Без права на побег (гет)

Золотистый луч утреннего солнца мягко скользнул по лицу спящей женщины. Она тревожно заворочалась, ресницы дрогнули, и через мгновение Мэй распахнула глаза. Уже восьмое утро подряд она встречала в человеческом облике. При желании могла вновь обратиться в змею, ставшую её аниформой, но сама мысль о превращении пугала до дрожи. Слишком долго она жила в той шкуре, слишком прочно свыклась с холодными кольцами, скользящими по земле, и ядовитым шипением. Женщина почти разучилась верить, что снова сможет быть человеком.

И вдруг — чудо. На её пути оказалась юная ученица целителя, обладавшая редким даром малефика. Девушка ещё не знала, что проклятие маледиктуса необратимо, и именно это незнание открыло дверь в невозможное. Да и сама молодая семейная пара Снейпов казалась удивительной: она — будущий целитель, он — мастер, зельевар; столь редкий союз в Англии, где подобные таланты встречаются нечасто.

Но чудо не отменяло прошлого. В последние месяцы разум Мэй всё чаще подводил её. Человеческая часть сознания угасала, уступая место змеиной. Договор с мистером Риддлом о сотрудничестве оказался расторгнутым, когда мужчина прямо признал невозможность снять с неё проклятие. Отчаяние и безысходность погнали её прочь от одного из самых сильных магов острова.

Сколько и где она скиталась после этого, Нагайна вспомнить уже не могла. В памяти зияли провалы, смазанные картины. Казалось, сама жизнь обрывалась и начиналась заново в случайных местах. Но однажды она почти наугад ощутила нечто знакомое: крепкую защиту, подчинённого воле шамана духа-хранителя. Тогда человеческое зрение в змеином облике почти отказало, и Мэй, полностью отдавшись инстинктам, устремилась к этому источнику, ведо́мая магией, знакомой ещё с далёкого детства.

Когда-то маленькой девочкой она жила в доме родителей. Тогда ещё никто не знал, проявится ли в ней родовое проклятие. Всё остальное пришло потом — годы испытаний, одиночество, бессилие перед маледиктусом и страх потерять себя окончательно.

Женщина глубоко вздохнула, словно стараясь убедить себя, что воздух действительно наполняет лёгкие, и осторожно поднялась с постели. Каждое движение требовало дополнительного контроля, тело только училось быть человеческим и не доверяло самой хозяйке. Приходилось отслеживать каждый шаг, движение руки, наклон головы — всё, что прежде казалось естественным.

Мэй словно заново осваивала простые истины: училась ходить, держать ложку или перо, вспоминала, как пользоваться гигиеническими принадлежностями, как сидеть за столом без змеиных движений и рывков. Но самым трудным было возвращение памяти. Рептилия не могла хранить человеческие воспоминания, а проклятие делало её именно змеёй — полностью и без остатка.

Только на второй день, когда утром супруги Снейп в четыре руки сняли последние осколки проклятия, из глубин сознания Мэй начали подниматься образы, давно стёртые. Сначала это были смутные картины — лица, голоса, фрагменты домов, запах дождя над каменными улицами. А потом воспоминания вспыхнули ярче, обрели цельность, и женщина наконец вспомнила себя прежнюю.

Она снова произнесла своё имя. В памяти встала семья, родной дом и далёкая жизнь в Америке, которую женщина когда-то считала навсегда потерянной.

Больше всего Мэй поразила дата, которую она узнала из уст своей спасительницы: 8 мая 1981 года. Женщина замерла, словно ударенная молнией. Ей было почти восемьдесят. Полную дату рождения память упрямо не выдавала, но где-то на краю сознания теплилось воспоминание: она появилась на свет осенью 1902 года и всегда знала, что младше Криденса всего на год.

— Миссис Снейп, могу я попросить вас отправить письмо моему мужу? — голос её дрогнул, но в глазах впервые за долгие годы вспыхнула надежда.

— Госпожа Мэй! Вы вспомнили! Это замечательный знак, — Лита улыбнулась, не скрывая радости. — Напишите письмо и отдайте Тисли, она всё отправит.

Неожиданная пациентка, воскрешённая из полузабвения, была для молодой четы Снейп одновременно чудом и тайной. О случившемся нельзя было говорить вслух: слишком опасно. Северус и Лита прекрасно понимали, что подобное открытие может привлечь не только внимание, а беду.

В Мунго Мэй идти отказалась наотрез. Она слишком хорошо знала коварство магического общества, его жадность до секретов и тягу к экспериментам. О прошлом своём она говорила скупо, но о будущем — много и настойчиво. Долгие часы она проводила с Литой, объясняя ей, как опасно доверять чужим обещаниям.

— Никогда — слышишь? — никогда не полагайся только на слова, — твёрдо говорила она, глядя на девушку серьёзными глазами. — Заключай контракт — магический, письменный — любой: лишь бы имел силу. Люди обманчивы, Лита. Даже самые близкие.

И в этих словах слышался не только совет, но и горькая исповедь человека, слишком хорошо познавшего предательство.

Супруги Снейп сразу пришлись Мэй по сердцу. Она с редкой теплотой наблюдала за их отношениями: казалось, их медовый месяц и не думал заканчиваться. Полный магический брак, заключённый по всем правилам, не приносил ни тени сожаления. Северус относился к жене с вниманием и бережностью, умноженными вдвое его суровым характером, а Лита отвечала искренней любовью и заботой. Порой было трудно уловить, где кончается инициатива одного и начинается забота другого — они словно жили единым дыханием.

Окрепнув настолько, чтобы вновь держать перо, Мэй написала письмо. Каждое слово давалось нелегко — рука дрожала, сердце то и дело замирало от волнения. Она тщательно взвешивала каждую фразу, помня, что письмо может попасть не в те руки. Наконец, сложив лист и запечатав конверт, женщина доверила его Тисли, наказав домовушке отправить международной почтой с особой осторожностью и строгой конфиденциальностью. Более всего Мэй страшили родственники мужа — могущественные, влиятельные, не стеснённые никакими моральными рамками.

Долгожданный ответ задержался. Время текло медленно, и, дождавшись первых недель безвестности, Мэй почти потеряла надежду. И всё же однажды чудо произошло.

Это был самый обычный вечер после рабочего дня. Северус с Литой только успели вернуться домой, сменить мантии и привести себя в порядок, когда в тишине раздался настойчивый звонок в дверь. Мэй, сидевшая в кресле, вздрогнула, сердце её забилось чаще.

Северус подошёл и открыл. За порогом стоял мужчина, и Мэй ещё до того, как его увидела, услышала знакомый, до боли любимый голос:

— Доброго вечера, мистер Снейп. Моё имя Криденс Бербоун. Я ищу свою жену, миссис Мэйлин Бербоун. Она написала мне письмо и указала этот адрес.

Северус слегка склонил голову и сдержанно, но уважительно ответил:

— Конечно, сэр. Мы давно вас ожидаем. Прошу, входите.

Он пропустил гостя в тесную прихожую, пахнущую книгами, травами и свежезаваренным чаем.

* * *

Об очередном «опусе домохозяйки» Лита старалась даже не вспоминать. В её учебных курсах проклятие маледиктуса упоминалось лишь вскользь, как почти мифическая редкость, а на практике вовсе не встречалось. Девушка была искренне убеждена: перед ней не про́клятая от рождения женщина, а волшебница, застрявшая в аниформе змеи. И лечила она пациентку, исходя именно из этого предположения. И ведь получилось!

К странностям магического мира Лита давно привыкла: если лечение прошло успешно и безопасно — значит, всё в порядке. Но слова мужа заставили навеянный мельком просмотренным фильмом смутный образ всплыть в памяти. Кажется, там было целых три части, но последние две показались настолько скучными, что она смотрела их вполглаза. Смутно помнился какой-то цирк, китаянка, парень… или всё это уже перемешалось в памяти?

Осторожные расспросы Мэй выявили серьёзные провалы в её воспоминаниях. Северус предположил систематическое применение обливиэйта, но позднее признал: часть утраченных фрагментов могла быть вызвана и самим проклятием. Пришлось в спешке модифицировать зелья для восстановления памяти и испытывать их на пациентке, благо Мэй не возражала и даже проявила интерес к процессу.

Через неделю воспоминания начали восстанавливаться: образы прошлого становились ярче, события выстраивались в связное полотно. В тот момент Мэй впервые попросила связаться с мужем. Для Северуса это стало важным знаком: если женщина вспомнила близкого человека, значит, процесс идёт правильно.

А вот Лита никак не могла отделаться от странного ощущения. Ей упорно чудилось, что тот парень, Криденс, о котором теперь зашла речь, в фильме погиб… и, если она не ошибалась, имел какое-то прямое отношение к Дамблдору.

Тем временем Мэй успела достаточно подробно рассказать супругам Снейп о своей жизни рядом с Томом Риддлом. Когда-то, ещё много лет назад, она заключила с ним соглашение: он обещал попытаться снять проклятие маледиктуса. Риддл действительно вёл исследования и, как вспоминала женщина, делал это честно, но всё же больше был занят иной, откровенно незаконной деятельностью. Правда, криминальная карьера будущего Тёмного лорда Мэй никогда особенно не волновала. Лита прекрасно понимала её: когда на тебе лежит проклятие, считавшееся неснимаемым, ты готов заключить договор хоть с самим дьяволом.

Но всё изменилось после того самого ритуала в день весеннего равноденствия. Лита, погружённая в собственные заботы, тогда и не подумала, что участников обряда было много — и каждый воспринял увиденное по-своему.

Рудольфус, к примеру, в спешке увёз беременную Беллатрису к родственникам во Французские Альпы: рожать миссис Лестрейндж должна была только там, в узкоспециализированной клинике. Макнейр внезапно проявил живейший интерес к членству рода в Совете Горных кланов Шотландии и почти перестал участвовать в политических интригах Англии.

Сам же Том Риддл после ритуала резко изменился. Он словно помешался на собственном здоровье: заказывал у Северуса редчайшие и крайне дорогие зелья, причём о назначении некоторых из них зельевар мог лишь догадываться. Что бы он ни увидел вечером равноденствия, это явно до глубины души напугало его.

Нет, Мэй не строила иллюзий и рассказала молодой паре всё, что знала. Томас Риддл никогда не был «белым и пушистым», но и то, что писали о нём в последнее время газеты, выглядело настоящим бредом. Да, он торговал наркотиками, контролировал значительную часть магической торговли и нелегального бизнеса, — вряд ли это можно назвать деятельностью благонравного мага. Но зачем ему терроризировать избирателей, убивать маглов и маглорожденных, нарываться на гнев немагических властей, которые прекрасно знали о существовании магического мира и его особенностях?

Дураком мистера Риддла назвать было нельзя.

А между тем «Ежедневный Пророк» печатал одну заказную статью за другой. Формально газета принадлежала четырём старым родам — Поттерам, Блэкам, Малфоям и Фоули. Но у каждого из владельцев хватало собственных проблем: Поттеры скончались три года назад при странных обстоятельствах, наследник не спешил принимать дела; Блэки тонули в семейных скандалах и наследственных тяжбах; Абраксас Малфой доживал последние месяцы; а Фоули предпочитали держаться в тени, не вмешиваясь в разборки.

В итоге выходило так, что газета публиковала материалы анонимных заказчиков, а английские читатели верили всему написанному.

— Всё это, — тихо сказала Мэй почти шёпотом, — не могло пройти мимо мистера Риддла. Я спросила его о последних опытах прямо, без обходных слов… и он ответил резко, почти грубо.

Она на мгновение замолчала, будто погружаясь в воспоминания.

— Оказалось, что искать решение моей… проблемы он бросил ещё несколько лет назад. Проклятие не снималось, и его это устраивало. Вместо надежды он предложил мне «честь»… стать фамильяром Тёмного лорда. — Она вздохнула, плечи её дрогнули. — Для той, что уже почти потеряла последнюю надежду, это был удар. Я начала стремительно превращаться в змею и тогда поняла: рядом с Томом мне больше не место.

Голос Мэй стал тише, почти как будто она боялась быть услышанной:

— Даже в полуживотном состоянии я понимала, что Риддл готовится к сложным ритуалам. Но неожиданно помощь пришла от Амикуса Кэрроу. Он пробрался в наши покои и оставил книгу по ритуалистике. Она была раскрыта на нужной странице. Последнее, что я запомнила, — рисунок старого, сложного обряда снятия проклятия крестражей.

Она на мгновение замолчала, глаза её блеснули.

— Давным-давно, — начала Мэй, словно увлекая слушателей в тень былых лет, — ещё когда я была совсем юной и слишком наивной, верящей в чудеса, я тогда искала ответы в книгах о проклятиях. Ни одна не помогла, но в памяти отложилось многое. Особенно истории о древних ритуалах.

Говорили, что по всей магической Азии некогда были распространены артефакты, способные исполнять желания. Их следы остались даже в сказаниях, в «Тысяче и одной ночи». Помните лампу Алладина? — она улыбнулась блёклой улыбкой. — Так вот, это всего лишь отголосок куда более мрачной легенды.

Суть была проста и ужасна: сильного мага ритуально убивали, душу делили и часть привязывали к предмету, и получался раб-джинн, заключённый в железо или камень. И почти никогда такие пленники не знали освобождения.

— Томас быстро понял, — голос её стал тише, будто она боялась подслушивания, — что и его ждёт подобная участь. Стоило умереть — и он станет узником. Чтобы избежать этого, он создал крестражи. Разделил душу на части, сделал множество якорей, дабы уменьшить шанс быть прикованным рабским контрактом навеки.

Она на мгновение замолчала, взгляд её потемнел.

— Но после ритуала на Остару он изменился, — тихо добавила Мэй. — Похоже, он нашёл способ снять проклятие крестражей. А значит, знает, как собрать все осколки обратно.

С этими словами в комнате стало как-то холоднее, и Лита с Северусом переглянулись.

— И самый первый? — осторожно спросила Лита.

Мэй пожала плечами, взгляд её был задумчивым:

— Если судить по схеме ритуала, чтобы снять проклятие, все осколки должны быть собраны магом. Иначе никак.

Северус кивнул, соглашаясь, но в глазах его мелькнуло беспокойство.

— Я тоже читал о способах казни магов, — тихо сказал он, — но без деталей. Интересно, правда, что ждать от работодателя после этого ритуала?

Мэй покачала головой, в её глазах было растерянное непонимание:

— Честно говоря, я понятия не имею.

— Думаю, это можно уточнить у Кэрроу, — вмешалась Лита, слегка улыбаясь. — Как думаешь, он вообще станет отвечать?

— Вряд ли, — усмехнулся Северус, — но я знаю, кто может помочь и заодно проверить нашу работу. Через улицу живёт замечательная семейка мамбо… для них такие магические штучки — обычное дело.

Лита быстро нацарапала несколько строк в записке и велела Тисли отнести её соседям. Домовушка заметно поёжилась: шумных мамбо она побаивалась и явно не горела желанием попадаться им на глаза, но перечить хозяйке не решилась. Через несколько минут Тисли вернулась с ответом — жрицы Вуду согласились заглянуть и посмотреть на их пациентку, а заодно проконсультировать супругов Снейп.

Лита относилась ко всем делам с Риддлом и его душой предельно равнодушно: пусть он хоть десять раз себя располосует, девушке было всё равно. Но слишком многое зависело от его устойчивости и адекватности — Северус работал на него, а ещё нужно было закрыть контракт с Малфоем. Лето предстояло жаркое не только по погоде — предвыборная кампания в магическом мире Британии будет в самом разгаре. А что начнётся осенью, после сентябрьских выборов и подсчёта голосов, Лита представляла слишком хорошо. Именно тогда и закрутится та самая история, которая когда-нибудь позволит некой «даме с воображением» настрочить семь книг. Политика в магическом мире была ещё грязнее, чем она привыкла думать, — от оппонентов можно было ждать любых гадостей.

В назначенный час на пороге появилась сама матриарх — та самая старуха-мамбо, что и в первую их встречу показалась Лите сморщенной, словно сушёный чернослив. Маленькая, согнутая, но с удивительно живыми глазами, она вошла в гостиную дома Снейпов и окинула присутствующих цепким, внимательным взглядом.

— Хорошая работа, — коротко произнесла она, ткнув костлявым пальцем в сторону Мэй. — Но дураков всё равно учить надо.

И, неожиданно плюнув в сторону китаянки, громко хмыкнула. Мэй вздрогнула от неожиданности.

— Не тебе, не бойся, — усмехнулась старуха. — Лоа шепчут: плохо детей проклинать, вот теперь пусть сами со своим проклятием и возятся.

Она хрипло рассмеялась, звук был похож на скрежет сухих веток, а потом внезапно оборвала смех и серьёзно посмотрела на Литу.

— Лоа пошлю присматривать за непутёвым магом. Все части соберут, даже если он сам не захочет, — с очевидным удовольствием заявила мамбо, словно ей доставляло радость ставить на место зарвавшихся британцев.

Лита лишь улыбнулась и предложила старухе чашку крепкого чая с пирожками — простое угощение, которое, как ей казалось, могло примирить любые магические традиции.

Перед уходом старуха задержалась у кресла, где сидела Мэй, и внимательно, почти испытующе посмотрела на женщину. Потом тихо произнесла несколько фраз на незнакомом тягучем языке, от которого у Литы по спине пробежали мурашки.

Мэй вздрогнула, словно очнулась от сна, и вдруг ответила на том же языке — легко, без запинки. Сухое лицо мамбо тронула едва заметная улыбка. Она кивнула, пробормотала короткую фразу и, не прощаясь, направилась к двери. Шаги её стихли за порогом, и в доме вновь воцарилась тишина.

Лита удивлённо взглянула на Мэй, и та, заметив её вопрос, улыбнулась чуть смущённо, но с радостным блеском в глазах:

— Скоро приедет мой муж, — сказала она тихо. — Жрица передала: с ним всё в порядке. И… я вспомнила своё полное имя. Меня зовут Мэйлин Бербоун.

В комнате повисла лёгкая, почти торжественная пауза. Лита и Северус переглянулись: имя возвращало женщине её прошлое, делало её вновь собой. И, возможно, именно с этого начиналась новая глава её жизни.