Мистер Барроу: Закаты над Йоркширом (гет)

Воздух в Аббатстве вибрировал от напряжения, как струна перед ударом смычка. Солнце золотило фасад особняка, но внутри царил шторм предвкушения и панической спешки. Томас Барроу стоял в центре бального зала, превращенного в штаб, и чувствовал вес каждой секунды. На столе перед ним лежали планы: схемы размещения гвардейцев, расписание королевских приемов, списки провизии на кухню миссис Патмор, маршруты эвакуации на случай беспорядков. Король Георг V и королева Мария посетят Даунтон через три дня. И ответственность за то, чтобы великолепие не обернулось хаосом, лежала на его плечах.

— Мистер Барроу! — Карсон, лицо которого напоминало натянутый барабан, ворвался в зал. — Королевские лакеи прибыли. Они... требуют немедленно освободить их комнаты от «посторонних предметов». Под «предметами» они подразумевают подарки от деревни для их величеств!

Томас не оторвался от графика поставки льда. — «Посторонние предметы» остаются, мистер Карсон. Деревня вязала эти шарфы и резала по дереву месяц. Передайте королевским слугам, что их апартаменты будут готовы к вечеру, а пока — гардеробная третьего этажа.

— Но они говорят, гардеробная — оскорбление!

— Тогда предложите им конюшню, — холодно парировал Томас, наконец подняв взгляд. — Их величества едут сюда, чтобы увидеть Йоркшир, а не придворный спецназ. Компромисс — или они ночуют в Йорке.

Карсон открыл рот, закрыл и, багровея, удалился. Томас позволил себе едва заметную улыбку. Старый дворецкий все еще видел в королевских слугах полубогов, но Томас знал: бюрократия двора едина везде. Ее можно обуздать прагматизмом и железной волей.

У мельницы царил иной хаос — творческий. Гвен, с засученными рукавами и тетрадью в руках, руководила «армией» женщин. На длинных столах лежали горы лаванды, вереска, веток бузины с алыми ягодами.

— Салли, связки для холла — только вереск и золотарник, без рябины! Она осыплется к вечеру! — крикнула Гвен, поправляя очки. — Бетти, саше для будуаров королевы — смесь «Старых Стен» и новой «Королевской Лаванды». По три капли масла, не больше!

— Гвен! — Томас появился в дверях цеха, едва избежав столкновения с тележкой, груженной дубовыми ветвями. — Как продвигается осада цветочных фронтов?

Она обернулась, вытирая лоб тыльной стороной ладони. Усталость тенила ее глаза, но в них горел азарт. — Почти победа. Но королевский флорист, мистер Шортс... — она понизила голос, — назвал наши композиции «милой провинциальной самодеятельностью». Требует выбросить бузину и добавить орхидеи. Из Лондона. Завтра.

Томас фыркнул. — Орхидеи в Йоркшире в сентябре? Пусть попробует найти. А ты... — он взял ее руку, ощутив шершавость кожи от стеблей, — покажи ему, что такое настоящий Йоркшир. Сделай что-то, от чего у него отвиснет челюсть.

Идея родилась мгновенно, как вспышка магния. Гвен схватила тетрадь и карандаш. — Большое зеркало в бальном зале... Оно в тяжелой раме. Если оплести раму вьюнком, жимолостью и гроздьями бузины... как корону из дикого леса! А внизу — низкие вазы с вереском и золотарником, будто лесная подстилка...

— И королева увидит себя в обрамлении самой Англии, — закончил Томас, восхищенно глядя на эскиз, рождавшийся под ее карандашом. — Мистер Шортс умрет от зависти.

День визита взорвался какофонией звонков, криков и цокота копыт по гравию. Томас, в безупречном утреннем костюме, был вездесущ:

— Кареты: Проверить упряжь последней тройки! Камень у ворот — убрать!

— Кухня: Мистер Тиммс требует еще трюфелей? Скажите, что трюфели съел егерь, гнавшийся за дичью для его стола. Пусть использует местные грибы.

— Гвардия: Пост у восточного крыла — сместить на три ярда! Там сыро, солдаты простужены.

Он ловил на себе взгляды: восхищенные — молодых служанок, оценивающие — лорда Грэнтэма, сдержанно-уважительные — леди Мэри. Но самый важный взгляд он встретил у главного входа. Гвен, в платье цвета лесной зелени, поправляла последнюю гроздь бузины на раме зеркала. Ее «корона» была шедевром. Дикая, дышащая, величественная в своей естественности. Даже мистер Тиммс, щеголявший орхидеей в петлице, замер, пораженный.

Банкет близился к концу. Воздух был густ от ароматов дичи, дорогих духов и воска. Томас, стоя в тени колонны, наблюдал, как королева беседует с леди Вайолет. И вдруг — чудо. Королева поднесла к носу крошечное саше из шелка, подаренное ей в будуаре. Потом что-то сказала фрейлине, указав на саше. Фрейлина кивнула, бросив взгляд в сторону Гвен, скромно стоявшей у цветочной композиции.

Позже, когда гости разъехались, а слуги разбирали столы, к Гвен подошла та самая фрейлина.

— Ее Величество просила передать, — сказала она тихо, — что аромат «Старых Стен» напомнил ей сады Сандрингема ее детства. Она желает заказать партию для личных покоев.

Гвен замерла, покраснев как девчонка. Томас, подошедший с бокалом воды (он не пил шампанское — работа не закончена), сжал ее локоть. Гордость за нее горела в нем ярче королевских люстр.

Глубокой ночью, когда Даунтон наконец погрузился в сон, Томас и Гвен сидели на ступеньках мельницы. Джонни и Лиза мирно спали внутри. В руках у Гвен блестел флакон «Королевской Лаванды» — ее личный триумф.

— Ты слышал? — прошептала она. — «Сады Сандрингема»...

— Слышал, — Томас обнял ее, вдыхая запах вереска с ее волос. — Но мой главный триумф сегодня — не королевский заказ.

— А что?

— То, что ты не уронила ни одного цветка, когда королева смотрела на твое зеркало.

Она рассмеялась тихо, как звон колокольчика.

— А еще... — голос Томаса стал серьезным, — то, что мы выстояли. Все вместе. Слуги Даунтона не ударили в грязь лицом перед двором. Твои девчата собрали цветочные шедевры. Даже Карсон перестал трепетать перед королевским дворецким к концу дня.

Он посмотрел на темные очертания поместья. Оно сияло несколькими окнами — как маяки в ночи.

— Сегодня Даунтон не просто принимал короля. Он показал себя. И мы были частью этого. Не слуги. Не господа. Хранители.

Гвен положила голову ему на плечо. Усталость накрывала их волной, но это была сладкая усталость победителей.

— Завтра, — пробормотала она, — завтра я закажу орхидеи. Для мистера Шортса. С открыткой: «С благодарностью за вдохновение из провинции».

Томас рассмеялся. Звук смеха смешался с шелестом реки и криком совы где-то в лесу. Впереди были отчеты и вечные хлопоты с детьми. Но здесь и сейчас, под сентябрьскими звездами, пахнущими дымом и спелой сливой, они чувствовали: их мост между мирами выдержал даже королевский вес. И стал от этого лишь прочнее.