ГП и Ткач-недоучка (гет)

Канон напомнил о себе утром, когда за завтраком я не увидел ни Уизли, ни Гарри. Сидела растерянная Гермиона, озирался встревоженный Лонгботтом, хмурая Амбридж излучала раздражение, и только Альбус-бла-бла-бла-Дамблдор безмятежно возвышался над суетой повседневности.

Какое-то время я тупил, не понимая, куда подевались главные актёры нашего погорелого театра, потом чуть не хлопнул себя по лбу, когда вспомнил, что старшего Уизли должна была покусать любимая змея Безносого, и именно Гарри спас многодетного отца, увидев происходящее во сне. А ведь точно, — остролист и омела в коридорах, ёлочный запах по всем этажам расходится, и значит, Рождество не то, что стучится в окошко, а буквально в него тарабанит. Ну а вместе с ним приходит очередь следующего этапа нашей драмы — вечеринка у Блэков, и последующие уроки оклюменции у Снейпа.

Блин, это ж надо гостинцы народу приготовить, а у меня ещё конь не валялся!

Последние школьные дни перед уходом на каникулы пришлось заморачиваться подарками — людей, которых следует одарить вниманием, оказалось неожиданно много. Пришлось даже к Майку-с-картины обратиться за консультацией, что уместно дарить родовитым волшебникам. Он и подсказал про необходимость экономить деньги за счёт использования собственных умений.

Нашей когтевранке я приготовил вид с Часовой башни сквозь механизм часов — тот самый, который так замечательно показан был в фильме. Огромное чёрное озеро, уходящее в невысокие горы, зелёный Запретный лес, голубая дымка на горизонте и огромные шестерни с маятником, которые медленно движутся на первом плане. Я зациклил картинку, и получилось совершенно гипнотическое зрелище, на которое можно смотреть часами, отдыхая душой.

Но главное было даже не в правильно выбранном пейзаже, а в ярких цветах, которые традиционная колдография срезала до чёрного и белого, либо передавала кое-как. Я поначалу думал, что эти проблемы вызваны устаревшей печатью в волшебной типографии, но после разговора с Джузеппе понял, что ошибаюсь, и смотрю не туда.

Так что пришлось повозиться с красками, печатью, заклинаниями и прорыв мне помог совершить известный всем дизайнерам и издателям CMYK. После определения правильной цветовой палитры и усилий по закреплению цветов на волшебной фотобумаге, у меня получилась полноцветная движущаяся колдография!

Ура, я первый. Жаль, что к этому времени сил радоваться уже не оставалось, так что довольствовался поглаживаем себя по бестолковке — раз никто не гладит, так хоть сам себя разок порадую.

После всей этой возни подарок — фотографию размером с лист писчей бумаги А4, что для колдографии считается большим, я упаковывал со злорадной ухмылкой. Пусть аристократы увидят, что и мы, безродные щеглы, кое-что умеем. В рамку я врезал руны прочности и долговечности, так что по предварительным расчётам фотография должна была сохранять свой цвет как минимум десять лет. Это, кстати, была другая мысль — вдруг удастся узнать у признанных в Европе рунологов парочку секретов по сохранению долговечности изображения, если им фотка понравится?

Гермионе я сделал копию «Золотых стихов» — очки для чтения у неё есть, а если нет, то у мадам Пинс возьмёт. Сам текст очень полезный, и не только для упорядочивания мыслей, но и как подготовка к закрытию разума от всяких мозголазов. Уже сейчас, через несколько месяцев тренировки, я мог видеть, что любимая фонтанирует эмоциями, как небольшой гейзер — кипящей водой. И для неё пребывание в таком состоянии опасно, потому что для любого манипулятора она словно открытая книга. Пусть лучше сейчас тренируется, чем потом в Министерстве будет шишки набивать.

Для МакГонагал приготовил большую фотографию нашей гостиной, поймав момент, когда Золотое Трио смеялось у камина. Замечательный кадр получился, я его в своём Избранном кляссере оставил.

Фотографу-барсуку приготовил парочку книг по фотографии, в том числе самого Анселя Адамса, которого нашёл когда-то на книжных развалах в нашей деревушке. Я его нашёл, прочёл от корки до корки, теперь и волшебникам пришло время познать Фотографическую Истину.

Для Джинни припас подходящий снимок с тренировки, когда ещё на трибунах с друзьями пропадал. Удалось её поймать летящей за сничем — устремлённой вперёд, сосредоточенной, совсем другой, чем она обычно выглядит. Я эту фотку сделал весной, буквально перед каникулами, и теперь она вызывала в груди тупую боль, потому что сразу напоминала о потере — той самой, которую я так отчаянно гнал из памяти. Поэтому фотографию я напечатал, и к ней приложил с чистым сердцем негатив. Пусть он радует девчонку, а меня в депрессию больше не вгоняет.

Причём сделал я это уже после того, как закончил подарок для миссис Уизли. Рылся в кляссерах, думая про Джинни, набрал целую кучу Уизлевских фоток, и вдруг подумал — а почему бы мне не сделать приятное Матриарху этого неуёмного семейства? Да, я недолюбливаю шумную тётку, но приняла она меня у Блэков как родного, и, останься в теле настоящий Криви, он бы отнёсся к миссис Уизли так же, как и Гарри. Поэтому надо сделать что-нибудь хорошее и для неё, тем более, что интуиция подсказывает ещё множество встреч как с ней, так и со всем остальным семейством.

Сначала я сделал коллаж из тех фоток Уизли, которые у меня были, потом посоветовался с Джинни, получил изображения недостающих родственников — моя подруга, оказывается, их держала в чемодане вместе с прочими девчоночьими сокровищами, чтобы посмотреть на них, когда накатывает тоска.

Идеей она загорелась, и даже пришлось отбиваться от её попыток помочь, чтобы не раскрыть при случае тайну нашего с Гермионой коридор. В конце концов я устал бороться с этим океаном энергии, и соорудил временную лабораторию на третьем этаже, неподалёку от лат, в которых частенько прятался Пивз. Меня он избегал — с осени ни разу пакостника не видел, — но школьная ребятня на него жаловалась регулярно, так что найти мои сокровища, укрытые дополнительными чарами, они даже случайно не могли.

Там я для Джинни устроил показательный сеанс обработки фотографий и превращения их в коллаж (заодно парочку новых кухонных заклятий узнал — разрезания и выглаживания), оценил вместе с ней полученный результат, и очередной раз проявил свою гениальность. Как всегда, неожиданно для себя, — мы, гении, такие, вечно себя недооцениваем.

Когда я подвесил готовый образ в воздухе, и мы уселись на лавке, чтобы дать отдохнуть спинам, которые горбились над кюветами с плёнкой и фотобумагой, в окно ворвались лучи заходящего Солнца. Вечернее зарево осветило захламлённый класс, почистить который руки не дошли, заблестело на осколках витражных стёкол, расцвечивая комнату радужными отблесками. На фоне этого буйства красок, взорвавшегося на пару мгновений волшебным всплеском, традиционная колдография показалась мне очень блёклой и ... никакой.

Это почувствовал не только я. Джинни тихонько поёрзала, вздохнула:

— Жаль, что её нельзя как-то... не знаю — раскрасить? Сделать поярче?

— Ага, — вздохнул я соглашаясь, — нашим колдофото ещё далеко до идеала фотографий Мира-без-магии. Бумага своё забирает, реактивы, заклятия.

— Жаль, что на стекло нельзя сделать. Как раньше чтобы, витражом.

Я ощутил холодок предчувствия, который иголочками зашевелился под ложечкой, затаил дыхание, выдавил осторожно:

— Что ты сказала, Джинни? Повтори?

— Ну, как на витражах, говорю. Чтобы ярко, красочно — как в Большом зале.

— И энергию даст Солнце... — прошептал я, всем телом осознавая решение. — Аккумулирует её, а потом выплёскивает... Да, как конденсатор...

— Чего? Кон — кто?

— Конденсатор, говорю. Накопитель по-вашему. Ладно, это неважно!

Я вскочил, одним движением смёл все свои прибамбасы в шкаф, подхватил его под мышку, развернулся к озадаченной Джинни.

— Всё, мне надо думать, пробовать и ошибаться. Девушкам при этом присутствовать не рекомендуется, потому что ругаюсь много и грязно. Пока!

Я понёсся в другой коридор школы, искать место, где можно найти много разбитых окон, оставив Джинни в растерянности. То, чем я собирался заняться, не терпело посторонних наблюдателей, потому что я решил воспользоваться магией Замка, а о моих возможностях сотрудничать с ним ещё никто из школьников не догадался. Надеюсь, так до самого конца и будет.

Вопреки ожиданиям, самое большое количество разбитых окон оказалось на той стороне Замка, что обращена к озеру. Не знаю, — русалки ракушками бросались, или Кракен по Замку ветры пускал, но здесь дыр в оконных проёмах было больше, чем со стороны Запретного леса. И именно на этой стороне я трудился, закрывая окна «тепловыми ставнями», если не удавалось восстановить стекло. А происходило это частенько, поэтому во многих классных комнатах блестели, отодвинутые к стенам, чтоб под ногами не мешали, осколки разноцветных витражей. Как хорошо, что я не приказал эльфам их убрать!

Поначалу я собирался делать всё самостоятельно, потом оценил размер работы, отвесил себе мысленный подзатыльник, и вызвал эльфа. Узнав, что надо сделать, тот впал в кратковременный оргазм, а когда перестал возбуждённо трясти ушами, щёлкнул пальцами, растворился в воздухе, и битое стекло начало расползаться в кучки по цветам.

Затем, когда пол очистился от стеклянного боя, по классу прошёл лёгкий ветерок, поднимая пыль с обломков старой мебели, и кучки с тихим шорохом начали расти в высоту, потому что эльф перебрался в следующий класс. Я же глядел на эту красоту, чувствуя себя немного Золушкой, которая запрягла в работу местный аналог сказочных мышек и птичек, — не такой симпатичный, совсем не мимишный, зато намного более производительный.

Мне хватило ума ограничить поле работы для лопоухого стахановца одним этим коридором, так что собрать удалось осколки из двенадцати классов — кучи перестали расти как раз в тот момент, когда я начал напрягаться, и думать о бегстве из класса, пока меня эти разноцветные терриконы под собой не погребли.

К счастью, эльф закончил работу, я облегчённо вздохнул, поделился с ним магией, и приступил к творчеству.

А задумал я сделать вместо плоской и блёклой фотографии с групповым коллажом настоящий оконный витраж, благо, сырья вокруг валялось в достатке. За века пребывания в магическом поле Хогвартса стекло, сваренное ещё по древним рецептам, напиталось энергией так, что работать с ним было одно удовольствие — повесил в воздухе схему-каркас, да примеряй кусочки вволю. В «по-магически» сделанных витражных окнах вся сложность заключается в том, чтобы закрепить нужное движение и подвязанные к нему иллюзии, — чтобы феникс на окне расправлял крылья, а известная ведьма, к примеру, хихикала и махала ручкой, пока её ноги лижет пламя антиведьминского костра. И главный профессиональный секрет тех артефакторов, что витражи создают (и почему сразу вспоминаются венецианцы?), заключается в рунных цепочках, обережных ритуалах и магических аккумуляторах, без которых прекрасная волшебная картина через недолгое время превращается в кучу разноцветных кусочков стекла.

Но здесь и сейчас, с таким редким и насыщенным магией материалом работа была доступна даже для меня — недоучки из простецкого мира, который палочку-то взял в руки всего пару лет назад. Затрат силы при работе со стеклянным боем почти никаких, прилипали отобранные кусочки друг к другу практически сами, так что о нанесении закрепляющих рун можно было забыть, и наслаждаться самим процессом. Зато какой понт, господа!

Меньше, чем за час витраж был готов — вся семья Уизли, от Артура до Джинни, включая тех, кого я сам ни разу не видел, стояли, обняв друг друга, и проявляли характер: Перси гордо задирал нос, Рон хмурился, кто-то из близнецов щёлкал Перси по кумполу, а глава семьи шептал на ухо жене что-то неприличное, от чего она хихикала, как девчонка. Движения, перехваченные из соответствующих фотографий, я выровнял примерно на одну длительность и выстроил хронологически: Перси задирает нос, Рон хмурится, глядя на него, близнец отвешивает братику-зазнайке щелбан, тот вскидывается, потеряв надутость, Рон улыбается, Артур шепчет жене, парень с длинными волосами, собранными в хвост, иронически косится... В общем, все получились живыми и очень милыми, так что я даже почувствовал горечь, когда смотрел на улыбки членов этой большой семьи.

У меня хватает фотографий своих родных, я с ними тоже мог бы сделать витраж — ещё лучше, больше, ярче. Но куда мне его поместить? Кому мне его показывать? Судьба сиротская...

Так что я задавил всколыхнувшееся чувство, наложил Руну Запечатления на готовый витраж, потом убрал магический каркас, на котором всё держалось, и собрал кусочки стекла в подходящую коробку. Образ-матрицу запечатлел на подходящем листе пергамента, сунул в ту же коробку, подхватил её поудобнее, и отправился в нашу башню, потому что работа на сегодня была закончена.

Джинни готовый витраж я показал через день — зачем ей знать, что работа сделана так быстро? Когда полный образ развернулся перед ней во всей красе, она задохнулась от восторга. Разумеется, тут и правильный ракурс сыграл свою роль — прямо напротив окна, чтобы солнечные лучи добавляли огня ярко-рыжим гривам, полутёмный класс вокруг, чтобы контраст был поярче — в общем, всё по правилам маркетинга, дабы товар подать самым лучшим его лицом.

Онемевшая девушка бросилась мне на шею, и едва не задушила в объятиях. Я знал, что квиддичисты — люди эмоциональные, но такого не ожидал.

— Это потрясающе, Колин! — продышала она мне в ухо. — Мама точно зарыдает!

— А... это точно обязательно? — стал я аккуратно высвобождаться из объятий. — Чтобы со слезами?

— Ну мы ведь женщины, Колин, — вытерла она глаза, и улыбнулась, — у нас всегда слёзы: и когда плохо, и когда хорошо. А тут ещё Перси из дома ушёл...

— А он разве не снимал квартиру в Лондоне? Что-то близнецы говорили.

— Братцы хотели у него вечеринку устроить, чтобы без взрослых, — ты понимаешь, — а он их на порог не пустил, — отмахнулась Джинни. — Нет, я о другом. Понимаешь, Перси, он... Он сказал, что ему карьера важнее, чем наши глупости и безалаберность. Сказал, что мы его компрометируем.

— Ого!

— И мама теперь часто плачет...

Джинни повернулась к витражу, и вздохнула:

— А у тебя он получился, как живой! Как раньше!

Она ещё раз прижалась ко мне вполне сформировавшейся грудью, чмокнула в щёку:

— Колин, я даже не ожидала, что у тебя так здорово получится!

Моё нижнее «Я» от тепла и упругости девичьего тела стало радостно пробуждаться, и пришлось срочно исправлять положение, пока не дошло до греха (мне только Джинни в любовницы не хватало, свят-свят!). Я аккуратно вывернулся из объятий, с озабоченным видом подошёл к витражу.

— Только, Джинни, как у вас с окнами дома? Я за основу раму из наших классных брал, подойдёт ли она к вашим по размеру?

Девушка вздохнула, посмотрела на меня разочарованно:

— Папа что-нибудь придумает, у него это хорошо получается. А как дарить будешь?

Я снял фиксирующее заклятие, и кусочки заколдованного стекла ссыпались в коробку, а сверху улёгся пергамент с инструкцией.

— Отправлю совой за несколько дней до Рождества. Нормально будет?

— Ага. Вот наши все обалдеют!

И вот теперь, после того, как подарки в основном сделаны, а до каникул остались считанные дни, канон проявился во всей красе...

Для начала я успокоил Гермиону, перекинулся парой фраз с Лонгботтомом — хотя наши отношения после того разговора явно охладели, врагами мы не стали, — послушал соседей по столу. Версий было много, от изгнания Гарри со товарищи из Хогвартса до какой-то хитрой пакости, затеянной неугомонными близнецами, и для которой вышеупомянутый Гарри нужен.

К обеду разошлось известие, что у Уизлей проблемы с отцом, разговоры тут же поутихли, и нас опять захлестнула предпраздничная лихорадка. Учителя сходили с ума, пробуя вложить в бестолковые головы подростков ещё чуть-чуть знаний, Амбридж с Филчем шныряли по коридорам в поисках нарушителей, а народ уже был далеко отсюда, уже за праздничным столом в окружении родственников и старых друзей.

И чем больше я на всё это смотрел, тем больнее становилось на душе, потому что меня ждал только пустой дом, в котором можно увидеть лишь призраки былого счастья и услышать шёпот навсегда замолчавших голосов. От самой мысли, что придётся целый день ехать вместе с детворой, которую ждут любящие их люди, стягивало под ложечкой, а во рту появлялся горький вкус. А когда Гермиона объяснила, пряча глаза, что обратную дорогу она, как староста, проведёт в другом вагоне, я понял, что хватит страдать хернёй и наматывать сопли на кулак.

Я не мальчишка-подросток, и знаю, что надо делать, — тут же отправил сову Стиви, через него сообщил нужным людям всю требуемую информацию, и в день отъезда тихо смылся прямо с перрона, когда началась привычная сутолока при загрузке в вагоны. Народ кинулся рассредотачиваться по компаниям и купе, а я тихонько сменил цвет мантии на нейтральный, сунул в карман факультетский галстук, и вытащил серьгу-артефакт.

Взрослым волшебником я спокойно дошёл до Хогсмита, перелетел на Косую аллею, а оттуда отправился в обычный мир, чтобы успеть на автобус — вариант с поездкой в поезде меня ещё и потому не устраивал, что в деревушку я бы приехал глубокой ночью, когда все нормальные люди спят. А ещё у нас зимними ночами холодно, и я не хочу мёрзнуть.

Я вышел из автобуса одним из последних пассажиров — торопиться некуда, наша деревушка последняя на маршруте, теперь водитель отстаиваться здесь будет, — поёжился от холодного воздуха, и сразу увидел его. Молодой хозяин Крайтон-мэнора ждал меня у старенького Дефендера, который возил ещё его папашу (экономность — это не скупость, вам каждый англичанин скажет!), и помахал рукой, когда я развернулся к нему. Осталось только подхватить чемодан с барахлом, который успел вытащить из багажного отсека водитель, и двинуть к нему с улыбкой на лице. Морозный ветерок пощипывал лицо, артефакт привычно торчал в ухе, и всё было нормально.

— Здравствуй, Колин, — протянул он руку навстречу, — давно не виделись.

— Здравствуйте, сэр, — ответил я на рукопожатие, — погода здесь совсем не изменилась.

— Давай на «ты», Колин, — усмехнулся он, — так будет проще.

— Как скажешь, Дэн. Куда поедем?

— Домой, конечно. В твой новый дом — ты ведь там ещё не был?

— Я только хотел...

— Спикманам из мэнора позвонишь. Ты ведь это собирался сделать?

— Ага...

Мы прокатились по пустынным улочкам нашей деревушки, и я наконец-то почувствовал настоящий праздник — не та волшебная хрень, а нормальная человеческая радость от ожидания вкусной еды, жаркого камина, весёлой компании и тихого утра на следующий день. И хотя рядом сидел чужой мне человек, сама мысль о том, что несколько дней вокруг не будет никакого волшебства, наполняла душу тихой радостью.

А может, это Колин во мне проснулся, как только мы оказались в тех местах, где он провёл детство, и где знал чуть ли не каждый метр. Вот дом старой шляпницы, вокруг которого создано так много страшных историй — даже яркие лампочки над витражным окном, из которых сложено «Счастливого Рождества!» никого из местных подростков не обманывают. А вон та улочка ведёт к местному сыровару мистеру Экклби, который не жалеет угостить кусочком доброго чеддера добровольных помощников. Или вон Рыжая Пью, которая ведёт сразу десяток разношёрстных псов на речные луга — сейчас, когда на них осталась только пожухлая трава, для собак одно раздолье гонять по замёрзшей земле. А сама-то девчонка за прошедшее время как изменилась!

Я радостно озирался по сторонам, заново переживая возвращение домой, забыв, что дом стоит пустой, и там меня никто не ждёт. Об этом будет ещё время вспомнить.

Дэн рулил автомобилем, приветственно махал рукой знакомым, и время от времени косился на меня. А потом спросил, когда мы свернули в аллейку возле старой пивоварни:

— Как там дела в Хогвартсе?

Я поднял брови — обычно колледж «где-то в Шотландии» не афишировал своё название в мире обычных людей.

— Спасибо, хорошо. А...

— Откуда я знаю это название? — невесело улыбнулся мой новоиспечённый родитель. — Я ещё и про Хогсмид знаю.

— О! — выдал я глубокомысленно. Да, действительно, «О!».

Дэн съехал на обочину, скрипнул ручником.

— Понимаешь, Колин, я страшно удивился, когда узнал, что у моей невесты будет сын не на много её моложе. Признаюсь, девственность сегодня вышла из списка ценных товаров, и я не бегаю вслед за невестой со свечкой, но такое решение мне показалось чересчур скоропалительным. И я обратился к знакомым...

Он посмотрел мне в глаза, я улыбнулся в ответ, — хорошо, что палочку в чемодан убрал, а то сейчас она бы точно сама в руку прыгнула!

— В каких отношениях ты с Гарри Поттером?

Я поперхнулся от неожиданности — чего-о-о??!

— Шапочный приятель. Он на год меня старше, у него своя компания.

— А молодой Финч-Флечли?

— Здороваемся, если сталкиваемся в коридоре.

— Угу... — Дэн помолчал, побарабанил пальцами по рулевому колесу. Видно было, что чувствует он себя не в своей тарелке.

— В общем, я обратился к знакомым, и узнал довольно много неожиданного. Всплыли давно забытые родственники, какие-то обрезанные ветви ещё времён Карла-Неудачника, генеалогическое древо пришлось переписывать...

Он поморщился, вспомнив явно что-то неприятное.

— Лиззи пришлось аккуратно обследовать — вдруг кто-то намешал ей в мозгах? Но, к счастью, оказалось, что следов какого-либо постороннего вмешательства нет, и решение она принимала самостоятельно, руководствуясь исключительно состраданием. Она всегда котят да щенков жалела, но я даже подумать не мог, что эта доброта и на людей распространяется!

— Сэр, я вовсе не претендую на какие-либо деньги семьи Крайтон!

Он махнул рукой, криво усмехнулся:

— Дело не в деньгах, Колин. Даже больше скажу — нам, оказывается, повезло, что ты у нас есть!

— Вот как, сэр? Почему?

— Хватит уже «сэркать», Колин! Мы ведь договорились на «ты»!

— Хорошо, Дэн. Так почему вам со мной повезло?

— Потому что долбаный Статут вяжет руки не только вашим, но и нашим тоже. А теперь Крайтоны могут прищемить нос кое-кому слишком пронырливому!

— Я не имею права колдовать за пределами Хогвартса, Дэн.

— И слава богу! Мне ещё привыкнуть надо, что сказка случается не только в заснеженной Сибири или африканских джунглях, но и на своём заднем дворе!

Он помолчал, ожесточённо потёр лицо, повернулся ко мне:

— Давай пока Лиззи в это не посвящать. Ей и без того нелегко — приходится учить Родовое древо, этикет всякий. Жалуется, что у неё от этого к вечеру голова лопается.

— От головной боли хорошо помогает массаж...

— Ну вот ты и поможешь. Умеешь делать-то?

— Конечно. Одноклассникам помогаю.

— Только не слишком мне в вырез кофты заглядывай!

— Дэн?!

Он смутился, буркнул:

— Извини, я в последние дни сам не свой. Так, говоришь, неприятных сюрпризов семье не будешь устраивать?

— Может, мне лучше домой? Там и стены родные, и вообще...

— Поехали уже. Домой... Потом тебя на ферму отвезу, если захочешь.

Мы покатили дальше, и когда свернули на дорогу к Старому Дому, высокая крыша которого торчала над буками главной аллеи, он улыбнулся:

— А какое оно на самом деле, волшебство?

— Похоже на смесь ярмарочных фокусов и высокой науки. На одном из экзаменов нужно было заставить танцевать ананас, а на другом — сварить зелье, после которого любой перелом срастается за ночь.

— Мда... — и правда, удивительная смесь.

— У волшебников странная логика. Если там вообще можно говорить о какой-либо логике.

— Не любишь их? А как же новые возможности?

— Что мне с возможностей, когда все вокруг смотрят на тебя, как на какого-нибудь зулуса? Притом, что сами до сих пор от Средневековья недалеко ушли.

— Ладно, об этом ещё будет время поговорить. Пока же Лиззи и остальным домочадцам ни слова про волшебство — незачем им волноваться.

Мы подъехали с задних ворот, на которых висел большой щит «Частная территория. Просьба не входить», остановились у широких ступенек. Я перехватил чемодан, отправился за Дэном, приветственно кивнув дворецкому, который ждал нас у дверей. Тот, не меняя выражения холодной вежливости на лице, незаметно подмигнул мне, и распахнул высокие двери — хозяин вернулся домой.

Когда-то это был вход для прислуги, доставщиков, хирургов и прочего народа, что вынужден зарабатывать на жизнь руками, но времена переменились, налоги выросли, и пришлось хозяевам таких вот роскошных владений урезать траты, чтобы не опуститься до уровня каких-нибудь стряпчих или автомехаников.

Кто-то отдавал родовые хозяйства в заботливые государственные руки, кто-то начинал активно заниматься бизнесом, а кто-то совмещал первое и второе. Крайтонам пришлось-таки прогнуться под изменчивый мир, и сегодня большая часть замка, с резьбой на стенах и сувенирами из заморских колоний, пять дней в неделю принимала туристов со всего мира.

И хотя некоторые пердуны ворчали в деревенских пабах, что мир валится в тартарары, такое решение здорово оживило местную экономику. Приезжали городские посмотреть на спальню, где «молодой претендент» огулял какую-то графиню, а по дороге и сыр местный покупали, и колбаски, и кружку с тем самым «претендентом» на фоне манора домой увозили, а при случае и сами примеряли настоящий рыцарский доспех, чтобы сделать фоточку, да хвастаться потом на работе перед коллегами.

В общем, всем стало хорошо от того, что старое поместье открылось для мира. А то, что новое крыло хозяева оставили для себя, никого не волновало — англичане всё-таки, уважение чужой приватности у нас в крови.

И вот теперь я проник в самое что ни на есть родовое гнездо, куда войти могли только свои, да и то не всегда. Ценю, чего уж: я рассчитывал всего лишь на спаленку в доме привратника, или ночлег в конюшнях — там на втором этаже целый ряд комнатушек сделали для приглашённых гостей. А меня вот ведь, в самое лоно впускают. Здорово, я тронут.

Дэн свернул куда-то в сторону, а меня вверх по лестнице повёл дворецкий. Когда мы поднялись на третий этаж, дворецкий позволил себе улыбнуться, пока нас никто не видит.

— Рад тебя видеть в семье, Колин. Всё будет хорошо.

— Благодарю, мистер Петерсон. Пока я чувствую себя не в своей тарелке.

Дворецкий аккуратно похлопал меня по плечу:

— Ничего, Колин, привыкнешь. Просто веди себя с уважением, знай своё место, и не заметишь, как станешь одним из Крайтонов.

От этих слов я едва не уронил чемодан — если дворецкий такое говорит, значит, меня действительно собираются принять в семью, а не просто из милости терпеть очередного приживала. И за что же мне такая честь?

— Кстати, Джинни тебе привет передавала.

Я споткнулся ещё раз, и чуть не крикнул «Чего??!», но вовремя вспомнил про молодую рыжульку на год меня моложе, которая ходила в тот же клуб фотографов, что и я. Была она, кстати, решительно симпатичнее младшей Уизли — у той всё-таки рот подкачал. Ранее Колин на нашу малявку внимания не обращал, но в начале лета, встретив её в деревне, обнаружил, что конопатая проныра сформировалась в приятную для глаза девушку, которую совсем не портят милые конопушки.

Что касается личных предпочтений, то рыжие меня совсем не заводят, поэтому новость о старой приятельнице каких-то особых чувств не вызвала. Но разговорчивому дворецкому я благодарно улыбнулся, и он понял мою реакцию по-своему.

— Джина мне у стола помогает, — наняли на Рождественские каникулы, — так что увидитесь ещё. А вот и твоя комната.

Расположена моя фатера оказалась не под самой крышей, как ожидалось, а на вполне цивильном третьем этаже. В принципе, удивляться нечему — под крышей спят слуги и «близкие чужие», а если меня собираются делать Крайтоном, там располагаться невместно. Царя играет свита, а джентльмена — мелочи, которые его окружают. Например, деревянные панели на стенах, которые неплохо удерживают холод от промёрзшей за века каменной кладки, не давая тому расползаться по жилым помещениям — такие средневековые обои для богатых. И именно на третьем этаже панели ещё были, а выше стены облагораживала только краска.

Я вкатил чемодан в мои новые апартаменты, с интересом закрутил головой. Просторная гостиная, с диваном, телевизором и большим письменным столом, на котором притягивала взгляд новенькая игровая приставка Сега с десятком картриджей. Ого, вот это забота!

Я присвистнул, начал перебирать игры. Конечно, Суперсоник, конечно, какая-то гонка, и даже Алладин. Моя ж ты радость, сколько я в тебя не играл! Наверное, с конца девяностых, как на компьютер пересел! О, даже Король-лев тут!

— Это Джинни посоветовала, — дворецкий не раздулся от гордости только потому, что этого не позволял этикет. — С ребятами из деревни поговорила, и принесла список игр, которые самые популярные.

— Спасибо! Правда, не ожидал...

— Ничего, ещё успеешь наиграться. Давай-ка я тебе покажу, где тут что.

Мне провели краткую экскурсию по туалету, ванной комнате (с новеньким обогревателем, чтоб после душа не окоченел!), показали, где расположены и для чего предназначены шкафы. Потом дворецкий вышел, оставив меня переодеваться, и пообещал зайти через пол-часа, чтобы отвести к новым родителям.

Я тут же бросился в душ, потому что дорога была долгой, и стоило освежиться перед встречей. Хотя бы для того, чтобы иметь ясный ум на том допросе, который меня ожидает.

На чистую голову я решил особо не выпендриваться, тем более, что не из чего было, и из школьных аксессуаров нацепил только родовой Знак, да повязал гриффиндорский галстук, как подтверждение, что в Хогвартсе традиции блюдут. Мокрые волосы высушил феном — уже успел забыть, как он шумит! — и дворецкого ждал в полном параде: чёрные брюки, бледно-голубая рубашка, серый джемпер «в косичку», и красный с золотым гриффиндорский галстук.

Дворецкий окинул меня оценивающим взглядом, благосклонно кивнул, и мы двинулись вниз по лестнице навстречу неизвестности. По дороге вдруг накатило неприятное раздвоение сознания, потому что всё вокруг говорило о богатстве, аристократических корнях, но в то же время во всём вокруг не было ни капли магии! Появилось даже ощущение, что я попал в какое-то новое крыло Хогвартса — те же фигуры рыцарей в коридорах, те же старые картины на стенах, резные панели из старого дерева, лепнина — и ни капли хоть какого-то движения!

Хотелось ущипнуть себя покрепче, до слёз, потрясти головой, выпить флакончик Разбудительного, чтобы этот немагический морок прошёл, чтобы латы опять начали бурчать про Чёрного Принца и Королеву-Девственницу, чтобы портреты хотя бы нехотя, но кивнули головой, а режущий свет электрических светильников заменило привычное трепетание волшебных факелов. Эк меня торкнуло в безмагическом отходняке!

А самое интересное заключается в том, что память Колина ничего похожего вспомнить не могла. То есть, мальчишка радостно возвращался домой к любимым родителям, к старым друзьям, привычным пейзажам, и замечательно проводил время, совсем не беспокоясь от того, что магический фон вокруг катастрофически мал. Кажется, теперь я знаю, как чувствуют себя волшебники, которых изгнали из магического общества в обычный мир...

Пока я разбирался во внутренних ощущениях, мы спустились на первый этаж, свернули в ту дверь, куда ушёл Дэн, и оказались в уютной гостиной, с большими окнами, выходом на террасу и здоровенной ёлкой, которой не постыдился бы сам Хагрид — ёлкой, буквально усыпанной гирляндами, шарами и блестящей мишурой. Очень «классической» ёлкой, я бы сказал, потому что в последние года англичане начали всё больше отказываться от украшений. А тут прямо глаза разбежались!

В другом конце этого почти зала радостно потрескивал камин, и возле него с удобствами устроились трое — Лиззи, Дэн и старый Крайтон, официальный хозяин всего этого великолепия. В семье наших лендлордов было ещё две дочери, постарше Дэна и уже вышедшие замуж. Но на людях они появлялись нечасто, жили в других местах, и, видимо, собирались приехать к Рождественскому ужину.

— Господа, — церемонно произнёс дворецкий, — Колин Крайтон-Криви, младший наследник.

Чего-о-о??!

Отчаянным усилием сдержав брови, которые уже собрались переместиться на затылок, я расшаркался со всей возможной элегантностью. Понятно, что младший — это самый последний в очереди, но сам факт! После того, как мне ещё раз попеняли за попытку обращаться на «мисс» и «сэр» к новым родителям, наступило время для разговоров.

Я примостился в удобное кресло, взял стакан имбирного тоника, и тут Дэн вспомнил, что он собирался Лиззи кое-что показать. Мы со старым Крайтоном проводили молодую пару глазами, улыбнулись друг другу. Мой собеседник выглядел классическим джентльменом — лошадиное лицо, жёсткая верхняя губа, худая высокая фигура. Но его деловые качества говорили о том, что он намного умнее пресловутых «сэров» и «пэров», которые часто живут в протекающих поместьях лишь потому, что спесь не позволяет зарабатывать деньги. Старого Оливера можно было назвать кем угодно, только не снобом.

Мы обменялись парой ничего не значащих фраз, хозяин Крайтон-холла взял в руки уже знакомый мне артефакт-пепельницу, улыбнулся:

— Ломаешь голову, за что такая честь?

— Да, сэр. Я вовсе не рассчитывал...

— Верно. А чего ты хотел после смерти семьи?

— Больше всего я не хотел попасть в приёмную семью из Нижнего Мидсаммера. Я знал, что там есть несколько таких, и мне отчаянно не хотелось становиться каким-нибудь шестым или восьмым в очереди за едой.

— Ну что же, у тебя получилось. А знаешь, почему я решил тебя официально принять в род?

— Нет, сэр.

— Из-за этого, — он ткнул в мой галстук. — Мы навели справки...

Он помолчал, покрутил в пальцах стеклянный шар, в котором мерцало каминное пламя сотнями радужных звёздочек. Потом в голове неожиданно возникло не моё воспоминание про похожую штуку: артефакт Правдивой речи, когда собеседник лжёт, пузырьки приобретают зеленоватый цвет, когда боится — жёлтый...

— Одну из младших ветвей семьи Крайтон основал сквиб, изгнанный из Древнего Рода, название которого он унёс в могилу. Знание о том, что в нашем мире существуют волшебники, передаётся только главному наследнику, потому что нам ни разу не удавалось заполучить хотя бы одного полноценного мага. Поэтому...

— Понимаю, сэр. Глупо было бы не воспользоваться оказией. И я знаю, что за артефакт вы рассматриваете, так что мне нет смысла врать.

— Неожиданно... — старик задумчиво посмотрел на меня. — Неожиданно.

Я пожал плечами:

— Это магия, сэр. Иногда она удивляет даже волшебников.

— Совершенно согласен, — Оливер Крайтон улыбнулся неожиданно доброй улыбкой, — а значит, не будем ходить вокруг да около. Можешь рассказать немного о себе? Чтобы я получше смог тебя понять.

Рассказывать мне пришлось долго. Вначале собирался отделаться коротким «жил — родился — крестился», но хозяин Крайтон-мэнора разговорил меня так, что я соловьём разливался и про Хогвартс, и про волшебный мир, и даже про свои эксперименты с фотографией. Наконец я выдохся, и припал к тонику — в горле першило.

— Сегодня тебе лучше ночевать здесь, — глянул на меня задумчиво старик. — Потому что на тебя готовится нападение.

— Опять?!

— А что — было ещё какое-то кроме первого?

— Первый раз — когда погибла семья. Вторая пара пришла в конце летних каникул, когда у меня убили жену.

— Ты уже успел жениться?? — изумление на лице старика повторило моё пару часов назад. — А не слишком рано?

Я тяжело вздохнул, и вытащил из уха серьгу. Старый Крайтон замер, разглядывая меня со всем вниманием, потом буркнул:

— Ну да, чему удивляться...

— Это довольно неожиданно и для магического мира, сэр. Как мне объяснили специалисты, это последствие Запретных проклятий, которым я подвергался летом.

— Так у вас есть и запреты? Я думал, волшебников только Статут ограничивает.

— Нет, конечно. Есть довольно много ограничений, связанных с миром обычных людей. Но Запретные заклинания — их всего три, Пытающее, Приказывающее и Убивающее, — опасны для самих волшебников. Если говорить простыми словами, слишком частое их использование превращает волшебника в маньяка, который хочет их применять всё чаще и чаще.

— Знакомо, — кивнул Оливер. — А эти твои убийцы, как они справляются с негативными последствиями?

— Подозреваю, что никак, — вздохнул я. — Вообще, история с Пожирателями Смерти и их главным, имени которого лучше не произносить вслух, больше всего напоминает попытку уменьшить влияние старых Родов. Такой волшебный вариант нашей буржуазной революции. Молодые наследники гибнут, или отправляются в тюрьму, а их позиции в тамошней Палате Лордов занимают выходцы из магических низов.

— И кому это выгодно?

— Не знаю, сэр. У меня слишком мало информации.

— Вот и у нас тоже... А что вообще ты можешь рассказать про волшебный мир?

И так как Статут меня больше не ограничивал (только теперь я понял замысел Крайтонов!), ещё одну лекцию пришлось растянуть минут на сорок — от Мерлина, сиддхэ и аж до Дамблдора с лапочкой Волди. Графин с тоником я осушил до самого дна, а старый Крайтон в эмоциях выкурил две сигары подряд — проявление неслыханного волнения! Вполне возможно, он бы и третью употребил, но я закончил, до конца охрипнув. С тоской вспомнив оставленный в чемодане ковчежец, я молча смотрел, как старый Крайтон ожесточённо давит в пепельнице второй окурок, и с искренним изумлением разглядывает ещё один такой же, раздавленный ранее. Это вместо того, чтобы оставить сигару, дым которой потерял аромат из-за обилия накопившихся смол, дотлевать на краю пепельницы. Вот это саспенс! Да, понесло нашего Оливера сегодня!

Старик покосился на дверь, поморщился, и сбросил содержимое пепельницы в камин, уничтожив следы своих эмоций. И этот его жест заставил меня проникнуться ещё большим уважением к старому аристократу — помнил, шельма, что слуги всё видят и слышат, в отличие от многих напыщенных индюков, что регулярно попадают в скандалы из-за болтовни горничных да садовников.

Старший Крайтон тяжело вздохнул, зачем-то обнюхал пальцы, которыми сминал сигары, покосился на меня:

— Сегодня ты ночуешь здесь. Спикманов уже предупредили, на ферму поедешь завтра. Вокруг фермы уже с неделю крутится странная парочка, — мужчина средних лет в брюках для конного поло, и католическая монашка, — а вчера их удалось наконец-то сфотографировать. Раньше почему-то не получалось, фотограф всё время объектив отводил перед тем, как нажать на спуск.

— Жгучая брюнетка с резкими чертами лица и нервическими движениями, которая часто срывается на истерический смех?

— Нет, шатенка с короткой стрижкой. Вот, глянь.

Он протянул несколько фотографий, сделанных с разным освещением и с разных ракурсов. Незнакомый мужик в дурацки выглядящей одежде, от которого на версту разило волшебством, всматривался куда-то за пределы кадра, топал по замерзшей дороге, явно чувствуя себя комфортно в лёгких туфлях для крикета, поддерживал за локоть оступившуюся женщину в волшебной мантии.

— Почему вы решили, что она монашка? Это традиционная одежда для волшебниц, в таких весь Хогвартс ходит.

— Дальше смотри.

Дальше она появилась в траурной накидке, и на лице её рисовалась решимость. Она что-то говорила собеседнику, размахивая волшебной палочкой.

— Есть у меня подозрение, — протянул я, по новой тасуя фотографии, — что это родственники одного из неудавшихся убийц...

— Мы тоже так решили, — кивнул старик, — поэтому сегодня вечером случится незапланированный фейерверк на замковом лугу. Мы его готовили на Рождество, а тут по чьей-то оплошности замкнёт контакты, и минут десять вся деревня будет любоваться представлением на небе.

— Вот как...

— Ну, ты ведь не считаешь обычных людей идиотами лишь потому, что они колдовать не умеют? С волшебниками сложно, только управа и на них есть. И поэтому тебе лучше побыть сегодня здесь. Без школьных вещей, разумеется.

— Ловите на живца?

— В точку. Я поэтому всех своих из поместья отправил до самого Рождества.

— Разумное решение, сэр.

Здоровенные напольные часы гулко отбили время, и старый Крайтон поднялся.

— Время подкрепиться. Идём, Колин, только вид свой прежний верни.

Я воткнул серьгу в ухо, поёжился от изморози, пробежавшей вдоль позвоночника, отправился вслед за хозяином поместья.

Ужинали мы в малой столовой, где уже сидели Дэн с Лиззи, а дворецкий ждал сигнала, чтобы раскладывать нямку. Я подождал, пока усядется Оливер, опустился на стул за новыми родителями, и довольно вкусно поужинал — вкуснее, чем думалось ещё в Хогвартсе. Чуток напрягал только этикет, про который в краснознамённом факультетет успели забыть. Но пальцы вспомнили былую ловкость, а очерёдность ложек-вилок я подсматривал у соседей. Хотя, подозреваю, у настоящего Криви такой ужин сотворил бы не одну седую прядь на голове — подросток нервничает там, где взрослый только набирается терпения.

Беседы за ужином велись нейтральные, как и положено для вечера, когда еда обязана ускорять засыпание, а не наполнять лишней энергией. Меня чуток порасспрашивали про школу, я рассказал пару историй, попытавшись их переделать под обычный колледж. Потом поговорили о деревне, в которой всё хорошо, про мою ферму, на которой всё тоже хорошо, и про местных жителей, тех, кого можно вспоминать за столом. Старый рыбак так и не поймал в этом году свою Рыбу, хотя прошёл реку едва ли не до устья. Наша ужасная шляпница нашла друга по переписке, и он даже приезжал в деревню на знакомство. Интересно, что больше всего он понравился «Красным лобстерам» — клубу ветеранов, которые собираются по пятницам в пабе, и которых подкармливает старый Крайтон. Этот новый друг оказался старым воякой чуть ли не с Йемена и Брунея, так что наши старики-разбойники решили его на шляпнице поженить, дабы расширить ряды собутыльников.

Я слушал Лиззи, хихикал от её оборотов — моя приёмная мать оказалась прекрасной рассказчицей, и когда увлекалась речами, становилась ещё красивее, — и параллельно вспоминал разговор со старым Оливером. А ведь такая группка прошедших многое людей, убивавших и терявших убитыми товарищей по оружию, может оказаться весьма полезной для богатого человека. Кто-то ведь сфотографировал парочку волшебных гостей, а до этого за фермой приглядывал.

После ужина мы смогли, наконец, пообщаться «семьёй», без старшего Крайтона. Сытный ужин и разговор помогли преодолеть первоначальную неловкость едва знакомых людей, и беседа получилась тёплой и дружеской. Главное, успокоилась Лиззи, которая всё это время ходила в раздрае — усыновила парня, и тут же отправила его на другой конец страны. Подростка, потерявшего семью, вынужденного жить в интернате. Как он там, справляется ли со стрессом, не снятся ли ему кошмары, помогают ли психологи? И какие она там, в школе для одарённых?

Так что я рассказывал всякие байки «из жизни школы», делился планами на будущее, и в конце концов, чтобы её окончательно успокоить, сбегал за альбомом — как чувствовал, что фотки пригодятся. Разумеется, это были фотографии для обычных людей, с пейзажами, по которым не определишь локализацию, с крупными портретами детворы, где не видна школьная форма и артефакты, с натюрмортами из древней посуды, и видами пустых коридоров замка.

В общем, понравилось моим приёмным родителям это всё очень. Настолько, что Дэн позвал отца, чтобы тот тоже глянул, как талантлив «младший наследник». И не смотря на то, что опыт у меня-то совсем не детский, приятно было слушать их похвалу.

А потом я отправился на боковую с твёрдым намерением не мешать взрослым играть в свои игры. Получится у них волшебников прищучить, значит, хорошо, а не получится — тоже неплохо, меньше передо мной умничать будут. Денег в Гринготсе мне хватит лет на пять жизни после выпуска, если судить по ценам в Хогсмиде, которые должны быть выше, чем в других волшебных поселениях. Тут ведь мощнейший Источник Британии, от него фон такой, что лет десять к жизни прибавляется, а к этому ещё стабильный заработок в виде Леса и школьников — считай, готовая пенсия.

Я уже думал, что буду делать, если меня всё-таки не убьют — идти под хозяина работником на какое-нибудь магическое производство не хочется вот совсем. В авроры, как ожидается от гриффиндорцев, тоже не собираюсь — мне полиция в прошлой жизни обрыдла. Отправляться в какой-нибудь европейский учебный центр тоже не получится — я, чай, не Гермиона.

Поэтому родилась у меня мысль издать для начала современный справочник по британской волшебной флоре, с высококачественными фотографиями вместо штриховых иллюстраций, которыми заполнены все здешние учебники. Картинки для типографий до сих пор мастера режут по дереву, и только потом печатают — мне Джузеппе показал несколько досок, к которым свой резец приложил.

А я по себе знаю, насколько удобнее бывает, когда открываешь книжку, и просто сравниваешь фото с реальным растением. Не надо тычинки с пестиками пересчитывать, жилкование под лупой рассматривать, — всё сразу видно. И я уверен, что молодые волшебники из наших такую книжку с руками оторвут. Особенно если делать её тематической серией. «50 растений с домашнего участка на все случаи жизни», или там «Ядовитая флора Британии против пикси, брауни и садовых гномов. Где найти, как выращивать, когда применять». Подозреваю, если такая книга выйдет, мисс Уизли меня или проклянёт, или пирожками закормит. Но это всё будет, если я переживу войну, а не сойду с ума в процессе превозмогания от монстра, разъедающего душу.

Под все эти мысли, особенно, когда я начал представлять, как бы такой справочник — альбом задизайнить, уснуть удалось быстро и незаметно. Калорифер исправно гнал тепло, и я только порадовался, что хозяева отошли от традиционного обогрева камином — утром в классической английской спальне всегда много свежего воздуха и дубак такой, что хоть из-под одеяла не вылезай.

Поэтому автоматные очереди за окном с особой жестокостью вырвали меня из сонных видений. Я вскочил, захлопал спросонья по тумбочке, где обычно укладывал волшебную палочку, потом бросился к шкафу, в котором висела мантия, и только боль в ушибленном мизинце помогла окончательно проснуться.

Я зашипел, прыгая на одной ноге, увидел разноцветные огни за окном, и вспомнил беседу с хозяином поместья. Значит, случится фейерверк, да? Стрелки на циферблате показывали третий час утра, на улице расстилалась совершенная темень, а в окне можно было увидеть лишь отблески шутих, которые взлетали в ночное небо откуда-то с другой стороны замка. Чтобы не таращиться в черепицу с другого крыла, пришлось натянуть халат, и выбираться в коридор. Несколько метров далее он распахивался в большой холл, сквозь панорамные окна которого можно было увидеть, что там перед замком творится.

— Жаль, что Энни его не видит, — услышал я знакомый голос. — Она очень хотела.

— Отец пообещал, что сегодня же позвонит в Лондон. За два дня можно многое успеть, если постараться.

А это Дэн, мой новый папаня. Я осторожно подкрался к перилам лестницы, которая широкой дугой заворачивала вниз, этажом ниже увидел две обнявшиеся фигуры.

— Как думаешь, Колина такой грохот не испугает? Он ведь родителей тоже ночью потерял...

— Не думаю, Лиз. Из своей школы он добирался целый день, и ты не видела, каким он из автобуса вышел. А потом ещё разговор с отцом... Думаю, парень так умаялся, что дрыхнет, как солдат после марш-броска.

Моя новая мать хихикнула, теснее прижалась к Дэну.

— Ты слишком много общаешься с нашими ветеранами в пабе. «Марш-бросок», скажешь тоже.

— Каюсь и обещаю, что столько пить больше не буду. А если начнут предлагать, сошлюсь на тебя, мол, будущая жена не позволяет.

— И они всей одышливой толпой побегут ко мне в мэрию! Ты меня совсем не любишь?

— Наоборот, люблю очень сильно!

Я осторожно отступил к стене, и двинул в спальню, оставив молодых целоваться под призрачный свет рождественских огней. Мешать им не хотелось, да и голубовато-зелёные цвета фейерверков отзывались в памяти неприятными ассоциациями. Поэтому я прокрался в комнату, осторожно закрыл дверь в коридор, уселся на диван.

Спать не хотелось, но и выходить к Лиззи с Дэном не было смысла. Разговаривать о чём-либо сейчас я был неготов, а слушать пустую болтовню — тем более. Потом я вспомнил, что не нашёл палочку, которую обычно клал возле подушки, начал её искать, и довольно быстро понял, что её в комнате нет.

Вспомнил разговор с хозяином поместья, забрался в шкаф, убедился ещё раз, что мантия с шарфом тоже отсутствуют. Потом заглянул в школьный чемодан, и пачки учебников, которые брал на всякий случай, тоже не обнаружил.

Вывалил содержимое чемодана прямо на столик перед телевизором, и начал думать, разглядывая кучу всякого барахла, половина из которого мне тут не пригодилась: сухое горючее из старых, ещё Колина, запасов; вечно светящая лампа с феечкой внутри — той самой, что и не феечка вовсе, а просто сгусток магического поля; новенький вредноскоп, ещё ни разу не пользованный; карманный волшебный обогреватель, которым у нас в школе подогревают чернила, чтобы на уроках не замерзали (закоченевшие ладони тоже прекрасно греет). Пропала только школьная одежда, палочка, учебники, пергаменты с перьями — весь тубус, — да набор рунных резцов. Ну и всякая мелочь вроде расчёски с зубной щёткой. Надеюсь, никому там в голову не придёт моей щёткой себе зубы чистить?

Интересно, сейчас уже делают ДНК-тест? Если да, то понятно, зачем им расчёска и щётка. Одежда — по типу и спорам растений хотят определить район, где спрятан Хогвартс? Ну, пусть поищут, мне тоже интересно, что дадут исследования грязи на школьных ботинках. Даже могу помочь с локализацией, если попросят, потому что пара — тройка характерных пейзажей обязательно должна фигурировать где-то в туристических буклетах Шотландии — уж очень они красивые, тамошние виды.

А вот с палочкой и книгами у них выйдет облом, рубль за сто даю. Без сквибов для них это просто резная деревяшка и стопка переплетённых листов непонятной бумаги с каракулями — это я ещё на родителях проверял. Ну да пусть, лишний раз убедятся и успокоятся.

Огни за окном постепенно погасли, вернулась ночная тишина, которую нарушало только побрёхивание деревенских псов, которые всё ещё не могли успокоиться после неожиданной побудки. Я собрал вещи обратно в чемодан, перебрался в постель, а его оставил раскрытым на столе — пусть воспользуются, когда принесут утром недостающее.

Большого волнения по поводу убийц я по-прежнему не испытывал, только лёгкий интерес, как у «наших» получится. В том, что получится, я почти не сомневался после того, как увидел фотки — среди ветеранов, которых прикармливал старый Крайтон, явно затесалась парочка спецназовцев из морпехов, «коммандос» или САС. А как нам показывает жизнь, коммандос — это навсегда, и если даже тебе отказало тело, у тебя остаётся ещё яростный дух и опыт. Так что вопрос был только один: возьмут они магов живыми, или мёртвыми?

Утром меня разбудил дворецкий. Он напомнил, что завтрак подаётся ровно в восемь (на часах было семь тридцать утра), показал на висящую в шкафу мантию, палочку, что улеглась на тумбочке у постели, и заявил, что об этом всём мне расскажет хозяин поместья после завтрака.

Так что я быстренько умылся, привёл себя в порядок, и отправился вниз по лестнице на звуки бряканья посуды и негромких разговоров. Протопав по толстому ковру через холл с неподвижными рыцарями, мёртвыми портретами и искусственными факелами, в которых светились лампы накаливания, а не волшебная сила, я толкнул высокую дверь.

— О, Колин, привет! — улыбнулась мне рыжая красавица в накрахмаленном переднике. — Ты сегодня первый!

— Здравствуй, прекрасная незнакомка, — ответил я такой же улыбкой. — Поведай усталому путнику, чем он сегодня сможет подкрепить немощное тело?

— Насчёт немощного ты, пожалуй, скромничаешь, — окинула она меня оценивающим взглядом. — Вон как вымахал-то.

Меня обдало жаром — я что, серьгу вставить забыл?! Рука дёрнулась к уху, наткнулась на артефакт, и только после этого прокатилось по телу облегчение воспоминания — да я же её и не вытаскивал вчера! То есть, это она про иллюзорного меня, не настоящего! Ф-фух, слава богу!

— Всё равно с тобой не сравниться, — ещё раз улыбнулся я. — Вот ты у нас похорошела так, что глаз не оторвать!

Она хихикнула, её батя нахмурился в показной строгости, и я уселся за стол, чтобы не путаться под ногами. Почти сразу же в дверях появились Дэн с Лиззи, и до появления хозяина мэнора мы разговаривали о неожиданном ночном фейерверке. Точнее, мне рассказывали о том, что случилось, потому что, конечно же, проспал бедный школяр всё развлечение, потому как был уставши с дороги. Уставши, страдавши и не проснувши, ага.

Ну а после того, как старый Крайтон расположился во главе стола, и на скатерти появился полный английский завтрак, нам стало не до разговоров, потому что «крепкий Монти» — это вам не хухры-мухры!

Когда же истощённые целой ночью в объятиях Морфея силы восстановились, и нам подали чай с кофе, кормилец Оливер забрал меня в курительную. Я извиняюще улыбнулся нахмурившейся Лиззи, прошёл за ним, и опустился в уже знакомое кресло. Дрова в камине горели, запах букового дымка вместе с теплом наполнял комнату, и пыхтящий чайник на журнальном столике был как раз к месту.

Я вспомнил чаепитие с Шенком, хмыкнул про себя одинаковым привычкам по обе стороны магического барьера, но дальнейшие размышления прервал дворецкий. Он нарушил наше уединение, внеся поднос, от которого шёл одуряющий запах кофе.

— Кофе по-вьетнамски, — ответил он на мой удивлённый взгляд. — Мистер Крайтон по утрам пьёт только его.

— Остаётся лишь нормальных «бань-ми» от кухарки добиться, и можно будет сказать, что жизнь прожита не зря, — ухмыльнулся старый хозяин. — Приходится за ними в Лондон ездить к вьетнамцам.

Я посмотрел, как дворецкий аккуратно заливает кипяток в заварник пхи, поставленный на чашку с заранее положенной сгущёнкой, указывает на часы, и тихо исчезает.

— Настоящий кофе должен заполнить чашку за шесть минут, — пояснил Оливер, — чувствуешь, как пахнет?

— Да, сэр, он совсем не тот, что можно попробовать у тётушки Скарлет. Это совсем иное.

— У нашей семьи были интересы во французском Аннаме ещё до того, как тот стал Вьетнамом, — буркнул старик, и ещё раз понюхал воздух над чашкой. — Возможно, при других условиях мы бы с тобой разговаривали сейчас где-то под Сайгоном.

Он аккуратно снял заварник с чашки, перемешал ложечкой напиток, пригубил его, и закрыл глаза от удовольствия. Помолчал, вздохнул:

— Но в эту азиатскую идиллию впёрлись кузены, разрушили всё к чёртовой матери, и в конце концов сами оттуда сбежали, утирая кровавые сопли. Нет у янки настоящего чутья к интересам, им бы только коров по прериям гонять, да с индейцами перестреливаться...

Крайтон проводил взглядом дворецкого, который бесшумно вошёл, забрал заварник, и так же бесшумно удалился, потом вытащил из кармана пачку фотографий, бросил их на освободившийся стол:

— Результат ночной операции.

На первом фото оказалось двое волшебников — седоволосый мужчина с синяком на пол-лица, и женщина чуток помоложе, с помятой физиономией, всклокоченными волосами и бешеной яростью в глазах. Парочка стояла на коленях, прямо на щебёнке двора, с кляпами во рту, с разведёнными в стороны «а-ля Христос» руками, где каждый палец был схвачен отдельной петлёй, и сами руки надёжно закреплены на какой-то металлической перекладине. Мантии у обоих были распахнуты, оторваны капюшоны, воротники на одежде висели на нитках, а у мужчины ещё и кружевная рубаха до пупа разодрана.

— Плотно их обездвижили, — протянул я. — Не дёрнуться.

— Есть опыт, — ощерился старик, — сын ошибок трудных.

Я пролистал остальные фото — снова парочка, то по одиночке, то вдвоём с разных ракурсов; выбитая Бомбардой задняя дверь; лежащий на полу электрошокер и большая резиновая пуля вроде тех, что в Северной Ирландии против демонстрантов применяют.

— А я думал, что вы их Клеймором встретите...

— Он тоже был, — на случай, если гостей окажется больше расчётного. Ты мне вот что скажи...

Он залез в другой карман, выложил на столик две белых маски.

— Это то, о чём я думаю?

Я взял в руки скверную подделку, покрутил её в пальцах — с настоящими пожирательскими артефактами эти убогие позорища и рядом не лежали.

— Не знаю, о чём вы думаете, сэр, но это не артефакты от Тёмного Лорда, а скверные подделки, сооружённые впопыхах.

— Как ты это понял?

— Это увидит каждый волшебник, если дадут время рассмотреть повнимательнее: намного более слабый магический фон, способ фиксации рунных цепочек и много чего ещё. С Пожирателя маску снять можно было только после смерти или сильного оглушения. Она является важным элементом пассивной защиты: отводит простейшие атаки по глазам, защищает от наведённых чар и заклятий иллюзии, помогает дышать в плохом или отравленном воздухе.

— Бронестекло, каска и противогаз в одном флаконе...

— Примерно так, сэр. А перед нами простенькая ерунда, которую, думаю, и пятикурсник осилит. Взять шёлк акромантула, отрезать по лекалам, вымочить в «русальих слёзках», чтобы получить нужную упругость материала, да наложить в конце руны, которые хочешь иметь. В общем, работа, которую осилит практически каждый волшебник.

— Так у вас там и русалки есть?

— Уродливые и тупые, сэр. Подводные хищники. Доросли до организованного общества и базовых ремёсел, но по уровню интеллекта уступают всем остальным магическим тварям, от оборотней до кентавров.

— Кентавры, спаси нас Господь! — пробурчал старик, и закрыл лицо рукой. — Оборотни... Слишком я стар для всего этого...

Потом вынырнул из отчаяния, остро взглянул мне в лицо:

— За то, что брали твои волшебные вещи, извиняться не буду!

— Я понял, сэр. Вы не знали, какие из них могут приманить убийц?

— Именно! Мы думали, что маги на палочку придут, а они пришли на мантию.

— У меня палочка сделана по особому заказу, а на мантии, видимо, школьная следилка висит.

— Скорее всего. Они ворвались через заднюю дверь, и сразу пошли в твою спальню, где сидел человек в твоей одежде.

— Надеюсь, он не пострадал?

— Все целы. Только дом твой немного подпортили. До лета отремонтируем, будет лучше прежнего.

— Чтобы ещё кто-нибудь пришёл испортить?

Старик хитро улыбнулся:

— Это мы ещё поглядим, у кого ломалка крепче.

— А я могу теперь домой съездить?

— Конечно. Сейчас Дэна позову...

— Я бы лучше на велосипеде проехался, так мне привычней.

— Тогда в конюшню загляни, пусть тебе дадут что получше.

— А что маги сказали?

— Пришли отомстить за сыночка, который пропал у тебя на ферме ещё в конце лета.

— Да, тогда двое пришло, — я поёжился, вспомнив тот кошмар, голову Бэкки в руках, и стёртое лицо нападавшего.

— А я ничего не слышал... — пробурчал Крайтон. — Не хочешь что-нибудь рассказать?

— Не сейчас, — отчаянно закрутил я головой. — Слишком сильны воспоминания.

— Тела-то где закопал? Весной по вспашке не вынырнут?

— Их не выкопать так просто, над ними метров десять земли.

— Тогда хорошо.

Старик опять уставился в фотографии, а я сбежал на свободу.

Выскочив на морозный воздух, я огляделся — вокруг царила привычная пустота, когда все заняты делом и слоняются только бездельники. Судя по звукам, дела в поместье шли своим чередом — где-то переговаривались кухарки, за конюшнями тарахтел трактор, и оттуда же доносилось нетерпеливое ржание.

Чтобы не упустить нужного человека, я резво потрусил к двухэтажному корпусу, а точнее, к широко распахнутым воротам в его торце. Тут меня встретил забытый запах соломенной подстилки, сена, зерна и лошадей, от которого защемило в сердце, и ноги сами замедлили бег: а надо ли мне в доме появляться? Не расклеюсь ли там неожиданно для себя, не разрыдаюсь ли прямо на ступеньках?

Но мне очень хотелось увидеть Стиви, да и на ферму стоило глянуть хотя бы для того, чтобы не заставлять местных шушукаться, что молодой Криви как перебрался в манор, так нос задрал, и всех других знать не хочет.

А ещё я не знаю, как будущее лето повернётся — устроят на меня охоту обиженные аристократы, или нет. Может, мне придётся всё лето по кемпингам мыкаться, чтобы Пожирателей от родной фермы и ни в чём не повинных людей отвести.

А может, расплююсь с хояевами манора, да все каникулы под яблонями на гамаке прокачаюсь. Или, может, через Пролив махнуть куда-нибудь в Испанию, с тамошними девушками в песке покувыркаться, заедая их страстные поцелуи хамоном да чоризо?

— И долго ты будешь таращиться, Колин? — вырвал меня из задумчивости мужской голос. Я вздохнул, обернулся, и увидел нашего конюха, кажется, Сэма по имени.

— Замечтался, — вздохнул я, — о том, как хорошо здесь летом.

— Ага, тут классно, — в жару не жарко, комаров мало. А чего хотел-то?

— Велосипед взять. Мистер Крайтон отпустил на ферму съездить, знакомых повидать.

— Не замёрзнешь? В полях сегодня ветерок гуляет.

Под неспешный разговор о погоде и одежде — вечной борьбе снаряда и брони, — мы зашли в конюшни, протопали мимо целого ряда стойл, где топтались в ожидании прогулки питомцы главного конюха, и зашли в официальную часть, где принимали чиновников из городского ветконтроля, где поили чаем туристов, и где можно было купить вкусную морковку, чтобы пегий Владыка, к примеру, или победительница последнего стипль-чеза Аглая аппетитно её схрупала из ваших рук.

На этот раз морковки мне не дали. Сэм открыл неприметную дверцу, выкрашенную в цвет стены, завёл меня в большое помещение, которое ещё недавно было складом, и щедро махнул рукой — выбирай!

Здесь стояли велосипеды на любой вкус — горные, городские, гоночные, трёхколёсные для детей и взрослых, с большими корзинками для покупок и без корзинок вообще. Под разглагольствования конюха о том, как туристы летом эти велики расхватывают, и какой нюх на деньги у молодого хозяина, который эту затею придумал, я выбрал подходящего железного коня, и выкатил его во двор.

К ферме я отправился через поля, не заезжая в деревню, чтобы не здороваться со всеми подряд, не отвечать на вопросы и не нервничать сверх необходимости. У меня и без того сводило зубы от нервов и давило под ложечкой. Уж лучше я пустыми дорогами проеду, от людей подальше — может, и хватит сил сдержаться при виде родных пепелищ.

Но сдержаться не удалось. Когда я, шелестя по мёрзлой гравийке, съехал на разъезженную тропинку, что вела к задним воротам фермы, а потом проехал сквозь них к чёрному входу и увидел распахнутый зев на месте выбитых дверей, руки у меня задрожали так, что я чуть не упал. Я слез с велосипеда, сделал несколько шагов к входной дыре, и только лишь когда тронул пальцами щепки дверного косяка, сметённого заклинанием, вспомнил, что надо дышать.

Ноги подкосились, и я хлопнулся на задницу прямо в коридоре, жадно хватая воздух, и размазывая слёзы по закоченевшему лицу. Плетёный мамиными руками половичок чьи-то ноги отшвырнули к порогу, и я, привалившись к стене, схватил его обеими руками, прижал к груди и тихо завыл, когда сквозь старую пыль и озон волшебного заклинания меня обдало запахом дома.

Я попытался успокоиться, выровнять дыхание, остановить дрожь, но зубы стучали, слёзы лились ручьём, а из груди вырывался тоскливый вой.

Не знаю, сколько я бился в истерике, но прийти в себя мне помогла чья-то тень, мелькнувшая в дверном проёме. Тело отреагировало быстрее, чем я успел понять, что происходит — толчок ног подбросил меня в воздух, одна рука резко мазнула по лицу, смахивая слёзы с глаз, а на другой вспух багровый шар готового заклятия, похожий на сгусток крови, которое сквозь ладонь вытолкнули магические центры.

— Кто?! Кто здесь?! Сожгу нахрен!!

— Это я, Стиви! Слыш, Колин, это ты?

На улице зашелестела одежда, и на ступеньки осторожно шагнул старый знакомый, явно испуганный.

— Ты чего, Колин? Что с тобой случилось?

Я втянул шар обратно в тело — он что, прямо из ладони сформировался? — хрипло вытолкнул:

— Домой я вернулся, вот что случилось...

Потом опять подкосились колени, я опустился на пол, протянул ему половик, который по-прежнему держал в руке:

— Мама его связала! А они его ногами!..

Стиви вздохнул, присел рядом на корточки:

— Тут сегодня ночью было не до половичка, знаешь. Два неслабых мага сразу вышибли дверь Бомбардой, ворвались, как коммандос во французский бордель.

— А что наши?

— Встретили с трёх стволов, те даже Протего выставить не успели. Добавили из разрядника, и пока те корчились, повязали на все пятнадцать точек. Я затвор на «стэне» передёрнуть не успел, а их уже спеленали. Классные ребята!

— Так ты тоже был здесь? С оружием?

— Ну, не палочкой же мне махать? — Стиви криво усмехнулся. — Я сразу понял, что она с норовом, даже в руки не брал. Меня в твои вещи одели, и я должен был их отвлекать. Всю ночь без курева в мантии просидел, прикинь!

— Ужас...

Я поёрзал — холодный пол становился всё более неудобным местом для сидения, — нашёл в себе силы подняться.

— У нас вода не замёрзла? Трубы не полопались?

— Обижаешь! — вскочил вслед за мной Стиви. — Вчера как раз проверяли. Только...

Он замялся, осторожно вытянул руку:

— Может, я половичок миссис Спикман отдам постирать? Завтра уже будет, как новый. А то вашу стиралку мы, считай, пол-года не включали...

— Да при чём здесь стиралка? Я помыться хочу

— А, тогда всё нормально, сходи хоть в ванную, хоть на кухню — воду везде проверяли, ждали, когда приедешь. А ты вон где задомовился.

— Это не я, это меня задомовили. Прямо у автобуса Дэн перехватил, отвёз к старому Крайтону. К дедушке, так сказать...

Стиви нервно хихикнул, а я отдал ему неожиданно найденное сокровище, отправился приводить себя в порядок. Из зеркала в ванной комнате на меня глянул замурзаный незнакомец с хмурой физиономией, на которой мешались разводы грязи от половика и полосы засыхающей крови. Опять из носа текло... Блин, где мне узнать, что с телом происходит?

В учебниках пишут, что носовое кровотечение — первый признак магического истощения. Но вместе с ним идут общая слабость, головокружение, дрожь пальцев и сухость во рту. И временные сложности с сосредоточением внимания — организм защищается, не позволяя волшебнику надорваться ещё больше.

Но у меня вся эта хрень протекает не совсем типично, и подсказок из брошюрки маловато будет. А к кому обратиться? В Мунго, чтобы прямо оттуда к невыразимцам на опыты свезли? А может, среди тамошних врачей найдётся кто-то достаточно умный, чтобы прикончить магического выродка, пока он ещё ребёнок? Так сказать, задавить паровоз, пока тот ещё чайник.

— Колин, ты как? Не отрубился случаем? — раздался встревоженный голос Стиви, и я, вздрогнув, бросился торопливо умываться. Холодная вода взбодрила так, что дурные мысли вылетели из головы, как пробка из бутылки.

— Нет, я просто физиономию исследовал! Налюбоваться не мог!

Стиви облегчённо засмеялся:

— Это ты пуштунов не видел! Вот уж где немытые красавцы!

— Знаешь, я лучше англичанином побуду, — вытираясь попавшим под руку полотенцем, открыл я дверь. — У нас хоть воду на костре греть не надо, сразу тёплая из крана течёт. А там, наверное, одна холодная, в горах-то.

— Это правда. Зато чистая, как слеза. Иногда смотришь на такой ручеёк, и видишь только камни на дне, желоб, который вода прогрызла за сотни лет, а самой воды как-будто нет. И только если руку опустишь, или ветерок волну погонит, видишь, что воды полно. А вокруг только синие горы, и облака под ногами...

Он вздохнул, и я не удержался:

— Облака под ногами, а немытые пуштуны вокруг.

— Ага, — улыбнулся он. — И верный «стэн» под мышкой, чтобы друзья не забыли, что они друзья.

— Похоже, у тебя была насыщенная жизнь?

— Мой приятель это называл «военизированным туризмом». Так что, Колин, идём к Спикманам?

— Конечно, я ведь ради этого приехал!

И мы пошли к Спикманам, которые заканчивали возиться в коровнике.

Целый час без малого я жал руки, хлопал по плечам, обнимался с людьми, которые мне были искренне рады — не потому, что я волшебник, выгодная инвестиция или потенциальный муж, а просто потому, что я сын старых приятелей, который пережил страшную трагедию, но не опустил руки.

Я охрип, рассказывая про школу в далёкой Шотландии, где готовят будущих чиновников, учёных и военных, и где я хожу в клуб фотографов, из которого прямая дорога в большие журналы. Про футбол из четырёх команд, про гонки на велосипедах по окрестным горам, про клуб любителей чая и бриджа, про математику и зоологию, на которой изучают редких животных, которых не во всякой Красной книге увидишь.

В свою очередь, мне рассказывали, как парни подрались с теми из Верхнего Мидсаммера после осенней ярмарки, потому что наши продали больше. Про рыбака, что оставил две блесны под обрывом далеко на юге, и который уверен, что как раз там прячется его Рыба; про нового ухажёра шляпницы, который дедок хоть куда, и даже перепил наших пенсионеров из «Красных лобстеров», после чего те перестали задирать нос. И что некоторые ребята даже пробовали его отговорить от старой шляпницы, но у них не получилось это сделать. И что Кэтрин из нашего класса, с которой я год назад пытался мутить, нашла какого-то регбиста из Глазго — он сюда ещё не приехал, но ребята его уже ждут. И что старший Спикман определился с датой свадьбы, так что весной уж погуляем (Стиви тихо шепнул на ухо, что дальше откладывать нельзя, а то живот невесты ни в какое платье не влезет).

А потом как-то неожиданно мы оказались в соседском доме, где хозяйка встретила меня как родного, охая и причитая, как я вырос. А потом мы пили чай с ревеневым пирогом, и, продолжая рассказывать небылицы о моей учёбе в школе для особо одарённых, я чувствовал, как проходит горечь потери, и в душе поселяется спокойное тепло. Есть в моей жизни люди, которые меня любят не за фотографии или волшебную палочку, а просто потому, что я есть. И именно из-за этого я никогда не расскажу им правду о мире, который существует рядом, на расстоянии одного вздоха и движения век. Пусть лучше они ничего не знают о безумном волшебнике без носа, и почти таком же волшебнике с бородой.

Назад меня едва отпустили, и сделали это лишь после упоминания старого Хозяина, который меня ждёт к ужину. Крайтонов в деревне уважали, поэтому всей толпой вывалили на двор, помогли усесться на велосипед, что после обильной еды сделать было непросто, и даже помахали руками на прощание.

Разгорячённый и улыбающийся, крутил я педали по замёрзшей дороге, пока не тормознул у поворота к Крайтон-мэнору, потому что именно отсюда уходила стёжка в то место, где мы с Бэкки так любили отдыхать, пока не припёрлись Сёстры. Я тормознул, слез с велика, постоял, вдыхая морозный воздух, от которого уже потихоньку начинали слипаться ноздри. Мороз усиливался, ещё немного, и будет совсем некомфортно ехать.

Я отогнал мысль посетить место, где нам с женой было так хорошо, и дал слово повидать её могилу ещё до конца учебного года. И ещё продать ферму со всем хозяйством Спикманам, потому что я здесь жить больше не буду. Раз меня ищут мстители, под удар подставлять невинных людей я не собираюсь. Крайтоны — это другое, они и сами кое-кому мантию на голову вывернут, а вот эти простые люди нет, и если я не смог спасти родителей, то по крайней мере постараюсь не увеличивать число случайных смертей.

На худой конец, куплю палатку, да отправлюсь на всё лето бродить по Англии от моря до моря. Или даже лучше — баржу найму, по каналам плавать. Это, кстати, очень популярный и очень английский способ отдыха: на борту здоровенной лодки есть всё необходимое, от туалета и кухни до очень удобной спальни, есть обогрев помещения на случай холода и дождя, есть радио и телевизор, чтобы не скучно было. В общем, это полноценный дом, только не на колёсах, а на воде. И чего мама Ро Золотое Трио не отправила путешествовать с таким комфортом? Боялась, что получится не геройское превозмогание, а ленивое пузочесание?

В манор я приехал уже в сумерках. Конюх забрал у меня велик, поворчал, что прождал целый день, и отправил в Большой Дом, дескать, меня там уже заждались.

После столь эмоционального дня кажущаяся холодность аристократов, их привычка держать чувства в узде (точнее, их внешнее проявление, потому что внутри под этой маской вежливой настороженности те ещё эмоции бурлят) помогли вернуться в рабочее состояние и успокоиться.

После скромного ужина (ибо Спикманы так меня наугощали, что желудок поместить смог только чай) мы поговорили о Рождестве и новых родственниках, которые начнут возвращаться уже завтра после обеда. Оказалось, что моих одногодков за праздничным столом не будет, зато появятся целых три названных сестрички на пару лет моложе. Будут ещё какие-то тёти, дяди, какой-то дальний племянник из Гонконга — в общем, тесная семейная тусовка, где я буду одним из главных блюд. Господи, дай мне сил пережить это Рождество!

Все мои страхи, как и намерение старого Крайтона познакомить семью с новым родственником, рассыпались уже на следующий день. Утром, когда мы все чинно сидели и наслаждались овсянкой (да, теперь я и у аристократов её попробовал!), наш неторопливый разговор прервал настойчивый стук в окно.

Мы недоумённо переглянулись, перевели глаза на дворецкого, тот на дочку. Помощница метнулась к окнам, распахнула портьеры, но за стеклом никаких посетителей не оказалось. У меня тоже наступило временное помрачение рассудка, потому что о традиционной почте я забыл — толи не проснулся ещё, толи ещё чего, так что глядел на собеседников с таким же недоумением. Но волшебная реальность с бесцеремонностью пьяного грузчика напомнила о себе, когда в комнату над головой очаровательной Джинни впорхнул здоровенный попугай, разноцветный, как открытка из Бразилии.

— Похоже, это один знакомый, — протянул я, когда попугай хлопнулся перед моей тарелкой и вытянул лапу с туго скрученным свитком. — Знакомый из школы, только на несколько курсов старше...

На развёрнутом листе пергамента вспыхнули ярко-зелёным каллиграфические строчки:

— Колин! Счастливого Рождества! Срочно нужна твоя помощь — я нашёл ЕГО! Ответь с птицей, можешь ли ты прибыть как можно скорее? С.Б.