костёр, пока слушаю их диалог. Почему-то она перестала казаться мне угрозой уже сейчас. Хотя жнецы в целом любят паясничать перед тем, как выставить у тебя перед носом косу.

— Я бы не сказала, что у меня есть какое-то конкретное название... Я из особого департамента жнецов по делам о переселении душ. Секретного. Для людей просто «ведьма».

Послышался звон металла, будто что-то упало на пол, после чего шаги снова начали становиться ближе, заставив меня отвлечь горящий от наблюдения за огнём взгляд и снова взглянуть на Сиэля, что внезапно растерялся и отклонился назад вместо того, чтобы выстрелить.

Меж кресел появилась она: всклокоченные пушащиеся русые волосы, шляпка, слабо пытающаяся их прикрыть, квадратные очки в толстой оправе с цветными шнурочками и, естественно, эти ядовито-зелёные глаза.

Женщина уставилась на него, но, стоило мне рефлекторно поднять голову, чтобы рассмотреть незнакомку, как она заметила и меня:

— Суфражизмом занимаетесь?

Я не сразу поняла, о чём речь. Лишь когда уже собралась изобразить дуру и сказать что-то в духе «я из Россия, моя твоя не понимать», сообразила, что речь идёт о предшественнике феминизма.

Тогда я понадеялась, что это шутка. Её серьёзный взгляд, впрочем, никак на это намекал. Может, претензия? А если она та самая ведьма, мне придётся уживаться с женщиной, которая будет выедать мне мозги ложечкой за то, что я ношу штаны? Я не хочу возвращаться в тяжёлые платья лишь из-за одной ханжи!

— Я из будущего, — ответила, надеясь, что она поймёт, к чему я клоню.

Она цокнула недовольно.

— Вы на вопрос-то не ответили.

Не поняла. Хотя мне кажется, что не захотела.

— У нас это нормально. Мне так привычно.

Она нахмурила брови, но никак не прокомментировала мой ответ, и вообще, слава Богу, решила от меня отстать, вернув всё своё внимание Сиэлю. Эта минута разговора с ней ощущались как нападение на мою личность.

— А ты чего свою даму не защищаешь? Пистолет же выставил.

Слава Богу, эта женщина сказала такую неловкость с настолько прямым выражением лица: теперь она ощущалась не как строгая инспекторша, способная устроить тебе проблемы на раз-два, но как бесстыдная родственница, будто специально пытающаяся подловить тебя на смущении. Я поджала губы, чтобы не улыбнуться, а то восприняли бы ещё неправильно.

А вот Сиэль на секунду загрузился, на секунду перевёл взгляд на меня, и только потом сдавленно ей ответил:

— Во-первых, я уже понял, что вы не представляете угрозы...

— А во-вторых? — надавила она, когда он замялся.

— А во-вторых, у меня уже есть невеста. Прошу воздержаться от нелепых комментариев.

«Это бесполезная схватка,» — чуть не слетело с моего языка, но я только фыркнула. Не смогла не.

— Что смешного я сказал?

Чего он так взъерепенился, будто это хоть какое-то значение имеет?

— Ну-у-у, — протянула жница, игнорируя моё существование, — Она же живёт в твоём поместье? Да. Она пользуется твоей защитой? Да. Значит твоя дама. Ваше государственное регулирование союзов тут никакого значения не имеет...

У меня голова чуть не закружилась от попытки разобрать, что такое она говорила. Зато Сиэль всё отлично понял: закатил глаза и убрал пистолет обратно в кобуру.

— Прошу вас, этот разговор не имеет никакого смысла.

Я почувствовала себя неловко от того, что не могу разобрать её странного говора: мало того, что у неё ещё более сложный для понимания акцент, чем у Сомы, так она ещё и говорит непонятными мне изъяснениями! Если я буду подстраиваться под вокабуляр каждого человека, я вообще забуду родной язык, — место в голове только для литературно обогащённого английского останется.

Но мне с ней придётся сотрудничать ещё какое-то время перед тем, как она отправит меня домой... Я очень надеюсь, что отправит. Надо как-то к ней притереться, чтобы мы сработались.

— А как скоро я попаду домой? — резко вклинилась я.

Жница воздела очи к потолку и зачем-то запустила руку в волосы, выжимая их, будто это мокрая мочалка.

— Месяц?.. Наверное, месяц. Мне трудно сказать точный срок.

Я поморщилась, силясь понять; но стоило моему мозгу обработать смысл услышанного, как на меня накатила гигантская волна усталости, и я едва подавила тяжёлый вздох.

Месяц... Что есть месяц по сравнению с тем, что я пережила? С одной стороны, это всего лишь месяц, а я тут торчу уже примерно три (поначалу не следила за календарём, поэтому точнее мне трудно сказать), так что лишние тридцать дней можно пожить, если это означает, что в конце концов я вернусь в родную гавань. С другой стороны, это целый месяц, — за всё это время столько вещей произошло, которые до конца жизни будут сниться мне в кошмарах, и это даже несмотря на то, что я нахожусь... Э-э-э... «Под надёжным крылом поместья Фантомхайв». За месяц меня вообще можно довести до психической инвалидности. Впаду в кататоническое состояние и буду пускать слюни на подушку, пока меня с ложечки кормят.

— Мы с этим разбираться начнём завтра, а сейчас я очень хочу спать. Где этот, — жница неопределённо махнула рукой, — хвалёный Себастьян?

— Он сейчас на особом задании.

Сиэль откинулся на спинку кресла и почти прикрыл свой глаз, обратив свой взгляд на костёр, будто ему всё происходящее уже наскучило.

— Если хотите, чтобы вам помогли с размещением, будьте добры, дёрните верёвочку справа от вас.

Через несколько секунд снова послышался стук каблуков. Я уже не хотела смотреть на огонь и лениво поглядывала на Сиэля, а тот будто и не замечал моего взгляда. Закрыла правый глаз на секунду. Открыла. Закрыла. Да, он и правда не видит ничего справа от себя. Странно, что я только сейчас об этом задумалась.

— Ах, совсем не ценят тебя, девочка, — послышалось у меня над ухом.

Я подпрыгнула и обернулась на неё.

— Даже не смотрят на тебя. Я бы при желании могла очень быстро перерезать тебе горло, пока демона этого нет.

Нервное «хи-хи» само из меня вырвалось. Это уже не звучало также невинно, как было с шуткой про чью-то даму. Появилось ощущение, что она не просто подшучивает, а провоцирует. Только пока непонятно, на что.

— Ну вы же не будете этого делать, правда?

— Моя коса смерти лежит там, так что пришлось бы сначала до неё дойти.

Я выглянула из-за кресла, чтобы посмотреть в сторону, куда кивнула жница. Там лежал серп... Наверное, серпом не очень удобно убивать, пускай он даже очень острый.

Она не сказала, что не стала бы меня убивать. Клянусь, эта женщина просто пытается выбить меня из колеи.

— Я бы не списывал себя со счетов на вашем месте.

— Ой, — жница закатила глаза с лукавой улыбочкой, — Твой пистолет скорее притормозит, а не остановит. Мы же бессмертные существа. Ты правда думал, что эта штучка тебе поможет?

Сиэль помрачнел. Он вообще всегда мрачный и всем на свете недовольный, но сейчас он выглядел так, будто его задели за живое: нахмурился, поджал губы, опустил голову, будто пытался вжать голову в шею. И притих.

Я же чувствовала, как начинает болеть голова от присутствия этой женщины в комнате... Женщины.

— Как вас зовут?

— Наконец-то спросили, — жница цокнула и вновь расплылась в улыбке, — Беатрис! Было бы неплохо, если бы вы тоже представились. А то мне в департаменте выдавали поимённый список демонов в этой стране, но об опасных детях не предупреждали.

Сиэль цокнул.

— Действительно, как невежливо с моей стороны. Я граф Сиэль Фантомхайв, владелец этого поместья и хозяин Себастьяна, — он махнул рукой в мою сторону, — А это Анна, моя гостья из другого мира.

— Понятно.

Беатрис потеряла к нам интерес сразу, как издалека послышались теперь уже торопливые шаги. Сюда шла Мейлин.

Сиэль отправил её вместе с Беатрис осваивать новую спальню, и только тогда я ощутила, как ум блаженно пустеет. Одной проблемой меньше.

— Значит, охота на меня закрыта...

— Не расслабляйся. Она сама же и может воткнуть нож тебе в спину, если что-то пойдёт не так.

— Но ведь прямо сейчас не воткнёт, а?

Сиэль наконец соизволил отвлечь взгляд от камина и обратить свой озадаченный взор на меня.

— Ты к чему клонишь?

— Я спать хочу.

Он неодобрительно втянул носом воздух.

— Хорошо. Как только убедимся, что она спит, ты тоже отправишься в постель.

— А ты?

Он отвёл взгляд обратно на огонь. Помедлил с ответом, будто отвлёкся на что-то.

— А я подожду Себастьяна.

Это точно из-за того, что он сам ничего не может сделать. Беда прям какая-то! Почему он так не хочет этого признавать, будто есть что-то зазорное или удивительное в том, что мальчик из богатого сословия — белоручка?

Я наклонилась ближе к нему; он вновь обернулся на звук шелеста ткани и отдёрнулся от меня, заставив забыть о том, что я изначально хотела сказать.

— Что такое?

Глаза Сиэля, на секунду широко раскрывшиеся, теперь прищурились, и он отвёл взгляд, будто избегал меня.

— Ничего. Просто не ожидал...

— Вот видишь! Ты устал.

Он только хмыкнул в ответ. Я продолжила:

— Может, лучше хоть как-то лечь спать, чем спать в кресле? Один день рутины можно пропустить.

Сиэль вжался в кресло.

— Какая тебе разница?

Я окончательно растерялась, увидев враждебность в его взгляде. Он выглядел так, будто я исподтишка к злу его подстрекаю, и я даже невольно отпрянула, пытаясь избавиться от внезапного онемения в горле. Никак не могла понять, что я сделала не так.

— Да ты... Ты просто себя не видел, — уже гораздо менее уверенно пробормотала я, — Кое-как держишь глаза открытыми.

Повисла тишина. Мне уже ничего говорить не хотелось: появилось ощущение, что я просто неприятна Сиэлю, и от этого ощущалась какая-то неловкость. Я отвернулась и начала наблюдать за часами.

Огонь в камине потихоньку начал затухать. Пламя долизывало чёрные угольки, что давно никто не обновлял, и глаза от тусклого тёплого света побаливали и горели, усиливая моё нетерпение, поэтому, отсчитав двадцать минут, я решила, что этого должно быть достаточно, и встала с кресла, чтобы уйти к себе.

— Стой.

— Ась?

Я обернулась на него с недоумением. Что ещё может понадобиться в такой поздний час, тем более когда меня почти открыто послали?

— Не хочешь ещё раз сыграть в шахматы?