Химия (гет)

Когда Джон сообщил Анне, что Эдвард временно поживёт у них, она не удивилась особо. Словно какая-то часть её сознания давно ждала этого момента — зная его неистребимую склонность к подобным авантюрам. Она понимала, что Эдвард рано или поздно появится в их жизни, как неизбежное следствие того, чем занимался Джон — и она не могла понять, чего в этом больше — его научного азарта или небезразличия? Готова ли она сама была к таким переменам? В ней зрело странное любопытство — желание хотя бы попробовать выстроить с ним какие-то отношения, увидеть, что он вообще из себя представляет, не по рассказам Джона, не по многочисленным ток-шоу и новостям, последние полгода ставшим, казалось, непрерывным фоном в их доме, а лично.

Анна откинулась на спинку дивана, вздохнув про себя.

Дети выросли, их просторный дом опустел, словно призывая к переменам. Она мечтала, что теперь они смогут больше путешествовать, но с Джоном... Любые планы всегда оставались под вопросом, имея свойство таять, как дым, под напором его внезапных идей.

Она старалась звучать легко и непринужденно:

— Ну да, я, признаться, представляла себе наше времяпровождение немного иначе. Но... Значит, теперь выходные и вечера будут с Эдвардом. Что у нас, просто так 4 спальни пустуют? — ироничная усмешка легко тронула ее губы. — Будем читать с ним, музыку слушать… И что ещё? Какая у нас программа развлечений, доктор? — в ее взгляде, обращённом к мужу, блеснул огонек лёгкой усмешки.

— О, да там целая программа! — Джон с готовностью подхватил ее шутливый тон. — Писать его научить надо… Математика... Вот, займёшься. Шучу, конечно, — он со вздохом тут же словно переключил регистр. — Тут преподаватели нужны, в университете найду.

Шутка, игравшая в уголках его глаз еще мгновение назад, исчезла бесследно. Его взгляд, обращённый к Анне, теперь был абсолютно серьёзным:

— Тебе тяжело от этого? Честно. Если тяжело, скажи, — он заговорил тише, чем обычно, его голос стал теплее. — Это временно, ты же понимаешь. Потом, когда он адаптируется, сможет жить в научном городке, возможно… Но сейчас его нельзя оставлять одного. Он же как ребёнок, которому только что открыли глаза на мир. Пока он привыкнет к протезам, освоит бытовые навыки... Пока мы объясним ему самые простые вещи… ему нужна поддержка. Чтобы кто-то надёжный был рядом.

Анна задумалась, глядя куда-то сквозь Джона, в свои собственные мысли. Внутри нарастало ощущение… не тяжести, нет. Скорее, осознания всей полноты ответственности. Не того абстрактного "спасения существа", о котором пафосно говорил Джон в своих научных кругах. А чего-то очень конкретного, личного. Она вспоминала обрывки газетных статей — про людей, которые "играли" с Эдвардом, как с диковинной игрушкой, а потом бросили. Она ясно видела всю уязвимость Эдварда, его полную зависимость от них.

Боялась ли она Эдварда? Страх… нет, пожалуй, не страх. Главное, что всплывало в памяти — давнее видео с ток-шоу, в котором он снимался еще до трагедии. Скромный, робкий, даже интеллигентный, каким он показался ей на экране… И ещё — его огромные, выразительные глаза на кадрах суда. Нет, страха, пожалуй, не было. Скорее, отчетливое понимание — он другой. И эта его оторванность от мира, это незнание самых простых вещей могло обернуться… непредсказуемостью. Как, собственно, уже обернулось однажды.

И теперь, по какой-то иронии судьбы, ее замужество за ученым ставило задачи и перед ней — научить Эдварда жить в этом мире, оградить от новых ошибок. С Джоном и правда никогда не было скучно. В свое время ее привлек в нем вовсе не шаблонный образ будущего кабинетного ученого, а этот студенческий огонь, эта непреодолимая тяга к новому, желание изменить мир. Он сохранил его на всю жизнь. И вот — Эдвард. Возможно, и правда, самое неоднозначное и главное открытие в его карьере.

— Я просто понимаю, — медленно произнесла Анна, глядя Джону прямо в глаза, — что это ответственность. Это же не поиграть, как те люди сделали. Это живой человек. И очень необычный... человек.

— Именно, — Джон кивнул, его взгляд стал мягче, но не потерял своей силы. — Ты абсолютно права. Это не игра. Это живой и уникальный человек. И в этом... — он сделал небольшую паузу, подбирая слова, — и наша ответственность, и наша, если хочешь, привилегия. — в его глазах разгорался огонь живого воодушевления и глубокой решимости. — Помочь ему. Дать ему то, чего у него никогда не было. И у нас есть для этого... все возможности и средства.

Анна знала, что независимо от того, тяжело ей или нет, всё равно будет так, как решил Джон. У него было удивительное умение — уважать её мнение, выслушивать, кивать, а потом всё равно делать по-своему. Их брак держался на этом хрупком балансе. Обычно они находили компромисс там, где у каждого были свои территории интересов. Но там, где их интересы пересекались, как сейчас… если для неё вопрос не был критически важен, она шла на уступки. И в глубине души она понимала, что сейчас — именно такой случай. Её личный комфорт против… целой жизни, против сломанной жизни, которую они могли попытаться исправить.

Джон подошел к ней ближе, опустился на корточки рядом с диваном, мягко взял её руку, уверенно накрыв своей ладонью, и крепко сжал. Его взгляд был полон искренней благодарности.

— Я так благодарен тебе, Анн. За то, что ты всегда понимаешь меня и поддерживаешь. Что ты всегда... всегда на моей стороне. Даже когда я заношусь, наверное, со своими идеями.

Анна легко улыбнулась, погладила его руку. Поддержка… да, это то, что она хорошо умела. Но в этот раз, за словом "поддержка" крылось нечто большее, чем просто согласие с решением мужа. Это было принятие новой, неизвестной реальности, которая вторгалась в их жизнь. И вместе с принятием приходила неясная тревога, смешанная с нарастающим любопытством. Что ждет их всех впереди? И она почему-то чувствовала, что это изменит их жизнь необратимо.

* * *

Дверь в комнате Эдварда бесшумно отворилась, и в проеме возникла фигура Джона, пришедшего на смену Эндрю. Эдвард, погруженный в тренировки, легко вздрогнул — не доктор Оуэнс ли это опять, и поднял голову. В его глазах мелькнуло быстрое облегчение — Джон, как и предупредил его Эндрю. Его взгляд тут же устремился к лицу Джона, пытаясь прочесть на нем то, что могло бы выдать приближение очередного "серьезного разговора", которые чаще всего оборачивались чем-то трудным или неприятным.

Но на этот раз все было иначе. В глазах Джона, вместо привычной внутренней собранности и непреклонности, играл полный искрящейся живости блеск — словно он вот-вот собирался сообщить нечто невероятно важное и долгожданное. Его тон, когда он задавал уже привычные вопросы "как успехи?", был не просто живым, он буквально звенел энергией, разносясь по тихой комнате. Напряжение, чуть было не сковавшее Эдварда, начало отступать, уступая место живому, заинтересованному любопытству.

— Ну что, Эдвард! — Джон подошел ближе, и на его лице появилась мягкая улыбка. — Ты за это время сделал огромный прогресс. Пришло время нам оглянуться на все, чего мы достигли. Мы оставили ножницы позади, — Джон сделал жест рукой, словно отбрасывая невидимые оковы прошлого, и удовлетворённо взглянул на его руки. — Я вижу, как ты осваиваешь протезы. Все ключевые обследования успешно пройдены. И теперь для тебя начинается кое-что новое. Следующий шаг — это очень важный шаг.

В этот момент, глядя на Эдварда, гордость и глубокое удовлетворение охватили Джона — все шло именно так, как он задумал.

Эдвард замер, внимательно слушая, словно пытаясь уловить не только слова, но и скрытый смысл, вибрирующий в воздухе. Что же это за шаг?

— Ты поживешь какое-то время у меня дома, — торжественно объявил Джон. — Это нужно, чтобы ты смог ощутить... почувствовать, что такое нормальная домашняя обстановка. Не стены лаборатории. А обычный дом. С кухней, с гостиной, с садом... — он сделал выразительный жест рукой, словно обрисовывая в воздухе контуры того нового мира, что открывался перед Эдвардом. — Это важный этап твоей новой жизни. Там тебя больше не будут запирать. И самое главное — у нас будет гораздо больше времени, чтобы поговорить.

Но при этих словах лицо Эдварда вдруг омрачилось. В его глазах вспыхнула, а затем застыла тревога, он начал быстро теребить край своей кофты. Джон отметил про себя, что даже такое тонкое нервное движение уже ему давалось.

Слова Джона — "поживешь у меня дома" — ударили в ту самую болезненную точку в его душе, слишком сильно напоминая о его прежнем опыте, о жизни в пригороде, которая обернулась не домом, а... тюрьмой.

— Но... — прошептал Эдвард, и голос его прозвучал глухо, словно он говорил из глубины болезненных воспоминаний. — Но я уже... жил так. Там. В пригороде... — он отвел взгляд. — Можно я лучше останусь здесь? Здесь я привык.

Джон мгновенно стал серьезнее. Он сразу понял, куда ушли мысли Эдварда, какую именно чувствительную точку он невольно затронул.

— Нет, Эдвард, — сказал он твердо, чуть подавшись вперёд. — Нет. Послушай меня внимательно: это совершенно другая ситуация. Совершенно. Те люди не чувствовали за тебя никакой ответственности. К сожалению, им было... все равно. Здесь... — Джон произнес с особым нажимом. — Ты едешь ко мне. В мой дом. Ты познакомишься с моей женой, — на этих словах его голос сразу же заметно смягчился, — она тоже очень ждёт тебя. Ты не будешь брошен. Это твой следующий шаг к новой жизни. Пожалуйста, просто поверь мне. Все будет хорошо.

Он выдержал паузу, давая своим словам найти отклик.

Эдвард отчётливо понимал, что здесь всё всегда решается за него, и выбора у него в любом случае не будет. Он бы предпочел остаться здесь, в лаборатории, где он уже так привык и чувствовал себя в пусть и относительной, но привычной безопасности. Жить у Джона... это пугало его. Джон был таким напористым, таким непреклонным. Эдвард всегда был уверен, что его удел — жить только в лаборатории, и уж точно не ожидал, что именно Джон вообще захочет устроить ему домашнее существование. Эдвард помнил слова Эндрю о том, что Джону можно доверять, но... вот к Эндрю он, пожалуй, переехал бы, если бы тот предложил. Ему он... доверял, как бы удивительно ему ни было это признавать, и даже называл про себя защитником.

— Твоя комната здесь, в лаборатории, никуда не денется, — добавил Джон, стараясь развеять сомнения Эдварда. — Она так и останется твоей для занятий днем. Ты будешь приходить сюда каждый день, как обычно. И как обычно будете общаться с Эндрю, — Джон невольно улыбнулся, зная, насколько они поладили, — ничего не изменится. Просто проводить вечера и ночевать ты будешь у меня.

Эдвард поднял на него глаза. В них все еще мерцал страх, смешанный с неизбежной покорностью. Но слова Джона о том, что он продолжит приходить в лабораторию, общаться с Эндрю, принесли ему ощутимое облегчение. Страх оставался, но теперь он переплетался с цепкой надеждой, что сохранится хоть какая-то стабильность. Напряжение в его плечах чуть спало.

Он только кивнул:

— Хорошо.

— Вот и отлично! — Джон кивнул в ответ, теплая улыбка тронула его губы, а в глазах читалась собранная решимость. — Мы поедем сегодня вечером. Я все подготовил.