О воспитании (гет)

Уже поднимаясь по лестнице, Платон услышал наверху голос матери:

— Я очень тебе признательна, Евдокия.

— Да было бы за что, — отозвалась Шуркина мать. — Мы с Надеждой Ильиничной ещё и удовольствие получаем. А адрес я тебе добуду, даже не сомневайся.

Поздоровавшись с заторопившейся по своим делам Евдокией Бочкиной, Платон открыл дверь своим ключом. В квартире отчётливо пахло сдобой и печёными яблоками. Он заглянул на кухню.

— Привет, мам!

— Что-то ты рано сегодня, — сказала мать вместо приветствия; она как раз заканчивала убирать со стола после чаепития. — Есть хочешь?

— Штрудель?

— Суп с фрикадельками. А штрудель возьмёшь с собой, когда к Марте пойдёшь. Ведь ты же пойдёшь?

— Пойду, конечно. Марта температурит, ей врача вызвали. Я всё думал, чем её порадовать, а штрудель — это просто замечательно. Спасибо, мама.

Платону сейчас казалось, что очень нужно сказать что-то ещё, потому что происходившее было необыкновенно важным, но он каким-то глупейшим образом не мог подобрать слов, поэтому просто повторил ещё раз:

— Спасибо.

Она кивнула, потом улыбнулась.

— Ты теперь тоже не спросишь, понравилась ли мне Марта?

— Ну-у, штрудель достаточно красноречив, мне кажется.

— Красноречив или нет, всё равно я пока не знаю, как по-другому... Раздевайся и мой руки, mein Junge. Пообедаешь со мной, потому что у Марты накормить тебя сейчас будет некому.

Вернувшись на кухню, Платон наконец задал вопрос, с которого хотел начать:

— Мам, а зачем Евдокия Григорьевна приходила?

— Это та "противоволна", про которую ты вчера говорил, — озадачила его мать.

— В каком смысле?

— В самом прямом, Платон. Я и вчера, и сегодня думала над твоими словами и в конце концов решила поговорить с Евдокией, потому что с чего-то нужно начинать, а она тут знает всех и обо всех. Но пока я утром дожидалась звонка твоего отца, Евдокия с Сашей пришли ко мне сами. Оказалось, что вчера вечером на чьём-то дне рождения в соседнем доме одна из этих девиц — Болотова — завела за столом разговор о вас с Мартой.

— И что?!

— Очень об этом пожалела, — холодно усмехнулась мать. — Твоих мальчишек там было трое, поэтому её осадили так, что еле ноги унесла, вся из себя обиженная. А сегодня утром, поразмыслив об услышанном, Саша и Боря Самсонов отловили по дороге в школу одного из Мартиных соучеников, взяли его в оборот и выяснили всё, о чём болтают в классе.

— То есть Шурка с матерью приходили тебя предупредить?

— Именно. Я объяснила им, что предупреждение, к сожалению, запоздало, и рассказала нашу версию событий.

— Какую именно?

— Правдивую: что эта Русакова настойчиво к тебе заигрывала, даже в присутствии Марты, так что ты в конце концов очень резко её... как это?

— Отшил.

— Да, после чего она и её подруги из мести оклеветали вас с Мартой перед школьной администрацией.

— Ма-ам... зря ты это.

Она удивилась:

— А как ещё, Платон? Твой отец с этими мерзавками воевать не будет. В школе они отговорятся тем, что вовсе не сплетничали, а искренне переживали за подругу. Даже классная в эту историю поверила, вот и они ошиблись, с кем не бывает. Ещё и продолжат шептаться, что дыма без огня не бывает... Спускать нельзя. Такие не поймут и не раскаются, а сочтут за слабость. Марте с ними ещё полгода учиться, кто знает, что они могут придумать, если сейчас не дать по рукам.

Платон дёрнул подбородком. Если бы дело касалось только его самого, можно было бы и плюнуть, но Марта... Его снова обдало вчерашней яростью.

— Мама, и речи не идёт о том, чтобы спустить. Но Шурка к Марте неравнодушен, как бы он теперь не наделал дел.

— Так позаботься о том, чтобы не наделал. Поговори с мальчишками сам, они наверняка этого ждут. Пока Саша предложил как следует объяснить всё тем одноклассникам Марты, что ходят с ними в секцию по самбо. По-моему, это разумно.

Платон тяжело вздохнул.

— Да я вообще не знаю, правильно ли втягивать во всё это ребят.

Мать посмотрела как-то особенно остро.

— Они сами втянулись, как видишь. И вообще, дай им повоевать на правильной стороне. Им это важно, поверь мне. Я знаю, о чём говорю.

Она отложила ложку и прислонилась спиной к стене. Смотрела прямо перед собой в глубокой задумчивости, сжав губы в тонкую линию.

— Мам, — позвал Платон через минуту, — с тобой всё в порядке?

— Вполне, — ответила она, чуть помедлив. — Почему ты спрашиваешь?

— Да как-то всё это... не очень на тебя похоже.

— Хочешь сказать, совсем не похоже? — Она усмехнулась с горькой иронией. — Просто я вчера очень разозлилась, Платон.

— Как на Бочкина-старшего?

— Почти. Aber keine Sorge, den Fleischhammer brauchen wir nicht. Es geht auch ohne.

Платон кивнул. Он тоже надеялся, что удастся обойтись без радикальных методов.

— Мама, а от чего получают удовольствие Евдокия Григорьевна и Надежда Ильинична? — вдруг вспомнил он.

Надеждой Ильиничной звали бабушку Борьки Самсонова.

— Они сегодня обошли нескольких своих приятельниц с нашей версией событий и завтра собираются продолжить. Сплетен всё равно теперь никак не избежать, так пусть хотя бы рассказывают то, что нам нужно.

— А чей адрес она обещала тебе добыть?

— Русаковых. Они раньше жили на соседней улице, но летом получили новую квартиру и переехали. Я хочу знать, куда.

— Зачем, мама? И почему ты не попросила отца это выяснить?

— Потому что твой отец тоже спросил бы: "Зачем?" А я этого пока и сама не знаю...

Римма вернулась домой позже обычного. Накануне она сорвалась с работы из-за Мартуси уже днём, так что сегодня пришлось отрабатывать. Совершенно охрипшая Марта полулёжа играла с Платоном в шахматы. После очередного аспирина у неё упала температура, так что Римма решила воспользоваться случаем и накормить больного ребёнка чем-нибудь ещё, кроме неожиданного штруделя. Но не успела она помыть руки, как в дверь позвонили.

Римма очень надеялась, что это Володя, но за дверью стояли Вероника и Белкин.

— Привет, Римма, мы к тебе поговорить... — протараторила Вероника.

С сестрой убитой в августе Ирины Владимировны Флоринской Римма с тех пор общалась вполне дружественно, но сейчас их с мужем визит был совершенно некстати.

— Извини, Ника, — сказала она решительно, — у меня Марта болеет, так что давайте как-нибудь в другой раз.

— А я тебе говорил, Никуся, что надо Сергеича с работы дождаться, тогда и разговаривать будет легче, — ухмыльнулся Белкин.

— Ну, Ви-итя! — пропела Вероника привычно и добавила: — Мы знаем, что Марта болеет, и что у вас случилось, знаем. Нам Клавдия Степановна вчера всё рассказала. Мы, собственно, поэтому и пришли. Ты не подумай, не из любопытства, а помочь.

— Ну, проходите на кухню, — сказала Римма растерянно; она никак не ожидала, что Клавдия Степановна пойдёт с их проблемой по соседям.

— Ты только на Клаву не сердись, — сказала Вероника будто в ответ на её мысли. — Она просто в курсе, что я с Русаковыми хорошо знакома, потому сразу ко мне и пришла. Скажи, мол, Семёну Алексеевичу, чтоб дочурку свою унял, пока её не ощипали, такую красивую. Вот я сегодня и сказала...

— Никуся, ты б не частила, а? — встрял Белкин, пока Римма собиралась с мыслями. — По порядку расска-азывай, а то ты с конца зашла, так что не понятно ничего.

— Да я волнуюсь просто, — вздохнула Вероника. — Как вчера разнервничалась из-за этой истории, так всё успокоиться не могу. В общем, с Семёном Алексеевичем Русаковым я работаю, он сейчас у нас в "Ленинградспецстрое" исполняет обязанности начальника отдела снабжения. Давно уже исполняет, два года с лишним, с тех самых пор, как предыдущего нашего главного снабженца посадили. И главного бухгалтера тогда же посадили, так что я тоже с тех пор и.о., и мы с Семёном Алексеевичем вместе лямку тянем. С ним можно дело иметь, он человек неглупый, дельный, а вот его жена с дочкой мне, мягко говоря, не симпатичны.

— Ты и их хорошо знаешь? — поинтересовалась Римма.

— Так, не слишком. У меня раньше было много таких знакомых, кто начинал со мной общаться, чтобы попасть к нам в дом и свести знакомство с Ириной. Мадам Русакова всё пыталась Ирине свою Леночку навязать в ученицы, получила отказ, а когда стала настаивать, то услышала от сестры, что павлины не поют.

— Язык у нашей закатившейся звезды был как бритва, — сказал Белкин почти с гордостью. — А эти Русаковы — финтифлюшки обе, что старшая, что младшая, но изображают аристокра-аток, кость белую, кровь голубую.

Вероника хотела что-то возразить, а потом махнула рукой.

— Действительно, изображают, и с Витей никак не могут найти правильный тон, так что нам уже не хочется ни в гости к ним ходить, ни к себе их приглашать.

— Да уж, последний раз эта Леночка, молодая да ранняя, весь вечер практиковалась на мне в стрельбе глазами, так что мне пришлось Никусю уводить, пока она этой соплюхе шевелюру не проредила.

— Вы шутите, Виктор Васильевич? — спросила Римма в ужасе.

— Если бы... — вздохнула Вероника.

Белкин насмешливо прищурился:

— Ну, если присмотре-еться, то у меня с этой свиристелкой разница в возрасте не сильно больше, чем у тебя с Сергеичем или у Платонова отца с женой. Другое дело, что мне всегда дамы совсем другого калибра нравились. — Он с удовольствием посмотрел на Веронику, расцветшую благодарной улыбкой. — В общем, мне уже тогда показалось, что девица эта очень рвётся во взрослую жизнь, и родители с ней ещё наплачутся. Мамаша её от дочуркиных заигрываний со мной вообще ртом воздух ловила: мало того, что я в два раза старше и чужой муж, так ещё и водитель асфальтоукладчика, битумной пылью присы-ыпанный...

— Я сегодня Семёну Алексеевичу прямо сказала, что его Леночку сильно занесло, — подхватила Вероника. — О том, что Платон и Марта — пара, известно всей улице, всё у них хорошо и правильно, при полном одобрении старшего поколения, которое дружит семьями, и нечего было к ним лезть и такое устраивать! Он аж взмок, когда я ему всё рассказала. Не могла моя, говорит, не совсем же она дура. Зачем ей, а заодно и нам, неприятности с милицией?! Клятвенно обещал мне вправить дочери мозги, только бы я с тобой поговорила и как-нибудь тебя умиротворила, а заодно и полковника Штольмана.

— Да не будет Яков Платонович с ними воевать, — покачала головой Римма, — тем более что в школе мы с ним сегодня вроде бы всё утрясли.

— А вот этого Русакову знать совсем необязательно, — фыркнул Белкин, и Вероника закивала. — Пусть лучше ду-умает, что его дурында дракона разбудила, и трясётся. Снабженец не может не бояться милиции, пусть заодно и кровиночку свою страху научит. Ей точно не повредит.

— Ника, спасибо, — сказала Римма прочувствованно, — и вам, Виктор Васильевич. Правда, спасибо большое.

— Да не за что! — отмахнулась Вероника. — В кои-то веки и я тебе помогла, а то много лет в одни ворота. И за Марту с Платоном нам так обидно стало, сил нет. Всегда найдётся кто-то, кому чужое счастье как бельмо в глазу.

— Так-то оно так, — согласно кивнул Белкин, — но от бутылки хорошего коньяка в качестве благодарности я бы не отказался.

— Ну, Ви-итя...

— Да что такого? Вместе его и выпьем за будущее счастье молодой пары.

— Какой именно? — задумчиво спросила Римма.

— А какой скажете, — хохотнул Белкин. — Нам только повод дай.

— Вот что ты за человек такой? — Вероника подперла голову рукой и посмотрела на мужа с нежностью. — Коньяк уже выпросил, а то, что собирался, так и не рассказал.

— Так я теперь и не знаю, надо ли, — почесал в затылке Белкин. — Если в школе уладилось всё, может, и не нужна уже Римме эта исто-ория. Она совсем невесёлая, вообще-то.

Римма вдруг ощутила знакомое нарастающее беспокойство, острое, до мурашек.

— Нужна, — сказала она быстро. — Очень нужна, Виктор Васильевич. Расскажите, пожалуйста.

Примечания:

"Aber keine Sorge, den Fleischhammer brauchen wir nicht. Es geht auch ohne". — Не беспокойся, молоток для мяса нам не понадобится. Обойдёмся без него.