Не та цель (джен)

Этот день прошёл для меня словно в тумане. Я что-то делал, беседовал с Сибраном… Но все мои мысли были о завтрашнем дне. Бабушка была очень серьёзно настроена растоптать Уизерби, но что-то мне подсказывало, что сделать это будет совсем не просто.

После визита французского мага бабушка очень быстро собралась, и умчалась в Министерство, чтобы организовать внеочередное заседание Визенгамота, строго настрого наказав мне никуда не отлучаться из дома, чтобы не влипать в возможные неприятности.

Желания куда-то влипать у меня не было, поэтому я с радостью последовал наказу Августы, и именно поэтому у меня было очень много времени, чтобы всё обдумать.

Бабушка была уверена, что собранных доказательств с головой хватит для разоблачения Уизерби, но что ни говори, а испытываемые эмоции всё равно воздействуют на неё, из-за чего она смотрит на ситуацию несколько… однобоко.

За годы магической практики в Мунго Гектор помог стольким волшебникам, что его связям, влиянию и количеству обязанных ему магов мог бы позавидовать даже министр, и очень глупо предполагать, что эти маги позволят утопить Уизерби представительнице вымирающего рода, насколько бы она ни была права.

Я не знал чем закончится заседание, но был практически уверен, что результат будет далёк от того, на который рассчитывает Августа. Скорее всего бабушка будет в гневе, и вряд ли будет себя хорошо контролировать, а действовать нужно будет быстро… Я конечно наследник рода, но в глазах окружающих всё равно являюсь 14 летним подростком, а это не серьёзно. Пока докажешь всем окружающим, что ты тот, кто ты есть — пройдёт куча времени. Времени, каждая секунда которого будет буквально на вес золота.

Мне будет необходима помощь взрослого мага, но вся загвоздка заключалась в том, что за всё время своей жизни в этом мире я так и не обзавёлся подобными знакомствами. Мне ничего не мешало обратиться к тому же Гарнтоку, и я больше чем уверен, что он сделает всё в лучшем виде, но влезать в долги гоблинам… Вряд ли есть более извращённые методы испортить себе жизнь.

Я серьёзно задумался, и спустя десяток секунд пришёл к единственному решению, от которого мне стало совсем не по себе… Эта семья уже помогла мне один раз, и спустя месяц я хочу снова обратиться к ним за помощью, что при должной фантазии можно интерпретировать, что я тупо использую их в своих целях…

Бабушка бы точно не одобрила такого, но я буквально чувствовал, что это необходимо. Именно поэтому я поднялся к себе в комнату, достал пергамент, и немного подумав, начал писать:

«Дорогая Луна…»

Бабушка вернулась лишь поздним вечером, и настроение её было очень далеко от благодушного:

— Три дня, три чёртовых дня!!! Неужели так сложно понять, что наша ситуация критична?! Старые маразматики! Да я…

В этот момент я спустился в гостиную, и осторожно спросил:

— Бабушка? Что произошло?

Августа вскинула на меня взгляд раненой лани, после чего разъяренно воскликнула:

— Когда я потребовала собрать Визенгамот, меня отчитали как сопливую девчонку! Видите ли уважаемые главы родов не будут подрываться по первому требованию других участников собрания, даже если их причины исключительно важны.

Три чёртовых дня! Это самое минимальное, чего мне удалось добиться с учётом всего оставшегося влияния нашего рода! И это ещё хорошо, что получилось сделать так, чтобы причина собрания осталась в тайне, иначе этот засранец Уизерби…

Я на это просто без слов подошел и обнял бабушку, которая словно только этого и ждала. Тугая пружина самоконтроля, до скрипа натянутая внутри неё, разлетелась на тысячи осколков, и эта великая женщина просто взяла и расплакалась, выражая через эти слёзы всю боль и разочарование от несправедливости мира, окружающего её и её семью.

* * *

Три дня спустя Августа Лонгботтом, облаченная в траурную элегантную мантию цвета воронова крыла с серебряными вышитыми геральдическими львами, стояла в центре зала № 10 в подземелье Министерства магии. Воздух внутри этого зала гудел от шепота и множества удивленных возгласов, в которых читалось явное непонимание и недоверие. Сама идея внепланового собрания по инициативе одного из членов казалась многим верхом наглости, и даже председатель Альбус Дамблдор, смотрел на нас поверх полумесяца своих очков хоть и с некоторым интересом, но помимо этого там легко читалось выражение глубокого неодобрения.

— Мадам Лонгботтом, — его скрипучий, но не лишенный власти голос с лёгкостью разрезал гул множества голосов. — Вы использовали чрезвычайную статью Устава, чтобы созвать это собрание. Основания для этого должны быть действительно исключительными. Изложите нам пожалуйста суть.

Августа даже не дрогнула от такого не дружелюбного тона. Ее трость с волчьим набалдашником уперлась в каменный пол с таким звонким стуком, что несколько волшебников вздрогнули, после чего она начала холодным и резким голосом, который моментально заставил замолчать последние перешёптывания:

— Основания, господин Председатель, более чем исключительны. Я обвиняю Гектора Уизерби, главного целителя при госпитале Святого Мунго, в систематическом хищении средств, выделенных на лечение пациентов, включая моего сына и его невестку, Фрэнка и Алису Лонгботтом!

Сразу после этого в зале повисла напряженная тишина, быстро сменившаяся ропотом недоверия. Гектор Уизерби, сидевший на скамье обвиняемых, принял такое растерянное выражение лица, что при взгляде на него — все обвинения Августы выглядели нелепыми и смешными.

— Это… это чудовищная клевета! — запинаясь, выкрикнул Уизерби, вскакивая со скамейки. — Я… я честно служу госпиталю на благо магического общества! Я ничего не крал!

— Прошу тишины в зале! — рявкнул Дамблдор, но при этом его взгляд скользнул по Августе с плохо скрытым скепсисом. — Мадам Лонгботтом, столь серьезные обвинения требуют неопровержимых доказательств. Что вы можете предъявить в подтверждение своих слов?

Августа не стала тратить слов. Она махнула заранее оговорённым жестом в мою сторону, сразу после чего я вскрыл ларец, где на бархатной подушке лежал кирпич, полученный от французского мага. Во время заседаний Визенгамота строго настрого запрещалось пользоваться магией, поэтому она повернулась к председателю, и максимально нейтральным голосом произнесла:

— Вот, господин Председатель. Здесь все мои доказательства. Используйте заклинание проекции, и тогда каждый, кто сидит в этом зале, получит возможность лицезреть всю грязь и все преступления человека перед вами. Дамблдор только хмыкнул, но всё-таки выполнил требуемое, сразу после чего из принесённого мной камня вверх выстрелил серебристый луч света, который преобразовался в окно, где появилась та самая схема, которую я уже однажды видел.

Камень показал все: «Аурум Инк.», офшоры Ньюта, Швейцарский Магический Депозитум на имя Г.У., а затем — страшные детали, добавленные Ренаром: переводы на покупку запрещенных артефактов, ингредиентов для Темных зелий, и, наконец, отмытые галлеоны, уходящие на счета групп, известных своей террористической деятельностью против магглорожденных.

Демонстрация была впечатляющей, и я уже предвкушал волну негатива, который обрушится на Уизерби, однако реакция присутствующих была совсем не той, на которую мы с бабушкой надеялись. Вместо шока и гнева я с всё возрастающим изумлением слышал нарастающий гул недоверия, и множество шепотков, наполненных сарказмом и искренним недоумением.

— Мадам Лонгботтом, — подал голос Люциус Малфой, сидевший в первом ряду. Его платиновые волосы и холодные глаза, направленные на нас, излучали презрительное спокойствие. — Не спорю, у вас получилась просто потрясающая визуализация, но позвольте усомниться в… интерпретации. Гектор Уизерби? Мастер финансовых махинаций международного масштаба и связующее звено с террористами? — Он мягко рассмеялся, после чего отрезал:

— Это кажется столь же вероятным, как и то, что этот юноша, — кивнул он в мою сторону, — вдруг станет победителем Тёмного Лорда. Не кажется ли вам, уважаемые члены Визенгамота, что сейчас мы с вами наблюдаем… крик отчаяния? Лечение в долгосрочном стационаре Святого Мунго, особенно такого… специфического характера, как у Фрэнка и Алисы, требует астрономических сумм. Даже состояние древнего Дома Лонгботтомов не бесконечно, и когда золото на исходе… Что может быть удобнее, чем обвинить скромного целителя в грандиозной краже? Особенно если этот целитель… ну, скажем так… Не обладает даром красноречия в свою защиту.

Слова этого засранца упали на весьма благодатную почву. Многие из присутствующих кивали, бросая на бабушку и меня сочувственные, но недоверчивые взгляды. Мысль о том, что старая, гордая леди просто ищет виноватого в своих финансовых трудностях, казалась куда более правдоподобной, чем фантастический заговор с участием всем известного Уизерби.

Тем временем процесс шёл своим чередом, и Дамблдор спокойным голосом произнёс:

— Гектор Уизерби, мадам Лонгботтом требует вашего ответа по озвученным обвинениям. Для прояснения истины я предлагаю вам принять две капли веритасерума.

В тот же момент все взоры устремились на Уизерби. Августа в чувстве злорадного предвкушения позволила себе жёсткую улыбку, ведь вот он… момент триумфа. Сейчас все рухнет, и Гектор получит своё!

Но в этот момент Уизерби поднял голову, при чём его растерянность, словно по волшебству, куда-то испарилась. Но зато на смену ей пришло странное, почти смиренное спокойствие.

— Я… я отказываюсь, господин Председатель, — произнес он четко, слегка дрожащим голосом.

— Отказываешься?! — взорвалась Августа. — Боишься разоблачения, вор?!

— Нет, мадам, — Уизерби посмотрел прямо в её глаза, и тут я увидел, что в его глазах мелькнуло что-то… не его. Что-то расчетливое. — Я связан Обетом Нерушимой Клятвы. Клятвы хранить финансовую тайну определенных… благотворительных фондов и спонсоров госпиталя. Подробности их деятельности, пути финансирования — всё это покрыто обетом, и приём веритасерума заставит меня нарушить эту клятву, а пойти на это, по понятным причинам, я не могу.

Его объяснение моментально расставило всё по своим местам. Обет Нерушимой клятвы действительно был железным аргументом, а ссылка на «руководство и спонсоров» ловко перекладывала ответственность на неких анонимных высших сил.

Тем временем ропот в зале всё возрастал, и в этом ропоте всё чаще слышались слова поддержки, нацеленные на Гектора…

Произошло именно то, чего я так сильно опасался. Августа стояла, словно изваяние и не верящим взглядом смотрела на окружающих её магов. Холодная ярость, пылавшая в ней, была такой силы, что у меня складывалось стойкое ощущение, будто воздух вокруг нее наэлектризован до предела.

Она видела, как её тщательно выстроенная атака рушится прямо на глазах, а её честь беспардонно топчут, обвиняя в меркантильности и отчаянии. Она видела едва скрываемое торжество в глазах Малфоя и ему подобных. И так же она видела, как Гектор, под защитой лживого обета и всеобщего скепсиса, выходит сухим из воды.

Она кинула полный отчаяния взгляд в сторону Дамблдора, который вроде как должен был находиться на стороне «светлых» семей, однако старик лишь едва уловимо пожал плечами, и посмотрел на неё с ТАКИМ упрёком во взгляде, что даже мне стало понятно, что он очень сильно не доволен самоуправством Августы, и что она не посоветовалась с ним, перед тем как заварить всю эту кашу. Он словно хотел сказать, что и рад бы помочь, однако против мнения большинства он в этом вопросе не пойдёт.

Именно в этот момент со своего места поднялся Амос Диггори. Его обычно добродушное лицо в этот раз было строгим. Он не принадлежал к лагерю Малфоя, но в то же время не был открытым союзником Дамблдора. Он придерживался нейтралитета, и его слово имело вес честного человека.

— Господин Председатель, уважаемые члены Визенгамота, — его голос прозвучал твердо, разом заглушая последние перешептывания. — Споры о доказательствах и мотивах участников слушания могут длиться вечно, но есть аспект, который мы с вами упускаем. Конкретно — я сейчас говорю о Статуте VII «О Семейных Узах и Защите Крови».

Пункт третий этого устава гласит: «Даже если вина обвиняемого в преступлении против члена Дома не доказана судом Визенгамота окончательно, а обвинение было выдвинуто Главой Дома или законным Наследником, обвиняемый не может далее оказывать какое-либо влияние, прямое или косвенное, через служебное положение, финансовый контроль или иные рычаги, на членов семьи обвинителя, особенно если они находятся в уязвимом положении».

Он сделал паузу, позволив сказанным словам проникнуть в сознание каждого в этом зале. Закон был старым, архаичным, редко применяемым, но он существовал. Он защищал чистоту крови и семейные устои от потенциальной мести или давления.

— Фрэнк и Алиса Лонгботтом, — продолжил Диггори, глядя прямо на Дамблдора, а затем обводя взглядом зал, — находятся в Святом Мунго. Они полностью зависимы от учреждения, где господин Уизерби занимает ключевую должность. Даже если мы сегодня не установим его вину окончательно, сам факт выдвинутого обвинения со стороны рода Лонгботтомов, и потенциальная возможность влияния господина Уизерби на судьбу пациентов, являющихся членами этого Дома, требует превентивных мер согласно этому статуту.

Предложение Диггори повисло в воздухе, заставляя каждого очень сильно задуматься. По сути — это был гениальный ход, который позволял не оправдать Уизерби, но и не осудить. Просто… нейтрализовать его влияние на род Лонгботтомов, прикрывшись древним законом, и тем самым частично удовлетворить иск Августы.

Всё это время я не сводил взгляда с Дамблдора, и когда Диггори озвучил своё предложение — чётко увидел, что старик сомневается! Вообще — у меня сложилось стойкое ощущение, что он не хочет ничего менять, но так же он видел, что большинству присутствующих нравится прозвучавшее предложение. Именно поэтому он громогласно произнёс:

— Предлагаю постановить, что с текущего момента господин Уизерби полностью отстраняется от любой финансовой, административной или лечебной деятельности, касающейся палат Фрэнка и Алисы Лонгботтом. Более того, учитывая особую уязвимость пациентов и необходимость абсолютного беспристрастия, дальнейшее их лечение, включая финансовые вопросы, следует передать другому лечебному заведению.

В тот же миг в зале воцарилась звенящая тишина. Выдвинутое предложение было юридически безупречным и политически удобным для большинства магов. Оно снимало напряженность, защищало пациентов от гипотетической мести Уизерби, и при этом оставляло самого Уизерби на свободе, а его покровителей — в тени. Малфой слегка кивнул, и его тонкие губы тронула едва заметная улыбка. Это был приемлемый компромисс.

— Ставлю на голосование предложение господина Диггори, — провозгласил Дамблдор, явно довольный возможностью замять скандал.

Я уже прекрасно видел куда дует ветер, поэтому без малейших сомнений разломил пластину, присланную Луной на мой призыв о помощи, которую всё заседание сжимал в кармане. В зале же тем временем поднялся целый лес рук, со светящимися палочками. Я чётко видел, как голосуют даже те, кто минуту назад смотрел на нас с искренним сочувствием.

Страх перед сложностями, перед раскрытием неприятной правды, перед силами, стоящими за Уизерби, оказался сильнее, чем желание узнать правду. Удобная ложь о алчности моей бабушки оказалась намного приятнее горькой правды о коррупции и финансировании террора. Все наши тщательно собранные доказательства, были просто проигнорированы, как дорогая, но никому не нужная игрушка.

— Предложение принято большинством голосов, — объявил Дамблдор. — Гектор Уизерби, вы отстранены от работы с делами пациентов Лонгботтом. Эти пациенты должны быть перемещены из Мунго в кратчайшее время, чтобы не было конфликта интересов. Заседание закрыто!

В тот же миг зал буквально взорвался шумом. Люди вставали, и каждый считал своим долгом обсудить только что прошедшее заседание. Уизерби, под охраной двух стражников, которые нужны были не сколько для охраны ОТ Уизерби, сколько для охраны самого Уизерби, уже вели к выходу. Проходя мимо нас он бросил быстрый, полный странной смеси страха и торжества взгляд на замершую Августу, и стремительным шагом направился на выход из зала.

Глядя вслед удаляющемуся магу, я с мрачным обещанием подумал:

«Победа в битве ещё не означает победу в войне, дорогой Гектор… Не смотря на то, что ты остался безнаказанным — главной цели мы добились, и Фрэнк с Алисой больше не являются твоими заложниками…»