Тень (гет)

Как только Ино вылетела из такси, она быстро побежала к лифту, несколько раз чуть не навернувшись по пути. Нервно давя на кнопку, словно он от этого быстрее приедет, девушка дёргала ногой. Дверь открылась и, забежав, она чуть не сбила человека с ног, больно ударившись головой о чью-то грудь.

— Осторожнее, — раздался глубокий голос c нотками раздражения.

Подняв глаза и увидев расплывшийся синяк под глазом, который теперь зеленел по краям, она сразу узнала соседа сверху. Его имя вертелось на языке, но вспомнить не получилось. Показательно стряхнув с чёрного пальто якобы оставленную ею грязь, он сдвинул брови, а потом мягко улыбнулся — вроде тоже узнал.

— Расшибётесь ведь.

Ино передёрнуло. Было в этой улыбке что-то странное —таинственное, угрожающее. Он пугал её не меньше, чем сводный брат.

— Извините, — пискнула она, нажимая на нужный этаж. Следователь бросил на неё долгий испытующий взгляд, прежде чем исчез за дверью. По телу прошлась дрожь, а по спине — холод. Да кто он такой? И почему ей так страшно? Словно на неё смотрел не человек, а сама смерть.

Ключи, как назло, не находились, и, вытряхнув всё содержимое сумки, присев на корточки, она стала нервно рыскать, отбрасывая в сторону разбитую пудреницу, зеркальце, тушь, помаду. Под ворохом чеков, наконец, обнаружились ключи. Открыв дверь и забежав в комнату, она распахнула шкаф, бросила небольшой пластиковый чемодан на кровать и стала закидывать туда всё, что попадало под руку, затем швырнула его со злости в самый дальний угол. Чемодан треснул, отлетев от стены. Достав небольшой рюкзак, Ино стала запихивать туда одежду, а затем заплакала, когда не влезла её любимая толстовка. Опустившись на пол после осознания, насколько всё бесполезно, тело содрогнулось в рыданиях. Обнимая себя, она выла как одинокий волк в чистом поле, размазывала по лицу тушь, не в силах успокоиться. Как в тот день, ей не хотелось умирать. Такой, как она, не сделавшей в этой жизни ничего хорошего, хотелось жить (как появившейся на свет мошке, до последнего сражающейся за право быть в этом мире).

Как она могла довериться Хашираме, поверить его сладким словам? «Дело в шляпе с твоими показаниями», — говорил он, простодушно улыбаясь, и она верила, как наивный ребёнок верит в Санту. Представляла новую счастливую жизнь без страха, тяжёлого груза своих грехов, с новыми документами — новой личностью. Словно если её будут звать по-другому, всё прошлое с неё смоется тёплой водой. Может ей хотелось верить во всё это? Может быть, ей хотелось хоть раз в жизни быть доверчивой дурочкой? Может она так от всего устала, что поверить в нечто невероятное казалось единственным спасением?

И что теперь? За сказку надо платить. Сколько ему понадобится, чтобы найти её? Сколько отведено ей месяцев, дней, недель, минут, секунд? Успеет ли увидеть завтрашний день? Бежать? И как долго сможет скрываться? А, собственно, куда бежать и как? Стоит хоть где-то засветить паспорт, как её тут же найдут. Возможно, проще покончить со всем и избежать мучительной смерти. Спрыгнуть, и дело с концом.

Ино подошла к окну. Холодный отрезвляющий воздух окатил лицо, забрался под одежду, влажные щёки покрылись ледяной коркой. Смотря вниз на снующих людей, она представила, как летит с девятнадцатого этажа, череп трескается, как спелый арбуз, и её мозги разлетаются по снегу красными бусинами. Люди вскрикивают, закрывают глаза детей, кто-то кричит, задыхаясь: «Скорую!», её руки дёргаются в предсмертных конвульсиях, а потухшие глаза смотрят на зевак, которые фотографируют, снимают на камеру, чтобы выложить в сети или скинуть этот ужас друзьям — так, для развлечения. Тошнота подкатила к горлу и, захлопнув окно, она медленно скатилась, царапая спину батареей.

— Красивая ты сука, породистая, — плюнул он ей в лицо, сжимая подбородок.

Здесь, при дневном свете, в чистой белой палате, он выглядел сущим дьяволом. Здоровый, сильный мужчина, который с лёгкостью переломит её шею без усилий. Лопнувшие сосуды в глазу залили белок кровью, отчего он казался ещё более зловещим. Отпустив её так, что она тут же упала на подушку, он зачесал пепельные волосы назад.

— Даже с опухшим лицом красивая, — облизнул крупные белые зубы и откинулся на спинку кресла, вальяжно закинув ногу на ногу. — И в постели явно горячая штучка, раз Горо на тебя запал, — усмехнулся он, громко выдохнув воздух через нос, словно дракон. — Кажись, —дикий хохот залил всю комнату, — я сорвал джекпот. Мне даже немного жаль, что мы отбили тебе матку и ты не наплодишь множество мелких сук. Только представлю, какой товар потерял — зло берёт.

Ино сглотнула ком в горле, инстинктивно проведя по животу, почувствовала пустоту. Она никогда не задумывалась о детях, но сейчас, поняв, что у неё их никогда не будет, слёзы навернулись на глаза. Может, это и к лучшему, сказала она себе, пытаясь не заплакать. Какая из неё мать?

— Что я буду делать? — стараясь выглядеть спокойно, произнесла она.

Он вздёрнул подбородок.

— Всё, — развёл руки в стороны, и его глаза стали дьявольски красными, — что я захочу, — слегка наклонившись, он вновь сжал её подбородок и, прищурившись, прошептал сквозь зубы. — Только попробуй соскочить и кинуть меня. Полиция будет находить твои части тела по всей округе, поняла? Если думаешь, что они тебя спасут, то крупно ошибаешься. Я достану тебя из-под земли. Ты будешь умирать мучительно долго, и смерть будет единственным спасением. Ты живёшь, потому что я тебе позволяю. Я твой новый Бог. Так что ты скажешь, когда придёт полиция? — вопросительно посмотрел на неё, нетерпеливо ожидая ответа.

— Мы с братом возвращались ночью из клуба, на нас напали, отобрали деньги. Было темно, и мы ничего не видели.

— Умная сучка, — сказал он, одобрительно погладив за ухом, как пса.

Когда он вышел, стало легче дышать. Она ещё долго лежала в кровати как пригвождённая, боялась пошевелиться. Понятия не имея, что её ждёт и во что превратится жизнь, смотрела в потолок, рассматривала панели. Она вспомнила его слова, снова погладила живот, ей стало невыносимо грустно и одиноко. Главное, что она жива, а остальное… Как-нибудь справится. Зашла медсестра и, поспешно отсоединив капельницу, покинула палату.

Хотелось увидеть Дейдару. Врачи сообщили, что он четыре дня не приходит в сознание. При мысли, что он не очнётся, оставит одну разбираться со всем этим дерьмом, навернулись слёзы.

Ино двигалась по бесконечно длинному коридору больницы, опираясь одной рукой о стену, смотрела на бегающих медсестёр в униформе, пациентов, таких же потерянных, как и она. В палате лежало ещё двое: один — с обмотанной головой, с проступившей багряной кровью на бинтах, другой — с поломанной рукой и ногой, подвешенной на хлипкой конструкции. Они поздоровались и затихли, когда, придвинув стул, Ино села у кровати брата.

Врачи сказали, что его глаз вытек, и спасти его невозможно. Помимо сотрясения была сломана носовая перегородка, разорвана селезёнка, сломаны три рёбра, задето лёгкое. Они долго перечисляли все травмы, безэмоционально, как официант перечисляет заказ. А у неё с каждым словом кололо сердце. Когда сказали про его руки, она зашлась рыданиями и просила прекратить. Если брат выживет, то возненавидит, ведь не сможет больше рисовать и лепить. Она сломала его, лишив жизнь смысла. Ино наклонилась, провела дрожащими пальцами по лицу: опухшему, тёмно-синему с запёкшейся чёрной кровью. Ино смотрела на капельницу, что вливала в него лекарства, на трубку в пробитой трахее, что помогала дышать, на перебинтованные руки. И пыталась подавить в себе отчаянный крик. Дейдара всегда был таким красивым, а сейчас походил на изуродованный, взбухший труп.

— Дей, не бросай меня, — сипло сказала она, протирая слёзы, — не бросай меня, прошу.

Заметив в тусклом коридоре женщину со взрослым парнем, который, опираясь на её плечо, кое-как волочил ноги, ей вспомнилась Джун — строгая и непреклонная, любящая своего сына. «Что с ней станет?» — подумала Ино, проводя рукой по стене. Когда-то ведь узнает, что приключилось с её сыном. Осыпет проклятьями или убьёт. «Я бы убила. Если бы это был мой ребёнок, я бы, не задумываясь, убила». Сможет ли она однажды вернуться домой, посмотреть в глаза и попросить прощения? Сможет ли она однажды вернуться и обнять отца, ощутить себя вновь беззаботной девочкой?

Выходя из блока, Ино заметила телефон-автомат с синим козырьком. Она удивилась, что он каким-то чудом сохранился, провела по нему рукой. В детстве с девчонками часто баловалась, звоня по такому незнакомцам, и хихикала в трубку, доводя до исступления. Девушка улыбнулась, вспоминая солнечные деньки, пропитанные непосредственным весельем, и в душе загорелся мягкий свет.

— Всё ещё работает, — сказал проходящий мимо молодой медбрат, подмигнув ей. Она слабо улыбнулась, не решаясь заговорить. — Можете проверить, — он достал мелочь из кармана и зажал в её ладони, а затем быстро сбежал по лестнице.

Домашний номер был впечатан в её сознании крупными цифрами. Ино бросила монетки, нажала на кнопки. Протяжные гудки тянули нитями её сердце и она почти задохнулась, когда они прекратились.

— Алло. Я слушаю, — голос на том конце был глухим и блёклым. — Говорите, я слушаю…

Ей захотелось тут же бросить трубку, но вместо этого она вцепилась в нее двумя руками и глубоко задышала, представила, как суровое лицо Джун сморщилось, как она посмотрела по сторонам, постучала по столу пальцами. Сейчас все перепалки казались такой глупостью, и она жалела, что не смогла найти общий язык с этой женщиной. Возможно, ей следовало прислушаться к советам мачехи. Может, сейчас училась бы в простом университете в своём тихом городке и жила беззаботной жизнью.

— Ино, это ты? — она зажала рот рукой, чтобы подавить всхлип. Её имя было произнесено удивительно мягко и нежно, с сочувствием и некой скорбью. — Я знаю, это ты.

— Джун, — выдавила она через силу. Слеза покатилась по опухшей щеке. — Как папа?

— Он… — с болью протянула женщина, отчего сердце пропустило удар и почувствовало что-то неладное. — Его больше нет, — издала горестный всхлип. — Ино, его нет. Я пыталась дозвониться до тебя, до Дейдары, но никто не брал трубку.

— Как это…? — в ужасе распахнула глаза Ино, не веря словам.

Её отец не мог умереть, это невозможно. Он был молодым и здоровым, а эта женщина несла какую-то чепуху, скорее всего, для того, чтобы её позлить.

— После операции сорвался тромб… Он словно чувствовал, так хотел тебя увидеть до… Но ты не брала трубку, — Джун залилась слезами, и у Ино оборвалось сердце. Стало дурно и, прижавшись к металлическому козырьку лбом, она вцепилась в него пальцами до боли. — Похороны уже были… Я… Я не могла ждать… Приезжай, ты… Дейдара…

— Я не могу…— сглотнув, еле слышно шепнула Ино и слёзы градом потекли из глаз. Она зажала губы до посинения и, задрожав, глубоко вдохнула через нос.

— Ты можешь не любить меня, но отца… — в её голосе зазвенело осуждение. — Мне не понять тебя, — громко выдохнув, продолжила более спокойно, — но не мне с этим жить. Квартира, он завещал…

— Джун, — протянула Ино сквозь слёзы, — лютики, он любил жёлтые лютики… Мне ничего не надо… Только принеси за меня лютики.

Минуты закончились, так и не донеся «прости». Она повесила трубку, и звон коротких гудков эхом отдался в ушах. Прислонившись к холодной стене, она содрогалась, тихо плача, и никто не мог разделить её горе.

Внезапно раздался звонок, она замерла, быстро вытерла слёзы и, приподнявшись, осторожно вышла из комнаты, аккуратно ступая на цыпочках. Звонок, стук, и её сердце беспорядочно забилось, руки и ноги сковал ледяной холод. «Он же не мог найти меня так быстро? Может это Хината? Нет, она же болеет. Человек Хаширамы? Он предупредил бы». Крадучись, она зашла на кухню, взяла нож и неслышно подошла к двери. «Наруто?» — удивилась она, непонимающе сморгнув несколько раз. Он снова потянулся и позвонил. Звонок ударил током, приводя в сознание. «Что он, чёрт возьми, здесь делает? Как он узнал, где я живу? Может, он и есть человек Хаширамы? Бред».

— Иду, — крикнула она, немного отойдя.

Забежав в ванную, поспешно спрятала нож в стиральной машинке, ополоснула лицо, недовольно посмотрев на розовые щёки и красные глаза, поправила волосы. Улыбнулась пару раз своему отражению, пытаясь придать беззаботность.

— Наруто? — протянула Ино, легкомысленно и удивлённо моргая. — Что ты здесь делаешь? И откуда у тебя мой адрес? — стоя в дверях и сложив руки перед собой, она прищурилась. Как и ожидалось, он пришёл просить прощения. Всё же, он был прост как три копейки.

— Эм… Ах… адрес спросил у Хинаты, т-твоей подруги, — растерявшись, сказал следователь. Все слова тут же улетучились, стоило ей улыбнуться. Он неуверенно потёр затылок и посмотрел по сторонам, затем заострил внимание на покрасневшем лице, немного нахмурился. — Твой начальник сказал, что ты плохого себя чувствуешь.

— Простыла немного, — для пущей видимости, шмыгнула и прокашлялась. — Ты заходил в кафе? — Наруто лучезарно улыбнулся и от внезапной теплоты, невольно, у неё проступили слёзы. — Вот видишь, это явно грипп, — протерев уголки глаз, фальшиво поперхнулась, явно перегнув палку.

— Да, я зашёл к тебе на работу… Неловко вышло, — виновато произнёс он, смущённо краснея. — Надеюсь, из-за меня у тебя не будет проблем с начальством.

— Ты что-то сделал? — наклонила голову, напряжённо вглядываясь.

— Ну… Я… — голубые глаза быстро забегали, он откинул голову назад и взъерошил светлые волосы. — Я назвал его сварливым начальником.

— Ты… Что?! — возмутилась Ино, вспыхнув как спичка, представив, что её ждёт завтра долгий выговор от Шикамару и предъявление всех возможных претензий за её работу. И всё из-за того, что кое-кто не умеет держать язык за зубами.

— Я не знаю, само вырвалось. Я извинился…

— Зачем ты вообще пришёл? Я же ясно сказала держаться от меня подальше.

— Ино, — шагнул к ней. Она предостерегающе вытянула руку, вынуждая отступить.

— Ино, я хотел сказать, — он замялся, снова забыв слова. Она нетерпеливо дёргала ногой, бегая по нему взглядом, — прости, что усомнился в тебе. Я не считаю тебя плохим человеком, — Узумаки обтёр вспотевшие ладони о куртку и виновато поднял глаза, прочистив горло. Он сейчас был таким хорошеньким, выглядел как провинившийся мальчишка. Ей кое-как удалось сдержать порыв кинуться ему на шею и приласкать. — Я совсем тебя не знаю, и из-за своей работы склонен домысливать и сопоставлять кое-какие факты. Из-за этого я иногда прихожу к неверным выводам. Как я уже сказал, я совсем тебя не знаю… но… Я бы хотел узнать тебя получше.

Ино выпрямилась, приподняла бровь и коварно улыбнулась.

— Ты хочешь сказать, что я тебе нравлюсь?

— Нет! — вскрикнул Наруто, покраснев как рак от слишком прямого вопроса. Он чувствовал себя четырнадцатилетним подростком, которого окружила толпа девчонок. Не то, чтобы она ему не нравилась, скорее, когда он впервые её увидел, то подумал, что слишком хороша для него. Ему нечего было предложить таким девушкам как она, но, сам не понимая, почему, ноги постоянно вели его в кафе. Наверное, он был ею очарован.

— То есть я тебе не нравлюсь? — решила поиздеваться Ино, закусив губу. Он был как лакмусовая бумажка, и её забавляло то, как он смущался. Вроде взрослый мужчина — начальник отдела, а смущается как девчонка. Видно, что женщин у него было немного, а может, и вообще не было. Она расхохоталась (мысленно) от своей теории. Наруто был симпатичным, можно сказать красивым, вероятно, будь у него много денег и расхаживай он в люксовой одежде, то девушки не давали бы прохода.

— Нет… Не то, чтобы… Чёрт, — закатил он глаза, почёсывая переносицу, — Я не… Не подумай ничего плохого! Не то, чтобы не нравишься. Ты очень красивая.

— Только красивая?

— И весёлая.

— Весёлая?

«Боже, что я несу», — подумал Наруто, совсем запутавшись. Он потёр вспотевший лоб, пожалев тысячу раз, что пришёл.

— Я бы хотел с тобой дружить, — выпалил он первое, что пришло в голову.

— Дружить? И как ты представляешь собой нашу дружбу?

— Ну… не знаю. Ходить куда-то вместе, проводить время. Я несу чепуху, да?

— Определённо, мой новый друг, — прыснула она, взяв его за ворот куртки и буквально втащив в квартиру, прижала к стене. — Значит, дружить? — хищно выгнула бровь, проведя вдоль его ноги.

— Что ты делаешь, Ино? — Наруто в ужасе распахнул глаза, не понимая, что происходит, глубоко задышал.

— Проверяю, чисты ли твои помыслы, друг мой.

Уши его покраснели и, резко оттолкнув её, он ухватился за ручку двери, как за спасательный круг.

— Я тут вспомнил, что мне нужно на работу.

— Останься, — схватив его за локоть, протянула нежно Ино. — Я пошутила, — тихо хихикнула, сдерживая громкий смех.

Она не знала, что задумал Хаширама, и входит ли в его планы её спасение. Возможно, её смерть станет поводом для открытия нового дела. Полагаться на него — себе дороже. Теперь, когда всё шло наперекосяк, она не видела лучшего решения, чем влюбить в себя следователя и заручиться поддержкой. К счастью, Наруто был простоват, и ей не составит труда быстро вскружить ему голову. Хоть это было гадко, мерзко и нечестно —играть с чувствами других, сейчас она лишь думала о себе и о том, как выбраться из ловушки, в которую себя загнала. А чувства? Какое дело до чужих чувств, когда дело касается её жизни? Дей был прав: она всегда была эгоисткой, и ей нужно это признать.

— У меня обед заканчивается, — бесхитростно сообщил Узумаки, не решаясь переступить порог.

— Работа может немного подождать, — посмотрела на него исподлобья, придавая жалостливый, подавленный вид. — Я обманула директора. Я не болею.

— Зачем?

— Сегодня День Рождения папы, и мне хотелось побыть одной. Но сейчас мне грустно, — она быстро смахнула слезу на своей щеке, устыдившись внезапных чувств. — Не мог бы ты побыть немного со мной?

— Я только позвоню секретарю, — понимающе сказал Наруто. Её голос, полный грусти и боли, резанул по струнам души, и ему захотелось поддержать её в трудный момент.

Повесив куртку, он осторожно прошёл в квартиру, не зная, куда податься. Он бросил взгляд на приоткрытую дверь в её комнату, покосился на кровать, груду вещей, брошенный чемодан. Ино, заметив его замешательство, прокашлялась.

— Извини за беспорядок, — улыбнулась она. — Я решила прибрать полки, кое-что закинуть в чемодан, чтобы не мешались, но мало что поместилось, и я немного психанула, — подойдя, закрыла дверь и взяла его за руку. — Спасибо, что остался. Чувствуй себя как дома: тут ванная, туалет, ну а здесь полу-кухня полу-зал. Раз ты пропустил обед, значит, голоден? Я готовила запеканку из макарон, не против?

Он кивнул, сев на стул, вытянул длинные ноги. Микроволновка гудела, они молчали и одновременно вздрогнули, когда она пропищала. Бросая рассеянный взгляд на уютную кухню, Наруто отмечал, насколько по-разному живут женщины и мужчины. У него только две тарелки и два бокала, а у неё куча всего (о способах применения некоторых видов посуды он даже не имел понятия). Помнится, когда жил вместе с девушкой, то его квартира заполнилась мелочами, а когда разошлись, она всё увезла с собой, вплоть до красивой мыльницы, которая ему полюбилась.

Поставив перед ним столовые приборы и тарелку с запеканкой, Ино села напротив, подперев рукой подбородок. Узумаки взглянул на неё украдкой, отправляя в рот макаронину в сливочно-сметанном соусе. Сейчас она казалась ранимой и беззащитной, дерзкая улыбка сошла, а в голубых глазах плескалось холодное одиночество.

— У меня с родителями хорошие отношения. Иногда достают, правда, — улыбнулся он. — Я для них всё тот же мелкий карапуз, который только встал на ноги и пытается убиться, ковыряя розетки зубочисткой. Я не знаю, какие отношения у тебя с отцом, но, мне кажется, он будет рад услышать тебя сегодня. Ты всегда будешь его дочерью, вне зависимости от того, что ты натворила.

— Может я не звоню, потому что мне стыдно, — сглотнула Ино, отводя взгляд, совсем не ожидая такого разговора. Предательская слеза скатилась по щеке, когда она вспомнила отца, его безмерную любовь и веру в неё. — Перед уходом из дома я много чего наговорила, а на деле ничего не добилась. Работать в кафетерии — небольшое достижение, знаешь ли.

— Да, но всё же, я думаю, отцу неважно. Главное, чтобы у тебя всё было хорошо.

— Но, — она поднялась и, повернувшись к стене, утёрла слёзы, — для меня важно. Я ещё не готова признать свои ошибки. Может быть, позже… я позвоню. А твои родители? Они живут здесь? — обернулась она, через силу пытаясь улыбнуться.

— Нет, — с набитым ртом ответил Наруто, запив водой. — Они переехали. Отцу предложили работу получше, к тому же, мама хотела давно сменить город.

— А ты почему не переехал? Тебе никогда не хотелось уехать?

— Да нет, — протянул он и, встав из-за стола, подошёл к раковине.

— Оставь, я помою.

— Мне нетрудно, — просеял Узумаки, капнув на губку моющее средство. — Иногда я подумываю о переезде, но потом… Здесь прошло моё детство, каждая улица хранит воспоминания. Здесь все мои друзья. Как говорят, где родился, там и пригодился, — засмеялся он, положив тарелку в сушилку. — Меня всегда восхищают люди, которые смогли оторваться от родного места и начать новую жизнь. Это очень смело.

— Восхищаешься, значит, — пробормотала она, прислонившись к шкафу, кокетливо заправила прядь за ухо, — а я всегда завидовала тем, кто всем доволен. Ведь мне всегда казалось, что где-то там трава зеленее, солнце теплее.

— И как? Лучше? — просто спросил он, почесав затылок.

— Нет, — грустно улыбнулась она, — всё такое же.

— Мы можем куда-то пойти, если хочешь, — перескочил он, заметив печаль в глазах.

— А можем остаться дома и посмотреть ужасы или какой-нибудь триллер. Мы с папой любили смотреть их. Бывало, накупим всякой всячины и сядем на ночь.

Пройдя к телевизору, она встала на носочки, чтобы дотянуться до пульта, который оставила на верхней полке, и, нажав на кнопку, поняла, что телевизор отключён от питания. Она так редко смотрела его, что экран покрылся пылью. Протерев его рукавом свитера, Ино воткнула шнур и телевизор тихо загудел. На экране появилась картинка чьих-то похорон, она тут же переключила новости, лишь глаз запомнил в углу фотографию миловидной девушки. Нажав на меню, перешла в онлайн кинотеатр, который выбила у владельца бесплатно, в качестве бонуса.

— Я не любитель, но парочку выдержу, — сказал он, присаживаясь на диван.

Ино тоже не любила этот жанр за его нереалистичность. В жизни никто тебя не спасёт, и навряд-ли всё закончится хеппи-эндом. Всё, что там показывают — сплошное кривляние и детский сад: если человеку пробивают грудь, то он замертво падает; если ноги, то орёт от невыносимой боли, а потом теряет сознание. Убийцы незаметны, маньяки некрасивы и нехаризматичны. Она бы предпочла комедию, но после — не попросишь остаться на ночь, ссылаясь на то, что страшно. И не разыграешь пугливую девушку, которую захочется защитить. Мужчины любят чувствовать себя нужными, незаменимыми.

— Ты боишься?

— Я-то, — улыбнулся он. — Мне смешно, герои ведут себя нелогично, а полиция приезжает в самый последний момент.

— А разве люди всегда ведут себя логично? — приподняла она бровь.

— Не всегда, но там уж слишком глупо. Когда за тобой гонится маньяк, на кой чёрт ты бежишь на чердак или запираешься в ванной?

— Если полиция приедет рано и если герои не будут тупить, то и фильма не будет.

— Тут я с тобой согласен.

— Мы можем посмотреть что-то про призраков, там герои ведут себя более-менее логично и редко встречается полиция.

За одним фильмом потянулся второй, за ним — третий. Наруто смотрел во все глаза и иногда вздрагивал, когда под резкий звук выскакивал призрак. Она тихо хихикала в подушку, изредка поглядывая на него. За окном стемнело, засияла луна и, когда под громкую музыку поплыли титры, их животы дружно заурчали.

— Ты не против крылышек? — спросил следователь, облокотившись о спинку.

— Люблю крылышки.

— Отлично, — сказал он, достав телефон.

Когда он вышел, чтобы спуститься за доставкой, Ино вздохнула и, юркнув к себе в комнату, закинула все вещи в шкаф, проверила телефон. Не обнаружив ни одного звонка, убрала подальше.

Наруто немного потряхивало от фильмов и, спускаясь на лифте, он вздрагивал от малейшего скрипа. Казалось, что из щели просочится призрак и утащит в ад. «Будь неладны все эти хорроры с потусторонней нечестью, лучше бы про маньяков посмотрел». Рассчитавшись с курьером, он залетел в лифт и вздрогнул, наткнувшись на брата Саске, который был бледен и выглядел устрашающе с синяком на пол лица.

— Итачи!

— Наруто?! — с не меньшим удивлением воскликнул следователь, заведя пакет за спину.

— Что ты тут делаешь? — спросили в унисон.

— Я тут живу, — сдержанно сказал Итачи, слегка наклонив голову, — а ты? Случилось что-то? Хотя это не твой район. Ты в гостях, — мягко улыбнувшись, он указал на его прозрачный пакет, — у девушки, — словив удивлённый взгляд, продолжил. — Понял по диетической коле.

Спокойствие, которое излучал старший брат, и его наблюдательность, всегда поражали Наруто. Сколько помнил, Итачи почти всегда был невозмутим и отстранён, порой, по его лицу трудно было прочесть, о чём он думает. По сей день Итачи с Шисуи оставались для него образцовыми следователями, на которых хотелось ровняться. Единственное, чего не мог понять Узумаки, так это то, как брат не заметил зависимость Саске, в то время как мог с лёгкостью подметить помаду на манжете и по запаху определить, где тот провёл ночь.

— А ты не теряешь хватки, — суетливо улыбнулся Наруто, нажав на девятнадцатый.

— Твоя подруга, случаем, не привлекательная блондинка? — поинтересовался он.

— Откуда ты узнал? — раскрыл он глаза, осматривая себя. — Её волос на мне?

— Нет, я предположил, — ухмыльнулся он. — Она живёт подо мной. Я случайно разозлил её, прибивая полку, так и познакомились. Странно, что я на тебя раньше не натыкался.

— Я первый раз здесь. Судя по всему, у тебя тоже вечер с девушкой, — подмигнул Наруто.

— С чего ты взял?

— Ведёрко клубничного мороженого в твоём пакете и мягкая игрушка говорят сами за себя. Как бы ты его от меня ни прятал, я заметил, когда зашёл, — лицо Итачи тут же стало серьёзным, и он поджал нижнюю губу. — Не переживай, я никому не скажу, каждый имеет право на личную жизнь, — сказал он, по-дружески кулаком ударив по плечу. — Хорошего вечера, — подходя к двери, бросил на последок.

— Наруто… Спасибо за Саске.

— Не благодари, он мой друг. Я не мог не помочь.

Дверь закрылась и, войдя в квартиру, Узумаки положил пакет на тумбу, прежде чем снять обувь. Ино выглянула из комнаты и, схватив еду, побежала на кухню. Уплетая крылышки и обсуждая особо страшные моменты, он и сам не понял, как остался у неё на ночь.

— Ты не спишь? — спросила она, присаживаясь на край дивана.

— Нет, — ответил он, переворачиваясь на спину.

— Можно к тебе? А то страшно немного.

Он подвинулся, она легла с краю, положив голову на его руку, и поджала ноги. Её тёплое дыхание приятно щекотало кожу, и невольно он провёл по её волосам: пропустил через пальцы мягкие пряди. Как давно он не чувствовал теплоты рядом, как давно он никого не касался.

— Спокойной ночи.

— Спокойной, — выдохнула Ино, ощутив себя в безопасности.

* * *

Снег скрипел под ногами, транспорт проезжал мимо, шумно гудя. Щеки задубели от долгого хождения по морозу, ноги ныли с непривычки. Пройдя ещё одну остановку, Мадара запахнул пальто покрепче и упрямо продолжил путь. Хотелось идти по дороге, не ведая конца. Помнится, когда вышел из тюрьмы в совершенно новый, чуждый мир, единственной целью было прийти к могиле брата, прополоть сорняки и возложить цветы. Он также шёл, но знал, куда дорога его приведёт.

Мадара не смог привыкнуть к новой жизни — размеренному спокойствию, счастливым беззаботным лицам; свыкнуться с мыслью, что смерть брата прошла никем не замеченной, что люди продолжили жить, не ведая о его трагедии. Горькое понимание о своём месте в жизни приводило порой в отчаянье. Тогда алкоголь стал лучшим другом. Существуя в полудрёме, в полусне, отбрасывал подальше реальность, надеялся поскорее обрести конец. А потом появилась она — Изуми, окрасив серые стены цветной краской. Затем исчезла, забрав всё с собой.

«За что?» — в разодранной в клочья душе, прокричал Мадара. — «За что ты так с ними? Со мной! Что мы тебе сделали?».

Шаг его ускорился, стал жёстче; устремив взгляд вперёд, он мчался по тротуару, изредка задевая нерасторопных прохожих. Он все гадал, где раздают счастливые билеты и почему им достались самые злосчастные. Почему одним — всё, другим — ничего? Почему кто-то молодой, полный жизни и планов, должен умирать от рук серийного убийцы в мучениях, а кто-то, вроде него, остаётся жить? Кто измеряет этот чёртов срок?!

Пустота в душе начала заполняться злостью и обидой, он пнул светофор и, не видя, что горит красный, пошёл на пролом, под ошалелые взгляды людей. Машины засвистели шинами, остервенело просигналили, он увернулся, чуть задев капот и, переводя дыхание, достигнув другой стороны, пришёл в себя.

«Шерстяной», — с ужасом вспомнил он про кота. Что же с ним станет, если с Мадарой что-то случится? Помрёт от голодной смерти, запертый в квартире. Он взглянул на безоблачное зимнее небо, зажмурился от яркого солнца и, ухмыльнувшись, шагнул на зелёный. Жизнь продолжалась, и пока его хоть кто-то ждёт, пусть это даже всего лишь наглый кот, он будет продолжать свой бессмысленный бег.

— И на кой он тебе сдался? — осуждающе сказал Мадара, смотря, как Изуми сметает веником землю и осколки керамического горшка.

— Он же не специально, — мягко ответила, посмотрев на провинившегося кота, который издевательски вылизывал морду, поглядывая хитро на хозяйку. — И может ни столько я ему нужна, как он мне. Жизнь становится совсем другой, когда тебя кто-то ждёт.

Он вздохнул, хорошо понимая смысл её слов.

Запрыгнув в автобус и доехав до работы, к удивлению коллег, он прошёл к автомобилю, который чинил уже три дня. Сняв пальто и небрежно бросив на засаленный стул, в пиджаке и брюках, залез под капот. Когда он закончил, была поздняя ночь, и лишь сторож, выкуривая сигарету, сидел на стуле и выпускал клубы дыма.

— Ты сегодня припозднился. Случилось что? Баба из дома погнала? Если что, можешь остаться, заночевать на моём диване, коль не брезгуешь.

— Спасибо, но мне домой пора, — прочистил он горло, вытирая масляные руки о грязную тряпку.

— К бабе? — ухмыльнулся сторож, затушив сигарету о пустую консервную банку.

— К коту, — бросил он, выходя. Старик расхохотался во всё горло.

Возвращаясь домой дворами, Мадара встал как вкопанный, когда на его пути возникла пекарня. Дверь была закрыта, но свет явно забыли выключить. За стеклянной витриной дразняще были выставлены торты и выпечка. Сердце кольнуло, он сделал шаг и, прислонившись к стеклу лбом, заплакал, как не плакал никогда.

— Когда я стану богатым, — сказал Изуна, поцеловав стекло, — я куплю его, — он указал на огромный белый торт. Его маленькие глазки поедали лакомство, а тонкие губы расплылись в мечтательной улыбке.

— О, ты уверен, что именно его? Может лучше купить целую пекарню? — взъерошил он тёмные волосы брата.

— А так можно? — наивно сказал брат, захлопав ресницами.

— Неужели ты думаешь, что, став богатым, ты купишь только один торт?

— А, но… Это насколько надо стать богатым, чтобы купить все торты? — серьёзно спросил братишка, указывая маленькими пальчиками на витрину.

Мадара тепло улыбнулся. Они недавно схоронили отца, и мать слегла из-за переживаний; он продал кое-что из вещей покойного, чтобы купить поесть, и думал, где достать деньги на лекарство матери. И в этом беспросветном ворохе проблем ему пришлось слишком рано повзрослеть и растерять эту детскую непосредственность. Изуна был слишком мал, чтобы осмыслить, в каком положении они находятся, и, по правде говоря, Мадара не хотел, чтобы братик взрослел. Пусть его мир будет как можно дольше простым, измеряется тортиками, конфетами, жвачками, пусть он ещё немного побудет в нём. Он покопался в кармане, подсчитал мелочь и, взяв брата за руку, открыл дверь пекарни. Сладкий запах выпечки ударил в нос, дразня желудок.

— А знаешь, мы можем купить хотя бы кусочек.

— Правда? Мы правда можем? — смотря во все глаза, спросил Изуна, осторожно ступая.

— Тут не хватает, — сказал продавец, пересчитывая деньги.

— Не хватает? — спросил с горечью Мадара и начал вновь рыскать по карманам, сгорая от стыда и обиды. — Сейчас, — брат смотрел на кусок торта, а у него встал ком в горле.

— Сколько не хватает? — спросила за его спиной женщина.

— Что?

— Сколько не хватает у мальчишки?

— Пятидесяти.

Женщина достала кошелёк и вложила в его руку монету. Первый раз в жизни по его щекам покатились слёзы не горечи, скорби и обиды, а благодарности.